Елена Павловна собиралась объясниться с актером местного театра Собакиным, который пришел к ней домой, пил третью чашку чая и в ус не дул. Дело в том, что она его разлюбила, и не просто разлюбила, а стала питать к нему отвращение, и ей казалось, что, если он до нее хоть пальцем еще дотронется, то она закричит. Она не могла понять, как ее угораздило полюбить это ничтожество, которое, как оказалось, приходило к ней на свидание в костюмах из театрального реквизита и несло всякую чепуху, заученную из разных ролей, не имея ни одной собственной мысли. А еще он храпел…
«Сейчас я ему все скажу, пусть только чай допьет, - думала она. – Пьянствовал, небось, вчера. Я даже догадываюсь, с кем… Подлец и бабник… Я ему скажу, что между нами все кончено, а он найдет еще себе, наконец, женщину понимающую, не примитивную, раскованную… одним словом, шлюху».
Собакин допил чай, бодренько встал, подошел к Елене Павловне и поцеловал ей руку. Она, удивляясь самой себе, руку не отдернула и не закричала. Гаденько улыбаясь и сладко зевая, он произнес:
- Пойдемте…
В постели с Собакиным она закрыла глаза и, слабо реагируя на его ласки, уже думала:
«Объясниться с Собакиным как-то пока не получается… Может, мне пока объясниться с режиссером Кошкиным? Он такой лапочка... Я ему скажу, что только во мне он найдет женщину понимающую, не примитивную, раскованную… Думаю, на Кошкина эти слова подействуют правильным образом, а с Собакиным объяснюсь уже после».
Собакин быстро устал, уснул и захрапел. Его храп был похож на работу трактора, который долго не заводился, часто глох и, наконец, заработал ровно… До утра Елена Павловна так и не уснула, отчасти из-за храпа, отчасти оттого, что думала, как ей все же объясниться с Собакиным и Кошкиным.
2015