Фантом. Повесть о прошлой жизни

Посвящаю моим родителям.

Глава первая.

День дежурства в типографии хорош уже тем, что  на работу  можно идти  после обеда, а  утром – поспать подольше, сделать что-то по дому. Конечно, всё равно находятся  неотложные дела в  самой редакции, приходится  заходить и туда, но «главный» обычно ворчал, когда  встречал дежурного редактора воочию. «Свежей голове» полагалось с утра отдыхать.
А 23 апреля 1985 года  «главный» был в отъезде.  За себя, как обычно, оставил зама, поэта и балагура Виктора (или ВиктОра, как он сам себя именовал по-иностранному, с ударением на втором слоге). И всё бы ничего, да в этот день в Москве начался знаменитый апрельский пленум ЦК КПСС. «Главный» позвонил  по межгороду Ольге с самого утра и попросил быть особенно внимательной на дежурстве. «Весь номер газеты будет заполнен материалами пленума, - предупредил он, - уж ТАСС постарается. А нам главное – не переврать чего-нибудь...»
И она читала внимательно.  Сначала внутренние полосы – местные материалы, не с  телетайпа – корректорская  сверка, правка в цехе, снова сверка, снова правка...  Затем – первая и четвёртая, как говорится, с колёс... Глаза устали, текст шел   с телетайпа сплошняком...но какой текст! То и дело в корректорской раздавались возгласы удивления - обсуждали   прочитанное. Газетные корректоры  - народ грамотный, они  и в  политике  многое смыслят, недаром  в большом количестве читали  телетайпные ленты ТАСС. Сейчас они разволновались.  Неужели, спрашивали друг у друга,   нашёлся человек там, наверху, кто осмелился сказать правду про нашу жизнь? Назвать её «застоем»? Утверждать – так дальше жить нельзя? Ведь это – революция!
Ольга училась  жизни у  этих мудрых женщин... Вот и сейчас слушала их и  понимала, что  впервые произнесённые главой государства слова «перестройка», «ускорение», «гласность» несут за собой большие перемены. В её собственной жизни – точно!
Газета была готова в половине одиннадцатого ночи. Через час  уходил поезд, с почтой успевали едва-едва. А надо было ещё подписать номер «в свет»,  чтобы начали печатать тираж. Но зама дома  не было.  Всезнающий  водитель редакционного  уазика  Юра подсказал: «Поехали по ресторанам!» Благо, что питейных заведений в городе немного – нужное  нашли минут через двадцать.   Зам  был   сильно навеселе и подмахнул  газету не читая,  со словами: «Я тебе доверяю!»
Ольга  в этот вечер так  напереживалась, что до утра не могла прийти в себя и  всё  раздумывала – рассказать о вечерних приключениях главному или промолчать? С одной стороны – такой ответственный номер, а он - в ресторане…  С  другой – ничего же не случилось, газету выпустили. Сама-то на что была поставлена?
Вот тебе «проверка на вшивость»,  думала Ольга. Ты, секретарь партийной организации, допустишь наплевательское отношение своего коллеги-журналиста  к такому важному событию  в партии и стране, хотя бы он - твой  начальник? Как же так, ведь в партии все равны? Читала: надо «повсеместно повысить организованность и дисциплину, коренным образом улучшить стиль деятельности»? Ну – повышай, улучшай! Иди на конфликт!
...На следующий день зам встретил её  перед входом в редакцию. Даже и не поняла – случайно или ждал у крылечка?
-Доброе утро, Оленька! Послушай!
Остановил в дверях  и начал напевно читать стихи: «Люби меня, люби любого. Непостоянного,  хмельного – люби всем сплетням вопреки. Не опускайся до упреков,  не назначай прощальных сроков  и хлеб в дорогу не пеки...»
