Илья вышел из машины и закурил. А что еще оставалось делать в этом богом забытом месте, куда и службу техпомощи, наверное, не дождешься? Он даже не хотел туда звонить. Вон, свернуть налево в лесочек, прошагать сотню метров по заросшей тропинке – и вот она перед тобой, Колея… Именно так он о ней думал все эти годы, только с большой буквы – Колея… Хотя что там – заржавевший отрезок рельсов на полкилометра. Путь, ведущий в никуда.
Официальная легенда была такова. Когда-то, лет шестьдесят назад, построили здесь железнодорожную ветку к заводику, что находился неподалеку. Чтобы возить туда и оттуда грузы. Что выпускал заводик, все давно позабыли. Вроде станки какие-то… Тридцать лет назад, когда Илья тут жил, тот уже лежал в руинах. А ветка осталась. Вернее, ее разобрали, но не полностью.
Тот год выдался для Ильи непростым. Отца, военного, в очередной раз перевели по службе, в подмосковную часть. Не совсем, конечно, глухомань, но особых благ цивилизации в поселке не было. Деревянные дома, пара магазинов, школа-восьмилетка, медпункт (больные посерьезнее ездили в «район»), захудалый дом культуры, где по субботам устраивали дискотеки и куда подростков возраста Ильи не пускали по причине малолетства.
В сентябре тринадцатилетний Илья пошел в седьмой класс местной школы. После трех лет в Москве все казалось здесь чужим. Девчонки-одноклассницы глупо хихикали на переменах, обсуждая тряпки, косметику и мальчиков. А мальчишки ничуть не походили на прежних московских школьных товарищей Ильи из интеллигентных семей, с которыми он привык обсуждать книги и ходил вместе в шахматную секцию. Книг никто из них отродясь не читал, учились так, чтобы натянуть хотя бы на тройку… Многие с нетерпением ждали окончания восьмого класса – после него можно было поступить в ПТУ или техникум, а то и пойти работать. Кому нужен был девятый и поступление в вуз?
Половина одноклассников Ильи была из семей с пьющими отцами, а то и вовсе без отцов. Другая половина росла в полных и вроде бы благополучных семьях, но почти у всех родители трудились рабочими, шоферами, медсестрами, продавцами, уборщицами. И хотя в то время учили, что «все профессии важны», культурный уровень был соответствующий.
Верховодил в классе Лешка по прозвищу Дубина. Сейчас Илья уже не мог припомнить, почему того так прозвали. Не то фамилия его была Дубинин (но он не был в этом уверен), не то потому что Лешка был здоровым как дубина. А может, за тупость. Лешку оставляли в шестом классе на второй год и он был на год старше других. Учителя давно махнули на него рукой, решив, что проще дотянуть Дубину до конца восьмилетки и избавиться от него, чем заставлять учиться. На занятиях он либо списывал, либо отвечал по подсказкам. Домашних заданий вообще не делал, или их за него делала пара влюбленных в него девочек. У женской половины класса он вообще пользовался популярностью, и его нередко можно было встретить на улице в обнимку с какой-нибудь густо накрашенной, в мини-юбке, одноклассницей. Дубина хвастался, что у него не раз «было» с девчонками, но подробностей не рассказывал, и потому никто не знал, верить или нет.
Постоянно Дубина «дружил» (если так можно назвать) с двумя одноклассниками – Петькой Сало и Витькой Огурцом. Илья совершенно не помнил их фамилий, как и у Дубины, только имена и прозвища, которые, как он предполагал, сам же Дубина своим товарищам и дал. Сало и Огурец, помельче фактурой, но такие же отпетые, были его верными адъютантами. Они вместе ходили в школу и из школы (с девчонками Дубина «гулял» обычно в неучебное время), и если кто-то «переходил» Дубине дорогу, всем скопом набрасывались на него.
Связываться с этой троицей никто не хотел. С ними старались поддерживать ровные отношения, чтобы не иметь проблем.
В первый же день занятий Илья, идя по проходу на свободное место, получил подножку. Подставил ее, как выяснилось, Сало. Илья от неожиданности упал и больно ушибся о дощатый пол, а класс довольно заулюлюкал.
