Вредная. Своенравная. Гордая. Обидчивая. Молчаливая.
Я люблю ее осторожно, расчетливо. На первый взгляд, холодно. Я строг к ней, возможно. Я отчетливо знаю, что она не голодная. Просто ей очень хочется, чтобы я ради нее встал. Полночь, три ночи и полшестого. Поплелся сквозь тьму. Свое время только ей отдавал. Не кому-то еще. И даже не ему.
Но стоит ему появиться хотя бы образом на нашем пороге, она бросает меня. Соскочит с коленей, презрительно фыркнет, мол, наконец-то придет другой, получше этого урода. Уже ждет у дверей за несколько секунд до звонка. Разве можно ее в чем-то обвинять? Она любит его, и вот в этом я могу ее понять.
Он ласковый, нежный. Чуть ленивый. И такой же - себе на уме. Слегка небритый, слегка небрежный. Застыв поцелуем на правой щеке. Там, где совсем недавно, буквально за пару минут, побывал ее язычок, двигаясь быстро по шрамам. Линия в линию. Вот здесь и вот тут. От губы и до глаза, два раза. От подбородка и до брови, и снова, и до виска, который слеза пересекла.
Не ревнивая. Промолчит, если что-то заметит. На полу посидит темным призраком. На приглушенные стоны она ничего не ответит. Не отвернется, если не ее ласкают. Позволяет его любить, без агрессии, без признака.
Ну, а ты... любишь меня? Промолчит. Прикроет глаза, вздохнет. Милая. Тихая. В глубине души покорная. Сердцем верная... любящая. Безусловно. Надеюсь, что никогда не уйдет. Ни она. Ни он. Пусть время летит, мне все равно. Пусть все будет ровно. Спокойно, как в омуте. Но даже если и нет. То, прошу, хотя бы просто помните.
Меня.
Кошачими лапами мягко по животу и груди. Тише, родная, не буди его, не буди. Пойдем, я налью тебе молока. Посидим у окна. Там, издалека, со стороны реки, надвигаются чужие туманы. Мы все тут одни. А впрочем, лучше нам спать пойти.
Завтра вставать рано...