Глава 13.
Тася находилась в лазарете уже месяц. Доктор поставил диагноз – двухстороннее воспаление легких. Температура не спадала, да и как ей понизиться, если лекарств не было. Единственное, на что надеялся доктор, так на крепкий пока еще организм больной. Таисия находилась в лагере несколько месяцев, еще не выдохлась, как другие заключенные. Просто работа под дождем и снегом, учитывая плохое питание и кратковременный отдых в холодном бараке, не способствовали укреплению здоровья. Тася, многое пережив за прошедший год, постоянно думала о своих детях. Одно радовало, на вокзале в Москве она увидела Тоню и девочек, подстриженных на городской манер. От этого они казались несколько чужими. Они выросли, изменились в лице и от их цыганских корней остались только большие карие отцовские глаза. О судьбе сына вообще не было известно. Тася знала только одно, что Василий, так жестоко, забравший сына, не даст мальчика в обиду. Ванюшке должно было исполниться два года. Какой он стал, ее дитя, отобранное от материнской груди. Тася под влиянием температуры то спала, то дремала, то забывалась в горячечном сне, где неясные образы воспаленного сознания, складывались в яркие картины прошлого. То, что она помнила, просыпаясь, она сознательно не прерывала, стараясь, закончить памятную ленту ее жизни.
Дом в Бессарабии был большим, светлым и солнечным. Отец строил его для своей жены Насти, русской девушки, поразившей своей красотой немолодое сердце оседлого цыгана. Он не слушал родственников, предупреждавших его о возможном неблагополучном браке. Настя, дочь небогатого купца, согласилась на его предложение выйти замуж с одним условием, что у нее будет дом, где она будет растить детей. Жених согласился на ее условие. Будучи богатым человеком, он и сам понимал, что кочевать уже не тот возраст и спать под кибиткой в холодные осенние ночи не очень-то и хочется. У него был уже брак, закончившийся печально. Первая его жена умерла под копытами взбесившегося коня. Учитывая ее беременность в тот момент, отец Таси пережил большое горе. Больше жениться пока не стал, и только в возрасте сорока лет его посетила поздняя и счастливая любовь к русской девушке. Брак состоялся. Первой родилась Таисия, похожая как две капли воды на мать, только темноволосая и кучерявая с отцовским свободолюбивым темпераментом. Через несколько лет после рождения первенца молодая жена родила еще пятерых детей. С периодом рождения полтора года. Частые роды сказались на здоровье Насти, и она стала часто болеть. Дети росли спокойные, взяв характер матери, а внешность отца. Тася выделялась от своих братьев и сестер, за что ее любил отец больше всех.
Тася росла и расцветала, она была хорошей дочерью, пока не ущемлялась ее свобода, но в четырнадцать лет и ее посетила первая любовь к русскому мальчику из бедной семьи. Он тоже любил ее, но отец девочки понимал, что в цыганском сообществе такой брак не примут, да и сама Тася, привыкшая жить, ни в чем, не имея отказа, разобьется о жесткие камни бедности. А ее характер не даст развиться юноше, подавив в нем мужское начало. Отец смотрел на развитие отношений, прося свою дочь оставаться невинной к свадебной поре. Прошел еще год, и к воротам большого дома въехало несколько кибиток кочующего племени московских цыган.
Отец с радостью встретил их барона, с которым в дни шальной молодости наломали немало дров. Сын барона – Василий сразу обратил внимание на роскошь дома и хорошенькую девчушку. После праздничного обеда он обратился к своему отцу с намеком о женитьбе, предоставив возможность тому самому принять решение о будущем сына. Барон, продумав ситуацию, решил породниться со своим другом молодости. И на обеденном застолье предложил сыграть свадьбу Василия и Таисии. Свадьба состоялась. Тасе казалось, что весь мир рухнул. Она плакала и возмущалась, но отец принял решение и отходить от него не собирался. Набитая щедрым приданным кибитка мчалась на север в далекую Москву. Возлюбленный девушки еще долго стоял у Таси перед глазами, пока ставшая женой девушка провожала его глазами. Молодой муж подгонял лошадь, надеясь успеть до осенней распутицы. На ночлег останавливались возле реки или озера. Готовили мясо и лепешки на костре. Выпивая немного вина, небольшой табор долго веселился у костра. Женщины пели свадебные песни, пока молодой муж ломал Таисию, надеясь получить от нее хоть немного нежности. С нежностью как-то не получалось, зато первые признаки беременности невестки, обрадовали будущего деда.
