Рассказ занял 3-е место в конкурсе "Полная Чаша"
***
Автор — Лиска-Алиска
Название — Золотая птичка
Объем – 37,6 тыс. зн.
Жанр — детектив
Посылка — сколь веревочке ни виться…
Виолетта Петровна не любила похороны. Ей нравились дни рождения, а особенно юбилеи. К таким дням она готовилась заранее, тщательно выбирая подарки, открытки дарила со смыслом. И обожала, когда у именинника портилось настроение от четверостиший. А стихи всегда отражали жестокую реальность.
Ограбленному летом соседу по лестничной клетке, она пожелала:
«Чтоб бутерброд не падал маслом вниз,
И воры не взбирались на карниз…»
Знакомой, которая из-за операции вовремя не заплатила коммуналку и ей «отрезали» газ, Виолетта Петровна вставила строчку: «И в срок свои оплачивай долги…»
Кузену, отмечающему семидесятилетие, и живущему в квартире барачного типа, поздравление она начала так:
«Ни чинов, ни регалий не нажил,
И сундук не трещит от вещей,
Только годы рабочего стажа –
Вот и все, что в копилке твоей…»
В приятелях у неё ходили люди интеллигентные, их воспитание не позволяло открыто послать гостью или выставить за дверь. А Виолетта Петровна делала невинное выражение лица и, вроде бы, от души целовала юбиляра. Но главное внимание с именинника переключалось на неё, а Виолетта Петровна любила быть центром вселенной.
Больше похорон Виолетта Петровна не любила чужих детей, особенно маленьких, капризничающих, верещащих и непоседливых. Случайно попавших к ней в дом ребятишек не привечала и никогда не угощала. А если ребёнок без спроса запускал руку в вазочку с конфетами на журнальном столе, то Виолетта Петровна тут же отбирала сладость, несмотря на удивлённый взгляд гостьи и возмущённый рёв невоспитанного карапуза. В квартире у неё никогда не водились игрушки, кроме одной антикварной – золотой птички-филина с изумрудными глазами. Виолетта Петровна была абсолютно уверена, что это игрушка повешенного сына Марины Мнишек.
Своих детей, как и свадьбы, у Виолетты Петровны в жизни не случилось. Работа, работа, работа… В те времена многие служили на благо родине и народу. А когда вышла на пенсию по льготе, не нашлось достойного мужчины. И, следуя восточной мудрости, она зажила одна, а не с кем попало, не отказывая себе ни в чём. А вот сюсюканье, замену памперсов и кормление Виолетта Петровна легко оставили другим глупым пожилым женщинам – бабкам. Сама же она, игнорируя боль в коленях, решила навсегда остаться молодой или хотя бы зрелой, но привлекательной женщиной…
И вот два невероятных события совместились. На похоронах племянницы, когда на Виолетту Петровну свалился груз по организации погребения, она постоянно натыкалась на пятилетнюю дочку покойницы, несмотря на то, что строго-настрого запретила няне выпускать ребёнка из её комнаты. Виолетта Петровна, неприятно и потерянно ощущавшая себя возле гроба, цветов, горящей свечки и шёпота присутствующих, опять заметила девочку. Дочка покойной то вставала и направлялась к гробу, то, остановившись как вкопанная, бежала опять в уголок за гардеробный шкаф и тихо утирала слёзы. Виолетта Петровна решила выйти на свежий воздух, но не смогла пройти мимо малышки, до которой родственникам и незнакомым людям не было дела.
Что-то дрогнуло внутри Виолетты Петровны, что-то знакомое, но давно забытое в её одинокой гармоничной жизни. Это волнительное чувство она испытала однажды, когда возле роддома ей вложили в руки крохотного ребёнка: ныне умершую племянницу. Это был первый и последний малыш, которого Виолетта Петровна когда-либо держала на руках. И ей удалось пережить массу дотоль неизведанных ощущений, и позавидовать сестре, которая не скиталась по далёким странам, а спокойно жила в кругу своей семьи.
С нахлынувшими в тот момент чувствами Виолетта Петровна справилась и, затолкав, заперла глубоко в душе. Но вот выйдя на пенсию, лишившись привычного активного образа жизни и почувствовав себя глубоко одинокой, она, неожиданно для себя, решила помочь племяннице, хотя и себя, и родных уверяла, что делает огромное одолжение…
Виолетта Петровна подозвав Демьяна, брата покойной, попросила его хотя бы временно побыть распорядителем похорон, взяла девочку за руку и потащила её вон из душной комнаты. На улице, возле подъезда, она усадила ребёнка к себе на колени и, гладя по голове, произнесла: «Нечего тебе там смотреть Алиса, помни маму живой и красивой. И она всегда-всегда будет любить тебя!»
Заметив на противоположной улице кафе, Виолетта Петровна повела внучатую племянницу в него, предполагая, что о девочке никто не позаботился. Её ожидания подтвердились. Лиска-Алиска оказалась голодна и съела всё, что было заказано.
Когда поздний завтрак окончился, Виолетта Петровна растерялась: что делать с девочкой? Няне она больше не доверяла. Но и взять Алиску к себе не могла! Привести в свой дом хаос?! К такому она была не готова. И Виолетта Петровна решилась: она позвонила Ильичу, Василию Ильичу, её единственному настоящему товарищу. Он для неё так и остался командиром, как тогда в семидесятых, и в восьмидесятых, когда служили в десантно-штурмовой бригаде ГРУ, с дислокацией отряда в горах. Письма доставлялись не как обычно в номерную часть, а на полевую почту.
