***
Автор — Нетопырь
Название — Всё будет нашим
Объем – 25 тыс. зн.
Жанр — хоррор
Посылка — цыплят по осени считают
Полина снилась редко. Всегда к неприятностям и тяжёлым разговорам с Алевтиной. Мучительно, с неизменным свадебным скандалом, хлёсткой пощёчиной и сакраментальным «Как ты мог?» Ласковый сентябрьский ветер бросал ей на лицо длинные пепельные пряди, а она, задыхаясь, почти кричала: «Будь ты проклят! Будьте вы оба прокляты! Живи вечно холёным котом со своей удыхающей стервой. Не видеть тебе сына! Никогда! Никогда!» И раз за разом её снова оттаскивали в сторону, затирали в толпу зевак, а он продолжал свой пусть в ЗАГС под руку с возрастной невестой, годившейся в бабки. Щека горела, в груди пекло адово и одна и та же мысль, обжигая, выворачивала наизнанку: «Ну, почему она не захотела понять? Почему?» И над всем этим кошмаром царственно плыла торжествующая улыбка Алевтины.
В этот раз, впервые за пять лет сон изменился. Вместо яркого полдня дождливая вечерняя морось. Они с Полиной сидели в машине, дворники сновали по ветровому стеклу. Полина, тихая и отрешённая, тоскливо следила за их монотонным движением, а потом вдруг прошептала, почти не разнимая губ: «Приходи. Мне плохо без тебя. Так плохо». Алекс повернул голову, пытаясь поймать, разглядеть, что таится там, в глубине её усталых, тёмных как стылая вода глаз, но Полина уже растаяла.
***
С утра, кроме тягостного сна ничто не предвещало неприятностей. Алевтина не брюзжала, даже шутила. Но вещий сон не давал сбоев. Скандал разгорелся после полудня, когда принесли счета.
– Мы теперь до конца жизни будем Полинкин мавзолей оплачивать? – постукивая конвертом по ладони, с недовольством, даже вызовом спросила Алевтина.
Алекс не сдержался:
– Два месяца не так уж и много. Потерпи, дорогая. Тебе ведь столько жить осталось, не правда ли?
– Может, ты в эту развалюху переселишься, раз она так тебе дорога? – продолжила супруга, старательно не замечая иронии. – Или пустишь квартирантов, хоть какой-то толк был бы.
– Может и переселюсь. И квартирантов пущу в твои хоромы, после того как отчалишь в последнее путешествие. Так будет экономически выгодней.
– Алекс, я ведь могу и на развод подать! И завещание переписать.
– Подавай. Переписывай. И объявление в газетку не забудь тиснуть: «Требуется молодой здоровый лох, готовый выносить горшки за тяжко больной старухой. Вознаграждение в виде завещания на элитный особняк гарантируется».
– Как ты можешь?!
– А ты?! Я, ведь просил оставить Полину, и всё с ней связанное, в покое. Две штуки в год из моего кармана такие бешеные деньги?
Воскресный вечер псу под хвост. Демонстративный уход, полчаса езды до окраины и вот он здесь, у кладбища, напротив последнего на улице дома с наглухо закрытыми ставнями. Дворники метут стёкла, ветер швыряет в лужи рыжие кленовые листья. Всё, как и было предсказано. Только Полины нет.
Алекс узнал о её смерти от Алевтины, в каюте теплохода. За окном, пронзительно крича, сновали чайки, родной берег отдалялся, портовый гомон сменялся мерным плеском воды.
– Я думала, наше свадебное путешествие уже не состоится из-за смерти этой актриски.
– Что?
– А ты не знал?
Алевтина взглядом указала на столик. Со свернутой вчетверо газеты бросился в глаза некролог: «Выражаю глубокие и искренние соболезнования родным и близким Полины Славской в связи с безвременной кончиной актрисы. Марк Валь».
Тогда ещё подумалось: «Кто такой Марк Валь? Никогда о нём не слышал. Режиссёр? Поклонник?»
Алевтина словно мысли подслушала:
- Ревность взыграла?
Придушить бы старую ведьму подушкой, или вышвырнуть за борт, как Стенька турчанку. Да нельзя. И рыбу жалко. Передохнет, не вынесет соседства.
