Старая Пустынь – это заповедник, а может быть, заказник. Не так уж важно. Главное, это уникальное природное образование, представляющее собой систему-лабиринт карстовых озер, раскинувшихся среди сосновых девственных лесов. И всё это великолепие находится под охраной государства.
Благодаря простенькой хитрости Университет им. Н.И. Лобачевского построил в этом заповеднике спортивно-оздоровительный лагерь, с тем же названием. Для этого биофак сначала обосновал там постоянно действующую научную экспедицию, на базе которой и развил постепенно структуру спортивно-оздоровительного лагеря.
Вслед за Университетом администрация области уже не смогла отказать и Институту Иностранных Языков.
Отдыхать летом в Старой Пустыни – восхитительно.
Путевки для студентов – дешевле не придумаешь.
Почём путевки для преподавателей – для нас было лагерной тайной.
А спортсменам, участникам сборных команд, путевки выделялись бесплатно.
Для меня, когда я еще ничего не знал о чудесах Старой Пустыни, это было решающим обстоятельством, т.к. жил я исключительно на стипендию. Ну, исключительно – это чересчур сильно сказано, были ведь и шабашки.
Оздоровительный лагерь располагается на небольшом песчаном взгорке, около самого берега озера, название которого я не помню. Но помню название небольшого, лесистого острова в отдалении. Остров Любви.
Песчаная почва, преобладавшая в округе, обеспечивала терпимый минимум комаров даже в июне.
Деревянные постройки, жилые и прочие, размещены достаточно компактно, образуя нечто вроде центральной площади. И только палаточный городок, из больших шатровых палаток, установленных на дощатых настилах, представляет собой выселку.
Прямо перед палаточным городком, по фронту, проходит подъездная дорога, а за ней деревенское кладбище, огороженное высоким деревянным забором. Отдыхающим строжайшим образом запрещается перелезать забор и бросать через забор мусор.
В палаточном городке жили только парни. Девушки размещались в деревянных дачах, примыкающих к центральной площади, и отделенных от палаточного городка дачей преподавателей, чтобы в Багдаде было всё спокойно.
Начальником нашей лагерной смены был Слава Решетов, играющий тренер волейбольной команды, в которую я входил. Но бесплатную путевку, по настойчивому совету Решетова, я получил как член сборной по легкой атлетике, в которую входил тоже.
Лето выдалось фантастическое.
Мы, приехавшие подлечиться и набраться сил, вышли из автобусов – и ощутили легкое головокружение, вызванное мягким, обволакивающим хвойно-озоновым нектаром, пропитавшим воздух.
Ни пылинки.
Заметно, что не очень давно прошел ливень. Но на небе ни облачка. Синь, от края и до края.
И так будет каждый день в течение трех недель.
Каждую ночь, часов с трех и до пяти, будут идти безветренные грозовые ливни. А с утра и до вечера, каждый день, будет безоблачное, голубое небо. И каждое утро будет встречать нас бриллиантовым блеском дождевых капель, запутавшихся в траве и сосновых иголках.
Решетов построил смену, и обнародовал размещение по дачам и по палаткам. Расселение отражало структуру деления на группы: баскетболисты, волейболисты, легкоатлеты, лыжники и конькобежцы, а также шахматисты и художественная самодеятельность. В каждую группу входили, как спортсмены, так и «чайники», которые только сейчас, при распределении, поняли смысл некоторых вопросов при покупке путевок.
Мы с Беном попали в разные группы, потому что он сказал, что ему нравится волейбол.
Решетов зачитал распорядок дня и инструкцию по технике безопасности.
Деревья не ломать, цветы не собирать, в лесу не курить, костры жечь только у воды и только на старых кострищах, дрова приносить с собой, не гниющие отходы жизнедеятельности и жизнелюбия уносить из леса с собой. Кладбище не осквернять, и вообще, его посещение запрещается.
Я слушал начальника смены и разглядывал девчонок, которых было явно больше, чем парней. Почти все они показались мне красавицами. Червь сожаления шевельнулся во мне, но я усмирил его поползновение.
Дело в том, что накануне отправки в Пустынь я подстригся наголо.
Сомнения терзали меня. Хотя девчонки не были для меня светом в окошке, но как же без них. А кому я бритый нужен? Но с другой стороны, если не подстригусь, то как я буду лечить волосы в условиях лагеря.
Вот уже год, как у меня начали выпадать волосы, и это обстоятельство сильнейшим образом угнетало. Я испробовал множество средств, но ничто не помогало. Пришлось остановиться на биокрине и кармазине. Эти средства продавались во всех аптеках, и представляли собой спиртовые растворы лечебных компонентов, что делало их применение не так заметным. Эти же средства мне рекомендовал Адик Клейнер, который жил в одной комнате со мной в общежитии, был старше меня, и некоторым образом шефствовал надо мной.