Ильич был старше Виолетты Петровны по возрасту, а главное, по умению принимать взвешенные решения и находить правильный выход из создавшихся ситуаций. Ильичу Виолетта Петровна доверяла безоговорочно и всю жизнь лелеяла мечту когда-нибудь стать его женой.
Они встретились в сквере, недалеко от квартиры покойной племянницы. Ильич удивлённо воскликнул:
— Летка! Ты и ребёнок рядом? Действительно, мир изменился.
Виолетта Петровна не возмутилась, а кратко описала положение дел.
— Убийство? – спросил Ильич.
— Нет сомнений, — ответила Виолетта Петровна.
— И кто? Версий много?
— Как я поняла, всего две: муж и случайный налётчик.
— А ты что думаешь?
— Думаю Громовских, не зря его арестовали. Он мне никогда не нравился, ты же знаешь.
— Нормальный мужик, — едва улыбнувшись, ответил Василий Ильич. — Ты не можешь ему простить того, что он выставил тебя через неделю после свадьбы из своей квартиры и не дал поучить уму-разуму.
— Я заступалась за племяшку. Родителей нет, а этот Громовских…
— Летка… — Ильич перебил Виолетту Петровну и указал ей глазами на девочку, и продолжил: — Всё-таки Громовских её отец. И потом, если человек забрал у тебя свои деньги, это не повод обвинять его во всех смертных грехах.
Виолетта Петровна нагнулась к Алисе, вынула из сумки сову, отдала девочке и что-то пошептала ей на ухо, а потом ответила Ильичу:
— Деньги не его! Это приданое племянницы, которое, заметь, я оберегала и приумножила…
— И жила на них припеваючи, пока племянница росла в детдоме. И даже потратила часть…
Виолетте Петровне захотелось отхлестать Ильича по щекам, но она только опустила голову, ковыряя модным полусапожком гравий дорожки, и тихо произнесла:
— Деньги я вернула! — сорвалась на крик Виолетта Петровна. — А ты змей подколодный, Ильич! Знаешь, чем уколоть, и бьёшь под дых.
— Знаю я тебя, Летка, знаю. И помог тогда. Или забыла? Вернули наследство. Клад мачехин нашли, а она зашифровала место умно, еле разгадали её загадки. Неужели это действительно драгоценности Марины Мнишек?
— Её, её, я уверена. Но та часть, которую я племяшке отдала, теперь пропала. Нет их у Громовских.
— Может плохо смотрели?
— Ты во мне сомневаешься, Вася? Я точно знаю, что Громовских драгоценности в сейф запирали, но в тот вечер они на приём собирались идти. И племяшка решила драгоценности надеть, она мне звонила, и рассказала, что уже готова, только ждёт приезда мужа. А я то раньше думала, что Громовских их продал и на вырученные деньги фирму создал.
— Было дело, жужжала и жужжала об этом.
— Так вот, не продавал он эти украшения. Да и Демьян завидовал сестре. И, представляешь, на прошлой неделе пришёл ко мне требовать свою часть!
— Почему ты мне раньше этого не рассказала?
— Ой, да зачем. Демьян — шалопай. Сколько его знаю, он всегда деньги клянчил. Я устала ему передачки по колониям рассылать. Так и сказала, что все его деньги на посылки в тюрьмы и потратила. Он, конечно, возмутился, но я его оборвала и заявила, что ничего не получит. Но пообещала свои сбережения на него переписать, если досмотрит.
Ильич рассмеялся:
— Вот даешь! Да ты племяшка лет на двадцать переживёшь. Он в заключении, небось, болячек нацеплял, на десяток хватит таких непутёвых. Только думается мне, что ты не всё ему отдала, что должна была.
— Не всё, Ильич. Так и он не остепенился. То на кармане возьмут, то с украденными шинами на толкучке. А сестрица покойная просила в благих делах помогать детям…
Ильич подхватил носком ботинка опавшие листья и подбросил их. Они вновь закружились, будто только что опали с клёна, полетели подхваченные ветерком, и, решившись, спросил:
— Как, всё-таки, ты узнала о кладе? Может, «потом» наступил?
— Какой «потом»? — удивилась Виолетта Петровна.
— Ты же всегда отшучивалась, мол, «потом расскажу», — улыбнулся Ильич.
На этот раз Виолетта Петровна поняла, что не сможет отделаться от расспросов товарища:
— Ой, Вася, это же целая история! Я про клад долго не знала, хотя координаты прочитала через день после смерти мачехи. Она, умирая, мне золотую птичку подарила, ту, которую Алиске сейчас дала поиграть. На сове есть крохотный рычажок, я его повернула и птичка раскрылась. Вот там и лежал бумажный клочок с широтой и долготой. Раздумывать над цифрами времени не было, нас тогда в Камбоджу послали, а потом… потом я забыла. Нас же из командировки в командировку бросали, не мне тебе об этом рассказывать.
А вот, когда на пенсию вышла, прочитала мачехины дневники от нечего делать, и координаты сравнила. Лидка любила свою жизнь «сохранять» в записях. Считала, раз клады и драгоценности стране возвращает, то и о ней вспомнят, в газете напишут. А тут биография готовая и ничего лишнего, а только важное. Лидка и меня заставляла вести дневник, когда мачехой стала. Только не любила я такое занятие. Меня тир, парашютный кружок привлекали.
