Июльское утро медленно переходило в день. В этот час, от девяти до десяти, солнечные лучи скользят по земле, ласкают, согревают, вдыхают жизнь и дают надежду. Само Солнце, встающее на востоке, находится сейчас между просыпающейся землею и уже бодрствующим небом. Оно, Солнце, еще близко к земле и своим божественным глазом осматривает все ли в порядке. Заглядывает всюду, наполняет светом, выметает все темное, выворачивает его наружу. И, сделав такую работу, катится выше, уходит в небо, к Богам, и теперь освещает страницы книги, великой книги жизни... Если прислушаться, да, помнить, то можно услышать "скрип" пера Богов, они пишут наши биографии.
Это субботнее утро застало нас в дороге. Три полосы в одном направлении забиты автомобилями. Ограничение скорости до ста двадцати километров в районе Нюрнберга, сдерживает поток, готовый одновременно рвануться после отмены, но пока широкой полосой он мерно катит по автобану Германии. Мое напряжение сменилось покоем. Галина, моя жена, дремлет справа. Монотонность потока убаюкивает, отменное покрытие дорожного полотна не шелохнет, не побеспокоит. Солнце, в очередной раз вынырнуло из-за сопки, путалось лучами и продиралось в ветвях деревьев, которые покрывали сопку, и, освободившись, стало заливать участок дороги, поток машин, людей. Этот грандиозный солнечный глаз-сканер гнал тени сумерек, разгонял мрак. Тени отскакивали от всего, они пытались ускользнуть, мелькали, ложились и привставали, казалось, что они шипят в своей злобе, но Солнце настигало их, и они становились все короче, покорнее, бесноватые их движения смирялись. Оставалась та малость, которая писалось черным на страницах книги жизни...
Легкий толчок. Непонимающе, с нарастающим волнением, очнувшись от монотонной езды, пытаюсь понять причину толчка. Повторный толчок. Он сильнее первого. Теперь я понимаю, что автомобиль, который движется за мной, бьет меня своим бампером. В зеркале заднего вида вижу лицо водителя, голова его болтается, периодически падает вперед, то влево, то вправо... Очередной толчок, он сильнее двух первых. Ошалеваю от мыслей, стараюсь прибавить скорость, увеличить дистанцию, которая сокращается между мной и передней машиной. К моему удивлению и ужасу, идущая сзади машина с ускорением приближается ко мне. Удар! Он подбрасывает наш автомобиль. Проснувшись, Галина с ужасом смотрит на меня, кричит, ее охватывает паника. Включаю аварийные фонари, звуковым сигналом даю понять окружающим, что ситуация экстренная. Нахожусь на средней полосе, зажатый со всех сторон.
Отмена ограничения скорости. Водители, уставшие от медленной, монотонной езды срываются, все ускоряются, скорость уже не менее ста семидесяти. Очередной удар... Положение критическое. Преследователь в сантиметре от меня, бьет и бьет. Пытаюсь проскочить между автомобилями и перейти на первую полосу справа. Мне это удается, но ужас! Преследователь делает то же самое, чуть не задев пропускающий нас автомобиль. Мой звуковой сигнал, аварийные фонари становятся заметными для участников движения. Ухожу резко вправо, на аварийную полосу. Преследователь проскакивает двадцать-тридцать метров, резко тормозит, делает маневр, выезжает задом на первую и, частично, вторую полосу, чуть не сбив проходящие машины. Автобан останавливается. К счастью моему и всех, мотор преследователя глохнет, «Ауди 6» останавливается посреди полотна. Выскакиваю из автомобиля и бегу к преследователю, бегут и другие участники движения. Успеваю первым, открываю дверь, на меня смотрят мутные глаза здоровенного верзилы, голова его по-прежнему болтается. Мой гнев, перемешанный с тем пережитым ужасом, придал мне силы, я стал тянуть его за руку из кабины. Попытка меня ударить с его стороны не удалась, но раскрылся его рот и полилась отборная брань на чистом русском языке... Это был второй шок! Я, русскоговорящий, встретил мне незнакомого водителя, здесь на дороге, вдалеке, не менее двухсот километров от моего дома, который кроет меня матом. Те, кто окружал нас, те немцы были в неловком положении, они считали, что два русских идиота разбираются между собой. Меня спрашивали с опаской и робостью о том, знакомы ли мы и что хочет этот придурок таким образом выяснить? Что я мог им объяснить? Я впервые вижу этого человека, мы незнакомы и причины, объясняющей все, что произошло, просто нет.
Кто-то вызвал полицию, сирены скорой помощи и полицейской машины уже слышались в далеке. Я направился к моей машине, Галина бежала мне навстречу, она что-то кричала и махала руками. Я повернул голову, когда услышал шаги приближающегося ко мне сзади человек, он матерился... Успел увернуться от удара. За ним бежали люди. Он лежал на земле, скрученный, в наручниках, что-то мычал. Полицейский сидел верхом на нем.
Снимались показания свидетелей, мои... Подписанный протокол, сочувствия мне других участников были смешаны с чувством недоверия, и горечь, досада мучили мое сердце. Они не могли понять и принять, что двое русских незнакомы, это же русские... Может ли быть такая случайность на дороге? Во мне кипело зло, бессилие и стыд выедали меня. Было стыдно и обидно за Россию.
История эта длилась еще долго. Суд, статьи, а их было несколько. Тут и угроза жизни, как мне, так и другим участникам движения, наркомания, и, и...
Солнце было в зените. Сидя в тени на террасе думал о том, почему понадобился я в этой истории? Почему Солнце высветило там, на дороге, нас, двух русских. Было ли это случайность или был, какой-то замысел? Был ли это акт назидания или это была шутка Богов? Я пытался понять для меня необъяснимое. Появление легкой головной боли заставило прекратить эту затею. Махнул рукой, вздохнув, подумал, так нужно было...
Ирония Богов нам не понятна, но я пишу сейчас об этом. Кто-то прочитает из «наших» русских, может будут назиданием эти строки? Может это задание мне...