Перед ней был опять Поэт, любимец богов и женщин, молодой повеса, вобравший в себя все таланты мира...Что ему политика?
Виктор  галантно распахнул двери, поддержал ее под локоток на лестнице, улыбнулся ...
На планёрке в редакции обстановка не располагала к  ссорам: «сверху» дана команда делом ответить на решения  уже ставшего историческим апрельского пленума… Партия сказала  «Надо!», комсомол ответит «Есть!» В номер, на первую полосу, необходимы  отклики. С каждого отдела  – по три-четыре, да чтобы больше рабочих высказалось, чтобы люди были авторитетные, с именем и званиями.
Все разошлись по кабинетам, повисли на телефонах. Погнали...
В подобных ситуациях спокойным оставался  лишь  Николай Петрович, самый старый и самый опытный сотрудник редакции. Он помнил ещё похороны Сталина, совсем недавно без проблем  организовал соболезнования  по поводу ушедших один за другим  высших руководителей страны Брежнева, Андропова, Черненко...  Признавался, что «за упокой» писать легче, чем, как сейчас предлагалось – «за здравие».  Тем не менее  уже через полчаса он  освободился  от «обязаловки» и свободно раскинулся в любимом кресле в  конце коридора – настроился на перекур.
Славное это было место, около библиотеки, где хранились подшивки газеты и где работал старый художник-ретушёр Чуркин. Чуркин на первый взгляд был странным, с этими  своими изуродованными пальцами, молчаливый...Николай Петрович дружил с ним. Накануне они поспорили, разглядывая  маленькую фотографию Ольги на паспорт: а  сумеет художник  нарисовать  с этой фотки портрет? И вот ведь – нарисовал! Пером,  чёрной тушью...каждую прядку волос выписал... Николай Петрович ахнул – красавица! Чуркин удовлетворённо молчал.
- Сколько, говоришь,  ей стукнуло? – рассматривая  законченный Чуркиным портрет, спросил  Николай Петрович.  – Небось, возраст Христа… Ну так что, уезжает  от нас? На повышение?
Он сам, уже пожилой человек, к пятидесяти,  был вечным литсотрудником, потому что не удосужился в своё время получить  диплом о высшем  образовании. Да и в партию не рвался, посему начальники у него менялись часто, приходили, набирались опыта и уходили делать карьеру.  Вот и к Ольге, очередному  руководителю отдела  рабочей и сельской молодежи,  его отдела,  он не старался привыкать – уйдёт все равно. Уведут. Дело времени. «Комсомолец» - газета для молодёжи,она и делаться должна молодыми. Это его тут держат, да не за талант, понимал он, хотя и не бесталанный, а  за фамилию – отец  его занимал немаленький пост «наверху».
В курилку заглянул ответсекретарь:
- Тюрину не видели? Главный  снова собирает...
Главный  собирал на мозговой штурм. А Ольга не могла расстаться  с «прожектористами» - ребята принесли фотографии для странички «Комсомольского прожектора».
- Вы молодцы, ребята, такие вопиющие факты обнаружили! Обязательно напечатаем! Эти же ручейки с бензоколонки  прямо в водозабор сбегают!..
Обрадованная  новым «уловом» защитников природы, она влетела в редакторский кабинет, сжав фотографии в руке.
- Видели?!- показала  ответсекретарю.
Тот взглянул и сразу же охладил её пыл:
-Не пройдут!
- Как не пройдут? Это же есть, на самом деле!
- Цензор не пропустит.
- Да, Оля,   не заводись, не пропустит, - поддержал его и редактор.  – Давайте-ка лучше обсудим ближайшие планы. Руководство ждет от нас чего-то вдохновляющего молодежь на новые свершения. Какие будут предложения?