Ильич молчал. Виолетта Петровна спросила:
— Ну, что, кончились вопросы?
— Всё более-менее понятно. Только… Только почему же Лида не сдала и этот клад в казну?
— Думаю, не успела. Она же от скоротечного воспаления лёгких умерла. И простыла как раз на Медвежьем острове, где беглую Мнишек, жену Лжедмитрия, схватили. При Мнишек казны не оказалось, не нашли, но хронописцы все в один голос утверждали, что деньги и драгоценности Марина увезла с собой. Видимо, мачеха порылась в закрытых архивах и нашла клад. Но почувствовала себя неважно, и довериться местным крестьянам не захотела или побоялась. Взяла детскую игрушку, как доказательство, добралась до дома, передала птичку мне перед смертью, мы обе «служили в органах», но в разных ведомствах, и умерла.
— Получается, нам надо вновь драгоценности найти и отыщется убийца племянницы.
— Думаю – так. Хотя чего искать? Громовских её и пришиб. Толкнул, она споткнулась, упала и ударилась головой об угол тумбочки. Больше некому.
— А Демьян?
— С сестрой Демьяну Громовских не давал видеться, и запретил в своей квартире появляться. Знает он о чём-то, что может шурина надолго за решётку упрятать, но не заявляет. Ему выгодней, чтобы Демьян подальше от их семьи держался, а знаешь…
Виолетта Петровна замолчала, не договорив, поскольку тёмный автомобиль влетел на аллею и едва не сбил детский городок, где стояла Алиса и смотрела на играющую детвору. Из машины выскочил человек в балаклаве*, схватил девочку и затащил в салон легковушки. Ильич пробежал следом несколько шагов и, даже, ухватил похитителя за руку. Но молодой мужчина оттолкнул Ильича и тот упал.
Самое ужасное, что Алиску похитили прямо из-под носа Виолетты Петровны. Представив на миг высокомерное выражение лица всех тех, кого она считала недотёпами, не умеющими владеть ситуацией, она вдруг почувствовала себя плохо и стала оседать на землю. А потом завалилась на бок и несвойственным ей старческим скрипучим голосом провыла: «Алиска-а-а! Верни-и-ись!»
Ильич вызвал скорую и полицию. Фельдшерица с ярко накрашенными губами не увидела у Виолетты Петровны критического состояния и отдала её в руки стражей закона, а те, в свою очередь, увезли несчастную в участок. Часы, проведённые в полиции, потом снились Виолетте Петровне в кошмарах. Её допрашивали. Нет! На неё кричали, стучали кулаком и не верили в сердечный приступ!
Долгие минуты она была главной фигурой, но впервые это её не радовало. Ей хотелось закутаться в платочек, взять клюку, накинуть шаль и стать для оперов выжившей из ума старушкой. Но не тут-то было! Предположения полицейских ужасали своей чудовищностью: ребёнка Виолетта Петровна преднамеренно увела из дома и добровольно передала в руки похитителей, а так же, именно она, толкнула племянницу на угол тумбочки, сорвала с её шеи украшения и унесла драгоценности Марины Мнишек с целью их сбыта. От нелепых возмутительных утверждений Виолетта Петровна забыла, где она была в момент убийства племянницы: то ли смотрела сериал, то ли была в супермаркете. И только потом, уже дома, вспомнила, что делала маникюр в соседнем с домом салоне. Да и внятно объяснить, зачем увела несовершеннолетнюю девочку из дома, ей не удалось. Объяснение: «Накормить!», вызвало только усмешку: «Не думаем, что дочь известного предпринимателя бомжует!»
Положение спас Ильич, его звание, пусть уже и полковника запаса, позволило ему добраться до вышестоящего начальства и тем сбить накал допроса. Он кратко и доходчиво изложил ситуацию и забрал Виолетту Петровну домой. И, уже попивая чаёк на кухне подруги, издевался над её растерянностью достаточно долго. Виолетта Петровна же снисходительно улыбалась. Она позволяла ему веселиться в благодарность за «спасение».
— Стара ты стала, Летка! Помнится, в Югославии, в восьмидесятых, тебе сам черт был не страшен. Врала так, что я удивлялся, — вспоминал Ильич.
— Так то же врала, Вася. Да и потом, на благо родине. А здесь свои накинулись на невиновную. Обидно. Я к ним как к братьям по оружию. А они меня преступницей сделали.
— Лопнули их версии, Летка. Вот и раздумывают, где найти новую, верную. Вот и ухватились за тебя. А что, кандидатура ты подходящая: тратишь много, с внуками не возишься, одета с иголочки, нечета другим старушкам.
— Не старушка я! Мне и шестьдесят ещё не исполнилось.
Ильич опять рассмеялся:
— А в Сочи сколько мы тебе отмечали?
— Шестьдесят два, — тихо произнесла Виолетта Петровна.
— То-то же, Летка, не ври мне. Я тебя лучше, чем свою покойную супругу, знаю.
— Супруга... Не отдала она мне тебя, не уступила. Чудесная бы пара у нас была…
— Нет, Виолетта, не она не отдала. Я не хотел уходить: любил её до самой смерти. И сейчас люблю…
— А я кто же тогда?