Он все-таки доковылял до задней парты и хотел сесть рядом с какой-то девочкой. Но услышал с соседней парты: «Не трожь, это моя баба!» Это был, конечно, Дубина. Он всегда сидел один, как царь, но не любил, когда посягали на его «собственность». А в число «собственности» входила и Машка Курицына (по прозвищу, естественно, Курица), та самая, к которой хотел присоседиться Илья…
К счастью, в этот момент в класс вошла учительница и, увидев Илью, растерянно стоящего между рядами, велела ему выйти к доске, представила одноклассникам и указала место в середине ряда. Соседом Ильи стал тихий и забитый Костя Дедков, которого звали не Дедком, а Дебилом – считалось, что он умственно недоразвитый, потому что Дебил заикался и стеснялся отвечать на уроках, хотя письменные работы выполнял порой даже лучше других. Еще говорили, что Дебил страдает анурезом и мочится по ночам в постель… Это сделало его объектом постоянных насмешек.
Может, аура Дебила распространилась и на Илью, а может, новичков здесь вообще так принимали, но он сразу же превратился в классе в козла отпущения. На перемене он неосмотрительно оставил в кабинете свой портфель и, вернувшись, обнаружил, что тот валяется на полу испачканный в какой-то липкой дряни – яичном желтке, кажется. Дубина и его прихвостни довольно загоготали. Ясно было, что это дело рук кого-то из них. Больше Илья уже не оставлял портфель без присмотра, всюду носил с собой, но они нашли другие способы его доводить. Пачкали сзади мелом школьную форму, которую тогда еще носили, прилепляли к куртке бумажку с надписью «Я дурак», проходя мимо, сбрасывали с парты учебники, тетради, ручки…
На третий день, когда Илья уходил из школы, Дубина, Сало и Огурец заступили ему дорогу. Сзади них маячила еще небольшая группка одноклассников.
- Ты чего к моей бабе пристаешь? – заорал Дубина.
- К кому? – не понял Илья.
- Не ври, мы все видели! – встрял Огурец.
Оказалось, поводом для претензии стало то, что на уроке Илья одолжил карандаш сидевшей впереди Таньке Зуйковой по ее же просьбе. Танька была из тех, кто «крутил шашни» с Дубиной. Училась она плохо, но рано развилась и вовсю интересовалась мальчиками. Говорили, что она даже как-то в компании с подружками устроила драку с той же Курицей, которую тоже поддерживали подруги. Драка была из-за Дубины…
Илья ничего этого тогда не знал и даже не подозревал, что, одалживая Зуйковой карандаш, совершает нечто крамольное.
- Пошли на пустырь, разберемся! – сказал Дубина.
- Никуда я с вами не пойду! – возразил Илья.
Тогда они бросились на него. Сало и Огурец повалили его, Огурец прижал его голову к земле, а Сало пинал ногами… Дубина, видно, считал, что не царское это дело – самолично расправляться с «нарушителем правил», и только вальяжно наблюдал за расправой. Илье разбили нос до крови, наставили синяков, порвали куртку, отбросили портфель далеко в кусты, где он потом едва его разыскал…
Жаловаться родителям Илья не стал. Когда он вернулся домой, никого не было, он кое-как привел себя в порядок. Матери вечером сказал, что неудачно упал, споткнувшись на крыльце. Может, она что и заподозрила, но пытать не начала. Отец вообще возвращался поздно, и ему было не до детей.
Так прошла неделя. Каждый день Илья получал пинки, тычки, подножки и испытывал на себе прочие пакости, инициаторами которых были Дубина, Сало и Огурец. Он не давал сдачи, понимая, что никогда не выйдет победителем из драки, только огрызался, говорил что-то типа: «Отстаньте от меня!» Но это, конечно, не действовало.
Наконец, в пятницу после уроков Дубина со своими верными адъютантами подошли к нему, едва он вышел из ворот школы. Похоже, они специально его тут поджидали.
- Эй, слышь? – добродушно сказал Дубина.
Илья остановился. Ничего хорошего он от них не ожидал, но если бы просто пошел или побежал – его как пить дать догнали бы, и тогда… В общем, рисковать он не хотел.
- Будем считать, боевое крещение ты у нас прошел, - продолжал Дубина. – Хочешь быть с нами?
- Как… с вами? – не понял Илья.
- Ну, мы примем тебя в свою компанию. Обижать больше не станем. И другим в обиду не дадим. У тебя будет своя кличка, - пояснил Сало.
