Анализируя старые и новые математические труды и обдумывая информацию, тщательно собранную в ходе некоторых текущих исследований, В. неожиданно «открыл», что границы существующих разрозненных теорий совпадают, как части пазла. Впрочем, пока еще далеко не завершенного. В руках его современников были лишь отдельные, частично состыкующиеся друг с другом кусочки. Их форма указывала на то, что они могли отделиться от некого единого целого и долгое, возможно еще бесконечно долгое время дрейфовать среди вод океана н е п о з н а н н о г о, ожидая, когда наконец... Впрочем, можно было лишь гадать какую странную и причудливую форму могла бы иметь сама единая Terra incognita, соберись однажды все ее части в единый суперконтинент. Иногда В., откинувшись в кресле и закрыв глаза, даже пытался представить очертания этой земли: ее хребты и равнины, причудливую и чуждую геологию, периодичность возникновения в ней тех или иных геофизических и, как следствие, топографических изменений…
Итак, В. взял в университете, где работал в должности ассистента профессора, отпуск по состоянию здоровья и продолжил собирать и сопоставлять факты. Сизифов труд по сравнению с безнадежными стараниями В. мог бы показаться рациональному стороннему наблюдателю детскими игрушками. Однако, В., обладающий по крайней мере двумя выдающимся качествами – упрямством и страстью, в конце концов, завершил свои исследования, точнее подвел им некий итог, сформулировав гипотезу о том, что все математические теории могут быть частью некого универсального целого…
На очередной математической конференции в Зальцбурге было многолюдно. Доклад В., представленный на секции логики во второй половине дня, содержал многочисленные слайды с черно-белыми фотографиями известных и не очень математиков и подробнейшим перечнем их вкладов в различные математические области – будь то алгебра, дифференциальная или неевклидова геометрия, математический анализ, теория функций комплексного переменного, теория вероятностей или даже астрономия, геофизика и механика… Описание пересечений различных областей математики имело причудливое графическое сопровождение и завершалось общей схемой, немного напоминавшей руководство по разделке туш, которые иногда можно увидеть в мясной лавке и претенциозным выводом о необходимости построения Unam universalem theoria...
-Поздравляю вас, - иронично бросил именитый профессор, прибывший на конференцию из Швейцарии, известный помимо своих работ в области логики, тем, что любил порассуждать о связи рационального и иррационального, - вы открыли Науку Математику! По залу, полному именитых ученых прокатились смешки.
- Да, вы весьма наглядно показали нам, что части целого являются… частицами целого, что частное – это часть общего, что…
Тут вмешался председатель - известный своей уравновешенностью хрупкий человек, обладающий внимательным взглядом и пышными пепельными усами.
- Прошу нас простить, видимо, вы проделали немалую работу, но позвольте уточнить: действительно ли вы призываете нас лишь к тому, чтобы осознать, как сформулировал наш коллега – он бросил взгляд на бородатого швейцарца, - что части целого, являются частицами некого целого? Ваша универсальная теория – лишь гипотетическая сумма всех существующих и еще не открытых теорий?
-Это так и не так, одновременно, - сдержанно ответил В., - ведь сумма может быть чем-то большим, чем ее части. По отдельности… руки, ноги и даже голова значат не так много, но соберите их вместе и перед нами – человек, – разумное существо, способное, к примеру, сесть в поезд и приехать на научную конференцию. Он чуть поклонился председателю.
Публика несколько оттаяла, тут и там даже раздались негромкие одобрительные смешки, но давешний профессор логики, слегка побагровев, вновь поднялся со своего места:
- Нечто большее!? Да о чем вы тут толкуете? Это все просто схоластика самого дурного толка! – воскликнул он. – Кто, во имя всего святого, утвердил этот доклад?..
Председатель едва заметно поморщился, но на всякий случай принялся перебирать лежавшие перед ним бумаги. В зале начал подниматься шум. Кто-то громким шепотом спрашивал у рядом сидящего о чем вообще речь. Председатель, наконец, поднял голову. Доклад «О необходимости построения Unam universalem theoria» Вегнера А.Г., - отчетливо произнес он, - ассистента профессора университета Уитни был заблаговременно прислан по почте и утвержден для выступления на секции Логики и анализа.
- Это просто смехотворно! – грозно произнес возмущенный швейцарский профессор, - кто мог утвердить такую чушь…
Председатель посмотрел на него с немного странным выражением лица.
- Доклад был утвержден сопредседателем секции, - произнес он негромко. - То есть… по-видимому, лично вами, профессор.
Профессор Морн шумно откашлялся.
