Крест дальнобойщика

Виталий Хватов
    Дверь  резко открылась, в палату вошел моложавый, симпатичный и ладно скроенный мужчина. Выглядел он лет на сорок с хвостиком и никто не дал бы ему его пятьдесят. Его левая рука была перебинтована, сквозь свежие бинты проступали  ярко – красные пятна крови.
  - Давайте знакомиться. Я – Михаил, - с порога заявил он, что выдавало в нем человека опытного и общительного.
 
   В больничной обстановке люди знакомятся быстро, поскольку ситуация всех уравнивает и больные называют друг друга без чинов, по имени. Врачей же, напротив, по имени и отчеству, даже за глаза.
  - Нашего полку прибыло. Меня зовут Виктор, - представился старожил палаты. У него несколько дней назад хирурги вырезали аппендикс, который чуть не закончился перитонитом и выглядел он сейчас не лучшим образом.
   - Андрей Алексеевич – скрипучим и дрожащим голоском отозвался со своей койки старенький дедок, которого только случай и своевременная помощь врачей спасли этой ночью от печального конца. Сейчас он менее всего был расположен к разговорам.

  - Вот у окна располагайся, - подсказал новичку Виктор, - это место два дня как освободил крутой таксист.
  - А я тоже водитель, но дальнобойщик, - ответил Михаил и привычно, деловито занялся своим больничным обустройством, как человек всегда готовый к перемене мест. Всё было при нем - туалетные принадлежности, DVD - проигрыватель, газеты и другие мелочи, делающие походный быт комфортным.

  - С чем сюда попал и надолго ли? - поинтересовался Виктор.
  - Да вот, с пальцем. Издержки профессии, – указал глазами Миша на бережно прижатую к телу руку. - Пару пальцев придавило к грунту тормозным барабаном колеса, когда неожиданно сломался домкрат.
  - Да.а…? - заинтересованно произнес Виктор уже уставший от больничной скукоты и устроился поудобнее на своей койке, - как же дальше-то дело было?
  - Дальше мне стало скучно и не интересно. Пальцы руки намертво зажало между барабаном и дорогой. Я несколько часов просидел, как медведь в капкане. Уже искал, чем пальцы отрубить, чтобы хоть какой-то выход найти. Пока случайно не проехал мимо жигуленок. Освободили меня, но пальцы раздавило и теперь какой уже месяц не могу залечить. Предлагают ампутировать.
  - Ни фига себе, - подскочил на кровати забывшийся на минутку Виктор и вскрикнул от боли в паху, - так у тебя не жизнь, а сплошное приключение!
  - Когда как – неопределенно ответил Миша и, видимо, вспомнив что-то, помрачнел.

   Истосковавшийся по общению Виктор быстро смекнул, что здесь болевая точка и в компании с дальнобойщиком скучно не будет.
   - Ты, Миша, наверно, полон дальнобойных историй?
   - Ну, не знаю. Только одну я запомнил по гроб жизни. И все окружающие тоже.

   После таких слов Виктор едва дождался, когда закончатся все вечерние больничные процедуры с капельницами, перевязками, приемами пищи и другим обязательными делами.
   Наступил тревожный больничный вечер, всегда готовый взорваться криком, движением медиков, везущих каталку и стонами больных.
   В коридоре мерно и навевая сон тикали большие настенные часы.

   - Как настроение, Миша? Расскажешь про тот случай?
   - Почему нет, время у нас есть. Только слушай, да и от боли отвлекает. В тот злополучный рейс я должен был доставить срочный груз в Москву. Всё как всегда.  Доставишь быстрее и без потерь – вознаграждение сто евро. Опоздаешь больше чем на три часа, - штраф, тоже сто евриков.
 
    Всё произошло в том месте Курской области, где трасса делает сложные повороты с одновременными спусками, подъемами и называется «Тещин язык». На улице морозно, минус семнадцать градусов, поздний вечер. Осталось до «отстойника» километров семьдесят и я на последний поворот с подъемом пошел, когда фары светят больше в сторону и в небо. Только грузовичок мой стал выходить на прямую трассу и фары осветили дорогу, как вдруг я увидел стоящую впереди фуру без габаритных огней. А расстояние до неё метров пятнадцать – двадцать.

   - Всё, дальше ничего не помню. Чернота, – сказал Миша и стал поправлять повязку на все ещё кровоточившей руке.
   - Да ты что? Авария?! Как же ты остальное знаешь, если сознание потерял?  - опять подскочил Виктор на своей койке, забыв о своей ране и болезненно поморщился, когда она напомнила о себе.
   - Источников много, - Миша похлопал по своему телу с многочисленными, чуть заметными шрамами, - а к всему этому рассказы очевидцев, фотографии МЧС, протоколы милиции, следователей, врачей. Всё к делам подшито.
   - Да, дела-а… - прошелестел пересохшим горлом Виктор и глотнул минеральной воды из бутылки.

   - Суди сам,- продолжил Миша, - первым прилетел вертолет МЧС, который вызвали гаишники, которые перед той фурой стояли. Моя кабина сплющилась, от дверей фуры до задней стенки моего грузовичка всего двадцать сантиметров осталось и там я, весь всмятку. Голова разбита, с десяток переломов, позвонки, таз, обе ноги и рулевая колонка во мне. Рычаги, какие в коленке, какие в животе. В протоколе написано, что потерял  больше двух с половиной литров крови. В общем, что осталось от меня, висело на рулевой колонке. Мне потом фотографии показывали.
   - Прилетел вертолет МЧС, подъехала из ближайшего городка скорая помощь, ГИБДД, посмотрели, замерили, сфотографировали. Ещё раз посмотрели, померили пульс и давление, послушали меня – труп.
    Там и акты все составили и подписали. Скорая помощь забрала меня и сразу в морг. Но в маленьком городке, если суббота, то ключ будет только понедельник. Оставили меня в холодном коридорчике маленькой больницы.
  - А ты? – заковылял по палате Виктор, поддерживая бок рукой.
  - А я, - невозмутимо рассказывал Михаил, - лежал в полном отрубе в коридорчике той больницы, накрытый кроваво - грязной простыней. И числился в покойниках.