Началась обычная редакционная планёрка. Ольга, расстроенная, почти не участвовала в общем разговоре и очнулась от своих мыслей только услышав прямое к себе обращение.
- А ты,  Ольга Николаевна,  как наш товарищ партийный секретарь, возьмёшь интервью у первого секретаря районного комитета. Это должен быть ударный материал, так сказать, программа действий для  всей молодёжи Нечернозёмья. Мелиоративное и сельское строительство объявлено  ударной комсомольской стройкой.
- У первого в Горске?..Да вы что? Его же зовут Иван Грозный! Я его боюсь!

Приказы не обсуждаются не только в армии...Избранной теме решили полностью отдать один из майских  номеров.Навалились всей творческой командой и    очутились в один прекрасный день  за сто пятьдесят километров от столицы края, в Горске. А дальше – кто остался в городе, кто, как фотокорр, сразу  пристроился к районным газетчикам - в общем, все уехали в поля…
Как ни боялась  Ольга Ивана Грозного, она пошла на интервью. Работа есть работа. Не зря говорят – глаза боятся, а руки делают. Так и тут. Как только в приемной райкома ей отказали во встрече с первым секретарем, сославшись на его жуткую занятость, так она поняла – или сейчас, или никогда. Она не может не выполнить задание редакции. Тем более, что по телефону договорились...Если что-то изменилось, если человеку некогда поговорить с журналистом – значит, журналист должен стать  тенью своего героя...
Она подождала  его у машины.
- Можно, я поеду с Вами?
Иван Грозный на поверку оказался совсем не грозным. Мало того, она  узнала в нём бывшего первого секретаря горкома комсомола, вручавшего ей комсомольский билет. Вспомнила, как всем классом волновались, зубрили Устав, историю... С тех пор  прошло больше десяти лет! Он-то, конечно, её не узнал, сколько таких  парней и девчонок прошло перед ним, строй за строем...
Он Ольгу  не узнал, а она даже переменилась в лице. Вот это встреча! Ведь если и жил в её сердце образ  настоящего мужчины, какого каждая девушка  мечтает   встретить на своем пути, то это был он...Высокий, улыбчивый, голубоглазый, косая сажень в плечах, с виду - почти Маяковский, как на памятнике...
Но – в сторону романтику!
- Что ж, поедем вместе, - согласился первый секретарь. У него, по всему видно, было хорошее  настроение.  – Мне, знаете ли, горящая путевка в санаторий выпала. Если сейчас не воспользуюсь – отпуск перенесётся на осень, летом некогда...Поговорим по дороге, а если не договорим чего-нибудь – вот вам мой доклад на пленуме...
О такой удаче Ольга  даже не мечтала.
Они выехали за город, повернули к юго-востоку, и  неожиданно  вдали блеснуло голубое-голубое озеро. Огромное,  как море. Теперь озерная синь будет сопровождать их вдоль всей дороги, появляясь то слева, то справа.
Ольга едва сдержалась, чтобы не поздороваться с озером вслух. И всё-таки проговорилась:
-Заонежье   - моя малая Родина. Родители вывезли семью в город, когда  ещё сами молодые были... уже очень давно... Верите ли, нет – мне всё интересно здесь. Всё  такое родное...

Первый секретарь  довольно заулыбался. Уже не  ожидая вопросов, он рассказывал обо всём, что видели.   Похоже, контакт был найден.

Это редакционное задание, эту  поездку и  этого «первого» Ольга вспоминала потом не раз в самые трудные моменты своей жизни вдали от родных и друзей.  Иван Грозный (конечно, его фамилия была другая, но так уж приклеилось) стал для неё образцом  по-настоящему радеющего за  дело руководителя. Мало того, что он  внимательно вникал в проблемы, требующие решения, - он  так разговаривал с людьми, что зачастую те самые  решения  находились  как бы сами по себе. Его ждали  на ферме по откорму бычков, где  совсем недавно  было сформировано мужское комсомольско-молодёжное звено,  в совхозной столовой, где  внедрялись льготные обеды для  строителей жилья по семейному подряду, в конторе совхоза, ставшей почти военным штабом весенней посевной  кампании...Где ждали, а где  боялись встретиться – крутоват бывал, говорили, хотя и за дело наказывал. Он приезжал, здоровался  со всеми за руку, шумно и приветливо, и от всей его большой фигуры веяло оптимизмом. И оптимизм этот оказывался   таким   заразительным, вспоминала потом Ольга,  что хочешь не хочешь, а поверишь в свои силы.
Она вернулась из поездки с новыми замыслами. Интервью  стало «гвоздём» номера,  целиком посвящённого  проблемам Нечернозёмья.