У Ильи хватило ума их не послать. Он понимал, что отказ от дружбы с ними означает вражду. И неизвестно, чем эта вражда для него закончится. А ему предстоит провести в этой школе еще как минимум несколько месяцев – до конца учебного года.
- И что я за это вам должен? – поинтересовался он.
- Пойдешь с нами завтра на Колею, - объявил Дубина.
Вот тогда Илья и узнал эту местную легенду. Про лес, завод и заброшенную ветку.
- Ну и что там такого? Зачем туда ходить? – спросил он.
- Там место особое, - пояснил Огурец. – Не все назад возвращаются.
- Как не все? – Илья поперхнулся, не зная, что сказать, не обидев этих придурков, от которых зависело его школьное благополучие.
- Там люди пропадают, - ответил Огурец. – Вот мой дядька пропал в позапрошлом году. За грибами мы с ним пошли, он ушел вперед по Колее – и больше его никто не видел.
- За последние пять лет человек двенадцать там пропало, - поддержал друга Сало. – Грибники, дачники… Туда уж и не ходит никто, боятся…
- А мы чего туда пойдем? – попытался снова докопаться Илья.
- Ну это… как испытание, - ответил Сало. Если не зассышь, значит, примем тебя в нашу компанию. Ну как?
- А вы уже раньше туда ходили? – не сдавался Илья.
- Было дело, - важно ответил на этот раз опять Огурец.
- Да слушай ты их больше, байки это все! – вмешался вдруг в разговор долго молчавший до этого Дубина. – Просто интересное место тебе покажем.
Илья всей шкурой ощущал, что место не просто «интересное», что есть там какой-то подвох, но, похоже, выхода у него не было. Надо соглашаться на их предложение, иначе в покое его не оставят, и дальше будет только хуже… Илья был мальчик умненький и в этом не сомневался.
Родителям Илья сказал, что в субботу после обеда идет погулять с ребятами из класса. Мать даже обрадовалась, что у него появились новые друзья. Знала бы она, что это за «друзья»! Но она спросила только, как зовут. Он ответил – Леша, Петя и Витя. На этом расспросы закончились. У родителей хватало своих забот, необходимо было обустраиваться на новом месте… Где уж тут отслеживать, с кем дружит их сын!
Встретиться договорились у горелого дерева на опушке леса у станции – это была твердая примета, не перепутаешь… Почему сгорело дерево, никто не помнил, говорили, что вроде в него ударила молния. Остался обугленный ствол с несколькими голыми ветками, без вершины. Вершину, наверное, тоже снесло молнией. Дерево никто не срубал вот уже много лет, просто в голову никому не приходило его срубить…
Троица приехала на велосипедах. У Ильи велосипеда все равно не было, да его никто и не предупредил. Впрочем, мальчишки тут же слезли с великов, повели их за руль и, едва немного отошли от дороги, спрятали в разросшихся кустах.
- А никто не украдет? – полюбопытствовал Илья.
- Сюда не сунется никто, - равнодушно ответил Дубина.
Впереди шел он, за ним – Сало, Огурец, и последним, замыкающим - Илья. Чувствовалось, что пацаны здесь не в первый раз, уж очень уверенно они шагали. Может, ничего страшного и нет? Хотя Илья всем нутром чуял – что-то тут не так. Не потащили бы они его сюда, если бы никакой опасности не было. О том, что они могут его завести в глушь и, например, убить или изнасиловать, Илья не задумывался. Тогда таких случаев было мало, это теперь чуть не каждый день появляется информация о подростковом насилии, издевательства снимаются на камеру и выкладываются в Сеть…
До Колеи дошли быстро. Заржавевшие шпалы наполовину скрывались в разросшейся еще летней, но уже начавшей по-осеннему жухнуть траве. Издали даже не заметишь.
- Когда-то ведь она от самой станции шла, - сказал Огурец.
- Тут недалеко, с полкилометра где-то пройти, дальше обрывается, - произнес Дубина.
Он остановился у самой Колеи, Сало и Огурец – тоже. Пришлось остановиться и Илье. Он начал гадать, почему они не торопятся ступить на рельсы.
- Ты пойдешь вперед, - показал Дубина туда, где предположительно заканчивалась Колея. – Оглядываться нельзя, что бы ни происходило. А то пропадешь.