— А ты… Ты моё творение: я тебя из сопливой девчонки в классного спеца вырастил… Ты моя боевая подруга. Сколько километров мы исходили, на пузе исползали. Сколько выручали, от смерти спасали друг друга… Может, это покрепче любви, Летка, посильней… — убедительно произнёс Ильич и закашлялся.
— Да, не горячись ты! Я, не подумав, ляпнула, нервы. Вот, что теперь делать?
— А ничего. Ты же не знала, куда ребёнка деть, а теперь всё само собой разрешилось.
— Ну, скажешь, Ильич! У меня же внучку похитили!
— А что тут сделаешь? Пусть полиция ищет.
— Они найдут! Труп они найдут, да и тот не скоро…
Тут в дверь позвонили, а затем настойчиво постучали. Виолетта Петровна привстала, опершись о стол, распрямила колени, боль вновь дала о себе знать, и, шаркая, пошла к выходу. Добравшись до двери, она остановилась, так и не донеся руки до ручки: сработало призабытое ощущение опасности, которое не раз выручало её во время работы. На цыпочках она отступила на несколько шагов, стала в дверной проём, ведущий на кухню, и спросила:
— Кто? Чего ломитесь?
Глазок на двери с треском рассыпался, проткнутый металлическим штырём. «Ишь ты! Ничего себе гости! — мелькнула мысль, — Пробили бы голову, находись я у двери». Но долго раздумывать не пришлось: в отверстие глазка, шипя, ворвался едкий газ. Виолетта Петровна шарахнулась назад, хлопнула дверью, сорвала кухонные полотенца и бросила на пол, перекрывая доступ газа в комнату.
— Травят нас! — произнесла хриплым от волнения голосом.
— Померещилось тебе, что ли? – недоверчиво спросил Ильич и тут же закашлялся, когда-то раненное лёгкое быстро отозвалось на новый запах. Виолетта Петровна мигом добралась до окна и распахнула его. Дышать стало легче.
— Иди сюда, Вася. Здесь воздух свежий, — позвала она Ильича, но тут же отшатнулась, присев от влетевшего в окно горящего предмета. Попав на скатерть, огонь вспыхнул с новой силой. К отравляющему газу прибавился запах горения.
— Ёк, твою макушку! Летка, это что за боевик? – спросил он ошарашенно.
— Это, Вася, убийца! По мою душу. И тебя прицепом прихватят, — она выхватила из шкафа чистое полотенце и кинула Ильичу. — На, прикрой рот. И за мной на лоджию.
— Может в полицию позвонить? – предложил Ильич.
— Ни за что! Хватит с меня этих умников! Сыта по горло. Ты как, на четвереньках ползать не разучился?
— Лет десять не пробовал. А зачем?
— Затем, Вася, чтобы с улицы нас не видели. Я жить по-прежнему хочу.
Виолетта Петровна, а за ней и Василий Ильич пробежали через коридор в комнату, прикрыв лица полотенцами, потом, встав на четвереньки, кряхтя от появившихся болей, поползли на лоджию, а затем пробрались на соседнюю и заползли в чужую квартиру.
—Здрасте, — прошептала обалдевшая соседка, прижимая небольшой предмет к груди. – Вы почему так… не стоя… не прямо…
— Да не мямли, Ирина, вызывай пожарных и милицию. Полицию, то бишь. Пожар у меня, — командно проговорила Виолетта Петровна; и, уже обращаясь к Ильичу, который добрался на коленях до дивана, тяжело поднялся, присел и достал из кармана лекарство, добавила: — Видишь, у меня в эту квартиру проход есть. Ирка – любительница о проблемах поплакаться. Вот вместе и решаем. Денег у неё вечно нет. За детьми не смотрю и их к себе не пускаю. Она же приходит, помогает по хозяйству. А живём мы с ней в разных подъездах. Не знал?
Ильич отрицательно мотнул головой, восстанавливая дыхание.
— Ну, пойдём воздухом подышим? — предложила Виолетта Петровна Ильичу, а соседке приказала: — Ну, звони! Да пойди встреть машины. Живо!
И пока соседка одевалась, Виолетта Петровна и Василий Ильич вышли на лестничную клетку. Но, закрыв двери квартиры, Виолетта Петровна стала быстро подниматься наверх, а не спускаться вниз. Ильич тоже поспешил за ней. На площадке верхнего этажа Виолетта Петровна пошарила рукой под дверным ковриком возле квартиры рядом с лестницей на чердак, нашла ключ, уверенно поднялась по ступенькам и открыла замок, висевший на ляде.
— Твоя очередь, Вася. Я ляду не подниму, плечи болят. А нам сюда.
Василий Ильич не спорил, подождал, пока спустится подруга и, поднявшись, открыл проход на чердак. Оказавшись среди пыли, каких-то коробок и строительного хлама, он спросил:
— Ну и зачем нам нужно было забираться сюда?
Виолетта Петровна не ответила, прошла по чердаку, свернула к перегородке, привстала на носочки, залезла рукой в дыру, пошарила там и достала свёрток. В нём находились два пистолета.
— Вот они. Пригодятся.
— Летка! Ты хранишь оружие? Откуда оно у тебя?
— Вась, это наши: твой и мой. Наградные. Ты когда раненный в больнице без сознания лежал, я их забрала. Жена твоя оружия всегда боялась, вот с радостью и избавилась от них. Тут и документы, и патроны. Так что бери, Вася.
— Ты считаешь, в этом есть необходимость?
