Помощница Ида

Аида Олегова
        Я часто перечитываю воспоминания моей двоюродной бабушки, профессора-египтолога Натальи Давыдовны Флиттнер.(1879 - 1957).
        Исписанные чернилами пожелтевшие страницы отражают повседневную жизнь людей,живших много лет назад,их характеры, мечты, их непростые судьбы.
        Много забавного, много грустного...

                1

        Давно это было. Только начинался двадцатый век.

       Наташа - старшая дочь в многодетной немецкой семье врача, работала тогда учителем истории в Лесной гимназии.
       Жили они в Петербурге, а летом снимали дачу в финском поселке Перкъярви, расположенным среди красивейших лесов и озер.
       Финляндия была в то время частью Российской империи, ее окраиной. Здесь еще сохранялся во многих местах патриархальный уклад, население занималось в основном сельским хозяйством.
               
                2
               
      "... Их было два брата Куйсьма  - старший, Матти, и младший, Таху(Степан, как его называли по- русски).
    Старший был женат на Марьюшке, работящей,проворной маленькой женщине, с круглым приветливым лицом, сильно монгольского типа.Дети Матти, сын его Сашка и дочь Ида - при нас выросли.

     Семья Куйсьма, судьба ее, очень типична для того переходного времени обрусительной политики в Финляндии и медленного, но неуклонного выпирания коренного населения из Выборгской губернии.

     Оба брата - и Матти и Таху - были красивыми и способными людьми.Рослые, очень светлые блондины, типа скорее красивых шведов, чем финнов, они оба любили выпить и во хмелю были и шумливы и драчливы.
     Курчавый Таху, веселый, любитель музыки, хлебнул городской культуры и в стремлении создать культурное единение между русским населением и коренным финским населением, пытался ставить пьесы и устраивать концерты в одной из крестьянских изб, парадно убранных к этому дню.
     И пьесы и пение шли, конечно на финском языке, программы писались от руки - и по фински и по русски, и в этой своей второй части бывали иногда очень комичны.
     В одной из них, например, сообщалось почтеннейшей публике, что в такой-то день ей предстоит увидеть пьесу под заглавием:"О том, как купец Беннелин по лесу пешком ходил и прочее".
     Таху Куйсьма эмигрировал в Америку и жизнь его там, очевидно, наладилась, так как он выписал к себе затем и племянника Сашку.

     Матти Куйсьма продолжал жить в Вихола и распродавал новым дачникам то, что оставалось еще от их с братом общего владения, бедствуя по-прежнему.
    Раз или два в лето он напивался и, набравшись храбрости, приходил ругаться и требовать к ответу Капитолину Александровну, купившую у него часть участка.
     Марьюшка, жена его, ходила к нам стирать и помню как мама ценила ее тщательную работу.
               
                3

     Как-то летом , в нашем кухонном департаменте случились неполадки.
     Не знаю, по чьей усиленной рекомендации, к нам поступила новая помощница по хозяйству, вместо выбираемых обычно няней молоденьких эстонок.
     Казалось бы все говорило в пользу новенькой: не очень молодая, чрезвычайно респектабельная на вид финляндка...
     По прибытии ее на дачу, оказалось, что мы с ней взаимно ошиблись друг в друге.
     Она принялась сразу по приезду за комфортабельное устройство своей комнаты, совершенно игнорируя свои обязанности.Она указала маме, что раннее вставание ей противопоказано, что ей врачом предписан определенный режим, что три раза в день, ей надлежит пить"каккау", лежать после обеда и как можно больше пользоваться свежим воздухом.
     На мамин категорический запрос,в чем же намеревается она проявить свои хозяйственные таланты, она столь же категорически заявила, что ее намерение было пожить, согласно предписанию врача, в хорошей, здоровой местности, на даче,отдыхать и поправляться...
     После этой беседы оставалось только распрощаться, и наша фешенебельная дама отплыла, нагруженная всеми своими картонками со шляпами и иными нарядами и со всеми запасами голландского "каккау", как она называла какао.

