Нет, это не лето, уже не лето. Листья зеленые, но вы не поверите, эта молодая особа уже как с неделю дышит теплым сентябрьским воздухом. Да, да, дышит и никуда не торопится, вот она какая, эта особа. Впрочем, о ее странности говорить не приходится. Ну взять хотя бы тот факт, что она каждый вечер идет гулять в парк. Так многие, конечно, делают, но, право, для этой девушки это очень странно и необычно. А что дело обстоит с погодой? Что, даже в дождь выходит? Выходит, выходит. Именно в дождь больше всего и нравится. Ведь так прекрасно, когда капельки воды так медленно текут по телу, успокаивает, знаете ли. Но это мелочно, гораздо значительнее внешность этого человека. Она абсолютно приятная! Смотришь так, и никакой напряженности тебе видеть не приходится. Где нужно - собрана, где не нужно - расслаблена. Да, воистину интересная особа!
Так было примерно месяц. Я тоже выходил вечером на прогулку, созерцал, так сказать, бездвижность и спокойствие солнечных, ну, впрочем, иногда и пасмурных, но все равно, не по погоде теплых осенних вечеров. Парк был всегда почти пустой. Иногда, конечно, я встречал некоторых уже слегка сонных личностей с маленькими собачками или довольно-таки энергичных с большими собаками. Но энергичные почти мгновенно исчезали в глубине парка, а сонливые почти сразу уходили, не дойдя и до середины. А в тот момент, когда исчезали и сонные, и энергичные, появлялась, конечно, она. Мне доводилось видеть ее через день. По понедельникам, средам, пятницам, а уж в воскресенье она приходила сюда почти на весь день. Высокая и худая, она казалось хрупкой, но не прогибающееся. Волосы у нее были уложены таким образом, чтобы еще больше вытянуть лицо, и эта укладка, естественно, ей никуда не годилась. Еще у нее был бежевый плащ, а под ним вязаный свитер, и меня всегда мучил вопрос не жарко ли ей? Ведь, сентябрь был на редкость хорош, столбик термометра не опускался ниже шестнадцати градусов, а, значит, в плаще и свитере должно было быть ну просто невыносимо жарко. Сам-то я сидел в простеньком пиджачке, да и то, когда солнце светило прямо на мою скамейку, а это случалось около пяти вечера, тогда даже мне становилось некомфортно, и я снимал пиджак, оставшись в одной рубашке с закатанными впоследствии рукавами.
Надо признать, особа эта, всегда совершала уже привычный для меня набор действий. А именно, приходя в парк, она медленно доходила до скамейки и садилась! Всегда на одну единственную скамейку, как вы уже догадались. А я, естественно, наблюдал за ней. И ни то чтобы наблюдал, я прямо-таки откровенно пялился на нее, что могло ее смутить, но ее не смущало. Представляете, пару раз мне довелось с ней завести разговор, но он, как вы полагаете, уже заранее был обречен на полный провал, потому что во-первых это была моя инициатива, а во-вторых она прекрасно знала что это сугубо моя инициатива, я шел на верную смерть. Однако, в этом нет ничего постыдного, учитывая общую обстановку парка, учитывая мое положение и ее положение, это было вполне приемлемо, неуклюже и глупо. Вот один из таких разговоров. Прошу не судить меня строго, я, право, не имею большого опыта в общение с такими личностями, а они, знаете ли, умело и ловко могут сбить столку.
-- У вас свободно? Видите ли, я каждый день здесь бываю, и, надо признать, здесь очень приятно. Я присяду? Как вы на это смотрите?
Она выслушала меня внимательно, не перебивая. Пристальным взглядом зацепилась за рукав моего пиджака и пошла вверх до шеи, потом, по непонятной мне причине остановилась.
-- Хотите садитесь. Я вас иногда вижу здесь, и по-моему вы всегда сидите на той лавочке, - Она указала на лавочку, где я действительно всегда сижу. Я почему-то обрадовался этому факту и глупо заулыбался. Боже, как это по-дурацки выглядело!
-- Ну и чего же вы улыбаетесь? – Она и сама начала улыбаться.
-- А вы? – Да, конечно, мне ничего не оставалось делать, как задать ей наиглупейший вопрос.
-- А я улыбаюсь, потому что вы улыбаетесь. Видите ли, вы заулыбались весьма неожиданно, по совершенно непонятной мне причине, но видимо причина все-таки есть. А если у кого-то есть повод на улыбку, почему бы мне не улыбаться вместе с ним, тем более, что вы так забавно выглядите с вашей улыбкой. – Секунд десять была неловкая пауза, но потом она спохватилась. – Только вы не подумайте, что я имела ввиду то, что вы нелепо выглядите, нет, конечно, нет. Просто, глядя на вас, хочется улыбаться. Это очень хорошее качество, не находите?
