Нельзя сказать, что Сема не похож на самого обыкновенного бомжа, но, если не обращать внимания на его внешность и просто говорить с ним на любую тему, то можно заметить, что он человек образованный и оригинально мыслящий.
- Сема, - говорила ему женщина с пропитым лицом, - я тебя уважаю за ум. Никого не уважаю, а тебя уважаю.
Она окинула всю компанию мутным взглядом, где, кроме Семы, был некто Саша, человек неопределенного возраста с не менее, чем у нее, пропитым лицом, и еще молодой человек лет тридцати, о котором можно было сказать, что он пока здесь «никто и звать его никак». Молодой человек, нервно сжимая пластиковый стаканчик, нетерпеливо поглядывал на початую бутылку дешевого портвейна, находящуюся в руках у Семы, и чувствовалось, что ему хотелось выпить быстрее свою долю и, если повезет, где-нибудь добавить, а не слушать здесь всякие рассуждения.
- А я тебя, Сема, уважаю за честность, - сказал Саша. – Ни один человек не может так разлить на троих или на четверых, чтобы не обидеть.
Сема улыбался. Он, как всегда, вроде был тут и не тут.
- Други мои, - сказал Сема, щурясь от майского солнца, – я давно не человек, а аргумент. Ночью считаю звезды, а днем – ворон. Что может быть лучше этого?
- Говори, рассказывай про звезды и ворон, - визгливым голосом, впадая в раж, заблажила женщина. – Для души моей, Семочка. Для души…
Саша закивал головой, а молодой человек сплюнул в сторону и сузил глаза.
- Покидаю я вас, - неожиданно и уже грустно продолжил Сема. - На работу устраиваюсь… На кладбище… Вторым могильщиком…
Женщина заплакала, а Саша, вмиг став серьезным, сказал:
- Хорошая работа. Сам бы пошел, только не люблю кладбище… На могилку матери-покойницы уж лет десять как не соберусь… Ты возвращайся, если что…
- Вернусь, если что, - снова повеселел Сема, разливая остатки портвейна.
Все выпили. Женщина перестала плакать и состроила гримасу, силясь улыбнуться Семе. Он достал из кармана сто рублей и, протягивая ей, сказал:
- Дрисни в лавку за второй…
Когда Сема исчез, то все вроде как и забыли о нем, но через месяц вспомнили. Саша говорил женщине:
- А Сема, сказывают, в гору пошел. Уже первым могильщиком стал…
Еще через месяц женщина Саше говорила:
- Сема то ли уже бригадир, то ли главный инженер кладбища…
А Саша отвечал, что готов поклясться памятью своей покойной матушки, что Сема уже не меньше чем директор кладбища. Женщина тут же согласилась. Через некоторое время молодой человек, изрядно пообтесавшись в этой компании, и ставший почти своим, заявил, что Сему перевели в город то ли депутатом, то ли помощником депутата…
О Семе заговорили, и те, кто знал его, и те, кто и не знал. Кто-то слышал, что потом Сема стал замом губернатора, но пробыл в этой должности недолго, потому что его послали на повышение в Москву, где он угодил сразу в сенаторы. Другие будто бы слышали, что Сема не стал сенатором, а взяли его в помощники самого президента. И, наконец, из разных независимых источников многие вроде как узнали, будто сам президент вызвал к себе Сему и предложил стать вместо него, потому что устал и не видит иного выхода, а Сема сказал, что он не пидор, повернулся и ушел. Эта новость всем очень понравилась, все ее обсуждали, и она обрастала разными подробностями.
Вдруг Сема появился в районе, откуда почти год назад ушел работать на кладбище. Все бросились к нему и стали рассказывать ему про него. Сема терпеливо и внимательно все выслушал и сказал, что так все и было, но немного поправил, заявив, что, говоря про себя президенту, он употребил слово «педераст», а не «пидор».
Потом выпивали. Там были Саша, женщина, молодой человек и многие другие, считавшие за честь находиться в одной компании с Семой. Женщина плакала от счастья и все спрашивала у Семы: ты не педераст? Сема качал головой. Потом она спрашивала: а они пидоры? Сема кивал головой. И все ликовали.
2015