Адик тоже страдал начальной стадией облысения, которая у него началась чуть раньше, чем у меня. Он даже опробовал хирургическое лечение. Ему сделали четыре малюсеньких разреза кожи на скальпе, и специальным приспособлением отделили кожу, с волосяным покрытием, от черепа. Но залысины продолжали расти.
Лишь через несколько лет я узнал, что если лысеет здоровый человек, то это неотвратимо. Гены.
На нашем курсе учились два близнеца, Михаил и Владимир Ёлкины. Отличить их друг от друга было практически невозможно. Они даже экзамены сдавали друг за друга, пока однажды чуть не подрались на этой стезе. Один, сдал свой экзамен два раза, и за себя и за брата, на отлично, а другой, за себя сдал, а за брата завалил.
После окончания ГГУ оба распределились в Военную Академию. Одному выпало служить на Дальнем востоке на подлодке, а второму - под Москвой.
На встречу однокурсников, посвященную десятилетию окончания РФ ГГУ, сбор был назначен на площади Горького. Михаил пришел одним из первых, и мы сидели с ним на скверной скамейке. Он рассказывал мне о службе на Дальнем востоке.
Внимательно посмотрев на мою шевелюру, Михаил спросил:
- Тоже лысеешь?
У него на голове уже обосновалась классическая лысина.
- Да. Чем только не лечился. Кармазины, биокрины…
Услышав про кармазин, Михаил оживился, и начал рассказывать мне мою историю в своем переложении.
- В общем, не повезло с местом службы, - констатировал он.
В это время, со стороны Свердловки показался его брат Владимир. Чем ближе он подходил, тем шире растягивались наши рты в улыбке, перешедшей в хохот.
У Владимира на голове красовалась лысина, неотличимая по форме от лысины Михаила.
Они оба скрывали друг от друга своё облысение. А гены делали своё дело.
Адик, относился ко мне как старший брат, ненавязчиво обучая премудростям жизни. После первой же шабашки по разгрузке баржи, он предложил скинуться на тренировочные боксерские перчатки, что и было сделано. С тех пор в нашей комнате постоянно проходили тренировочные бои. И Адик учил меня технике и тактике бокса для драки. У него уже был разряд.
Как-то Адику очень понравилась незнакомая девушка. И он, не желая рисковать вариантом отказа, решил действовать наверняка. Проследив за нею, и узнав таким образом её адрес, он начал писать ей романтические письма с интригующей подоплекой. Писал он их сам, но апробировал на мне, шлифуя стиль и выбирая варианты. Я же выполнял и функцию почтальона. По почте - ни-ни. А самому относить письма тоже нельзя, чтобы исключить случайное опознание.
Само собой, дело закончилось встречей и полным триумфом. Однако девушка оказалась с примитивным мышлением – и быстро разочаровала Адика.
Когда через год после окончания Университета, я в Киеве навестил Клейнера, он страшно тосковал по студенческой вольнице и былой доверительности отношений. Повсеместный карьеризм и угодничество угнетали его. Он предложил мне переехать в Киев и собрать еще несколько наших друзей, чтобы организовать что-то вроде карасса, по Курту Воннегуту.
У меня не хватило пороху поддержать его – и он через некоторое время уехал с женой в Канаду.
Стоя на линейке и обреченно рассматривая выстроившихся красавиц, я вызвал присутствие Адика, с его неистребимым оптимистическим позитивизмом – и стряхнул с себя хмарь надвигающейся бесперспективности.
После обеда, осматривая территорию лагеря, я оказался у лодочного причала. В одной из лодок сидела девушка и, тихо раскачивая лодку, задумчиво смотрела на воду. Это было похоже на издевательство. В лодке сидела девушка, которая понравилась мне еще в автобусе, и понравилась очень-очень.
Я стоял на берегу, и смотрел на неё. Мысли с трудом прокручивались в голове. Знакомое состояние жениховова отупения.
Девушка, почувствовав мой взгляд, обернулась и вопросительно посмотрела на меня. Надо было что-то говорить.
- Покатаемся?- сипло спросил я. «Покатаемся?» мысленно передразнил сам себя. Идиот.
- Не сейчас,- ответила девушка – и колокольчики надежды зазвенели во мне.
Я полагаю, глупая улыбка появилась у меня на лице. Видимо, догадавшись о моем состоянии, девушка уточнила:
- Не сейчас, и не с Вами.
В её голосе не было не иронии, ни тем более сарказма. Скорее это был добрый, завуалированный совет.
Я кивнул. И она отвернулась.
Я повернулся к лагерю. Только что «всё было вокруг голубым и зеленым …» - а тут вдруг всё стало мутно-серым.
Пришел в себя я на спортивной площадке. Привычная и родная обстановка успокаивала. Черт, ведь договорились – без баб. А ты?! Я разговаривал сам с собой. Но не прятаться же от женщин.
Всё! Лагерь – театр. А я – актер.
Да, здравствует Сирано де Бержерак.
Защита поставлена. Можно отдыхать.
Нижний Новгород. Ноябрь 2015г.