Вероника Долина

Юрий Водяницкий
Вероника Долина
 
Первый раз я увидел и услышал Веронику Долину в Пензе, на ее сольном концерте в Музее одной картины имени Г.В.Мясникова. Было это в конце 1970-х годов. Помню, какое удовольствие я получил в тот день. Меня очаровал музей. По тем временам это было круто! Выставлять известную картину и все о ней рассказывать. Об авторе, историю ее жизни. Все это красиво, с музыкой и стихами. Обычно, посещая выставки, устаешь от обилия картин и впечатлений. А тут сидишь, слушаешь и смотришь Ну а концерт Вероники Долиной в этих интерьерах просто очаровал меня. Чувственная, прозрачная поэзия. Яркое, глубокое музыкальное исполнение. В те годы авторская песня была главным увлечением молодежи. Имена Окуджавы, Визбора, Кима и многих других знали все. Вероника Долина уверенно заняла свое особое место среди них. В начале 1990-х годов, уже в Уфе, я делал для местного телевидения большой видеосюжет с концерта Вероникой Долиной.
И вот встреча в Коктебеле. Три года подряд Вероника Аркадьевна приезжала сюда с большой семьей отдыхать. В Доме-музее Волошина есть хорошая традиция. Все творческие люди, приезжающие в Коктебель, выступают здесь с творческими вечерами. Вот и Вероника Долина вместе с поэтом Игорем Иртеньевым подарили гостям Коктебеля прекрасный вечер. А я снял хороший материал для передачи. Песни песнями, а поговорить...
И вот мы на скамейке в тихом углу парка. Вероника Долина с гитарой и я с видеокамерой.
– Чувствуется, что с Крымом у вас своя история?
– Крым – это ретро в моей жизни. Родители привозили меня на море в 1960-х годах. Помню, что я зачитывалась книгой «Легенды Крыма». В 1978 году я уже была девица с ребенком. Без него, мы с подругой приехали и провели тут чудное время, обросли интересными друзьями. Даже сфотографировались большой компанией на пижонское тогда цветное фото. Сегодня, глядя на эту фотографию, с грустью отмечаю, что никого с фотографии уже нет в стране.
– Любовь к Аксенову отсюда?
– Еще из Москвы. «Затоваренная бочкотара», «Апельсины из Марокко», затем «Ожог», «Изюм» и так далее. Я очень его любила, посвящала ему стихи. Мы даже встречались в Нью-Йорке, когда он уже был в эмиграции.
– А любовь к бардовской песне откуда?
– Скажу нескромно. Судьба. Видимо, правильно было выбрано время и место. В году 1975-м вышла хмуровато на сцену и запела. Постепенно приходила уверенность, появился свой зритель. Вся огромная страна была наша, человек с гитарой был значим. Чудесных, неформальных людей было много. Сегодня многое изменилось. Своих зрителей часто вижу за границей. Друзья мои «отлетели» в Канаду, Америку. Из моих гастрольных маршрутов исчезли Камчатка, Норильск, зато появились Париж, Токио. А Коктебель для меня по-прежнему остается загадочной точкой на карте. Я приезжаю сюда подряд уже несколько лет с большой семьей. Конечно, и здесь многое изменилось. Дом творчества захирел именно в творческом плане. Большая часть отдыхающих к творчеству отношения не имеет. А состояние поэзии? Разве появились новые свежие имена?
– Кем вы себя ощущаете – поэтом или бардом?
– Я пишу стихи, и на них ложится мелодия, которую сама исполняю. Все это органично для меня. У меня есть свой зритель, мои книги переводят на разные языки, много выступаю. А кем я останусь для зрителей – не задумываюсь.
– Кто, на ваш взгляд, останется в истории бардовской песни?
– Всегда называю бравую пятерку. Окуджаву, Высоцкого, Кима, Галича, Матвееву. Окуджаву за литературу, Высоцкого как артистическо-поэтическую личность. Остальные – за общий вклад в авторскую песню.
– А вы?
– А я останусь у вас на пленке. Тоже неплохо.
– Спасибо за шутку. Вы часто бываете за границей. Остаться не было желания?
