Пробило восемь утра. Из номера сто два, на третьем этаже главного корпуса санатория "Волна", вышел рослый мужчина пятидесяти пяти лет, с сединой на висках, в строгом сером костюме без галстука, захлопнул деревянную дверь, щелкнул ключом, и неспеша направился по длинной ковровой дорожке в направлении лестничной клетки, ведущей вниз, в фойе первого этажа. На ходу он поприветствовал пожилую пару, спорящую о чем-то у затененной стены, затем ступив на лестничную площадку, посеменил вниз по широкой лестнице. Следуя внутреннему распорядку, Евгений Павлович направлялся в столовую на завтрак, и уже немного опаздывал. Сегодня он был в подавленном настроении. В фойе, скупо поприветствовал молоденькую вахтершу, скрывающуюся, за листьями раскидистой пальмы, и отворив большую стеклянную дверь, вышел на залитый солнцем, порог здания санатория. Столовая располагалась в соседнем корпусе в пяти минутах хода от здания, где он проживал. Три раза в день Евгений Павлович следовал одним и тем же маршрутом по извивающемуся бетонному тротуару, в окружении пестрых цветов, которые улыбались ему под ласковым южным солнцем. Войдя в двухэтажный корпус столовой, он по центральной лестнице, поднялся на второй этаж, делившей здание на два крыла, и повернув направо, вошел в обеденный зал. Столовая, наполненная съестными ароматами, напоминала улей, в котором отдыхающие, звеня ложками и вилками, принимали пищу и охотно обменивалась последними новостями. Мужчина привычно проследовал по центральному проходу, и уселся за свой столик. Далее пододвинул к себе тарелку с картофельным пюре, и стал рассматривать аппетитную поджаренную котлету, лежащую на краю блюда, увенчанную листьями петрушки и еще какой-то зелени.
- Доброе утро! - поприветствовал он соседей по столику, и тут же втянул носом подымающийся вверх приятный запах. Приподнявшиеся кромки его губ дали одобрительный ответ. Евгений Павлович не медля принялся разделывать ножом жирную котлету. Отрезав небольшой кусочек, и нанизав его вилкой, ловко засунул его в рот. Далее медленно разжевывая, стал вертеть головой по сторонам, затем бросил взгляд вдоль прохода к крайнему столику у мраморной колоны и встрепенулся. Там, где обычно сидела интересовавшая его женщина, впервые оказалось пусто. Ее стул стоял придвинутым к столу, а блюдо предназначавшееся ей было не тронутым. Соображая, что могло произойти, мужчина стал путаться в догадках.
В шестьдесят третьем номере второго этажа, того же здания, где поселился Евгений Павлович, на деревянной односпальной кровати у окна, лежала сорока трех летняя женщина с фигурой балерины. Ее звали Елизавета Григорьевна, или как он ее называл, просто Лиза. Ее голова была туго перевязана синим махровым полотенцем, белые кудри были небрежно разбросаны по подушке, а небольшая загорелая ручка с небольшим перстнем на безымянном пальце,, прикрывала глаза от раздражающего солнечного света, проникающего сквозь полосатые шторы номера. Женщина, несмотря на недомогание, медленно восстанавливала в памяти детали минувшей ночи, и пыталась найти хоть какое-нибудь объяснение странному поступку Евгения Павловича. Она рылась в себе и вздыхала, пока в номер не вошла ее соседка по койке Анна.
- Ну как ты подруга? Температура не спала? - спросила та.
- Нет! - сухо ответила Лиза.
Она сняла руку с головы, а потом посмотрела на небольшой шелестящий пакет, который держала Анна.
- Я принесла тебе поесть, а то на кофе ты долго не протянешь.
- Спасибо!
- Что спасибо? Давай вставай, надо подкрепится! - приказным тоном произнесла Аня, и стала выкладывать на полированный журнальный столик, захваченную в столовой еду.
Скривив лицо, Лиза медленно поднялась с кровати, потом пересела к столу, и стянула с головы полотенце. Видя неудержимый интерес подруги к ее ночным похождениям, тут же принялась изливать душу и делиться подробностями вчерашнего вечера.
