Когда дым от взрыва рассеялся, я снова увидел среди дымящихся развалин множество мелких человечков в пятнистой униформе, гортанно кричавших что-то на своем непонятном языке и непрерывно строчащих из автоматов Калашников в нашу сторону. Они падали, перекатывались, вставали, бежали вперед и снова падали, далекие и безликие, будто в компьютерной игре на экране монитора. Отсюда они казались совсем нестрашными и даже немного смешными, особенно, когда вдруг нелепо спотыкались или подскакивали после каждого моего точного выстрела. Даже в окуляре оптического прицела я не мог разглядеть их смуглых лиц, спрятанных под густыми бородами и клетчатыми платками. Потом всё разом стихло, и противник исчез.
И тогда из-за угла вдруг появилась маленькая фигурка в темном балахоне, робко жавшаяся к стене и медленно пробиравшаяся к нашему укрытию. Она пригибалась к камням и постоянно оглядывалась, будто ожидая выстрела сзади, но установилась странная пауза. Я много чего видел и удержал напарника, который чуть было, не рванулся к ней навстречу. Честь и благородство на этой войне не в чести, а осторожность еще никому не мешала, спасая множество жизней. В руках у нее ничего не было, и когда беженка оказалась достаточно близко, я окликнул ее. Не знаю, поняла ли она, но услышала и замерла на месте. Потом откинула платок, и я увидел широко распахнутые бездонно-голубые детские глаза и торчащую на груди проволоку…
Скрежет замка в двери моей камеры раздался, как обычно, неожиданно, не дав досмотреть то, что я видел множество раз за те тысячу или две дней и ночей, которые я томился в этом застенке. Я давно сбился со счета, но все они были одинаковы и ужасны своей предсказуемостью. Зыбкий серый свет еле пробивался сквозь тесную зарешеченную бойницу, неся внутрь промозглый сквозняк, и просыпаться жутко не хотелось, тем более, что я прекрасно знал дальнейшее. Через несколько секунд вошедший резко сбросил одеяло с моих плеч и оплеухой заставил подняться. Была лишь пара минут на утренний туалет, и задерживаться не рекомендовалось. В это время конвоир тщательно осматривал мою одежду и спальное место.
Умывшись и быстро натянув привычную полосатую пижаму, я побрел к столу, на котором ждала миска с отвратительно склизкой баландой и стакан с мутно-бордовой бурдой. Всё это давно обрыдло, но выбирать не приходилось. Давясь и обжигаясь, я проглотил омерзительное месиво. Чтобы не стошнило, быстро поднялся и подошел к выходу. Вертухай придирчиво меня осмотрел и вывел в тамбур. Здесь снова раздели и облачили в красный костюм для наружных прогулок. Вместо номера слева на груди красовался белый кружок. Сопровождающий прицепил цепочку к моему ошейнику, проверил табельное оружие и подвесил дубинку к поясу. Второй страж приложил палец к сканеру электронного замка и подтолкнул к выходу.
Втроем мы миновали еще несколько длинных коридоров и толстых решеток прежде, чем подошли к контрольно-пропускному шлюзу. Строгий охранник придирчиво осмотрел нас, хотя видел каждый день, и, проверив по картинке с наружных камер на мониторе обстановку, нажал кнопку и выпустил нас во внутренний двор. В лицо остро пахнуло свежим порохом и горькой гарью. Мы вышли точно по графику, но автобус уже стоял почти полный. Меня под руки втащили в него, не дав даже оглядеться. Внутри попарно сидели, свесив головы, такие же, как я, страдальцы в красной униформе и их сопровождающие в серой. Разговоры были запрещены, и никто даже не смотрел друг на друга. Никого это не удивляло, поскольку нас ждали те же испытания, что и каждый день - допросы, пытки и моральные истязания.
Внезапно одна из склонившихся красных фигур приподняла голову и полуобернулась. Из-под капюшона пристально и строго смотрели те самые небесно-прозрачные глаза... Боже, неужели это та самая девочка из моих снов, которая столько времени преследует по ночам? Мне казалось, будто я успел нажать на спусковой крючок, и всё кончилось там, но откуда ей взяться в этом ужасном месте?! Но тут она подмигнула мне, улыбнулась как-то по-взрослому и наваждение исчезло. Это в давно ушедшей молодости я стеснялся женщин и не понимал, что почем, но сейчас уже хорошо знал им цену, для чего они нужны и что с ними нужно делать. Поэтому я презрительно сплюнул под ноги и отвернулся к зарешеченному окну.
Ворота медленно разъехались, и наш транспорт осторожно выполз на заваленную обломками улицу. Напротив догорало здание средней школы и счастливые от отмены уроков подростки помогали покрытым пеплом учителям вытаскивать наружу уцелевшие учебные пособия, парты и стулья. На перекрестке за колючей проволокой стояли автоматчики с овчарками, но нас пропустили почти без проверки. По обе стороны дороги виднелись обшарпанные здания с разбитыми рамами, поваленные деревья, вонючие кучи мусора и редкие прохожие, спешащие поскорее преодолеть особо опасные простреливаемые участки. Мы миновали за полчаса еще с десяток блокпостов, пока не подъехали к высокой бетонной стене, скрывающей цель нашей поездки.
Водитель по рации тихо произнес пароль, и мы под прицелом пулеметов на вышках въехали через разводной мост. Новые конвойные быстро разобрали нас по парам, и потащили дальше, выстроив в длинном коридоре перед рамкой металлоискателя. Там сняли красную куртку и отцепили ошейник, дальше я разделся сам. Снял обувь и отдал охраннику, который отнес ее в вакуумную барокамеру, облачившись в бахилы. Потом привычно наклонился к стене и раздвинул ноги. Дальше пошло веселее, сверив дактилоскопические отпечатки и сетчатку глаза, нас отправили на просвечивание. После рентгена нам выдали теперь ярко-желтые робы с номерами, еще раз пересчитали и сделали запись в журнале. Ровно в девять двери распахнулись…
Старшая группа детского сада «Солнышко» приступила к утренней гимнастике, после которой нас ждало разучивание стихов об осени, рисование, обед, тихий час и прочие кошмары. Я ненавидел своих мучителей до глубины души, мечтал вырасти настоящим террористом и взорвать это Богом проклятое заведение к чертям собачьим. Я знал, что женщины больше всего любят самых гнусных негодяев, и у меня тогда будет сразу четыре жены. А пока каждый вечер усиленно тренировался в шутере «Counter-Strike». И происходящие каждый день в городе взрывы, стрельбу и прочие теракты воспринимал частью большой и совсем не столь страшной и унылой, как детсад, игры, в которой у каждого есть несколько жизней в запасе.