Алекс смотрел на мокрый, сиротливо выглядывающий из-за забора дом с наглухо закрытыми ставнями, а к горлу подкатывал комок. Как же до обидного мало он знал о жизни Полины. И ведь сам виноват. Жила одна. Были ли родные, спросить не удосужился. Актриса второго состава. Помнил, как с горечью сказала:
– В первый состав не утвердили. Хреныч сказал, внешность слишком яркая, партнёра забью.
– А во втором, значит, не забьёшь.
– Во втором мы ровно смотримся, только играет Сашка не очень.
Кто были все эти люди, которые её окружали? Не интересовался. Приглашала на спектакль – не пошёл. С детства не любил театр. А потом идти было уже как-то неудобно.
Вот остался на память дом…
Когда вернулись с Алевтиной из трёхнедельной поездки, ждало заказное письмо. Открыл – словно в духовку заглянул. В письме лежала дарственная и коротенькая записка: «Прости мою выходку. Не знаю, что нашло. Дом береги. Возвращайся, если станет невмоготу. Время покажет – я была права. Тоже прощу, если сбережёшь дом».
Вот и таскается он теперь к опустевшему чужому гнезду. Ни гость, ни хозяин. Тень из прошлой жизни. Ключ всегда в кармане. Войти что ли? Не проверить газ, свет, воду, а просто так?
А, гори всё синим пламенем! Алекс вышел из машины захлопнул дверцу, щёлкнул на брелоке кнопку сигнализации и, перейдя дорогу, решительно отпер калитку. Несколько быстрых шагов по гравию. Здравствуй, дом! Здравствуй, Полина!
***
Дом встретил неласково. Пыль, вездесущая, всепроникающая, всесильная, подобно вулканическому пеплу погребла под собой всё: паркет, вешалку, обувницу. И без того неяркое освещение прихожей из-за серого налёта на плафоне и вовсе сделалось тусклым. Даже зеркало, всегда казавшееся распахнутым окном в потустороннее, сейчас словно отгородилось, прикрылось тонкой завесой.
Не разуваясь, Алекс обошёл комнаты. То же сиротливое запустение. Само пришло в голову – дом словно кот, потерявший хозяйку, пытливо всматривается в глаза пришедшего, как бы спрашивая: «Почему она не приходит? А как же я?»
Здесь никогда не было особенно тепло. Сейчас же и вовсе помещение выстыло, воздух застоялся, появился особенный нежилой дух, и странное, неприятное ощущение, будто кто-то всё время смотрит в спину.
Журнальный столик в гостиной, два кресла перед ним, оживили в памяти давний разговор.
– Пойми, - с горячечной убеждённостью говорила Полина, - она же просто стерва! Ей в кайф с молодыми показаться. Нет у неё никакого рака, и через два месяца уж точно не помрёт! И завещание её – кролику морковка! Она их переписывает всякий раз, как замуж выходит. Алекс, послушай меня, она уже трёх мужей похоронила, молодых здоровых мужиков. И умирали все, едва о разводе заикались.
– Ты-то откуда знаешь?
– Неважно.
Помолчали, старательно отводя взгляд друг от друга.
– Полина, милая, подожди два месяца. Мне достанется всё: фирма, недвижимость, вклады. Всё будет нашим.
– Гроб тебе достанется. Лет через пять. Когда эта бабка начнёт изводить скандалами и капризами. Поверь моему слову.
– Какие скандалы? Какие капризы? Она же ангел по сравнению с тобой! Полина, я видел её медицинскую карточку. У неё последняя стадия рака.
– Врач у неё прикормленный, а не рак! И нарисует, что хочешь, и подсунет кому надо. При последней стадии рака так не выглядят. Раскрой глаза! Она же просто голодает сейчас. А только женишься, сразу ремиссия начнётся. От правильного питания.
– Полина, да что с тобой? Ты никогда не была злой и ревнивой. Бес что ли вселился?
– Ага, вселился. Шесть недель как. Твой, между прочим, бесёнок. Алекс, ну зачем тебе эта старуха? Ну, на кой она тебе нужна? Алекс, у тебя будет сын. Наш сын, понимаешь? Услышь меня, мы можем быть счастливы!