— А то, что было в моей квартире, шутка? Завязалась серьёзная игра, Вася. Ты со мной?
— С тобой, Летка. Только куда мы пойдём?
— Как куда? К Громовских!
— Так он же в СИЗО.
— Вот и хорошо. Пороемся в его вещах: найдём доказательства. Он это организовал.
— Но это проникновение…
—Вася, у меня есть ключ. И заметь, Громовских дал мне его добровольно… Ну, или почти добровольно, по настоянию своей жены. Я раз в неделю забирала Алису из бассейна.
— Летка ты возилась с ребёнком?!
— Нет, Вася! Я просто ждала Алису в фойе, а потом довозила на такси домой. В этот день у няни выходной, а у племянницы курсы, она хотела пойти на работу в фирму Громовских, и осваивала секретарское дело.
— Ты помогала племяннице?!
— Ильич! Не скаль зубы. Ты же сам заметил, что старею, становлюсь сентиментальной.
— Обиделась? Брось, глупое это дело. Ты лучше просвети меня, Летка, почему золотую сову всё время с собой таскала?
— Вася, это же личное…
— Но мне-то можно довериться?
— В общем, у многих народов мира сова вызывала ассоциацию со смертью и неприятностями. Но, в то же время, она – символом мудрости. Об этом все знают. Но сова – это ещё одиночество и самопожертвование. А я, Вася, всю жизнь чем-то жертвовала: домом, семьёй, любовью… и всё время одна… вот и стала она для меня и другом, и исповедником, и советчиком…
Виолетта Петровна замолчала, обдумывая, сказать или нет о том, что она немного похожа на статуэтку совы: большие красивые глаза, длинные ресницы, всегда слегка «блестящая» (цветом волос и отделкой на одежде) и имеет свои секреты, как полая сова – тайник для шифровок. Но поразмыслив, решила, что о таких мелочах Ильич должен догадаться сам, и потому добавила совершенно другое:
— А ещё сова защитница. Это сильный оберег. Мы же с тобой в самое пекло лезли… Может потому и жива осталась… Думаешь я не трусила?... Тебе только не показывала. Ну, хватит об этом! Ты едешь со мной, или как?
— Конечно, Летка, не оставлять же тебя опять одну. А то наломаешь дров, как раньше.
У Громовских никого уже не было. Поминали в кафе, прислуга навела порядок и тоже ушла.
— Где будем искать? – спросил Ильич.
— Везде! Как тогда в Душанбе.
— Тогда нас было больше десятка.
— Сейчас нас двое и мы не во дворце правителя. Как-нибудь справимся с четырехкомнатной квартирой, — ответила Виолетта Петровна и принялась осматривать документы в столе Громовских.
Ни опыт, ни методики поиска не дали результата, ничего интересного и примечательного в квартире Громовских не обнаружили.
Виолетта Петровна раздражённо произнесла:
— Ну, что ж давай сворачиваться, умный гад, этот Громовских.
— А, может, он невиновен, Летка?
— Но если не он, то кто? — спросила с сарказмом Виолетта Петровна.
— Может сама племянница упала: несчастный случай.
— Ага, и Алиска сама сбежала?
— Не… — Василий Ильич недоговорил, закашлялся.
— Ох, Вася! Смотрю на тебя и ужасаюсь: до чего судьба зла — такого мужика скрутила.
Василий Ильич достал ингалятор, пшикнул лекарство, прокашлялся, отдышался:
— Пыль книжная, аллергенная, а моё лёгкое после ранения ни к чёрту. Сейчас бы чайку горячего.
Виолетта Петровна с сожалением взглянула на Ильича:
— А знаешь что, Вася, пошли-ка на кухню.
Виолетта Петровна достаточно уверенно хлопотала на кухне, вскоре появился свежий крепко заваренный чай, бутерброды и пряники. Попивая чай, Василий Ильич не удержался:
— Сдается, Летка, ты не только Алису довозила на такси до дома.
— Ильич! Смени тему!..
— Действительно, Виолетта Петровна, и мне кажется, что квартира для вас не тайна,— в дверном проёме стоял Громовских, с битой в руках.
По спине Виолетты Петровны метнулись мурашки: часть из них перескочила на холку и спряталась в волосах, другая скользнула вниз и противно заколола под коленями.
«Вот же дура! — пронеслось в голове, — пистолет остался в сумке, а она… она у выхода».
Василий Ильич же спокойно продолжал пить чай, громко дуя и отхлёбывая из блюдца.
Виолетта Петровна пролепетала:
— Алиса ещё мала и сама не поест. Нельзя же было её голодной….
— А мой запрет? — прорычал Громовский и стукнул битой по столу. Виолетта Петровна подпрыгнула и зашептала недавно выученную молитву. Ильич выронил кружку из рук, вскочил. Горячий чай пролился на его светлые брюки.
— А ну – вон! — вновь прохрипел Громовских и больно ткнул Виолетту Петровну в грудь.
— Всё-всё, мы уходим, — пролепетала тётушка, сделала шаг к выходу из кухни и тут увидела, как китайская ваза вылетела из-за притолоки, со звоном опустилась на голову Громовских и рассыпалась на множество осколков. Удивлённые глаза Громовских вначале широко открылись, а затем захлопнулись. Сам мужчина свалился на пол, как огромный комок снега с подтаявшей крыши. Виолетта Петровна икнула от неожиданности, Ильич схватился за байдик**, примерно так же, как Громовских держал биту, готовый вступить в бой и защитить подругу.