- А вы? – голос у Ильи дрогнул, и они не могли этого не заметить.
- А мы за тобой. А может, тут останемся. Это уже не твое дело. Твое дело – дойти до конца и вернуться обратно.
- Да, и еще, - вставил Сало. – Если не хочешь, чтобы Колея тебя забрала, ты должен назвать другую жертву.
- Какую другую жертву?
- Если оглянешься – Колея тебя заберет, - терпеливо произнес Дубина. – Но если вместо себя назовешь кого-то другого – то она заберет этого человека.
- Какого человека?
- Кого-то из близких. Кто тебе дорог, - сказал Сало. Его голос то грубел, то срывался почти на писк. Он, казалось, волновался. Илья даже не подозревал, что Сало может говорить такими словами – «близкие», «дорог». Это было из лексикона родителей и московского окружения Ильи, но слышать такое из уст прихвостня Дубины…
- Все понял? Или объяснить еще раз? – спросил меж тем Дубина.
- Все, - на этот раз Илья постарался, чтобы голос не дрожал.
- Тогда назови свою жертву. И побыстрее!
Илья задумался. Ну что тут такого? Подумаешь, пугают! И что будет, если он, предположим, кого-то даже назовет? Наверное, это просто игра у них такая. Ну что ж…
Кого он может предложить в жертвы Колее вместо себя? Папу? Маму? По спинке пробежал холодок. Живущую в Москве бабушку? Как-то жалко ее, она уже старенькая… Светка!
Пятилетнюю сестру Илья почти не замечал. Разница в возрасте у них была слишком большая, чтобы иметь что-то общее. Сестрой в основном занималась мама, и Илья иногда испытывал ревность из-за того, что она уделяла сестренке больше внимания, чем ему: все-таки целых восемь лет он был единственным ребенком в семье… На его взгляд, Светка была существом совершенно бесполезным – она любила, чуть что, реветь, и всякие бантики-конфетки… Зато из-за Светки (Светика, как ее звали дома) его заставляли раньше вставать в школу, чтобы отвести ее в детский сад, так как родители могли опоздать на работу. Особой любви к сестре он не испытывал. Она была для него, конечно, тоже частью семьи, но он не воспринимал ее как полноценную личность. Просто принимал сам факт того, что у него есть сестра.
- А можно сестру? Ее Света зовут, - почти робко предложил он. – Светлана Шебаршева. Пять лет.
Ему показалось, что они, все трое, понимающе усмехнулись.
- Ну, гляди, назад своих слов брать нельзя! – сказал Дубина.
Илья пожал плечами. Ему хотелось, чтобы все скорее закончилось.
Насчет жертвы – это, разумеется, полная ерунда. Но оглядываться назад и впрямь не стоит. Если оглянется – значит, он трус, боится. И они обязательно продолжат свои издевательства над ним.
Вступая на Колею, он даже не посмотрел на своих спутников. Быстро пошел вперед. Никакого багажа – даже небольшого рюкзачка или спортивной сумки – он из дому не захватил, все необходимое вроде перочинного ножика, коробка спичек и карманного фонарика, было распихано по глубоким карманам куртки и джинсов, поэтому мальчик шагал налегке. Конечно, заросшие травой рельсы – это не асфальтовая дорожка, приходилось смотреть под ноги, но в целом он не испытывал никаких особых неудобств. Даже дождь не шел, хотя в это время сентября уже часто моросит… Солнце не светило, было довольно пасмурно, но просека впереди хорошо просматривалась, так как деревья стояли только по бокам.
Ничьих шагов за собой он не слышал. Если они и шли за ним, то на расстоянии. Может, даже пытались красться, чтобы не быть услышанными. Если он прав, они будут пугать, кричать, шуметь, чтобы он обернулся… Но нет! Он был к этому готов.
Наверное, он уже прошагал с полпути, когда услышал сзади нарастающий звук. Это был гул приближающегося поезда. Илье часто приходилось ездить на поездах, и спутать он не мог. Он заметался и хотел сойти с Колеи, но ноги словно приросли к ней. Сдвинуться с места никак не удавалось. А гул все приближался…
Илья представил, как поезд сметает его и размалывает на рельсах. На Колее остаются только кровавые ошметки. Один раз он видел человека, задавленного поездом. То, что от него осталось, на человека походило мало. Что-то кровавое в лоскутьях одежды…
Но откуда здесь поезд?