– Полина, так и будет. Потерпи два месяца. От силы три.
– Обещай мне, что ты на ней не женишься. Обещай мне. Пожалуйста! Это же противоестественно жениться на старухе!
– Полина, это деньги, которые валяются под ногами, и упускать их грех. Нельзя отказываться от того, что само плывёт в руки.
– А от любви, от сына отказаться можно?!
– Неужели ради благополучия сына нельзя два месяца подождать?
– Уходи! Уходи! Если ты сделаешь это, ты мне никто. Забудь, что я есть.
– Надеюсь, ты поймёшь, что я был прав. Потом.
«Да уж… прав… Нужно попросить домработницу убраться здесь. Завтра же. Придётся заплатить вдвое, но это мелочи».
Уже выходя, Алекс услышал за спиной то ли вздох, то ли стон. Резко обернулся – никого. Ещё раз обошёл все комнаты. Показалось.
У калитки, почувствовав тяжёлый сверлящий взгляд в спину, оглянулся. Дом осуждающе хмурился, пялясь незрячими, прикрытыми ставнями окнами. Заныло сердце, и всю дорогу не отпускала тяжёлая, давящая боль. В душе поселилась непонятная, изматывающая тревога. И крутилось, крутилось в голове сказанное в сердцах: «Гроб тебе достанется. Лет через пять». Пять как раз и прошло.
***
Спустя два дня Алекс, наблюдая как Марья вешает гардины, решил, что, пожалуй, хватит валять дурака. После генеральной уборки в доме стало вполне комфортно. Можно даже время от времени оставаться на ночь и отдыхать морально от надоевшей старухи. И неплохо бы сделать по весне ремонт.
В последней, приготовленной к повешению гардине, обнаружилась дыра, и в ответ на растерянный взгляд домработницы, Алекс предложил поискать замену в шкафу.
- Ой, божечки! – воскликнула Марья, едва раскрыв створки.
– Что там? – крикнул Алекс из соседней комнаты. Сам он до сих пор не удосужился заглянуть в шкаф.
– Посмотрите сами. Кто здесь жил?
Посмотреть было на что. Дверцы двупольного шкафа, распахнувшись одновременно, представили для обозрения всё его нутро. Бельевые полки слева пустовали, лишь на одной стояла закрытая обувная коробка, а рядом лежала чёрная фата. Справа, в другой половине шкафа, висело чёрное платье невесты.
«Что ни говори, актриса – это нечто, – усмехнулся про себя Алекс. – Интересно, она в этом платье играла чёрную шахматную королеву на детских утренниках? Но вроде как королеве полагается корона, а не фата».
Впрочем, платье не выглядело ношенным. Скорее, как и фата, совершенно новым. В коробке, как и предполагалось, обнаружилась пара туфель, а за ней, в глубине, почти у самой стенки, низкая и широкая чёрная свеча в нефритовом подсвечнике.
«Полина готовилась праздновать Хеллоуин? Забавно. А вот прям сегодня и заночую», - подумал Алекс. На душе сделалось тепло, он даже почувствовал себя моложе и первым делом отключил телефон. Чтоб не надоедали звонками. Подвёз домработницу до особняка Алевтины и, не заходя, вернулся назад, купив по пути коньяка и кофе в зёрнах. Тишина, кофе, коньяк. Что ещё нужно для праздника одиночества? Сигара? Возможно, но Алекс не курил.
Стемнело. Вечер обещал быть изумительным. Мягкий свет торшера спрятал, скрыл недостатки выцветших обоев, привнеся в комнату уют и покой. Коньяк, пара бокалов и найденная в шкафу свеча уже стояли на столе. Оставалось чиркнуть спичкой, когда раздался настойчивый, требовательный звонок.
Алевтина! Примчалась, проехав через весь город. Какого чёрта ей не сиделось дома?!
За дверью и впрямь оказалась Алевтина, тут же бесцеремонно ввалившаяся в прихожую:
– Не ждал?
– Тебе не стоило приезжать сюда, – сухо заметил Алекс.
– Помешала свиданию? – донеслось из гостиной. – О, вижу, приготовления уже полным ходом! Что ж, посидим втроём. На троих соображать удобней. Не находишь?
