Она не могла себе простить этой оплошности. Как это возможно? И возможно ли вообще? Может это просто сон, помутнение, длиной в пару дней. Но через месяц всё только усилилось, усугубляя её беспокойство. Как первую красавицу школы, а ныне самую популярную девушку в университете и такую независимую, жизнерадостную угораздило влюбиться в него?
Высокий, худощавый, большая голова, светлые мелкие кудри. Манера общения у него была довольно необычная. Встретив его, скажем, в общественном транспорте, вы поздороваетесь с ним, он ответит, развернётся к вам, уставиться своим ничего не выражающим и спокойным взглядом и замолчит, словно предоставляя вам возможность высказаться. Его знакомые обычно со скрипом начинали разговор, но он никогда не кивал в ответ, не комментировал и, разумеется, не высказывал своего мнения, так продолжалось ровно столько, насколько хватало выдержки и красноречия у говорившего. Кто-то называл его умалишённым, другие рассказывали, что он сделал открытие в области радиофизики, когда ему было всего пятнадцать.
Она ненавидела его. Она ненавидела его за то, что влюбилась в него. Ведь ей, скорее по стати было бы влюбиться в его единственного друга. Этот красавец и всеобщий любимец, весёлый и симпатичный парень притягивал внимание очень многих девушек, да и с этим чудиком он дружил постольку, поскольку не мог не дружить – все, с кем он встречался, привязывались к нему, как к родному, абсолютно всем он отвечал взаимностью, не разделяя людей на классы и сорта, так, как это делают большинство людей.
Её молодой человек, с которым она жила, расходилась и сходилась, позировала для его картин и фотосессий уже на протяжении пяти лет, вскоре собирался организовать их помолвку. Но как она могла думать о помолвке, да тем более о свадьбе, когда возникшее из ниоткуда чувство, сделало очевидным мёртвый нерв её нынешних отношений?! Страшно было представить, что ей надо рассказать о всей этой истории кому-то из подруг – сочтут сумасшедшей. Но ведь и носить в себе было невыносимо. Ещё больше её пугало осознание того, что, всё, что она переживала до этого, было не настоящей, не истинной любовью, а лишь её бледной тенью. Насытившись вниманием поклонников, завистью окружения, роскошью декораций, в которых она перемещалась, как именитая актриса, ей как никому другому хотелось настоящей, сжигающей страсти. Её она и получила, сгорая в одиночестве.
Что же так взбудоражило её? Поначалу ей было просто интересно наблюдать за ним в лектории. В каждом его неторопливом движении проступала какая-то хрупкость, словно задействуя своё тело для выполнения простых житейских задач, он подвергал риску что-то более ценное внутри себя, как эквилибрист с хрустальным сосудом под куполом арены цирка. Можно было подумать, что он экономит движения. Впервые взглянув в его глаза, она ощутила, словно на неё смотрит не молодой парень, а старец. Ей казалось, что веками, как сталактиты, по крупицам накапливались все знания человечества и застыли в хрусталиках его глаз. Разумеется, окольными путями она выяснила у подруг, что они не видят того, что видит она, даже намёка на схожие ощущения. С этого всё и началось. Стоило ему пропасть на день из университета – она нервничала, раздражалась, не могла усидеть и трёх минут на месте. В один из таких дней, утром она узнала, что у него грипп, а уже к обеду почувствовала недомогание и сама слегла на следующий день. Это был последний курс, а ведь скоро выпуск, Её художник тем временем созревал для предложения, она видела это, хотя не была уверена, что он всё-таки решится.
Она решила писать дипломную работу на той же кафедре, что и он. И хотя виделись они редко, но для утопающего даже глоток воздуха решает жизнь.
Тем временем по университету поползли слухи что красавец и всеобщий любимец серьёзно болен, вроде как дало осложнение его старая травма. Но от всех его знакомых, у которых она пыталась узнать что-либо поподробнее, на самом деле узнать ничего не удавалось. А вскоре пропал и её странный возлюбленный.
Не видеть его неделю было очень тяжело, а как быть, если не видишь его две недели, не имеешь возможности, хотя бы украдкой, заглянуть в его глаза? Единственный кто мог хоть что-то разузнать он нём, сам был болен и в больнице не могли пропустить её к нему.
В профкоме дали адрес, где предположительно мог квартироваться, тот, кем она так грезила, но придя туда, она увидела полуразрушенную парадную с объявлением о выселении жильцов в связи со сносом дома.
Поняв, что она в тупике, в её жизни началась череда бесполезных серых дней.
Её друг сделал предложение сыграть свадьбу после защиты диплома, летом.
Он лежал в палате и медленно умирал. Нет, это было не последствие старой травмы, а врождённый порок сердца, который усугубился занятием спортом и по недосмотру школьных врачей. Странно, он выглядел как будто ещё более здоровым, развитая мускулатура, ровное дыхание, румянец на щеках, подозрительно не сходивший в течение всего дня. Однако врачи дали ему не больше двух месяцев, а очередь на пересадку была больше года. Даже, разменяв квартиру, чтобы заплатив огромные деньги за донорское сердце, его родители не надеялись спасти его, ведь он обладал редкой группой крови, не каждое сердце подошло бы ему.
В кабинет главврача зашёл высокий, кудрявый молодой человек, и только когда медсестра представила посетителя, главврач встал из кресла и протянул руку. Медсестра вышла, закрыв за собой дверь, так что их короткого диалога никто не слышал.
«Да как это возможно? Кто это сделал?» – из раза в раз от только исступлённо спрашивал, иногда срываясь на крик. – «Ктооооо?». И родители успокаивали сына рассказами, после недавно перенесённой тяжелой операции, мол, это специальная льготная программа, помощь независимых фондов, в конце концов, просто удачное совпадение… Они отлично знали своего сына, и то, что он непременно отказался бы от помощи…от такой помощи, даже не раздумывая.
В один из тех летних деньков, когда жизнь кажется особенно прекрасной, наполненной трепетом и вдохновением, она гуляла по парку. Близость замужества, обилие солнца и крики бегающих рядом детишек уводили на второй план все её переживания. Самая сильная боль уже отпустила. Когда он пропал, интуитивно она поняла, что больше его не увидит, по-прежнему, не зная ничего о его судьбе, она стала просто медленно смиряться. Её помолвленный, видя это особое состояние, не сильно вдаваясь в расспросы, ужасно вдохновлялся ею, картины, а их становилось всё больше и больше, получались и впрямь выдающимися, может быть самыми выдающимися за всю его творческую жизнь.
«Здравствуй», – вдруг она услышала знакомый голос. Под кроной большого дерева, в тени, она увидела того, кого все уже успели похоронить. Он ничуть не потерял в красоте, правда, стал заметно более худым. Она подошла ближе, чтобы поздороваться, только набрала в лёгкие воздуха, взглянула в лицо. Словно молния ударила её в самую грудь. Тот же взгляд, та же глубина глаз, всё в точности так, как она запомнила… но это был не он. Дар речи пропал. Очевидцы потом рассказывали, что она ещё очень долго оставалась стоять, как вкопанная, когда молодой человек вышел из парка.
Солнце неровным прямоугольником падало на стол главврача. Рядом медсестра заполняла карточку. По своему профилю главврач был кардиологом и лично провёл операцию. Теперь в голове этого седого профессора витали мысли, обрывки которых незаметно для него самого, шёпотом, вылетали из его уст, на которые медсестра уже не обращала внимания. «А ведь это самое здоровое сердце, которое я когда-либо встречал, такое красивое, как…как произведение искусства… истинно непорочное».