Вскоре Анна узнала , что после двухнедельных встреч Лизы и Евгения, он наконец решился, и вчерашним вечером пригласил подругу в ресторан, что свидетельствовало о дальнейших его намерениях. Все складывалось хорошо, и Лиза была счастлива, пока вечером в том же ресторане не появился сосед по номеру мужловатый Андрей, который несмотря на неприязнь Лизы, открыто преследовал, и добиваться ее расположения. Евгений не возражал, когда тот, увидев своих соседей по гостинице, бесцеремонно присел к их столику, не спросив разрешения. Вечер сразу был испорчен. Все пошло кувырком. С первых минут общение не заладилось, общих тем не было, и пришлось молча принимать пищу. Когда молчание достигло апогея и положение стало невыносимым, у Евгения зазвонил мобильный телефон. Извинившись, он отошел в сторону, и с кем-то переговорил. Вскоре он вернулся, бросил на стол несколько купюр, сухо попрощался, невнятно объясняя причину ухода, и быстро удалился с ресторана, оставив Лизу с бесцеремонным и наглым Андреем. Тот почувствовав, что наступил его момент, тут же принялся засыпать Лизу бездарными шутками и высказываниями, открыто затягивая застолье. В конце-концов он достиг намеченной цели, и корпус санатория закрыли. Лизе уже ничего не оставалось, как гулять до рассвета по набережной в сопровождении мужловатого Андрея. Ночные прогулки у моря, дали о себе знать, и Лиза простыла.
С трудом восстанавливая в памяти события вчерашнего вечера, Лиза продолжала рассказывать подруге о ночных гуляниях. От слов подруги у Анны заметно покруглели глаза. Теперь не только Лиза, но и Анна не понимала странного поступка Евгения.
На деревянной свежевыкрашенной лавочке, установленной на краю тротуара, напротив лоджии, где проживала Лиза, сидел Евгений Павлович, и так же вспоминал вчерашний вечер. Периодически он бросал взгляды на ее окно, но зайти в номер не решался. Горестные воспоминания томили душу. Он тяжело дышал и потирал влажные руки. Мужчина в который раз прокручивал в голове вчерашние события, и старался как то оправдать свой слабовольный поступок, и даже нашел ему объяснение, но совесть по-прежнему не давала покоя. Его поведение, которое он вчера позволил , было гнусным и подлым по отношению к любимой женщине, которую он втайне любил.
Много лет назад, когда из-за необузданной ревности, распался его брак , он полностью утратил веру к женщинам, и что бы больше не испытывать душевных мучений, всячески остерегался близких отношений, и открытой любви. Супружеская жизнь преподнесла ему жестокий урок, который он хорошо усвоил. Но время шло и жизнь требовала свое. Как он не сопротивлялся и не убеждал себя, что ему больше никто не нужен, природа требовала женского общения. Подчиняясь этой силе, он снова сближался с женщинами, а когда отношения захлестывали и переходили черту, которую он хорошо чувствовал, его снова охватывала необъяснимая ревность и неверие к женщинам. Это срабатывало в нем как спусковой крючок, и он просто сбегал, впоследствии сожалея о содеянном. Придуманный им трюк с мобильным телефоном, безотказно сработал и вчера. Когда ему нужно было удалиться, он незаметно выставлял будильник, который вскоре звенел, а Евгений Павлович выдавал присутствующим сигнал будильника за звонок абонента, после чего удалялся для мнимого разговора. По возвращении, он естественно сообщал, что ему нужно срочно уйти, после чего покидал общество. Но каждый раз, после такого фокуса, его вновь и вновь терзала совесть, и он не находил себе места. И в этот раз, когда он сидел на лавочке, ему снова было невыносимо больно, что оставил Лизу, к которой питал искренние и светлые чувства. Ревность была его палачом. Вскоре из окна номера на него неотступно и пристально смотрели недоумевающие глаза Лизы. Он отвел глаза в сторону, но это не помогло отмахнуться от ее укоризненного взгляда. В это момент Евгений Павлович презирал и ненавидел себя, что ему просто не хотелось жить.
- Так тебе и надо! - твердил он мантру любовной горечи, - Нет, все правильно! Так должно быть, так будет лучше! Такой урод как я не должен быть рядом с такой прекрасной женщиной. Что я могу ей дать? Свои тараканы в голове ?Нет! Нет! Я должен жить один! Все, хватит! Достаточно мучать людей!
Он повторял свои заклинания, а глаза от боли медленно наполнялись влагой, и тянулись к окнам второго этажа, где в этот момент находилась любимая женщина.
В шестьдесят третьем номере Лиза уже лежала на кровати. Анна ёрзала у стола, собирая в пакет разбросанные остатки еды. Струсив последние крошки, она завернула шелестящий пакет, и понесла на лоджию, где стояла корзина для мусора. Выйдя наружу, в ее взор сразу попал знакомый силуэт мужчины, сидевшего на лавочке напротив их номера. Она затолкала пакет в корзину, понаблюдала за Евгением немного, затем зашла в номер.