  - Утречком пришла уборщица, - продолжил Миша. Она слышала, что вечером водитель на трассе убился, и ей интересно стало, - молодой? Вот решила проверить, правду ли сказывают. Взяла свою тряпку, приготовленную для мытья полов, и стала протирать ту кашу из крови, грязи и костей, в которую превратилось мое лицо. Наверное, мне было очень больно, и я подал голос.
   Ополоумевшая уборщица бросилась в ординаторскую с криком:
  - Он живой!!! - Врачи переглянулись, пожали плечами:
  - Не может быть, вот куча заключений…
  - Он матерится!
  - Да?! Тогда это серьёзно…
   И тут врачи опрометью бросились исполнять всё то, чему их учили.

  - Ну, ты даёшь… - выдохнул Виктор.
  - Чего даю, - чуть обиделся Михаил, - посмотри на лицо и ноги. Видишь на этой ноге два перелома, на этой три, плюс шейные позвонки и тазовая кость. У меня глаза в разные стороны ещё долго смотрели. А из комы я только на десятый день вышел. За это время издалека мою жену и дочку вызвали скорее на похороны, чем для ухода. Они меня по началу и не узнали.

   Старичок Андрей Алексеевич, который чуть не преставился этой ночью, приподнялся на подушках и, подвинув поближе свои капельницы, заинтересованно слушал, забыв о своих проблемах.
   - Вытащили из меня детали рулевой колонки, рычаг которой проник под ребра, ввели зонд и убедились, что все внутренние органы более или менее в порядке.

   Виктор всем своим существом проникся ситуацией, пытался примерить её на себя и не смог. Ему казалось, что десятой доли достаточно, чтобы навсегда перестать существовать.
  - Как же ты… - осипшим  от волнения голосом спросил он и не смог продолжить.
  - А я и сам не знаю. Может, спорт помог, я всё же кандидат в мастера спорта по вольной борьбе. А может… - тут Михаил обратил свой взор к небу и истово осенил себя крестным знамением.
  - Ну, да, если врачи не помогли, - улыбнулся Виктор, - то только Он.

  - Понимаешь, дело не в этом, - не заметив иронии, продолжал Михаил, я и сам не всё понимаю. У меня перед аварией на шее был старинный серебряный крестик. Я все эти дни, когда в коме был, кулаки намертво сжимал, ни открыть, ни разжать. Когда в себя пришел, врачи спрашивают: а что ты в кулаках держишь? Я только тогда разжал ладони и мне их промыли, почистили ранки. Через неделю они увидели, что рана на левой ладони толком не затягивается. Посмотрели рентгеном, а там уже в мясо начал врастать тот крестик. Весь погнутый и помятый. Достали его. Сейчас этот крестик у меня дома хранится.

  - Через месяц меня забрали поближе к дому, - продолжил свой рассказ Миша.               
  - Полтора года зализывал раны. Надо сказать, что с дорогущими и редкими лекарствами очень помог тот доктор из МЧС, который констатировал смерть. Должно быть его совесть мучила. Давали инвалидность, но я отказался, чтобы продолжать работать. Кому сейчас нужны инвалиды?
  - А дальше-то, что? Нашли виновного? - в голос спросили оба соседа по палате.

  - По началу, во всем виновным был признан покойник, так в ГИБДД и оформили, - улыбнулся Миша, - заснул за рулем, какой с него спрос. На самом деле фуру впереди остановили гаишники, чтобы по-тихому, не привлекая лишнего внимания, вытащить вылетевшую с дороги машину с пьяными милиционерами.
  - Потом ко мне приходил следователь из следственного отдела. Дотошный мужик, раскопал всю картину происшедшего. С доказательствами. И сделал в дознании вывод: твоей вины в происшествии нет. Иди, говорит, с этими бумагами в суд и по любому дело выиграешь. Когда ко мне приехал хозяин моего предприятия, я ему говорил: давай подадим в суд. А он мне: не могу Миша, у меня страховка на машину левая.
 
  - Выходит, что только я за всё ответил своим здоровьем, а хозяин - машиной. А потом шеф передумал и хотел свои убытки с меня взыскать, - возмутился Михаил. Так я ему ещё кое-что припомнил, кроме левых страховок. Тогда он отстал от меня. Все, круг замкнулся.

    Миша помолчал, потирая лоб и разгоняя собравшиеся морщины, собирался с мыслями. Потом неспешно продолжил:
  - Я за последние двадцать лет исколесил вдоль и поперёк всю Европу. И машина стала моим домом, кормильцем и другом. И много встречал людей, которые как и я передвигаются по свету в поисках лучшей доли. Тут русские, украинцы, молдаване, таджики и... не важно кто. Много таких. У меня в бывшей Молдавии есть дом, семья, ребенок. Но нет там работы, уверенности в завтрашнем дне и покоя в душе.

  - Развалили огромную страну ради чьих-то интересов - вдруг зло сказал Михаил, - а наших людей, как осенние листья, так и носит ветром перемен по всей Земле.

   Виктор ещё некоторое время осмысливал сказанное в задумчивости, постукивая костяшками пальцев по больничной тумбочке, потом решительно произнес:
  - Так ведь и я такой же...
  - Наверное, это наш крест по жизни, который нам ещё нести и нести - со вздохом заключил Михаил.