– Алевтина, - сказал Алекс с раздражением, – тебе лучше уехать.
– Да ты что? А я вот думаю иначе. Пока ждём гостью, пойду ополоснусь.
Алевтина деловито извлекла из сумки халат, полотенце, домашние тапочки и демонстративно отправилась в ванную, негромко напевая: «Ты помнишь, изменщик коварный, как я доверялась тебе».
Алекс усмехнулся. За годы совместной жизни он научился просчитывать супругу на раз-два, и прекрасно понимал, почему она так себя повела. Случись вдруг прийти гостье, благоверная не замедлила бы появиться вся такая домашняя, в халате, с намотанным на голову полотенцем. Ещё и чайку предложила бы, в тайне наслаждаясь смущением обоих. Разумеется, гостья, вряд ли задержалась бы лишнюю минуту. Чем Алевтина на самом деле удивила, так это знанием расположения комнат в доме. Откуда бы?
Вскоре из-за неплотно прикрытой двери послышался шум льющейся воды.
«Вот тебе и расслабился в одиночестве, - подумал Алекс. – А впрочем, не ответить ли симметрично ударом на удар?»
Им вдруг овладела какая-то задорная, насмешливая злость. Плеснув в бокалы коньяка, он зажёг свечу. Фитиль никак не хотел загораться, видимо, отсырел, но потом огонёк взялся за силу и по комнате поплыл тяжёлый одуряющий аромат. Алекс направился к шкафу, намереваясь извлечь оттуда наряд «шахматной королевы», когда за спиной раздались первые аккорды любимой композиции Полины «Шоу должно продолжаться». И почти сразу же из ванной раздался оглушительный грохот, а вслед за ним истошный вопль Алевтины.
Алекс бросился в ванную. Комната была усеяна осколками разбитого зеркала. Крупные и мелкие, похожие на ножи, иглы и наконечники копий, они сверкали повсюду, выглядывали из раковины, один застрял в рукаве висевшего на вешалке халата. Посреди ванной валялась овальная деревяшка, к которой крепилось зеркало. Остатки перепревшей верёвки и осиротевший гвоздь в стене ясно указывали на причину катаклизма. Насмерть перепуганная Алевтина беззвучно шевелила посиневшими губами, почти полностью уйдя под воду. На поверхности торчала только мокрая старушечья голова, похожая на голову цыплёнка и оттого казавшаяся беззащитной и жалкой.
¬– Она…она была там… в чёрной фате, – не сводя взгляда с того места, где прежде висело зеркало, осипшим шёпотом произнесла старуха.
«Везёт мне на актрис», - усмехнулся про себя Алекс. – Наверняка Марья разболтала про платье в шкафу. Что ж, тем лучше».
– Сейчас найду веник и смету всё это безобразие.
– Сначала вытащи меня отсюда. Вытащи, – прошипела Алевтина.
«Похоже, она в самом деле здорово струхнула», - подумал Алекс.
– Успокойся, всего лишь верёвка перепрела. Сейчас смету осколки и вытащу тебя.
Алевтина с выпученными, почти безумными глазами, молча наблюдая, ждала, пока он расчистит дорожку к двери, и кое-как с помощью Алекса выкарабкавшись из ванной, поспешила выйти из комнаты.
– Неси мои вещи, мы немедленно уезжаем отсюда, - раздался из гостиной всё ещё дрожащий, но уже достаточно окрепший голос, с прорезавшимися властными нотками.
Алекс с равнодушным спокойствием подал ей полотенце и вещи.
– Езжай, если хочешь. Я остаюсь.
– Ты сейчас же отвезёшь меня домой.
– После коньяка я не сажусь за руль, ты же знаешь.
– Вызывай такси.
– Хорошо, но поедешь сама.
И тут Алевтина увидела открытый шкаф.
– Звони скорей, – в состоянии близком к панике, напяливая всё как придётся, она снова перешла на шёпот.
Меркьюри умолк. Наступила пронзительная, абсолютная тишина.
«Как включился проигрыватель?» - пронеслось у Алекса в голове.