Что ни день – жизнь прибавляла обороты, события  разворачивались интереснее и важнее одно другого.  Однажды крайком комсомола отправлял отряд добровольцев на ударную комсомольскую стройку – в Тюмень. Ольга,  по  заданию редакции, провожала, познакомилась в автобусе с некоторыми ребятами. Совсем молодые, после профтехучилищ и техникумов. Хотят «романтики трудных дорог», самостоятельной жизни, важных свершений. Им нравится, что  серьёзные, облечённые властью люди называют их  «героями нашего времени», что про них напишут в газетах.  Один,  вполне,  впрочем,  субтильный очкарик,   сказал застенчиво: «Хочу состояться как личность».
- Молодец!- поддержала его Ольга.- Только смотри, характера бы хватило!
- У него хватит! – хлопнул парня по плечу  рядом сидящий приятель.
Ребята  в автобусе веселились, но как-то натужно,  напоказ. Все-таки они ехали в неизвестность. Как там все сложится? Пока знали только, что ждут их рабочие места на строящемся большом комбинате, что для них приготовлено общежитие.
Навестив в этот день мужа в больнице (уже поправлялся после операции), Ольга  рассказала  о  проводах добровольцев и мечтательно произнесла давно заготовленную фразу:
- И я хочу на ударную комсомольскую стройку!
- Ну-ну! – охладил ее пыл Александр. – С маленькими детьми и  разрезанным мужем?
- Ну, сейчас же не  на голом месте  начинают... Вон, наше Нечернозёмье...Какой-нибудь маленький город...А если  сами построим  благоустроенную квартиру? В МЖК? Слышал  про молодежный жилой комплекс? Или это называется молодежный жилищный кооператив...
- Мечтать не вредно...
Этот разговор почти забылся. Александра выписали из больницы, жизнь вошла в прежнее русло. Ольга  снова почти не вылезала из командировок. Особенно часто летом выбиралась в Горский район, благо, «Кометы» по озеру еще «летали».

Очень хотелось помочь землякам, и словом, и делом. Но... «гладко было на бумаге, да забыли про овраги»...Всякое хорошее дело обязательно упиралось во что-нибудь непреодолимое. Люди с надеждой рассказывали корреспонденту молодежки  о своих проблемах, они верили, что с помощью газеты решат их, но все чаще Ольга  убеждалась: публикация в молодежной газете – совсем не то, что в партийной. Она может быть -  и бывала! - и острее, и злободневнее, и по сути – правильная, но даже самые маленькие начальники смотрели  на автора снисходительно. Молодо-зелено, мол! Рано учить взялись, поживите-ка с наше...

А как  они – молодые - жили, в самом деле? Как все, по-разному. Работали много, отдыхали – меньше. Муж Ольги давно привык, что распорядок жизни их семьи во многом зависит от  творческого процесса в голове жены – пишется - не пишется -  и от планирования работы в редакции. Голова – не станок, который можешь выключить в конце смены или уходя на обед.  Сам он  работал в порту, на  портальных  кранах, по сменам, что было удобно, особенно когда болели дети или жена уезжала в командировку. Они  практически не брали  больничного по уходу за детьми, справлялись и без этого, в редких случаях помогали бабушки.

Работа, к тому же любимая, о какой мечтала с детства,  для Ольги была главным делом в жизни. Так повелось из детства. В родительской семье  все было подчинено созданию условий для заочной учебы  отца в вузе и его успешной работы. Поздними вечерами в доме  было тихо и темно, лишь из  родительской спальни – кабинета  через  дверную щель над порогом проникал свет от настольной лампы: папа  читал или писал, готовился к экзаменам или к выступлению на конференциях, пленумах, политучебе... Четыре дочери – мал мала меньше – занимались в своей «детской» тихими играми, читали, готовились к новому учебному дню. Не шумели, чтобы не мешать отцу.

Александр тоже на первое место ставил работу. Случалось, оставался на вторую смену подряд, если надо было, выходил в выходной...  Но не чурался и любой домашней работы. Он вырос без отца, рано  повзрослел.Женился сразу после службы в армии. Отделившись от мамы после женитьбы, снял  квартиру -  неважно, что неблагоустроенную, что без горячей воды и с печками. Ему нравилось  носить  дрова в дом из сарая, топить печи ... несовременно, но нравилось, поскольку это чисто мужская работа.

Александр очень любил детей. Практически он был этаким папой-мамой, который  разве что косички всё-таки не научился заплетать дочке. А всё остальное – пожалуйста, даже котёнка  мог выкормить из пипетки... Высокий, сильный,  чернобровый, кареглазый,  ласковый, спокойный, покладистый,  домосед ... да  просто замечательный у неё муж, повезло с замужеством, -  признавалась Ольга подружкам. И  дочь-первоклассница, и младшенький,  сынишка - дети  были с ним неразлучны.

