Каково быть предметом насмешек? Надо мной потешался весь класс. Сколько я себя помню, - я был объектом издевок и перманентной ненависти.
Из года в год. Никчемное постоянство жертвы. Вот такой уклад жизни нам рихтует политический режим – общность, одинаковость, стабильность, запряженная демократией. Власть народу - власть толпы. И это кучка «самодержавцев» кривила в гримасе рожи, раскатисто надрываясь в смеховой агонии. Что я сделал? Выказал свою волю. А что имел полное право!
Демократия.
Её было пятьдесят четыре. Она вела наш класс уже одиннадцатый год. Худая, изможденная стараниями обучить. Потрепанная одежда, неустанно изношенная и неизменная. Заплатка на пиджаке. Тусклые туфли с прорехой на кончике носка. Трещина, поперек задумчивого взора, обрамляла очки. Ее задел мальчуган, ураганом промчавшись по коридору школы. Пять лет назад. Такое часто случалось и школьники никогда не останавливались. У них была своя правда, которая позволяла «нечаянно» пихать, порывисто кричать и ругаться на нее. Ее не любили. Она было хорошим учителем. И это понимал только я. Потому я стал белым пятном. Этаким революционером стройного марширования. Бельмо. Придурок. Выскочка. «Самый умный». Сбой в системе негласных требований. Сам того не осознавая, я был ее союзником. Мои одноклассники не хотели учиться. Не признавали ее методик. Вечно спорили. Надрывисто ревели в младших классах, когда она отбирала у них телефоны и ворчали, когда она просила их мыть доски.
«Да как смеет это отребье зваться учителем?!»- восклицали родители, строча жалобы: «Воровка! Забирает личные вещи, принуждает убираться маленьких деток!». Ага. Деток. Бугаев! И каждый – образина, кричащая о своих правах, но, не соблюдающая чужие. Маленькие детки выросли в больших недоразвитых подростков.
Она повсечастно мыла доску и убирала в надежное место их забытые «личные вещи». На следующий день покорно возвращая, принимала шквал буйных эмоции, подвергаясь новому обвинению. Я всегда заступался. Всегда кричал в ответ, ведь учительница не посмела бы повысить голос – то запрещали политика нравственности, и любой протест со стороны педагогического состава считался девиантным. Мне было все равно. Поэтому они били меня, смеялись, тыкали пальцем. Как и всегда – сегодня я снова вступился. Она была достойным учителем. И я неустанно рвался ей это доказать. Эти гориллы срывались на нее хамством. Учительница не взяла денег у их родителей. Отказалась продавать знания и «штопать бреши» в их гобелене «учености».
Она была достойным учителем.
Никто их них не ушел с красным аттестатом. Мои одноклассники не хотели учиться. Я хотел, всегда хотел. И сейчас, когда она вешает на меня «золото своих знаний», я бесконечно горд.
Одноклассники смеются.
Все так же тычут пальцами.
Выскочка.
Девиант.