Казалось, тот был уже у него за спиной, нагонял… Илья оглянулся. Почему-то это получилось, хотя бежать вперед или вправо-влево никак до этого не получалось…
Потом был провал в памяти. Илья никак не мог вспомнить, что же тогда произошло. Был ли поезд? Следующее воспоминание - как он бредет по Колее, сам не зная куда. Он дошел до ее конца и очутился там, откуда начал свой путь. Дубины, Сала и Огурца там не было. К счастью, найти обратную дорогу было несложно, тропинка тут была всего одна. Он даже увидел кусты, куда его «товарищи» сгрузили свои велосипеды. Но никаких великов там уже не было, кусты даже не оказались примяты…
Илья вышел к горелому дереву, потом пошел вдоль железнодорожных путей… До дома было далековато, да еще зарядил дождь, пришлось месить грязь. Он испачкал кроссовки и уже представлял, как ему влетит от мамы. У самого дома долго и тщательно возил подошвами по траве, чтобы хоть частично отчистить грязь.
Дома родители ждали к раннему субботнему ужину. Илья с удивлением отметил, что за столом нет Светки. Обычно она в это время была дома – по субботам детсад не работал. Гуляет? В то время пятилетнего ребенка еще могли отпустить на улицу поиграть одного. Но почему ее не было возле дома?
Однако Илья так и не спросил про Светку. Что-то странное мешало ему это сделать, а родители, ни мама, ни отец, о девочке ни разу не упомянули. После ужина Илья пошел в свою комнату, улегся читать очередную приключенческую повесть… Светки не было ни видно, ни слышно, хотя по вечерам она вечно топала по дому и всех доставала, требуя то поиграть с ней, то рассказать сказку, то полюбоваться ее рисунками…
На следующее утро Илья уже четко знал, что Светку больше не увидит. Потому что ее нет. Вообще нет и никогда не было!
Он украдкой заглянул в мамин паспорт. Так и есть, отметка о рождении сына Ильи Шебаршева там была. Но никакой Светланы Шебаршевой в паспорте не упоминалось. У него никогда не было сестры! Он заглянул в комнатенку, где раньше жила Светка, но все ее вещи, одежда, игрушки исчезли, и теперь там было нечто вроде кладовой.
Родители просто не помнили, что у них была дочь. Не вспомнила о ней и бабушка, когда они все-таки вернулись в Москву. Похоже, что он был единственным, кто помнил про Светку.
Никакого объяснения случившемуся Илья тогда дать не смог. Кроме одного – Светку забрала Колея. Потому что он этого захотел. Он не знал, как, но забрала. И еще он понял, что Колея – это не просто заброшенная железнодорожная ветка. Это нечто большее. Нечто за гранью обычного человеческого понимания…
В школе действительно все наладилось. Но как-то странно – пресловутая троица просто перестала его замечать. На него смотрели как на пустое место, но больше не третировали. Он плохо помнил последующие месяцы, но уже в конце октября они с мамой вернулись в Москву, потому что бабушка сильно заболела и за ней требовался уход… Он никогда больше не возвращался в тот поселок и не встречал Дубину, Сало и Огурца. И постепенно ему начало казаться, что все это было сном. Как и существование Светки. Почему-то он избегал вспоминать о жизни в поселке вообще, даже никогда не говорил об этом с родителями. И они тоже не поднимали этой темы – во всяком случае, с ним.
Вернувшись в Москву, Илья долго пытался отыскать следы Светки. Он пролистал все фотоальбомы, но Светкины фотографии, все до единой, исчезли. На снимках с родителями был только он. Рисунки сестры тоже испарились. Не было и ее свидетельства о рождении – он проверял.
Весной умерла бабушка, а еще через пару лет отец вышел в отставку, и они навсегда осели в Москве. Похоже, родители пытались завести еще детей, но не получилось. Илье казалось, что они не очень счастливы. До той истории он помнил родителей совсем другими. Они чаще смеялись, и было видно, что им хорошо вместе. Но теперь они как бы отдалились друг от друга. Будто что-то разделило их, будто в их жизни возникла какая-то пустота, которой они сами не могли дать определения…
Отец скончался в пятьдесят с небольшим, от сердечного приступа. А мать… Это из-за нее Илья сейчас находился здесь, на месте ужаса своего детства, который он тщетно пытался позабыть.