В сумочке, небрежно брошенной в кресло, запел телефон. Достав его, Алевтина с недоумением поглядела на мужа. Вызов шёл с подавлением номера. Забрав телефон, Алекс нажал на приём. Из трубки послышалось тихое потрескивание. На другом конце молчали.
– Алло, говорите, я слушаю.
В ответ раздались короткие гудки. Алекс нажал на отбой и попытался вызвать такси. Несколько попыток на разные номера окончились одинаково: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позднее». После пятого звонка телефон уведомил о разрядке батареи и отключился.
«Вот чёрт, придётся везти, – с раздражением подумал Алекс. Сунув Алевтине сумку и подхватив под руку её саму, он решительно двинулся в прихожую и снова почувствовал уже знакомый, тяжёлый взгляд в спину. Подумалось: «В самом деле, наверное, лучше уехать».
Вставив ключ в замок, вспомнил, что забыл потушить свечу.
«Сейчас, выпущу Алевтину на улицу и потушу».
Замок всегда открывавшийся с пол-оборота неожиданно заклинило. Алекс, с досадой отметив, что рука предательски дрогнула, сильнее нажал на ключ. Раздался лёгкий щелчок и головка ключа, словно срезанная, осталась в пальцах, в то время как сам ключ застрял в замке.
«Приплыли!»
Смысла топтаться в прихожей не было никакого, вернулись в гостиную. Алевтина, и без того выглядевшая бледно, в дверях гостиной и вовсе побелела.
Чёрное платье, несколько минут назад находившееся в шкафу, теперь лежало поперёк кресла, небрежно ниспадая с подлокотника. Фата свешивалась со спинки и стелилась по ковру.
«Свечка с галлюциногенами», – подумал Алекс. Решение пришло мгновенно: «Потушить и проветрить помещение. Немедленно».
Но отчего-то было очень трудно сделать первый шаг. Ноги не желали повиноваться. Усилием воли, заставив себя двигаться, Алекс медленно добрался до стола и погасил свечу.
Не обращая внимания на Алевтину, он подошёл к окну, отдёрнул штору и увидел перед собой наглухо закрытый ставень.
«Вот те раз! Ставни же с другой стороны. Галлюцинация точно. Нужно открыть окно», - он попытался нащупать ручку, но ладони ощущали только старое, изъеденное дождями и временем дерево. Он кинулся ко второму окну – та же история. За спиной раздался всхлип Алевтины, а вслед за ним мощно, словно прибавили звук, начальные аккорды знакомой композиции. Вздрогнув, Алекс обернулся. Свеча горела. Алевтина таращилась на неё рыбьим взглядом и хватала синими губами воздух.
«Нужно убираться. И чем скорей, тем лучше. Но сначала потушить проклятую свечку».
Алекс подошёл к столику, залпом выпил коньяк и, перевернув бокал, накрыл им свечу.
«Придётся повозиться с замком. Ну да ничего, решаемо».
Он попытался сообразить, где могут находиться плоскогубцы, и отправился к кладовке в прихожей, уже понимая, что вряд ли что найдёт. Весь имевшийся инструмент, Полина, скорее всего, хранила бы в сарае, и уж никак не в доме. Догадка подтвердилась – кладовка, как и шкаф, оказалась пуста.
Алекс бросил взгляд на дверь и по шее пробежал холодок – личинка замка багровела, словно накалившая докрасна спираль электрической плитки. Мгновенье спустя алая капля выкатилась из отверстия и застыла блестящей блямбой.
Не веря глазам, преодолевая внутреннее сопротивление, Алекс подошел к двери, осторожно притронулся к застывшему металлу и тут же отдёрнул руку – палец ожгло холодом. Внутреннее чутьё заставило его обернуться. Зеркало в прихожей потемнело, вспучилось и вдруг взорвалось, обдав стены брызгами осколков. Не отойди он к двери, его изрешетило бы с головы до ног.
«Наверно я сплю, и всё это мне снится».
До слуха долетело невнятное бормотание и всхлипы Алевтины.
– Господи, прости меня, прости меня господи. Господи, прости… Я жить хочу, я хочу жить, господи прости меня, - и так раз за разом, одно и то же.
– Чего тебе прощать? – машинально спросил Алекс.
Алевтина внезапно задышала ровнее, спокойный тон Алекса благотворно повлиял на неё.