Тыл, словом, у Ольги был прочный. Так она считала, пока  муж  однажды зимой с прободной  язвой  желудка не попал в больницу (как раз тогда, когда она провожала  добровольцев в Тюмень). Сделали срочную  операцию  по жизненным показаниям. Спасибо, спасли...
Пока Александр  лежал в больнице, Ольга «хлебнула лиха». Во-первых, переволновалась из-за  операции, во-вторых, на нее упала вся домашняя работа, вся ответственность за детей.  Утром отправить дочь в школу, убедиться, что дошла благополучно,  отвести сына в садик... Днем навестить мужа в больнице, забежать в магазин... Вечером  собрать детей «в кучу», принести дров для печек, натопить квартиру. Проверить  у дочки домашние задания, сварить ужин,  приготовить одежду на завтра...

Писала ночью.  Работа отодвигалась на второй план.

Кто снова  начал этот разговор – о комсомольской стройке – они уже не помнят. Да  и слова эти -  патетические, героические, торжественные, радостные, волнующие – не произносили. Просто, в очередной раз подбрасывая  поленья в печку,  заворожённо  глядя в огонь,  Ольга сказала:
 - Давай все-таки куда-нибудь уедем за квартирой...в Тьмутаракань...Найдем там  работу...Подумай о детях.
- Давай попробуем, - ответил  муж.

Глава  вторая

Небольшой город на севере края – Северск - четверть века назад,   в шестидесятые годы, был  Всесоюзной  ударной комсомольской стройкой. Приехавшие сюда  на строительство и реконструкцию крупнейшего  целлюлозно-бумажного комбината добровольцы из города Владимира поселились на новой улице, названной в их честь Владимирской. В очередной день рождения комсомола  Ольга писала о них (была здесь в командировке), гуляла  по  этой улице и не подозревала  даже, чем этот город станет в ее жизни.
Вскоре она назвала его своей комсомольской стройкой.

Когда в начале  перестройки она приехала  в Северск,   ее там никто не знал. В райкоме и в редакции районной газеты ждали нового главного  редактора, взамен прежнего, уволенного  с работы  из-за серьёзной провинности сына. Видел Ольгу  ранее только фотокорреспондент, который случайно узнал о новом назначении и,   будучи в столице края, зашёл  в редакцию молодёжной газеты – «посмотреть на своего будущего начальника». Как сам же потом  рассказывал: «Сел за стол напротив и уставился на нее восхищённым  взглядом». Не смог промолчать и сказал вслух: «Так вот какая у меня будет теперь начальница! Молодая и красивая!» Она засмущалась, тем более что коллеги ещё не знали о  грядущих кадровых перестановках. И ещё не просочился из-за стен  местного Белого дома очередной «перл» его  главного вождя, не к месту  на заседании бюро вспомнившего народную поговорку.
А было  вот что. Рассматривались  кандидатуры  на  ответственные должности. Не поднимая глаз от справки - «объективки», где и увидел  только возраст кандидата  -  чуть за тридцать -   и место предыдущей работы – комсомол,  вождь, недавний разжалованный дипломат, сказал: «Ну, а тут-то что – со свиным рылом да в калашный ряд?» В наступившей тишине  поднял голову.  Под  сочувственными взглядами десятков мужчин в ряду для приглашённых  участников заседания  стояла  молодая женщина... Понял ли он, что нахамил, нет ли...Но  она  не растерялась, нашла, что  сказать, и отвечала смело,  зная наверняка:  от этой реакции на  высокопоставленное хамство зависит вся ее дальнейшая жизнь... Кандидатуру утвердили единогласно.

Переход на новое место работы – всегда  очень ответственный поступок. А если это решение связано также и с переездом к новому месту жительства – это ответственность вдвойне. Но муж  не противился, понимая, что профессионально Ольга выросла из молодежных проблем, из тематики молодежной газеты, недаром тянуло ее на что-то большее. Заскучала, как резвая кобылка в закрытой конюшне...
И коллеги видели, что надо искать ей что-то другое.
В единственной краевой  партийной газете, куда обычно переходили подросшие «комсомолята», журналистских вакансий не намечалось. 
- Поищите в районах,  – подсказал кто-то из  сектора печати крайкома.– Вот, в Северске есть подходящая  вакансия. Если, конечно, она поедет из столицы в район, да не просто сотрудником, а  главным редактором районной газеты…Не побоится – ноша-то не из легких? Если   поедет -  и  мужу работу найдем, и  детей устроим, да и квартиру выделим, как положено номенклатуре...
Сначала Ольгу на разговор позвал главный  редактор молодежки,  потом  ее пригласили к одному, другому, третьему  партийному начальнику.