Мама неожиданно заболела раком. Ей сделали операцию, и врач сказал – шансов, что выживет, пятьдесят на пятьдесят. Не много и не мало. Вот так.
Она была единственным близким человеком, который у него остался. Илья был женат дважды. Первый брак, по ранней молодости, остался бездетным – быстро разбежались. Со второй женой прожили двенадцать лет и она ушла к другому. Сейчас бывшая жена и уже взрослая дочь жили за границей. Илья поддерживал с дочерью отношения, но они становились все формальнее. Он понимал, что у дочери иные интересы, чем у него, да и живет она в другой стране, с другим менталитетом… Ему нет места в ее жизни.
После развода он снова перебрался к матери. Работал, как и прежде, инженером-строителем. О личной жизни больше не думал, случались редкие связи, которые не заканчивались ничем серьезным – обычно женщины сами проявляли инициативу и сами же его бросали, поняв, что перспектив нет.
Когда врач сказал про мамины шансы, ему приснился сон. То есть в ночь после этого. Ему впервые в жизни приснилась Светка. И уже не ребенок, а взрослая женщина. Сколько ей сейчас должно было исполниться лет? Тридцать пять? Она была красивая и чем-то похожа на маму.
- Я знаю про маму, - сказала ему Светка. – Ты можешь еще спасти ее.
- Что для этого нужно? – спросил он сестру.
- Поезжай туда. Ты знаешь куда. Найди Колею. Пройди по ней. Только не оглядывайся.
- А если оглянусь?
- Тогда все изменится. Но мама останется жива. Может быть.
- А ты где, Света? – спросил он.
- Разве ты еще не понял? Я осталась там. Меня забрала Колея.
На следующее утро он взял отгул на работе, сел в машину и поехал в тот поселок, название которого долго пытался забыть. С навигатором добраться туда оказалось проще простого. И не так уж далеко от столицы. Но когда он ехал вдоль железнодорожных путей, как раз напротив обгорелого дерева, которое так и не удосужились срубить за тридцать лет (или это было другое дерево?), мотор заглох. Илья даже не удивился – ему показалось, что так и должно было случиться. Ничего, если что, он вернется на поезде. Конечно, неудобно, но что делать…
Он постоял, докурил сигарету и не спеша двинулся к горелому дереву.
Вот и те самые кусты, знакомая тропинка, а вот и просека с узкоколейкой. Рельсы еле-еле виднелись сквозь заросли. Наверное, тут давно никто не ходил. Что ему тогда померещилось? Какой поезд? Да не проедет тут ни один поезд!
Илья пошел по шпалам осторожно, глядя под ноги, чтобы не споткнуться. И все ждал, что за спиной раздастся знакомый гул. Но гула не было. Он шел все дальше и дальше вперед. Пока его не окликнули.
- Илюша! Братик!
Так звала его когда-то пятилетняя Светка, с которой он не любил возиться, считая, что он взрослый и умный, а она – маленькая и глупая козявка.
Но голос был не детский. Это был голос взрослой женщины. И он знал, что это Светка, только выросшая. Каким-то образом она очутилась здесь и зовет его…
И он оглянулся. Хотя знал, что делать этого нельзя. Но он ведь и не верил, что эта поездка может что-то изменить. Что все на самом деле. Не верил, как и в прошлый раз. Раз все не взаправду, значит, можно и оглянуться…
Она была там. Она шла к нему, такая же красивая и взрослая, как во сне. Немного похожая на маму, особенно в молодости…
Молодая женщина в коротком модном плаще вышла из леса и направилась к своей машине. Включила зажигание. Машина завелась с ходу. Начинался дождь. Надо было торопиться в больницу к маме. Утром женщине по телефону сказали, что маме лучше и она уже встает.
«И что я тут делаю?» - подумала женщина. Она почти не помнила своего путешествия по лесу, но помнила, как брела по заросшей травой старой железнодорожной ветке… Откуда-то из глубин памяти выплыло слово «брат», лицо – сначала мальчика-подростка, потом взрослого мужчины… Но у нее никогда в жизни не было брата. Женщина прибавила скорость и понеслась к Москве.
2015