– Ты ничего не знаешь. Я не хочу так умирать. Мне в церковь нужно – покаяться и причаститься.
Алекс не удивился, хотя раньше особой набожности за Алевтиной не замечал.
– Кайся. Если бог действительно всемогущ, всезнающ и всеведущ, он тебя и здесь услышит. Хотя, если он такой, то и каяться незачем. И так всю твою подноготную знает.
– Ты не понимаешь. Полинка – моя родственница, внучка двоюродной сестры. Ненавижу её. Всегда ненавидела. Она как отец. Упрямая досмерти. Родители на мотоцикле разбились, сестра её воспитывала пока не померла. Потом я приглядывала. Запретила идти в актрисы. Говорю, куда тебе голодранке? Один дом за душой, да и тот ремонта требует. А она своё. Пошла. Я тогда сказала, что жизни ей не дам, попомнит, как своевольничать. У меня деньги, связи, а у неё что? Это из-за меня её в первый состав не взяли. Я главному заплатила. Много заплатила. И тебя я увела. Знала, что она тебя любит, но увела. Любовь у неё. Деньги всё решают, а не любовь. А она дура, руки на себя наложила. Дай мне лекарство, там, в сумке, плохо мне.
«Хрен тебе, а не лекарство. Как было бы хорошо, если бы эта жаба тут и окочурилась, – подумал Алекс. – Тогда смерть Полины не была бы напрасной». – А вслух спросил:
– Ты её хоронила? Знаешь где могила?
– Не хоронила, не знаю и знать не хочу. Эта ж чокнутая, сначала из города смоталась, а потом уже я в газете прочла.
Из кухни раздался шорох. Немного погодя заработала кофемолка. Алевтина снова побледнела.
– Господи, прости мне. Не виновата я, не виновата. Алекс, лекарство, скорее.
Алекс порывшись в сумке, достал из косметички нитроглицерин. В пластинке оставалось всего два красных шарика. Выдавил один, он выскользнул из пальцев, упал на пол, покатился и пропал. Алевтина запаниковала. Ей стало хуже.
– Дай, сама. – Сунув спасительный шарик в рот, задыхаясь, выдавила:
– Чего сидишь без толку? Выбивай дверь.
– Хочешь меня сплавить и примерять наряды? – Алекс кивком угадал на фату.
«Сколько ж ты будешь издеваться надо мной, старая ведьма? Когда, наконец, сдохнешь?»
– Пойду, заварю кофейку.
– Не уходи, не оставляй меня одну.
– Да успокойся ты, никуда я не уйду. Попробую только дверь открыть, сама ж говорила. – С этими словами Алекс вышел из комнаты, но сделав несколько шагов остановился, услышав за спиной глухое мычание. Словно Алевтине зажимали рот, чтобы она не кричала.
Волна безотчётного страха захлестнула его всего. Он обернулся и застыл на месте. Фата, плотно облепив голову и тело старухи медленно таяла, превращаясь в плотную, как войлок паутину. Алевтина задыхалась, билась под ней, стараясь высвободиться, но сила была не на её стороне. Наконец, затихла.
«Умерла?!»
Алекс не в состоянии двинуться с места мог только наблюдать за происходящим. Его словно парализовало, сковало изнутри. Погас свет.
На столе под стеклянным колпаком бокала медленно затеплился огонёк свечи, принялся разгораться всё ярче и ярче, пока пламя, взметнувшись вверх, не разорвало бокал, разметав осколки.
Комната изменилась. Готовый вот-вот обрушиться потолок провис, по углам заклубилась тьма. Шкаф, зияя разинутой пастью, выдвинулся вперёд. Зеркало на стене отражало пустоту.
Внезапно свеча вспыхнула вся, огонь перекинулся на стол. Алекс понял, что это пламя потушить не удастся, отступил в глубину прихожей, затем, кинувшись к входной двери, с разбега попытался высадить её.
Стол в гостиной уже полыхал вовсю. Раз за разом, в отчаянье он наносил удары. Наконец, окончательно осознав бесполезность попыток, забарабанил в неё кулаками, закричал:
– Помогите!!! Эй, кто-нибудь! Пожар!