Но тут появился Демьян, ухмыляясь во все свои редкие, ржавые зубы:
— Вовремя я, тётушка?
— Ещё как, — выдохнула Виолетта Петровна. — Ты какими судьбами тут?
— А я заехал к тебе после поминок. Ты же исчезла так внезапно! А там полиция, пожарные, «скорая». Двери взломаны, соседка причитает, муж её зол, как чёрт, матерится. Ну, я и подумал, что ты здесь, с Алиской. И не ошибся. А Алиска спит?
— Алиску похитили…
— Похитили? Ничего себе! Кордебалет дрыгает ногами! И кто?
—Громовских!
— Свою дочь? Не может быть!
— И я говорю, что не может, — подтвердил Ильич. – И пошлите-ка отсюда. Сейчас этот верзила очухается, вон мычит уже, и накостыляет нам по полной.
— А и правда, пошли, — подскочила на месте Виолетта Петровна и рванула к выходу. За ней заторопился Ильич. Демьян пнул Грамовских носком кроссовка под бок и тоже поспешил к выходу.
— Куда пойдём? – спросила Виолетта Петровна Василия Ильича.
— Поехали ко мне.
Дома Ильич положил подушку на диван, прилёг и, оправдываясь, сказал:
— Устал я. А вы располагайтесь.
Когда Виолетта Петровна и Демьян уселись, Василий Ильич спросил:
— Летка, а кто такой Иосиф?
Виолетта Петровна и племянник удивлённо переглянулись, а Ильич продолжал:
— На тумбочке в спальне лежало письмо. Я прочёл его. В нём говорилось, что Иосиф Маркович умер ещё в восьмидесятых годах, но у него остался сын, проживающий в нашем городе.
Тут Виолетта Петровна вспомнила, что у мачехи был сын. Со старшим сводным братом сёстры не общались: он был совсем взрослым и женатым. Лидка звала его Йоськой и украдкой высылала деньги.
Ильич продолжал вопросительно смотреть на Виолетту Петровну. Она же, наконец, смогла произнести новость вслух:
— У родного сына мачехи есть дети!
Ильич кивнул одобрительно, а Демьян возмутился:
— Конкуренты появились?
— Нет, — сказал Ильич, — наследники. Ведь насколько я понял, мачеха не удочеряла Летку и её сестру.
— Тогда выходит, что найденный клад должен был принадлежать детям моего сводного брата?
Ильич ещё раз кивнул в ответ.
— Ну, уж, нетушки! — Виолетта Петровна вскочила с кресла и ойкнула, боль в колене напомнила о себе. — Клад мы с тобой неделю на Медвежьем острове искали. И мачеху мы с сестрой одни хоронили. Никаких родственников не было, и никто средствами нам не помог.
— И, тем не менее, родственники есть! И тебе, Летка, придётся клад вернуть.
— Ни за что! Да и не смогу я. Нет его: я вот квартиру купила, племяннице часть украшений отдала, она не деньгами, драгоценностями захотела. И вот этому охламону, — Виолетта Петровна указала на Демьяна, — я квартиру куплю, когда женится и ребёнок родится.
Демьян тоже встал и взвизгнул:
— А говорила ничего нет для меня, старая кошёлка!
— Ты поосторожней в выражениях, Демьян! — Ильич тоже встал и схватился за трость.
— А чего она, как собака на сене? Мне сейчас деньги нужны! — сказал Демьян и, на всякий, отступил от Ильича подальше.
Виолетта Петровна, видимо продолжая давний спор, ответила:
— Тебе всегда деньги нужны: на баб, выпивку и на брокеров. Что, нет? Ты даже из детдома сбегал и приходил деньги клянчить, в карты проигрался. Что, не было?
— Было, но и ты никогда ничего не давала!
— Чего приходил-то?
— А посмотреть, не сдохла ли? — дальше Демьян ничего не сказал, охнул от байдика Ильича, который всё-таки опустился ему на спину.
— Пошёл вон из моей квартиры! — прорычал Ильич и согнулся, закашлявшись.
Демьян выдернул трость из рук старика и замахнулся в ответ, но услышал тихое «Не смей!» и щелчок снятого с предохранителя оружия. Обернувшись, он увидел дуло пистолета, направленное в его грудь. Рука у тётки не дрожала. Она говорила тихо, но достаточно чётко:
— Я сейчас нервная, Демьян, могу нечаянно и выстрелить – бывало в моей жизни такое. Так что убирайся-ка ты побыстрей!
— А я заявлю на тебя, — ответил Демьян, пятясь к входной двери, — незаконное хранение оружия.
— Ошибаешься, оно законное, наградное.
— Тетя! Мне действительно деньги нужны. Влип я по полной, счётчик включили.
— А ты работать не пробовал? — прибавился к разговору голос Ильича, а к доводам второй ствол пистолета.
— Ненормальные! — вскрикнул Демьян, щёлкнул замком и выскочил на лестничную площадку. Виолетта Петровна замкнула дверь, сняв с гвоздика ключ.
— Все. Убрался, — рассмеялась она нервным смешком.
— Ты недооцениваешь его, Летка! Демьян опасен. Он, как загнанный в угол зверь, в углу и мышь кусается. И надо сказать больно. Пробовал.
— Плохо, что он узнал, где ты живёшь, Вася. Будет донимать. А мне бы не хотелось неудобства тебе приносить.