Москва встретила девушку мелким противным дождем, тускло сверкающими в просветах туч башенками церквей и большим количеством всякого люда, сновавшим туда, сюда. Основной табор без радости принял невестку барона. Многие матери сами хотели тесно породниться с ним, но вероятнее всего их дочери не обладали таким количеством приданного, как у Таисии. Потихоньку Таисия освоилась. Животик рос, и Тасю стали брать на промысел, но не тут-то было. Невестка барона стала сопротивляться. Попрошайничать и обманывать людей ей не позволяло воспитание. Она всячески отказывалась, находила причины или вовсе грубила старшим женщинам табора. Обо всем этом узнал сам барон. Вызвал к себе сына и рассказал тому, как воспитывают непокорных жен. Непокорная была бита кнутом, но все-таки покорилась неизбежному отчасти. Она пела и танцевала на площадях, собирая немаленькую дань. Её Бессарабские песни были непривычны московскому люду, и тот благодарил невысокую беременную цыганку за солнечные напевы, радостный блеск в ее глазах и редкую красоту в том суровом мире. Женщина родила дочь, через два года другую. Наследника не получилось, но Василий не расстраивался. Зная плодовитость ее матери, надеялся на сына. Но сына не пока было. Многочисленные выкидыши изматывали Таисию. Старая цыганка предсказала Василию, что жена родит сына, если он даст ей, хоть немного свободы, в частности от горячего желания Василия оплодотворить жену. Да, именно так, не любить, желать, а просто оплодотворить. Василий потихоньку промотал приданное и никогда не любил свою жену. Бил ее при всякой возможности, мстив за рождение девочек, за непокорный характер. Послушав бабку, Василий переключился на более доступные тела, дарившие ему любовь за оставшиеся деньги тестя.
Дочери росли и были преданны матери и деду-барону. Больше они никого не признавали. Дед, наученный горьким опытом своего сына, начал подыскивать им мужей, спрашивая у девочек, нравится ли им тот или иной парнишка. Но они были еще малы. Однако при общем согласии старшей дочери Таисии Анны и парнишки из соседнего табора был заключен договор – обручение. Давно не было такого радостного события. Две семьи закатили большой праздник и, подвыпив немного более обычного вина, Таисия сама пришла к мужу на ночь. И через девять месяцев Василий принял от повитухи крепенькое тельце сына, названного им в честь своего отца – Иваном. Но мира все равно не было. Тася не могла больше танцевать на площадях. Милиция строго следила за порядком на улицах. Аресты в домах, на улице, вокзалах пугали цыган. И так чаще стали слышны страшные новости о гонениях на не трудящихся элементов. Василий был готов выгнать Таисию из табора, оставив детей себе. Но старшая Анна как- то услышала разговор отца с кем-то из старших, советовавшему Василию выгнать жену. Она не стала передавать матери этот неприятный разговор, а просто предупредила отца, что уйдет с нею и тогда обручение разорвется по его вине и он станет клятвопреступником. Отец затаился до поры, до времени, поджидая момент. И он случился.
В день, когда на глаза Таисии попала Антонина с детьми, цыганка находилась с товарками на вокзале. Неопытная молодая женщина, тревожно озиравшаяся по сторонам, привлекла внимание цыганок. Одна из них подошла к молодухе и завязала с ней обычный разговор. Антонина крепко держала детей за руки, боясь потерять их. Зато другие женщины окружили Тоню что-то крича ей, давая померить одежду на продажу, незаметно вытащили у нее все деньги с таким трудом взятые Тоней из дому. Тася наблюдала за всем этим, не мешая своим товаркам и не вмешиваясь в процесс оболванивания клиента. Процесс передачи денег в третьи руки прошел для Тони незаметно, и когда она подошла к кассе, то денег у нее не оказалось. Страшное было в том, что Тоня не знала, когда она их потеряла. Таисия наблюдала за женщиной и когда она отошла от кассы с потерянным, несчастным выражением лица, незаметно для себя двинулась за ней, держа на руках сына. По негласному закону, дочери не отставали от матери, держась за ее юбку.
От горя Антонина оцепенела, не понимая своих дальнейших действий, вышла их здания вокзала. Таисия шла за ней, что-то не давало цыганке покоя, хотя она не раз была свидетелем подобных ситуаций. Несчастная шла к платформе, не отпуская детей. Она приняла решение. Платформа закончилась, а женщина шла уже рядом с путями. Навстречу двигался поезд. Каким-то седьмым чувством цыганка поняла, что собирается сделать несчастная женщина. Она в два счета подскочила к Антонине и выдернула ее, буквально перед сигналившим паровозом.
К счастью дети не поняли, что хотела сделать их мать, они доверчивыми сонными глазками смотрели на нее и на цыганку. Тоня в недоумении стояла перед движущимися вагонами, шевеля губами отсчитывая их. Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… Тася взяла ее за руку и неторопливо оттянула назад, Антонина повиновалась ей, привыкнув подчиняться.