                4

    - Что теперь делать? - спросила мама.
    - Как что?! - ответила я. - Много ли работы?Комнаты мы убираем сами, чайную посуду моем сами, обедом заведуешь ты сама, дрова колоть может Бруня...
    - А помочь в кухне? А перемыть посуду после обеда и после ужина? Не на вас же положиться мне! Дозовешься вас! - сердито отвечала мама на наши уверения, что мы и сами отлично справимся.
     Выручила Марьюшка, предложив взять в помощницы ее дочь - подростка Иду.
     Более удачного выбора нельзя было и придумать!
     Чуть не с восходом солнца являлась Ида к нам (ночевать она уходила домой)и начиналась потеха. Именно потеха, так как всякую работу Ида делала играя и забавляясь.
     Только что было слышно, как она в кухне, раздувая самовар, звонко распевала какой-то плясовой мотив, и вот она уже в столовой, шутливо отталкивает локтем от обеденного стола медлительную накрывальщицу и сервирует по своему чайную посуду, устанавливает кипящий самовар, хозяйским оком оглядывает, не забыто ли что-нибудь и перекинув через плечо чайное полотенце, лихо несется обратно в кухню, заводя новую песню на какой-нибудь подхваченный ею плясовой мотив.
     Посуда так и летала в ее ловких руках, как летала и она сама из кухни к колодцу, от колодца в погреб, из погреба в сад - сорвать укропа и попутно воткнуть за ухо махровый мак или пару ноготков.
     "Оперетка", "Гейша" - прозвали мы ее.

     Да она и в самом деле напоминала японочку монгольским типом своей круглой, хорошенькой детской рожицы. Светлые льняные волосы Ида заплетала по финскому обычаю в две тугие косички над ушами, перехваченные яркими ленточками. Застиранное ситцевое платьице, из которого она давно успела вырасти, сидело на ней как-то удивительно ловко.
     И самое смешное было это ее уменье делать руками одну работу, в то время как босые ноги, независимо от них проделывали совершенно другое. Ида же только беспрерывно пела, насвистывала, выводила звонкие трели. Она ни секунды не стояла на месте, приплясывая, подпрыгивая, крутясь волчком.
     Очень любили мы нашу веселую "Гейшу" и тем грустнее была для меня последняя моя встреча с ней в 1927 году, уже когда я застала ее женой Стигеля, младшего лавочника, открывшего новую лавку неподалеку от нас, за так называемым Казаковским лесом.

                5

     Стигеля- младшего мы знали еще мальчиком, когда он, учась зимой в Выборге, помогал летом отцу, старому Карлу Стигель, в его лавке в деревне Лавола, в трех километрах от нас.
     Очень любили мы бегать в эту лавку! Чего только тут не было!
     Пахло кожей, смазанными сапогами, варом, махоркой. Стояли кули подсолнухов, орехов, дешевых пряников какого-то необычайно розового цвета.
     Висели финские ножи - знаменитые "пукко", дешевые стеклянные бусы, цветные круглые гребешки. Сложены были штуки Таммерфордских холстинок, незатейливых по узору, но прочных как кожа.
     А чего в данный момент в магазине не было, то Стигель заказывал по телефону из Выборга и ему заказ этот доставляли немедленно почтой.
     Этой возможностью пользовалась широко мама, закупая у Стигеля или через него - керосин,кофе, сахар, холстинки, овсяную крупу"Геркулес" и тому подобное.

                6
     Молодой Стигель отделился от отца и открыл свой собственный магазин. Не знаю, как шли его дела. Вида(племянник) отзывался презрительно не столько о самом Стигеле, сколько о потугах его жены, нашей бывшей "Гейши", играть роль зажиточной купчихи, при отсутствии всякой возможности для этого:

     - И знаешь, тетя Наташа, какая она свинья, эта ваша "Гейша"! Она совсем бросила своих родителей! Ведь у них есть деньги, они пробуют задавать тону, а стариков бросили, и они на старости лет должны проживать на чужом иждивении,у нас. Матти говорит, что зять хотел их взять к себе, хотел им помогать - не захотела Ида. Она, видишь ли - купчиха, а они простые крестьяне!

     Несколько раз пыталась я зайти в новую лавку , и каждый  раз она оказывалась закрытой.
    - Ну что, как тебе нравится эта торговля? - ехидничал Вида.
     Наконец , мне удалось увидеть за прилавком нашу "Оперетку"...
     Рослая, широкоплечая, круглолицая бабища, зажав в левом кулаке горсть подсолнухов, лениво лузгала их, сплевывая на сторону шелуху и сонно глядя на нас с Видой маленькими заплывшими глазками.
     - Здравствуйте , Ида! - поздоровалась я. - Не узнали меня?
     Ида хмыкнула что-то неопределенное, продолжая свое сонное лузганье.
     - Купи какой-нибудь дряни и пойдем! - дернул меня Вида.

     Я взяла каких-то леденцов для малышей и кивнув отставной "Гейше", вышла вслед за Видой с грустным чувством - жаль, что мне пришлось увидеть эту скверную бабищу!.."