(в поездке в Питер)
Дом-музей Пушкина на набережной Мойки мы посетили по инициативе жены.
Сам я про него даже и не думал до отъезда в северную столицу.
В тот момент были какие-то другие планы: гулять, дышать, слушать стены и Неву...
И жаждал я побывать в других местах.
Но когда жена предложила, согласился.
Экскурсия оказалась интересной.
Но хоть нам рассказывали о разных фактах, я почти сразу ощутил нерв самого последнего дня Поэта, или, вернее, не дня смерти как такового, а момента, когда начала вертеться губительная воронка, засасывающая конкретного человека.
Под стеклом я видел пушкинскую жилетку, простреленную в правом боку; женской голос в наушниках под музыку Шопена, а может и Брамса, сообщил, что на поверхности дивана в кабинете Пушкина не очень давно найдены следы крови идентичные крови вокруг пулевого отверстия на жилетке. То есть я видел своими глазами именно тот диван, на котором истек кровью и мучался от страшных болей удивительный, тонкий, эмоциональный, неимоверно одаренный Человек.
Тогда всё вроде бы началось с момента появления письма о том, что АС – рогоносец.
Кто-то (Пушкин тогда каким-то образом определился, что это был Дантес) написал, что жена ему изменяет...
В общем, я не об этом... Ну, совсем не об этом......
Короче говоря, я представил себя... ну, даже не знаю как сказать... только вы не обижайтесь...
ну, как бы... на месте Пушкина!!!
Да!
Дададада!
Я - шпрота в масле, представил себя на месте, синего океанского кита...
Представил себя в том состоянии и задумался...
Вот, как бы я выкручивался при встрече с опытным убийцей-китобоем, когда сам хочу его убить?
И начал рассуждать я своей воспаленной логикой:
Дантес - человек военный, хорошо подготовленный, с “поставленным” выстрелом;
я – невоенный, с “непоставленным”, хотя уже очень много "думал" о жизни, о смерти - в общем беспросветный гуманитарий.
Я не знаю о чем думал Пушкин, когда “повелся” на эту тупую провокацию.
Как мне представляется: Дантес изначально был уверен, что убьёт своего визави,
а Пушкин, зная свои стрелковые “козыри”, мог рассчитывать только на высшую справедливость.
Про высшую справедливость, как известно из истории, можно сказать, что торжествует она
даже не в половине случаев, а, по моим ощущениям, в гораздо меньшем количестве.
Кажется, к высшей справедливости очень желательно прикладывать больше практических умений её добиваться, и меньше эмоций.
Пушкину надо было пользоваться своими умениями и не лезть туда, где он мало умел.
В моём понимании он просто пошел на заклание.
Он заведомо знал, что на той стороне профессиональный убийца, а он, Пушкин, высокообразованный, тонко чувствующий, эмоциональный.
Боже!!!
Звучал Шопен, Бетховен, Альбинони...
Они звучали о Нём, о его жертве.
Мне было больно, а на глазах моей жены я видел слезы.
И я представил слезы на глазах Натали...
Я представил почти мертвую тишину дома...
Какое несчастье творилось в её сердце, в сердцах моих друзей и близких, в душах ещё таких маленьких моих детей...
А ещё я представил радость мерзавца Дантеса, который все как будто знал заранее. И, наверняка, накануне был совершенно спокоен.
И сию же секунду я почувствовал возмущение.
Очень сильное возмущение!
Испепеляющее возмущение!
И желание наказать!
Я написал Онегина, Капитанскую Дочку, повести Белкина...
Я, вообще-то, большой умница и способен на много шагов вперед представлять фабулу...
Но в следующий же миг, после предыдущего я почувствовал обиду на себя:
как я, такой тонкий, такой ... Пушкин, мог позволить себя заманить в ловушку и съесть, как кролика???
Да, общество навязывало всем эту дуэльную традицию, но если ты, зная, что высшей справедливости не существует в отрыве от “навыков”, что горе ждет всех моих близких с невероятной вероятностью, все равно идешь на смерть...
Мне категорически надо было наказывать Дантеса. Но не стрелковым или холодным оружием, нет. А тем, которым я собственно владею наилучшим образом – словом.
Это же буквально (при моих-то драматургических способностях!) милое дело –
как можно довести недалекого, хоть и смазливого, самца-солдафона до смерти в страшных муках, пользуясь этим своим главным умением.
О, уже давно, уже очень давно известно, что слово способно убивать!
При этом, пользуясь наработками при доведении негодяя до кондиции, можно было замутить не одно произведение детективно-триллерного толка с весьма нетривиальным сюжетом.
Да, черт возьми! Конечно! Любой нормальный человек захотел бы убить Его – такого маслянистого, такого глянцевого, такого приторно-гадкого!
Но нельзя же забывать, что у него может быть твердая рука, острый пистолет, меткий клинок и совершенно никакого сердца, благородства, жалости!
У кого-то из современных тренеров-рукопашников (из тех, кто успевает какие-то свои подходы оформить в книги), прочитал мысль, что, когда речь идет о выживании, а твой противник априори безжалостен, любые средства хороши для победы: здесь можно и стулом по башке, и вилкой в щёку, и ...
Так вот: если бы у меня в кратчайшие сроки не сложилось в голове никакой “фабулы”,
а "человека" надо остановить... Остановить навсегда. А купить пистолет - это, вообще, не вопрос...
Я бы купил.
Я бы сбрил бакенбарды и наклеил усы.
Я бы оделся во что-то очень стандартное, среднестатистическое, проследил за "объектом" – что там у него за традиционные маршруты.
И как-то между делом подошел бы поближе и просто пристрелил в подворотне.
Всё!
Фенита ля комедия!
ДА, перед этим обеспечил бы себе каким-то образом алиби.
Либо заранее подумал, как оперативно смыться из страны - подальше от тогдашнего российского правосудия и прочего “интерпола”.
Всем бы было хорошо не так ли?
Ну, разве что “папику” Дантеса немного взгрустнулось бы...
Почему я так не сделал? Почему я не боролся без правил?
Ответа нет.
Но есть попытка ответить
Быть Пушкиным не каждому дано...
Вернее, никому, кроме него.
Никто, как он, не любит,
И не может
Ходить по краю,
Заглядывать на другую сторону,
А после возвращаться к живым и рассказать...
Быть таким проводником - и Радость, и Боль, и Сила, и Жертва одновременно.
И постоянная готовность платить за такой Дар.
НО я бы сбрил бакенбарды...
PS. Позднее я узнал от одного знающего человека, что Пушкин был вполне тренированным стрелком.
Ну, что ж...
Я писал не о настоящем Пушкине, а о том, что почувствовал сам.
PPS. Мне очень интересно, что сказал бы А.С., если бы я со своими соображениями к
нему явился накануне? Рассказал бы ему о его доме-музее на Мойке, о словах
экскурсовода обо всей этой истории? Принял бы за сумасшедшего, за дьявола и
послал подальше? Вероятнее всего, да...