«Бил осен. Листик падал своим ходом...»
«Бил осен. Листик падал своим ходом. Но Левон всё же умер.
Телеграммы шли со всех концов Советского Союза.
Из Воркуты : «А помнишь? Хачик»,- и, рассказывая, Сосочка каждый раз в этом месте начинал сам настолько заразительно хохотать, что мы, глядя на него, тоже не могли удержаться, так никогда и не узнав, имела ли эта история продолжение.
Конечно, звали его Иосиф (Сосо), но в нашей группе он был Сосочка.
Про него рассказывали много интересного, но я расскажу только то, что знаю «изнутри».
Как известно, деканат всегда так составляет учебное расписание студентов- медиков, чтобы в один день лекции и практические занятия по разным предметам проходили в разных концах города, и чтобы добраться до нужного места приходилось ехать с пересадками.
И еще - деканат заставляет проводить во время занятий переклички, периодически грозя наказаниями за прогулы.
Но Сосочка любил вкусно поесть, да и выпить хорошее вино тоже, так что как- то раз, после моего ночного дежурства на работе, когда я и сам был не прочь перекусить, мы с ним решили, что успеем по дороге на лекцию забежать в ресторан «Имерети» на Плеханова, расположенный недалеко от нужных нам «сегодняшних» обеих клиник.
Спустившись в зал, мы нашли вободный столик и заказали для начала «закуску» - хлеб, сыр, зелень, соленья, кувшин вина, хачапури, но из кухни шел такой вкусный чесночный запах, что нам обоим захотелось почему-то курицу с чесноком, предупредив официанта, заказывая её, что у нас не так уж много времени.
Конечно, к началу лекции мы не успевали, поэтому прикинули, что спокойно уложимся к перерыву лекции, когда и делают перекличку.
Проводила ее, обычно, русская ассистентка, которая, несмотря на естественный «перерывный» шум, не повышая голоса, зачитывала список, невозмутимо внося в него «н/б» отсутствовавшим.
Когда мы, взбежав (! После приличной «нагрузки»!) по оказавшейся вдруг длинной и крутой лестнице, ворвались в аудиторию, дошла очередь до нашей группы. Проскочить незаметно на место было невозможно, так как кафедра стояла около двери, и когда назвали фамилию Сосочки (а он шел в начале), ему ничего не оставалось делать, как произнести своё знаменитое «Зэс!» практически в ухо, оглушив растерявшуюся ассистентку еще и винно-чесночным запахом.
Представляете, что тут началось с нашими!
Так что ничего удивительного в том, что когда очередь дошла до меня, я прокричал моё «Здесь!», уже вставая со «своего» места.
А летом всех ребят, кто не имели освобождения, военная кафедра забрала на одномесячные сборы в Батуми.
Не помню, какой это был год, но в связи с холерой был введен карантин и без соответствующей справки о здоровье невозможно было передвигаться по стране.
(Кстати, получение этой справки было непосредственно связано с проведением такой неприятной диагностической процедуры, как, скажем так, не уточняя,- «взятие мазка»).
Итак, дороги закрыты, освобождения от сборов нет, в Туапсе всё равно без справки не выбраться, Тбилиси задыхается в обычной летней жаре: ну, сборы, лагерь,- черт с ним!, зато в Батуми, на море!
Приехали, разместили нас в двух огромных палатках, и первое, что нам сказали было то, что полк, в котором мы находимся, из-за опасности занесения инфекции извне, переведен чуть ли не на военноее положение, т.е. покидать территорию запрещено даже офицерам части, не говоря уже о нас.
Каково! Море в двух шагах! А ты целый день в форме и ботинках!
Повели нас в солдатскую столовую. На столе - алюминиевая посуда, выскальзывающая из рук, хлеб, крупная соль и большие бачки.
Сказали - борщ. Люблю борщ! Протер носовым платком миску, ложку, вилку и полез в бачок. Лучше б я этого не делал!
Первое, что я увидел- это были куски плавающего на поверхности сала. Плавали они в толстом слое растопленного же жира и только потом начинался борщ! Я пытался вытащить снизу хоть что-нибудь съедобное так, чтобы не прихватить жир, но не удалось.
Пошел за вторым. Сказали - макароны по-флотски. Люблю с детства. Но не с кусками жирной свинины! Выбрал и съел несколько макаронин. Заел хлебом, запил чаем с двумя кусками сахара.