«Вызвать пожарных. Мой телефон! Как я про него забыл!»
Он сунул руку в карман, достал мобильник.
«Ну, включайся, включайся же! Скорей!»
К несказанной радости дисплей ожил. Алекс начал набирать номер и услышал в гостиной шаги. Неспешный стук каблучков.
Рубашка на спине внезапно взмокла, он медленно обернулся. Пламя из гостиной освещало часть прихожей. Тело Алевтины, сплошь оплетённое, напоминало мумию, а паутина медленно ползла дальше, уже покрыв собой часть пола и стен прихожей. Стук каблучков стих. Алекс не понял, а скорее почувствовал всем своим нутром, что там, за дверью, затаившись, стоит Полина. И лучше не шуметь. Но мерзкая паутина продолжала движение вперёд, к нему, и, нажав на кнопку вызова, услышав спасительный голос диспетчера, он, боясь, что связь пропадёт, зачастил скороговоркой:
– Пожар, Средняя 22, скорее!
Телефон жалобно пискнул и отключился.
«Они услышали, услышали. Продержаться ещё немного. До приезда пожарных. Ещё немного».
Затравленно озираясь, понимая, что выхода нет, он бросил взгляд на потолок и увидел над самой головой ход на чердак. Подпрыгнул, попытался сбить закрывающую ход, забухшую крышку. Она чуть подалась, но осталась на месте. Вид подползающей паутины придал Алексу сил. Что есть мочи он пнул кулаком крышку и она слетела, открыв тёмный зев хода. Подпрыгнув, Алекс ухватился за край, подтянулся на руках и влез на чердак. Схватив валявшуюся неподалёку крышку, запечатал ей ход. В маленькое запылённое чердачное окно проникал свет уличного фонаря. Разглядев сложенные неподалёку доски, он стянул несколько штук, навалил их сверху лаза. Выдохнув поднял глаза и увидел стоящую у окна Полину в свадебном чёрном наряде. Она молча смотрела на улицу.
Затаив дыхание и стараясь двигаться бесшумно, Алекс переместился за печную трубу и осторожно выглянул из-за неё. Полина по-прежнему была у окна. Он снова спрятался и вдруг почувствовал лёгкое прикосновение к плечу.
Мгновенно развернувшись, вжавшись спиной в оштукатуренные осыпающейся глиной кирпичи, он увидел перед собой бывшую возлюбленную. Сердце замерло, потом рухнуло куда-то вниз и само собой вырвалось:
– Полина?
Её глаза двумя синими огнями яростно полыхнули в потёмках.
– Как ты мог предать меня второй раз?! Как ты посмел пустить её в наш дом?!
Живой, родной, знакомый голос. Страх внезапно отпустил.
– А что я должен был сделать? Захлопнуть дверь у неё перед носом?
– Взять её за шкирку и вышвырнуть вон. Вытолкать взашей за калитку. Увезти к чёртовой матери, но не пускать в дом! Мой дом!
– Полина, она моя жена. Я люблю тебя, но ты же умерла. Давно. – Сказав это, Алекс почувствовал, как ледяная волна возвращается, сковывает изнутри, приподнимает волосы на затылке.
– А я умерла? Ты видел меня в гробу? Приносил цветы на мою могилу? Ты даже не знаешь, где она! С любимыми так не поступают!!! Тот мальчик, Марк, он приходит, а ты… ты – чудовище!
С улицы раздался вой пожарных сирен.
Алекс почувствовал, как пол уходит из-под ног и сам он летит вниз, в полыхающее пламя адово, услышал, как с треском рушатся и валятся сверху балки. Жгучая нечеловеческая боль охватила тело и страшный удар, обрушившийся на затылок, погасил сознание.
***
Первой вернулась боль. Лютая, всепожирающая, беспощадная. За ней – голоса.
– Обожжено приблизительно сорок-сорок пять процентов кожи. Прогноз сложный.
– Ясно. Идём дальше.
Шум удаляющихся шагов, стук закрываемой двери. Тишина. Долгая, мучительная. Снова скрип двери, неспешный, знакомый стук каблучков. И над самым ухом тихий шёпот:
– Помнишь, всё будет нашим…
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215111702456
Обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2015/11/17/2456