My winter storm

Саломея Никомедийская
Осень. Тоскливая пора. Ни грамма уже надежд и ожиданий. Они умирали день за днем, кладбище тех недомечтаний и по сей день где-то на задворках мятущейся души – заброшено, покинуто, забыто. Розовые бутоны больше не окрашиваются ни слезами, ни кровью. Сад скорби пуст.

За осенью приходит обычно зима, очевидно... А как быть, если январская стужа пришлась на сентябрь? Она ворвалась в тесный, мрачный мирок легким приятным морозцем, от которого пощипывает лоб и щеки. Этот маленький вихрь заставил поднять голову и отвлечься от поминальных ритуалов и оплакивания усопших, удивленно, а потом и заинтересованно взглянуть в окружающую тьму, стараясь разглядеть посетителя. Всем известно, чем морознее день, тем он яснее. Мой серый, безмолвный мир с каждым мгновением наполнялся красками и звуками, по мере того, как ближе подходило неземное создание, которое в последствии заставит меня подняться с каменной скамьи и покинуть место моего упокоения. Кто бы мог подумать, что мрак и тоску, поселившуюся в душе, разгонит существо, словно сошедшее с одного из надгробных постаментов.

Моя вьюга...
Мой темный ангел...

Некогда напитавшиеся кровью и болью красные розы и белые, лепестки которых были умыты слезами, незаметно для меня самого подернулись легким ледком, едва прохладные тонкие пальцы Его коснулись плеча, скользнули на щеку, заставляя поднять голову и взглянуть на Того, Кто разрушил покой. Сейчас, заглянув в себя, я замечаю, что цветы день ото дня становятся все ярче – некоторые остаются голубоватыми, другие имеют столь глубокий синий цвет, что кажутся издали черными, а лепестки тех, что ближе к сердцу сада по открытии обещают быть цвета берлинской лазури, в самых укромных уголках виднеется оттенок индиго, кажется, там были самые темные бордовые розы... Сквозь шипастые плети растений пробиваются чертополох и полынь, гранит надгробий пошел трещинами, эпитафии затерлись, скульптуры и вовсе потеряли свои лица – все приходит в упадок, когда нет должного ухода. Но сюда больше не тянет, а у ворот терпеливо ждет Тот, Кто любит, Тот, Кого любишь. И больше Он не кажется мраморным ангелом скорби, покинувшим свое законное место по чьему-то умыслу или указанию. От Него не веет той стужей, вернувшей меня к жизни – это легкий порыв северного ветра, спокойный, умеренный. На секунду замираю, смотря на него, любуюсь, жадно запоминаю каждую черточку Его аристократического лица, движения рук, взгляд...

Пожалуй, взгляд и руки – то, что «оживило» Моего ангела. Порывистые движения, когда Он убирает настойчиво лезущие в лицо длинные черные прядки волос. Узкие запястья, ладони, переходящие в тонкие пальцы, унизанные крупными кольцами, которые мне так нравится рассматривать, касаться губами маленьких родинок на тонкой коже. Бесконечная любовь и щемящая нежность во взгляде темных глаз, при общей неистовости Его натуры... Не могу перестать любоваться Им – это выше моих сил.

Поднимаюсь с колен, кончиками пальцев задеваю тонкие синие лепестки, направляясь к выходу из этой разрухи, стыдливо прикрытой великолепием растений. Нельзя заставлять ждать. Привычным жестом беру его ладонь в свою, переплетаю пальцы, кажется, что так и было задумано природой – Его рука в моей – идеальное совпадение. Увожу Мое небо подальше от темных, неприглядных закромов своей души, пусть и расцветших, с наступлением морозов.
Каждый день задаюсь вопросом кому возносить благодарственные молитвы за то, что пасмурным сентябрьским днем в унылый мирок, заглянул незнакомец, принесший с собой январский шторм, а вместе с ним и желание жить. Незнакомец, ставший самой жизнью.

Говорят, ни в чем нельзя быть уверенным. Он утверждает, что нельзя говорить «никогда». Но то, в чем я больше всего уверен... То, что я знаю доподлинно... Я – Твое, а Ты – мое. Не на час, день, месяц или год. Навсегда. Так должно было быть. Так есть. Так будет.

Я люблю тебя, my winter storm.