Теперь эта посуда будет весь месяц моей. Я ее сам ототру песком, буду мыть и хранить в тумбочке вместе со всем моим скарбом.
На ужин дали не помню что, но масло я и дома не ел, а уж о маргарине и речи не могло быть, поэтому и ужин у меня был легкий- чай, хлеб, сахар.
Так я продержался дня три. Оказывается, в полку было подсобное хозяйство, где держали свиней, поэтому и готовили все на свинине.
У строевых офицеров был еще буфет, где они могли что-нибудь прикупить, но нас туда не пускали и только раз удалось (за бутылку водки) достать оттуда пару банок рыбных консервов в томате.
На всю ораву!
В общем, изжога совсем извела меня. В медсанчасти ничего кроме соды не было, а это мне мало помогало (через несколько лет я буду сам использовать «содовый тест» при изучении «кислотообразующей функции желудка» и пойму кое-что).
И тогда я решил — будь, что будет! Конечно, если поймают, то неприятностей не оберешься. Военные, как и грозились, могут действительно настоять на отчислении из института.
Около свиного хлева в ограде была небольшая дырка (я думаю, солдаты ее сами проделали и через нее совершали «натуральный обмен» с местным населением, меняя столовые отходы, помои, на сигареты, выпивку и пр.)
В нее не пролез бы ни один нормальный человек. Но, раздевшись, я продрался наружу! Конечно, я не мог свободно гулять по городу и магазинам, так как везде были патрули, но все же сыр, колбасу, пару банок говяжей тушенки я успел купить.
Немного, так чтобы незаметно поместилось в карманах большой и висевшей на мне, как на вешалке, формы (не мог же я нести свертки по территории полка!)
Разумеется, всё было уничтожено мгновенно вместе с ребятами. А что же дальше?
И тут Сосочка сказал, что ему надоела такая жизнь, он скажет, что плохо себя чувствует, простудился, и пускай его уложат в санчасть. Там питание должно быть лучше.
Наивный! Его уложили не в санчасть, а, исходя из инфекционной настороженности, в изолятор инфекционного отделения госпиталя, где чуть ли не каждый день брали анализы и делали тот самый пресловутый «мазок», пытаясь выявить холерный вибрион.
Это все нам рассказал на политзанятии наш ассистент военкафедры. У него же я осторожно выяснил где это отделение, а уж вечером пролезть через заборы для меня было уже привычным делом. На Сосочку жалко было смотреть!
Он уже покаялся, что всё выдумал, но его все равно не выпускали - надо наблюдать весь «скрытый» период болезни - а вдруг ?!
Когда Сосочка уже незадолго до нашего отъезда вернулся в часть, ребята не давали ему прохода, заставляя подробно все пересказывать.
Правда, надо отдать всем должное, - в институте об этом уже не было никаких разговоров.
Перед отъездом нам дали увольнительную на целый день (поезд отходил поздно вечером) и мы, наконец, добрались до моря и купались не тайком и наспех, а как нормальные люди.
А в универмаге я нашел чудесное венгерское зимнее пальто моего размера. Так как оно продавалось в детском отделе, цена , что-то около 40 руб., была «детская» и для меня вполне доступная. (В то время зарплата у меня была 65 руб.и не облагалась налогами, плюс повышенная стипендия — 35 руб. Чистыми — 100! Конечно, все шло в семейный бюджет, но я всё же был более свободен материально).
Тут бы рассказать о красотах Батуми, его ботаническом саде.
О запахе кофе, закипающем в джезвах на горячем песке, об
аджарских хачапури… О прогулке с красивой девушкой..
Но мне было не до того.
Мама потом вспоминала, что когда я приехал домой она
испугалась, увидев меня,- такой я был худой и «какой-то зелёный».
На «конторольном взвешивании» я потянул 39 кг!
В ход был пущен гоголь-моголь. Столько его я не ел за всю предыдущую жизнь! Сейчас-то я подозреваю, что они с бабушкой подмешивали туда масло, иначе как бы к началу занятий успел набрать «свои» 46 кило! Но, как видно, они это делали осторожно, или, добавляя порошок какао, перебивали его вкус, или же мне уже было всё равно! Не помню!
Но зато каждый раз, когда осенью вижу опадающую листву,
я вспоминаю Сосочку, его смех и его любимую «историю» :
«Бил осен. Листик падал своим ходом...»
22.11.2015 г.