5. Романтика...

Александр Рюсс 2
  В  составе  экспедиционной   группы  института  мне довелось  побывать  на  Сарезе  дважды  и  оба  раза  не  обошлось  без  приключений,  запомнившихся  на  всю  жизнь.
 Я  не  отношусь  к  людям  осторожным  и  свято  соблюдающим  инструкции  по  технике  безопасности.  Чувствуя  себя  подготовленным  к  экстремальным  ситуациям,  действовал  порой,  сообразуясь  с  собственным  видением  обстановки  и  ни  разу  ещё  не  пожалел  об  этом. 
    Первый  приезд  на  базу  Ирхт  был  обусловлен  необходимостью  подбора  площадки  под  будущую  автоматическую  станцию  и,  по  возможности,  выполнения  нулевого  цикла. 
   Дело  не  сложное  и  достаточно  привычное.
Времени    с  избытком  и  на  работу  и  на   удовлетворение  страсти  к  исследованию  неведомого,  как  Марс,  и  не  менее  загадочного  мира. 
   Ну  как  не  опробовать,  не   пропальпировать   грозящий  озеру  правобережный  оползень?  Как  удержаться  от  соблазна  взглянуть  на  сказочный  водоём  с  высоты  3-х  километров,  не  почествовать   гордый   Памир,  прильнув  всей  грудью  к  его  каменной  мощи? 
  А  там  и  до  вершины  Северо-Аличурского  хребта - рукой  подать.
Никого  из  сотоварищей  соблазнить  этой  идеей  не  удалось,  так  что  сбегал  на  вершину  в  одиночку.  Навыки  горнолаза  у  меня  были.  В  юности  ещё  изрядно  походил  по  древним  отрогам  Тянь-Шаня  и  Памиро-Алая  в  Узбекистане  и  Киргизии. 
Так  что  знал,  куда  шёл... 
   Сложными  были  последние  300-400  метров  по  стенкам  заснеженных  скал,  уже  близ  вершины.  Очень  мешал,  выдувая  жизнь  из  тела,  ледяной  и  порывистый  ветер.  Запомнилась  одна  из  критических  точек  подъёма.
Завис,  как  однажды  в  Магадане  (об  этом  сказ  впереди),  на  крохотном  заснеженном  уступе, и  ни вперёд,  ни, боже  упаси,  назад.
Вниз  лучше  не  смотреть...   Ближайшие  трещины,  куда  бы  можно  вогнать  замёрзшие  пальцы,  в  двух  метрах  надо  мною  и  в  полутора  метрах  справа. 
   Вдруг  из-за  гребня  выметнулись  и  заплясали  перед  глазами  две  дерущиеся  птицы — чёрная,  чисто  грач,  и  белая,  как  чайка. 
В  сознании,  искушением  судьбе,  чётко  пронеслось:  «победит  белая, 
значит - жить...»  Смотрю  на  их  смертную  пляску  неотрывно, но  судьба  посмеялась... Не  увидел я эпилога. Скрылись  драчуньи за  леденелой  хребтиной. 
Оставили  решение  мне,  стало  быть... Не  замерзать  же...  и  рванулся  вправо,  остервенело  от  безысходности.  Скользнув  ногтями  по  гладкому,  пальцы  вдавились  в  щель.  А  там  и  ноги  обрели  устойчивость,  найдя  малую  опору, и  дрожь  прошла...
А  там  и  дальше...  Это  была  кризисная  точка,  потом  пошло  положе,  полегче.  Ветер  вот  только,  душа  из  него  вон. 
Глаз  выхватил,однако, моренную осыпь справа, как  путь возможного возвращения.
К  закату  уже,  потоптавшись  на  вершине,  с предельной  осторожностью,  но  и  не  медля, начал  спуск. 
Люди,  знающие  горы,  поймут,  как  непросто  делать  это  на  скальном  участке  в  рухнувшей  темноте. 
К  двум  часам  ночи,  не  чая  уж,  добрался  таки  до  нашего  лагеря,  до  кружки  горячего  чая,  до  спальника  на  собачьем  меху  в  глинобитном  домике  лагеря  Ирхт.