– Я очень формализованный, в чем-то советский человек, мама большого семейства, поэтому ответственна за свою семью. Но, если честно, не было четкого предложения и желательно лет на десять пораньше. Сейчас эта тема закрыта. Свободы во всех смыслах нам хватает.
– Отдых с семьей это уже традиция?
– Я заметила, что жизнь в Москве – постоянное беспокойство. Покоя нет и у детей. Уже несколько лет мы устраиваем совместный отдых. Это необходимо. Восстанавливаем физические и душевные силы. Коктебель нас всех устраивает. Но лично для себя устраиваю пару раз в году творческий отдых. Беру гитару, ставлю визу в паспорте и куда-нибудь в Америку. Каждый день выступать, переезжать с места на место, жить беспечно как птичка. Прекрасный отдых.
– В одной вашей песне рефреном звучит «А хочешь, я выучусь жить»… Научились?
– Это гипербола. Нет, конечно. Но роль моя в семье большая. Не мне давать оценку себе, хотя песня женщинам нравится. На свой лад живу комфортно, элементы западной жизни присутствуют, немало демократизма и свободы. Я люблю захотеть и дать себе задание. И из фантома сделать реальность в виде песни или стиха. Не знаю ничего слаще, чем утром задачу поставить, к вечеру ее решить.
– Творчество для вас на каком месте в жизненных приоритетах?
– На первом. Нет чище и вернее друга, чем работа. Здесь все значительно для меня. Дети тоже важны для меня. У меня их четверо. Рожала их легко и приятно. Подрастая, они давали мне сюжеты и вдохновение для стихов и песен.
– На телевидении много проектов о Визборе, Окуджаве, Высоцком и других бардах. Вы в них не участвуете?
– Я не участник общих бизнес-пробегов. Я привыкла быть автономной системой, сочинить и предстать перед публикой. За годы научилась находить своего зрителя. А спекулировать на чужих именах непонятно во имя чего и точно не во имя поэзии я не хочу.
– Простоватость и легкость ваших стихов – она откуда?
– Я много читаю. Прозы даже больше, чем стихов. Я любопытна, люблю жизнь, а все остальное неосознано получается. В этом и заключается таинство творчества.
– Кончается двадцатый век, какие планы на следующий?
– Планы есть, их много. Связаны с семьей и родителями. Чтоб не сглазить, не буду говорить. А для себя хочу свою студию с залом. Еще хочу начать писать прозу. Давно к этому подбираюсь, все жду пинка. Смена веков – это серьезная причина. Я внутри себя скупо и интимно радуюсь, что в двадцать первый век я вхожу в здравом и рабочем виде и еще увижу, что там, за горизонтом.
– Этот мир мужской, который они приспособили под себя. Как вам живется в нем?
– Да нормально. У меня немало, видимо, мужских черт. Я сама занимаюсь своим делом, которое требует мужского подхода, отвечаю за прокорм семьи и за будущее детей. Мужской для меня синоним слова «рациональный». Весь запад рациональный. России до этого далеко.
– Сейчас модна сентенция «Россия – рай для писателей и ад для читателей».
– Частично можно согласиться. Я часто бываю на Западе, много друзей там, поэтому могу сравнивать. Да, там побогаче живут. Но кое-что и Россия дала своему народу, даже покруче, чем у западного человека. Огромные просторы. Немец, японец, француз понятия не имеют, что можно жить в таких пределах! По статистике, наши дети чаще занимаются музыкой. Книгопечатание у нас как нигде. Нашим образованием нам тоже можно гордиться. На западе тоже есть болезни и многие проблемы. А что мы хуже живем, так сами виноваты. Я хочу дать совет. Нашему человеку нужно немедленно, чтобы не отстать, быстро учиться читать, писать, учится музыке, рисованию. И тогда статистика изменится в нашу пользу. Образованный, культурный человек не позволит себе плохо жить, даже у себя на Родине.
На вопросы Вероника Аркадьевна отвечала обстоятельно, часто уходя в частности, примеры. Она была добродушна, открыта и эмоциональна. С готовностью спела для меня одного несколько песен. Незаметно нас обступил гуляющий в парке народ. Дошло дело до автографов и песен по заявкам. Ситуация для нее была привычной. Я радовался и гордился встречей с любимым бардом и хорошим человеком. Беспокоило только одно: как все получилось, не подвела