Я хотел было возразить, или по крайней мере просто сказать, но она не умолкала. И вообще создалось такое впечатление, что говорит она сама с собой. Мое наблюдение, к тому же, подкреплялось еще и тем, что глаза ее были направлены в сторону мусорки, и на меня она вообще не глядела, я был лишь поводом ее размышлений, не более.
-- Божечки! – Воскликнула она внезапно, оттого я и растерялся. Вообще я человек собранный, но это было столь неожиданно, что я в своей растерянности чуть ли не прокричал возмущенно и требовательно.
-- Что! Что случилось?
А она, представляете, тут же и умолкла, будто бы и не беспокоило ничего. Нет, конечно, ее ничего и не беспокоило скорее всего, но зачем же тогда так кричать, спрашивается?
-- Как мне не нравятся такие разговоры. Какие они скупые! Как по глупому все, честное слово, товарищ, ни чашки чаю тебе не предложат, ни по имени не назовут. Ну что за безобразие! Натурально, безобразие! А газеты? Ладно, имя, бог с этим именем, но газеты, товарищ? Как же можно без газет и чая? Возмутительно, ничтожно, глупо и безобразно! Просто немыслимо! – С этими словами, да вдобавок еще грозя кулаком толи дереву, толи соседней лавочке, она медленно удалялась от меня. Я стоял столбом и решительно ничего не понимал. Но было по крайней мере два предположения: либо она девушка с поразительным чувством юмора, либо она девушка с весьма скверным характером. Поразительно скверным характером. Однако, скорее всего, это было шутка, потому что( опять же это только мои предположения), как девушка с безупречным воспитанием, она не могла просто так уйти, и именно поэтому осуществила такой неординарный маневр, введя меня в полную беспомощность, тем самым обеспечив себе быстрый отход по своим несомненно важным делам, которые не требуют промедлений. Да, скорее всего все было именно так.
Тогда я еще долго сидел в парке. До темноты. Все ждал, может она подумает, что я уже ушел и вернется, но она не вернулась, а чего я еще мог ждать? Жадно всматриваясь в темноту, я медленно вдыхал холодный осенний воздух. О, это уже не летний воздух, нисколько! И если еще днем сентябрь можно спутать с августом, хотя бы по температуре, то ночью уж нипочем не спутаешь. Он сырой и холодный. Ух, до самых костей пробирает. И мой тоненький пиджачок здесь совершенно беспомощен. Может она здесь сидело и ночью? Глупости, в десять часов парк закрывается и здесь никого не может быть. Ну тогда она сидит здесь до десяти, иначе я никак не могу объяснить тот факт, что она так тепло одевается, однозначно она сидит здесь в такое промозглое время.
Опять выбрались собачники. Господи, до чего странными были эти собачники! Раньше всех приходили в парк, позже всех уходили из парка, и тем не менее в течения дня ни одной собаки и собачника. Волшебство, не иначе. Я с минут десять понаблюдал за очень унылой девушкой с мопсом, потом на секунд пять переключил свое внимание на бодренькую бабулю с очень ленивым лабрадором и ушел из парка со сладкими мыслями о скором сне.
Скорый сон, как вы изволите думать, не пришел. Вместо него было состояние весьма приятное. Я нисколько не устал, и вообще тело совершенно не ощущало ночи, это было похоже на раннее зимнее утро, честное слово, я хоть сейчас мог пробежать тысячу миль, не устав при этом ни капли. Чувство неимоверной легкости, прилива сил и бодрости - вот что меня не покидало этой ночью. В час ночи я окончательно перестал бороться с самим собой и желанием уснуть. Не включая света, я сел на пол (кровать была до омерзения мягкая) и я стал потягиваться медленно и приятно. Через некоторое время я включил мою любимую настольную лампу и сел за письменный стол, на нем, прошу заметить, был всегда идеальный порядок и чистота. Приглушенный мягкий свет был чертовски приятен глазу, от него веяло теплом, уютом и не поверите, запахом жженого сахара. Я взглянул на какие-то бумажки, отложил их в сторону и принялся читать медицинский справочник. Врачом я естественно не являлся, но почему-то медицинские справочники меня крайне интересовали. Читал я до четырех утра. Почему-то мне думалось, что под утро меня одолеет усталость, и я засну беспокойным утренним сном, но бодрости, казалось, только прибавилось, и это было уже совсем удивительно.
