Оно приняло его

               



Оно  приняло  его.




Он  приехал  в  самое  красивое  время  года.  Конец  сентября,  на  побережье  Аджарии,  бархатный  сезон.  Воздух  плюс  двадцать  четыре  градуса  и  вода  такая  же. 
Стоял  на  берегу  его  любимого  Моря.  Детство  и  юношество  прошло  здесь,  Господи,  как  это  было  давно,  целая  жизнь  прошла. 
Задумался  над  мыслью — целая  жизнь  прошла.  Как  эхо,  в  сознании  задергалось,  пульсируя  в  висках,  понимание  приговора,  его  собственного  приговора — ПРОШЛА.

                ***

Прилетел  днём.  Ехал  из  аэропорта  и  не  узнавал  свой,  нет  уже  не  свой,  скорее  чужой  город.  Да,  многое  тут  изменилось,  Город  похорошел,  но  это  понимание  не  вызывало  восторг,  просто  рассудочная  констатация.
Таксист  высадил  его  на  пересечении  когда-то  улиц - Горького  и  Кирова,  увы,  время  и  история  убили  названия  улиц.  Теперь  они  написаны  на  грузинском  и  английском  и  другие  названия.

Он  шёл  по  своей  когда-то  родной  улице  Кирова,  не  узнавая  её.  Новые  дома,  высотки,  вымощенные  тротуары  брусчаткой,  и  только  уже  старые  раскидистые  ликвидамбры  возвышались  его  про­житой  жизнью,  согревали  его  прошлое.

Шёл  к  морю,  на  свой  пляж.  Боже  мой,  память  всколыхну­лась  волной  и  его  бросило  в  такие  дебри  воспоминаний.  Вышел  к  Приморскому  бульвару  и  здесь  изменения,  но  все  те-же  магнолии,  пальмы  -  трахикарпус  форчуна  с  длинными  тонкими  стволами,  сос­ны  Веймутова  с  длинными  шишками. 

Сердце  учащённо  забилось.  Он  прижался  к  своей  магнолии,  на  которую  забирался  в  детстве  сбегая  со  школы,  укрываясь   под  сенью  листвы,  мечтая  о  будущем.  Ему  так  стало  горько  и  одиноко. 
Целая  жизнь  позади.

Справа  возвышался  небоскрёб-гостиница  построенная  До­нальдом  Трампом  и  она  его  раздражала. Но  впереди  раскинулся  га­лечный  пляж  и  его  любимое  Море.  Оно  лежало  перед  ним  застыв  зеркальной  гладью.  Не  единого  движения  воды,  ни  ряби,  ни  при­брежного  плескания  волн. Море  ждало  его,  также  замерев,  как  и  он  от  их  встречи.

                1

Его  душили  чувства,  прорвавшись,  опускаясь  на  колени,  он разрыдался,  набирая  пригоршню  воды  омывая  своё  лицо.  Его  слёзы  смешались  с  морской  водой,  стекая  по  ладоням  и  щекам,  за­мочив  рубашку.
В  молодости  дал  себе  клятву,  что  вернётся  к  своему  Морю,  он  вернулся.  Судорожно  вздыхая,  набрал  новую  пригоршню  морской  воды  и  выпил.
Вечером  поедет  до  закрытия  Ботанического  Сада  и  пройдя  через  него  выйдет  через  западные  ворота  на  берег  Моря.

                ***

Его  трясло  в  автобусе  идущего  по  прибрежному  шоссе  к  Ботаническому  Саду.  И  горькие  мысли  закрыли  красоту  пейзажа  за  окном  автобуса.  Вся  его  жизнь  сплошные  потери  и  близких,  и  само­го  себя.  Вот  наконец  съездил  на  кладбище,  где  похоронена  его  лю­бимая  бабушка,  брат  и  мать.

Он  не  смог  быть  на  похоронах  брата  и  матери.  Не  смог?  Чего  врать  самому  себе,  нашёл  причину — болел  простудой.  Прости  меня  мама -  прости.  Он  прижался  к  могиле  мамы,  но  это  не  успокоило  его  совесть. 

Два  раза  был  женат,  первую  предал  отдавшись  гормональ­ной  буре,  изменяя  с  её  лучшими  подругами,  и  она  ушла  от  него.  И  со  второй  не  сложилось.  Родила  двоих  мальчиков  и  оба  больных  ДЦП.  Он  не  роптал,  крутился  зарабатывая,  чтобы  жена  была  с  их  ангелочками.  Боже,  какие  они  были  красивые.

Замер  от  воспоминания  трагедии  в  которой  всю  жизнь  ко­рит  себя.
 Жена  не  выдержала  прессинга  и  горя  и...  Его  затрясло  так,  что  зубы  застучали  кастаньетами.  Он  в  тот  день  задержался  по  ра­боте  и  пришёл  поздно.  Открывая  дверь,  сразу  же  почувствовал  запах.  Бросился  на  кухню.  Все  четыре  конфорки  были  открыты,  за­крывая,  он  уже  с  ужасом  понимал,  что  увидит  неизбежное.  Открыл  окно  на  кухне,  ворвался  в  комнату  где  лежали  его  сыновья,  их  мать  валялась  на  полу.

Скорая  констатировала  смерть  от  отравления.
На  полу  рядом  с  женой  была  записка — прости,  но  у  меня  нет  больше  сил.

Он  забыл  про  неё,  он  должен  был  уделять  ей  больше  вни­мания,  просто  больше  общаться.  Она  не  выдержала  жуткого  стрес­са.  Не  выдержала.  А  он?
А  он  всё  ещё  живет.  Помотало  его  по  России  матушке,  только  от  себя  то  не  убежишь. 
Совесть,  как  зеркало,  она  никогда  не  врёт.

                2

                ***         

Он  шёл  в  гору  Ботанического  Сада,  его  Сада,  который  мальчишкой  боготворил,  но  ему  не  стало  легче,  наоборот.  Беспро­светная  пустота  одиночества  и  как  рефрен - этот  пустынный  Сад,  где  он  был  единственным  посетителем.

Сердце  так  сжало  от  боли,  он  уже  спускался  по  широ­кой  лестнице  к  выходу.
Вокруг  никого,  ни  единой  души.  Вышел  из  Сада,  перешёл  железную  колею,  спускаясь  по  бетонным  блокам,  (защищающие  бе­рег  от  волн)  к  Морю.

Он  точно  рассчитал  время.  Солнце  вот-вот  упадёт  за  гори­зонт  и  Море  решило  его  порадовать.  Там  у  горизонта  клубились  тучи  и  они  полыхали  в  отсветах  уходящего  Солнца.  Море  решило  его  порадовать  Солнечной  рапсодией.
Он  стоял  внизу,  на  маленьком  намывном  бережку,  между  бетонными  кубами  и  ждал.

Солнце  коснулось  горизонта  окрашивая  сполохами  огня  тучи,  и  он  медленно  не  раздеваясь  вошел  в  Море. 
Плыл  к  заходящему  Солнцу,  вода  ласково,  своим  теплом  объяло  его  тело.  И  он  почувствовал  лёгкость,  его  сознание  прояснилось.  Тёмная  вода  прижалась  к  нему,  он  увидел,  как  Солнце  ушло  за  горизонт  и  тихо  без  всплеска  ушёл  под  воду.

Море  приняло  его  с  любовью.
Он  дал  себе  клятву,  что  умрёт  в  Море  и  оно  его  не  подвело.




23 ноября 2015