Когда мне говорят одно, а потом сразу другое, а потом сразу третье, мне вспоминается, как было хорошо и тихо в моей тюрьме посреди пустоты. Никаких решений, никакой правды или лжи - пространство с висящим посреди ничего могильным камнем, поросшей иллюзией травы площадкой и куском старого чугунного заборчика. Где-то еще была вторая сторона: огромная висящая в том же пространстве камера с заточенными там останками души, преданной в начале времен.
И я хочу кричать, потому что опять, опять, опять пришёл тот, кто взял своё и ушёл, опять, опять, опять среди могильных плит повело прохладой, поднялся ветер, листья прошептали: "Ты сможешь перерубить цепь, помощь уже рядом!". Но помощь пришла и ушла, оставив мне сломанный гвоздодёр. И опять, опять, опять в голове проносятся только ошметки начавшейся было бури. Не сегодня, не сейчас, это не то. АААААААААААААА!
Но зато я обрёл слог. Снова, радостно улыбаясь, я могу писать, читать и снова писать. Могу создавать двери и порталы в никуда. Могу призывать тех, кто меня проклинал, и ласково смотреть им в глаза. Потому что хоть цепи и при мне, но слова снова в моих руках, соскакивают в щель между зубами с языка.
А ты, ну что ты, ты свои крылышки получил. Летай, это не возбраняется. Хорошим существам положено летать. Мне положено стоять на могильной плите и писать. Это я уже понял.
Только я так и не понял, что именно я сделал не так. Мне нравится, что бах, и я что-то внезапно всю дорогу делал не так, и ни слова, ни намёка. Сам догадайся. Сам докумекай. Сам пойми. Иначе, видимо, не доходит. Либо директивно-наставительный вариант, либо аналитически-претенциозный. Дискуссионного нет. Поэтому всюду виноват, всегда, аж как-то оторопь берёт, какой же я все-таки тупой персонаж. Очень и очень медленный.
Свеча гаснет, так что поторопись. Твоя дверь там вон, за тем облачком пыли. Ты идёшь туда, а я остаюсь здесь. Или не остаюсь. Что-то поменялось в воздухе. Ветер гонит пыль, тролль нагибает ель. Он сам просил, ей Богу. Видишь, я даже Его стал снова упоминать полностью, без дефиса. Значит, значит пиетет больше не требуется. Ох, как хорошо.
Материнская утроба вряд ли меня удержит еще чуть-чуть. Это не тюрьма Люцифера, не клетка с особо опасным бешеным псом - это пустота, в которой сокрыты двери. И вот одна, прямо подо мной. Мы будем рождены снова, я тебе обещаю...
- Ну что, доктор? Как она там, - сонный отец пытается встать перед выходящим из операционной врачом.
- В общем, - доктор на ходу сбрасывает окровавленные перчатки прямо на холодную плитку пола. Из-за двери раздается надсадный двойной писк. - У вас дуэт.