***
Пруд за ночь успел покрыться тонкой коркой льда. Да, это уже совсем не лето. Я с трепетом вспоминал вчерашнее солнце, его теплые лучи, греющие мою скамейку. Теперь от этого не осталось и следа. На небе висели сального цвета рваные тучи, они несли холод, дожди и ветер. Желтые листья уже не скрывались под летними зелеными листьями, теперь, пожалуй, зелень медленно исчезала в грязном золоте тополей.
Один энергичный собачник с овчаркой, который всегда очень активно играл со своим питомцем теперь просто шел тихим неспешным шагом, покуривая сигарету, и как-то нелепо смотря на своего пса, привязанного на поводке. Раньше всегда без поводка выводил, надо же. А сонливых собачников и вовсе не было, под землю они там что ли провалились? Пустошь, одним словом. Никогда парк не испытывает такой пустоты, как осенью. А когда здесь никого, что-то дикое пробирается сюда, какое-то чудовище, кажется, пробуждается ото сна и нависает прямо над парком, оно воет диким воем, может именно поэтому здесь теперь такая мучительная тишина? Может поэтому даже эта несчастная овчарка не смеет гавкнуть на пролетающую возле нее ворону?
-- Какие же странные эти дни! До чего удивительно, до чего поразительно! А листва, вы только посмотрите на листву, клянусь, совсем недавно она была обычной зеленой листвой, как летом. Сейчас же как будто все в ржавчине. Нет, ну просто немыслимо. А небо? Вы видели небо? Оно тяжелое, оно несет дожди и холод. И ладно бы я знала, а то ведь надо же, так внезапно. Я бы согласилась отдать пол лета, лишь бы не страдать от таких неожиданностей. Очень это печально, все-таки, - Эта удивительная женщина стояла ко мне в пол оборота и со страдальческим видом глядела на дерево. Она говорила сама с собой, это очевидно! Но я, конечно же, не знал что и вымолвить ей, и стоит ли вообще пытаться говорить. Может, лучше вообще не мешать столь странной беседе? И вы естественно смеетесь, потому что прекрасно понимаете, я не смог просто так уйти, я с ней, конечно, заговорил.
-- Прошу прощения, но вы это мне говорите? – Как дурак, знаю. Но я ручаюсь, с этой особой иначе и нельзя говорить. Не получается.
Женщина уставилась на меня, будто бы я сморозил какую-то очень очевидную глупость. Клянусь, она смотрела на меня так, будто бы это я мгновение назад болтал с деревом!
-- Ну конечно вам, кому же еще? Неужели вы думаете, что я совсем «того» ? – Она показала характерный жест у виска. Признаться, была в ее словах доля иронии и сарказма. Немыслимо!
-- Ну что вы! Как вы могли так думать, просто вы смотрели на дерево, а не на меня, вот я и подумал, что, может, ваши слова обращены к кому-то другому.
-- Гм, к дереву очевидно? – Теперь у нее на лице была заинтересованность и нескрываемое любопытство, которое несомненно было смешано с еще более сильной иронией на физиономии. Я же принял оборонительные позиции, что обрекало меня на полный провал и выставление себя дураком, какой раз, господи боже мой!
-- Что вы, что вы! Я и подумать не мог. Да никогда в жизни!
Ну и что же думаете было дальше? Она рассмеялась. Громко и живо, я бы даже сказал очень громко и очень живо. И как это понимать предлагаете? Абсурд, чистой воды абсурд! Казалось, не было в этот момент ничего более удивительного и странного. Она перевела взгляд на небо. Ручаюсь, не было ничего ужаснее неба в этот уже далеко не летний денек! Да, очевидно, небо было самое мерзкое в тот день. Оно было склизкое-пресклизкое, серое-пресерое, и как будто бы на нитках, были подвешены жирные тучи, которые, того и гляди, могли в любой миг пролиться на землю неприятно щекочущей моросью. Я часто видел ту женщину, странную и чудаковатую особу. Она была предвестником зимы, холодной и ясной, улыбчивой зимы! Вслед этой особе пошел ноябрь, но он был беспомощен, бессилен против нее, против ее слов. Парки были пустыми, дни были темные, дождливые. Небо, впрочем, было хуже всего. Смоленые черные ночи вскипали у меня в жилах, когда в темный час на меня обрушивалась совершенно непонятная ясность, бодрость и свежесть. Людей не было, конечно, не было. Была эта женщина и собачники: энергичные и сонные. Да, это все было, я точно знаю.