- Видимо, произошла ошибка… - несколько невнятно произнес он, - доклад, должно быть, затерялся в моих бумагах… Я бы никогда…
- Ничего страшного, - сказал председатель, как-то даже сочувственно посмотрев на все еще стоявшего перед притихшим в ожидании залом Вегнера, - эта… несомненная случайность дала возможность молодому человеку выступить со своей пусть несколько…- тут он опять замялся… - тавтологичной гипотезой (по залу вновь прокатились смешки) перед светилами мировой науки. Он вежливо кивнул опустившемуся на своей место и несколько утратившему свой пыл чернобородому профессору. Что ж, поблагодарим его за приложенные усилия.
Под скупые одиночные хлопки Вегнер вернулся на свое место в дальнем конце зала и тихо уселся на стул.
Конференция благополучно продолжилась. Никто больше не пытался открывать Америк или призывать к новому взгляду на известные вещи. К концу дня про Вегнера почти забыли. И, наверное, со временем забыли бы совсем, если бы не случилась одна странность.
За окном быстро смеркалось, завершающие доклады вызывали все меньший интерес у уставшей и проголодавшейся публики. Председатель, скучая, смотрел в окно на причудливые темно серые на фоне выцветающего неба облака и думал о том, что вот такая их форма, пожалуй, весьма неплохо иллюстрирует неустойчивость Кельвина-Геймгольца, когда кто-то вдруг невпопад произнес:
- Мне нужно одеться…
Докладчик, до этого монотонно рассказывающий что-то давно известное о гладких отображениях прервался и удивленно посмотрел на крупную фигуру профессора Морна, который поднялся со своего места и, глядя выпученными глазами на поднятые к груди мясистые руки, громко повторил: - Мне нужно одеться!
Профессор… Морн… э-э… простите… - начал было председатель, как Морн вдруг сел обратно на свое место и мирно опустил глаза.
Задремал он что ли? - спросил себя председатель и, поскольку, Морн вел себя смирно, кивнул докладчику продолжать.
- В то время, как решение, предложенное раннее в… - продолжил было докладчик. Как вдруг в зале погас свет.
Оп-па, - громко произнес кто-то из задних рядов с некоторым даже удовлетворением в голосе. Участники, оказавшиеся в темноте заволновались.
- Прошу сохранять спокойствие, - произнес председатель, превратившийся сейчас для всех остальных в одинокую черную фигуру, четко очерченную на фоне ближайшего окна.
- И звезды… - словно бы в ответ на его призыв вдруг произнес кто-то совсем рядом с председателем, вроде бы знакомым, но совершенно неузнаваемым голосом, - я люблю звезды…
Что же это такое, подумал председатель, зачем-то бросив взгляд в окно, на темнеющем небе за которым не было видно никаких звезд. Недавно зажегшееся на улице редкие фонари давали достаточно света, чтобы можно было пройти к выходу, не столкнувшись с людьми или мебелью, и председатель как раз поднялся с места и сделал пару шагов, когда все тот же неузнаваемый в темноте голос отчетливо произнес:
- Но он неправильно все сформулировал. Дрейфуют не теории… Дрейфуют математики.
Председатель обернулся на голос и увидел, как прямо на него словно бы вслепую движется массивная темная фигура с раскинутыми будто для объятий руками.
Когда парой минут позже зажегся свет, давешний, теперь очень бледный докладчик и молодой британский математик оттаскивали не желавшего приходить в себя профессора Морна от поваленного им на пол председателя.
- Лунатизм, - отрывисто бросил запыхавшийся англичан, удерживая обеими руками кое-как посаженного на стул Морна за медвежьи плечи. – Я уже видел такое. Широкие зрачки... Неадекватное поведение... Он спит.
Председатель молча кивнул и достал из кармана платок. Во время инцидента его прошиб холодный пот. В той темноте все было непривычным, каким-то нереальным и даже жутким.
В зал проскользнул дежурный и, наклонившись, сообщил вернувшемуся на свое место председателю, что в гостинице были небольшие перебои с электроэнергией, но теперь уже все в порядке. Председатель поспросил его побыстрее вызвать врача, поскольку профессор Морн (председатель махнул рукой в сторону профессора и англичанина, который теперь сидел рядом с Морном, поддерживая его под локоток, словно любящий племянник)… профессор... Морн, - продолжил он как-то передернувшись, по-видимому, заснул и у него случился приступ лунатизма… а будить сомнамбул, кажется, не рекомендуется...
Дежурный круглыми глазами посмотрел на Морна, кивнул председателю и выскользнул за дверь, а председатель, едва заметно пошатнувшись, поднялся, и, опираясь на стол, объявил ярко освещенному и гудящему, как некий странный единый организм залу (по крайней мере, так вдруг почудилось председателю), что, к сожалению, на этом последний день конференции объявляется закрытым, внизу светил мировой науки и прочих участников ждет банкет.