Присматривались к ней, прислушивалась она. Последнее слово оставалось за отцом – главным  для нее  авторитетом.
- Зовут, доверяют – соглашайся!  - сказал он. – Сама же мечтала  о комсомольской стройке? Это тебе – партийное поручение! Твоя стройка, только  еще ответственнее! Чтобы ты понимала: редактор районной газеты – это третье лицо в районе, после  первого секретаря райкома партии и председателя  райисполкома!

Да, отец объяснил доступнее всех. Ольга тут же вспомнила  его дальнего родственника. Дядя  Яша был главным редактором районной газеты, только в другой области, и с удовольствием рассказывал, как  по выходным вместе со своим  первым секретарем  и  председателем райисполкома  отдыхают на рыбалке или на охоте. «Дружная у нас  сложилась троица.  Но не подумай плохого – совсем не пьющая», - подчеркивал дядя Яша.
«Вот только сообразить на троих мне  и не хватает», - задумалась еще и над этим  районным обычаем Ольга. И - дала согласие. Чего греха таить, ее в этом варианте  устройства дальнейшей жизни очень сильно привлекала квартира. Благоустроенная, отдельная!
 
В Северске   ее не знали, в районе – тем более...Народ там в основном оседлый, поэтому каждый новый человек виден.  Как  только утром Ольга закрывала за собой двери квартиры, отправляясь на работу, так сразу ощущала и до вечера несла на себе сотни взглядов. Шла пешком через весь городок, через путепровод,  соединяющий новый и старый районы. Сначала в одиночку, потом  стали появляться попутчики. Знакомились, разговаривали...Новый человек  в газете, из столицы края -  интересно.
 
Даже генеральный директор  градообразующего предприятия, не жаловавший журналистскую братию, откликнулся на просьбу о встрече и  принял  Ольгу в своем  директорском кабинете, переключив на время  батарею телефонов на приемную.
В редакции этому не поверили, пока не поняли, как будут добираться   в отдаленный лесной поселок, что на другой стороне Беломорско-Балтийского канала («час письма» - одна из первых инициатив нового редактора). Дорога туда долгая, если в объезд. Генеральный директор пообещал организовать журналистам поездку на своём  катере через  водохранилище. Два часа туда, два – обратно. «Это нам в качестве подарка  на  40-летие газеты!- обрадовала Ольга коллег. - Чтобы не трястись  по лесной дороге в объезд...»

Уже через пару дней они высаживалась в лесном поселке, где в Доме культуры ждало журналистов районной газеты все взрослое население. Ольга потом не раз вспоминала, как, боясь упасть,  спускалась с высокого борта катера по приставной лестнице,  в босоножках на высоких каблучках, как  подхватил  ее на высоте директор местного леспромхоза...Могучего телосложения, он легонько перенес её на землю, успев при этом похвастать, что он – самый молодой в крае    директор леспромхоза. «А я – самый молодой редактор!» - ответила в тон ему Ольга. Ей было 34 года, и все в её жизни получалось.

 Да, пока получалось, пока ей никто не мешал. Районные руководители  даже приветствовали  инициативу и помогали.В этот поселок за каналом, к примеру,  с журналистами поехал  председатель  исполкома райсовета, а  там их ждало  все местное  начальство. Люди остались довольны.  Не так уж часто в глубинке видели   всех руководителей вместе, а уж если при  этом можно  было задать накопившиеся вопросы и   здесь же решить   свои проблемы - считай, повезло.
Подробный отчет об этой встрече читал весь район.
Потом был небольшой лесопункт  другого леспромхоза, за  сто километров  от Северска. Здесь нового редактора  представляли  как кандидата  в депутаты райсовета, взамен выбывшего. Депутатство  - это нагрузка к должности, понимала Ольга. Так заведено, ее просто встраивают в сложившуюся за многие  годы Советской власти систему. Она не противилась: надо так надо. Интересно даже...И здесь  много народу собралось - полный клуб.

Об этой предвыборной  поездке  Ольга подробно рассказала в письме родителям: у отца  был особый интерес к этой  стороне её  новой работы,  сам многие годы был депутатом.
«Ехала обратно в редакционной Ниве  и думала: вот, папочка, повторяется твоя жизнь на её новом витке. Я не стала говорить людям высоких слов, просто  рассказала, как начинаю работу, - писала она. - И ещё сказала, что если они меня изберут, то вопросы  пусть ставят такие, какие не решаются на месте. То, что могут делать сами – пусть делают сами. Перестройка должна проходить в каждом из нас... Вроде восприняли правильно.Сразу дали  пять  наказов...»