— Что бы я без тебя делал, Летка. От скуки бы сдох давно. Сын в Москве, внуки в Питере. Звонят, да и то нечасто. Так что, только ты и осталась рядом.
— Вася, прекрати! Ты ещё в любви признайся! Я в душ, вся липкая от пота. У меня всегда так: как испугаюсь мокрая становлюсь.
Виолетта Петровна ушла в ванную, но не прошло и пяти минут, как она выскочила оттуда, завернувшись в полотенце, и заорала:
— Вася! Я знаю, где Алиска! И я знаю, где живут дети Лидкиного сына!
Ильич встрепенулся:
— Где?
— Да это мои соседи! Ну те соседи, через чью квартиру мы выбирались.
— Интересное дело. И как тебе такое в голову пришло?
— Вспомни, что было в руке у соседки. Ну?
Василий Ильич присел на стул, зажмурился, а потом раскрыл глаза и выдал:
— Золотая птичка! Она не вся в кулаке помещается, либо хвост, либо голова торчит, я давно это приметил.
— Точно! Память у тебя, что надо, и, в отличие от лёгких, не пострадала. У меня тогда одна мысль в голове засела – выжить, потому на мелочи не обратила внимание.
— Точно! Ты же птичку Алисе отдала, когда мы с тобой в сквере встретились.
— Вот именно! У нас с Алиской уговор: я ей птичку даю, а она себя тихо ведёт. А когда её похитили, птичка у неё в кармане лежала…
В этот момент зазвонил звонок, и послышались удары во входную дверь. Виолетта Петровна от неожиданности выронила из рук полотенце, осталась нагишом, смутилась от взгляда Ильича, а затем скрылась в ванной.
Когда она вернулась в комнату, то увидела в ней Ильича и Громовских. Мужчины набычившись смотрели друг на друга.
— Дырки друг в дружке просверлите, — сказала она им, а они хором ответили:
— Помолчи!
Мужчины взглянули на Виолетту Петровну. А она сказала, обращаясь к Громовских:
— Я не крала твою дочь, но знаю, где она.
— Ну, и где?
— Мы вот как раз туда и собираемся, — торопясь ответила она.
— Отлично! Тогда едем, я на машине.
На автомобиле Громовских они быстро добрались до дома Виолетты Петровны, и поднялись на второй этаж. Ильич все время отставал, припадая на травмированную ногу.
Виолетта Петровна позвонила в дверь, и соседка ей открыла.
Дальше Громовских растолкав всех, ворвался в квартиру, схватил соседа удушающим приёмом за горло и впечатал его в шкаф так, что с антресолей посыпались вещи. Соседкой, угрожая тростью, занялся Ильич.
Сама же Виолетта Петровна не любила допросов, вся её сущность восставала против, долгих уговоров и угроз. Она была человеком действия: пообещала руку сломать – ломай. И она ломала в своё время.
Но вот сейчас Виолетта Петровна с удовольствием уступила место палача Громовских и Ильичу, а сама, через лоджию, отправилась домой, ей хотелось понять: можно ли после огня, воды и пожарных жить в квартире.
Если не считать погрома, затоптанных полов, луж, то гостиная и спальня выглядели сносно, но вещи были раскиданы, ящики вытащены: кто-то обыскивал квартиру. Всё это было не так важно, Виолетту Петровну манила кухня. И, волнуясь, она шагнула в неё. Нет, это была уже не её уютная комната: пожар изменил комнату до неузнаваемости: опалины, копоть, потеки, чёрные потолки. Виолетта Петровна бросилась к мойке. Под ней стояло мусорное ведро, которое от высокой температуры подплавилось и съёжилось. Виолетта Петровна оттолкнула его ногой и увидела небольшую ляду, которую ведро обычно и скрывало. Став на колени и приподняв ляду***, Виолетта Петровна нащупала дверцу плоского сейфа. Сняв с шеи ключ, она вставила его в замочную скважину, набрала код и открыла дверцу. Сейф оказался качественным, как и обещали изготовители: валюта, рубли, а, главное, остатки драгоценностей из клада не пострадали. Сходив в спальню, Виолетта Петровна взяла свою старую сумочку и сложила туда вещи из сейфа.
Довольная тем, что припрятанные средства с ней, она собиралась вернуться к соседке, но наткнулась на Демьяна. Он стоял в дверях кухни, очень напоминая разъярённого хищника и прорычал:
— Это мои деньги, сука!
Пути отступления не было, но Виолетта Петровна не привыкла сдаваться. Она перебрала возможные варианты спасения. В мойке лежал кухонный нож, большой и острый. Она схватила его и привычно зажала в правой руке, левой же прижимала сумку к груди. Демьян сделал шаг вперёд, Виолетта Петровна приподняла руку, и тут Демьян вытащил из заднего кармана брюк ТТ, и направил его на тётку:
— Отдай деньги, тварь!
Виолетта Петровна понимала, что она проиграла, но привычка к сопротивлению, выработанная годами службы, взяла своё и она швырнула сумку в лицо, затем прыгнула к Демьяну. Нож воткнулся в сумку, а Виолетта Петровна, приземлившись возле племянника, тут же свалилась: нога неловко подвернулась, вызвав мучительную, острую боль. Возраст сыграл с ней злую шутку, коленный сустав от толчка вывернулся.