- До сих пор сидит твой красавец на лавочке. Наверно размышляет зайти или не зайти? - сказала с иронией подруга, кивая головой в сторону окна.
Затем выждав паузу, на которую Лиза не среагировала, повысив голос, продолжила:
- Хватит страдать! Было бы из-за кого. Все равно завтра уезжаем. Вернемся домой, любовь твоя улетучится и не заметишь.
Далее Анна подошла к столу, и начала расставлять личные вещи, убранные под столик перед завтраком.
- И что она в нем нашла? Просто подержанный пень! - тихо бубнила Анна себе под нос.
- Все! Хватит! - прервала Лиза.
Анна повернулась к подруге, с ожиданием услышать от нее разумное решение. Но, Лиза молчала. Анна улыбнулась , и стала быстро собираться.
- По пути заскочу еще в аптеку, куплю тебе что-нибудь от температуры, - буркнула подруга и выскочила из номера.
Солнце описало по небосводу привычный круг и приготовилось к закату. Двери столовой распахнулись на ужин, дыша вкусными ароматами. В открывшийся проем сразу хлынули отдыхающие, которые после морских купаний, спешили пополнить истраченные калории. Среди толпы шел и Евгений Павлович в светлой рубашке с коротким рукавом и бежевых брюках. В правой руке он нес очередную газету с кроссвордами, которую так и не развернул за целый день. Сидя на месте, его взгляд сразу прилип к дальнему столику у мраморной колоны. Андрей сидел напротив Лизы и старательно за ней ухаживал. По милой улыбке, которая предназначалась теперь для другого, он видел, что ей это нравилось, и она цвела. К сожалению Евгений воспринимал игру Лизы за чистую монету, и от ревности у него снова стало темнеть в глазах. Он прилагал нечеловеческие силы , что бы не подать виду, и не сорваться, даже не подозревая что в ее жестах, милых улыбках, игривых словах, обращенных к Андрею, была сплошная фальшь. Все это предназначалась ему как пощечина за вчерашнее унижение. Евгений сидел в ступоре, не понимая что делать и как себя вести. Затем, когда пришел в себя, резко встал, и удалился из столовой. Улыбка тут же слетела с Лизиного лица. Девушка поняла, что наступил конец их отношений. Сидевший напротив Андрей продолжал нести торжествующую ахинею, не замечая Лизиных перемен.
Ночь прошла бессонно и для Евгения Павловича и для Лизы. Ранним утром следующего дня, в сопровождении нового воздыхателя, Лиза со своей подругой Аней, загрузили в машину такси личные вещи, и покинули санаторий. Евгений тайком наблюдал за отъездом из окна своего номера, и от пережитого уже ничего не чувствовал. Его душа была словно выпалена огнем любви. Боль стихла под утро, а на ее место пришло безразличие как к себе, так и к жизни. Он равнодушно наблюдал, как холодная безжизненная пустота заполнила его душу. Когда машина такси скрылась за поворотом, Евгений Павлович даже улыбнулся. Но улыбка больше напоминала перекошенную гримасу, то ли от того что он потерял чувства, то ли от того, что впереди его ждали еще большие испытания, которые приготовила ему судьба. Он стоял и смотрел пустыми глазами за поворот пока в дверь номера не постучали. Встрепенувшись от неожиданности, он задвинул штору и замер. Потом прошел через номер и открыл входную дверь. Перед ним стояла пожилая уборщица в рабочей униформе.
- Вам записка! - сказала та, и протянула сложенный лист.
- Спасибо! - ответил он, принимая записку, потом спросил:
- От кого?
- Прочитаете, поймете! - ответила пожилая уборщица, после чего взяла в руки большой красный пылесос, стоящий рядом, и медленно побрела в глубь коридора.
Мужчина развернул белый листок. На нем красной ручкой небрежно были выведены печатные слова:
- "Евгений Павлович - вы КОЗЕЛ!", а снизу стояла подпись, - "Аня".
Мужчина нисколько не смутился, и повертев в руках язвительно произнес: - Да, знаю я, знаю! - после чего разразился в приступе нервного смеха.
Покинув пределы номера, хохот Евгения Павловича стал гулять между стен санатория и слился с шумом работающего пылесоса. Работающая в дальнем углу уборщица, так и не услышала этот дикий смех, который больше походил на оскал затравленного зверя. Она старательно убирала осевшую пыль с длинной ковровой дорожки, зажатой с обеих сторон холодными коридорными стенами.