Падая, Виолетта Петровна успела уцепиться за ноги племянника и дёрнула их на себя. Демьян не удержал равновесие, тоже упал на спину, раскинув руки в стороны. При ударе об пол, палец нажал на курок. Прогремел выстрел. Пуля, попав в потолок, срикошетила в пол и застряла в ламинате, прострелив шлицу юбки Виолетты Петровны.
Непривычный к оружию, Демьян выронил пистолет, и его тут же схватила тётушка, знающая в этом толк. Демьян, приподнявшись, начал отползать на ягодицах, перебирая и упираясь пятками и локтями, стараясь подальше убрать сумку от Виолетты Петровны. А она, наоборот, наползала и тянулась к ней левой рукой, зажимая в правой ТТ и подталкивая своё тело одной ногой, вторая, неестественно вывернувшись, очень болела и мешала.
Через пару минут они оказались в коридоре, возле обувницы, где стоял старинный зонт Виолетты Петровны с массивной ручкой. Наткнувшись на него, Демьян крепко вцепился в этот предмет, сжал и со всей силы, которая могла быть в таком неудобном положении, огрел тётку по руке, а потом и по голове.
Перед глазами Виолетты Петровны заискрились звёздочки, и она замерла на мгновение. Демьяну хватило пары секунд, чтобы вывернуться из-под тётки, вскочить и выбежать на площадку.
Раньше Виолетта Петровна любила стрелять с закрытыми глазами по памяти или на звук.
Механическая память не умерла. Виолетта Петровна вскинула руку с пистолетом и, не различая цели, несколько раз нажала на курок. И, как раньше, сразила цель. Об этом ей рассказал Василий Ильич, навещая её в больнице, где Виолетта Петровна лежала после операции на коленном суставе.
Следователь тоже посетил Виолетту Петровну, расспрашивал о происшествии уважительно, и позволил себе только единожды повысить голос, объясняя пожилой женщине, что она едва не попала в тюрьму за убийство. Ей просто повезло: Демьян не умер, а был ранен. И Виолетте Петровне всё равно придётся отвечать за превышение самообороны. Но потом добавил шёпотом, что ей повезло дважды: пуля попала в племянника спереди, он обернулся в момент выстрела. А вот если бы пуля попала в спину, то Виолетте Петровне было бы не отделаться условным сроком.
К больной приходил не только старый друг – бывший командир, но и Громовских с Алиской. Девочка действительно все время находилась в квартире соседки, хотя к похищению многодетная семья не имела никакого отношения. Демьян привёл к ним племянницу, зная о тёплых соседских отношениях с его тёткой, и попросил присмотреть за девочкой на время похорон. Оказывается, Алиса тайно от Громовских, бывая у Виолетты Петровны, подружилась с детьми соседки. Поэтому своё приключение восприняла как игру. При обыске у Демьяна нашли похищенные драгоценности его сестры. Убил ли он сестру преднамеренно или это произошло случайно, доказать так и не удалось. Он же уверял, что сестра оступилась.
Но самое удивительным оказалось то, что сосед, отец многодетного семейства, действительно оказался сыном Йоськи. Как такое могло произойти, для Виолетты Петровны было непонятно. Но, Ильич говорил, что случайностей в жизни не бывает.
Когда соседа забрала полиция и «мягко» поговорила в участке, выяснилось, что квартиру рядом с Виолеттой Петровной он купил специально. Не посвящая в свои дела жену, уставшую от детей и забот, он заставил её помогать Виолетте Петровне, надеясь получить наследство. С Демьяном горе-сосед быстро нашёл общий язык, вместе и затеяли убить старушку.
Конечно, новоявленный родственник валил теперь все на подельника, но всем и так было ясно, что пробить железным прутом глазок в дверях хлипкий Демьян не смог бы, а вот здоровенному соседу это было по плечу.
Виолетта Петровна переписала на соседку свою квартиру, как компенсацию за наследство, и та, в присутствии нотариуса, написали расписку, что претензий к тётушке не имеет.
Громовских потеплел к «тёще», позволил бывать ей у него дома и возиться с Лиской-Алиской.
И только Ильич опять укорял Виолетту Петровну в скупердяйстве:
— Летка, твоя же квартира после пожара стоит недорого. И на восьмушку от клада не потянет.
— Вась, не стыди меня, я теперь как есть бомж: без квартиры, без прописки.
— Летка, ты можешь жить у Громовских или у меня.
— Не могу я, Вася, приживалкой или содержанкой быть, не то воспитание.
— Иногда мне кажется, что у тебя никакого воспитания нет, и не было.
— Так, чему научил, Вася, то и имею, — рассмеялась Виолетта Петровна. — Замуж меня бери!
— А что? Это мысль! Ты пойдёшь за меня замуж, Летка?
— А вот пойду, Вася! — уверенно ответила Виолетта Петровна, поцеловав Ильича, и хитро посмотрев, сообщила: — А у мачехи в дневниках есть ещё одна прелюбопытная запись…
И по аллее, опираясь на тросточки, хромающая на разные ноги, что-то жарко обсуждая, поковыляла дальше пожилая пара.
--------------------------------------
Балаклава* - матерчатая или трикотажная шапка-маска с прорезями для глаз и носа, использующаяся для утепления или маскировки.
Байдик** - палка, трость; пастушеский или стариковский посох, палка для опоры.
Ляда*** - люк, лаз в подполье.
© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215111202241
Обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2015/11/12/2241