«Интересно так, накоротке, говорить с людьми, - признается Ольга отцу...-
 А они приоделись, пришли в клуб как на большое событие. Смотрели на меня с ожиданием, заинтересованно. И пообещали, что в воскресенье, 29 июня,  дружно отдадут за меня свои голоса».

...Впервые   выступила   с докладом на  партийном собрании. Дело ответственное, нельзя  обойтись без критики и самокритики,  нельзя превратить собрание в обыкновенную редакционную летучку - а вместе с тем надо придти к каким-то конкретным решениям. Ольга вспомнила тот исторический апрельский пленум, тот свежий ветер перемен, который и занёс ее в Северск.

На собрании присутствовал приехавший из столицы края председатель госкомиздата.  Виктор Петрович был командирован в типографию, а почти все три дня провел в редакции, благо, что оба коллектива располагаются в одном здании. Был на летучке, на партсобрании, решил некоторые финансовые вопросы. Поддержал Ольгин совершенно фантастический проект строительства пристройки к существующему зданию типографии  - для редакции. Уехал  довольным. Подбодрил нового редактора, сказал, что та все делает  правильно. «Держитесь, говорит, начала молодцом!»

Строгий столичный начальник был сдержан, но и этой его оценки  Ольге хватило для  поддержания духа. Перспективы у газеты намечались очень интересные...

Повышенное внимание к газете со стороны райкома Ольга записала себе в актив.  Ведь это по ее просьбе бюро строго предупредило председателя профкома   ЦБК и председателя крупного поселкового Совета за то, что те  не реагировали  на письма из редакции. Прежний редактор только констатировал подобные факты, а она не стала мириться, попросила пригласить этих руководителей на заседание бюро и спросить с них строго, по всей форме. Пригласили,  спросили, строго предупредили (была такая форма партийного воздействия)...

Глава  третья.
 
Первый  секретарь  райкома партии в Северске  Антон Ермолин   совсем был не похож на Ивана Грозного. Даже внешне – невысокого роста, не худой, не полный,  не громкий,  но энергичный,  внимательный, памятливый. Он обычно  начинал  день со звонка  в редакцию. Звонок раздавался в момент, когда журналисты собирались на  утреннюю планерку, и разговор редактора с первым  секретарем слышали все присутствующие.
Не искушенная в  тактике и стратегии борьбы за лучшее место под солнцем,   Ольга не задумывалась, чем вызвано  такое пристальное внимание к работе редакционного коллектива.  Желанием  помочь новому  руководителю или опасением – человек, посланный «сверху»,  может стать источником  дополнительной информации, не всегда лицеприятной. Должен же быть у  молодой, неопытной  журналистки  в Центре какой-то покровитель, если она  так  смело   делает  карьеру!.. Тут, скорее всего, было ожидание  опасности, которая   росла вместе с ростом  тиража газеты.  Редакция стала популярным местом в городе, сюда шли за советом и помощью, писали письма. Не имея в районе кумов - сватов - сестёр-братьев, редактор-новичок никого не боялась,  решительно принимая в конфликтах сторону  несправедливо обиженных  и рассказывая  о них на страницах газеты. Почувствовав поддержку, местные журналисты стали писать смелее, и вот уже некоторые руководители предприятий начали   жаловаться «первому» на своеволие газеты.  И вот уже – впервые в крае, отметили  в краевой прессе, – районный суд приступил к рассмотрению дела о защите чести и достоинства  потерпевших  от критики...
 
Повестку  в суд  она держала в руках   впервые. Она многое делала тогда впервые. Навсегда запомнила похороны Роберта Гостева.  И познакомиться по-настоящему с  ним не успела, а уже  должна была  организовать  погребение.  Ответственный секретарь редакции, практически начальник штаба, толковый, опытный журналист, умер от рака легких просто потому, что жил здесь. Он был один из многих, кто  на протяжении  десятков лет  вдыхал в  себя воздух с  опасными  для здоровья  выхлопами  из труб бумагоделательного производства, кто пил  воду, отравленную фтором  из стоков алюминиевого завода. Дело в том, что  Северск и ближайший к нему  заводской посёлок вошли в «черную сотню» городов России, где  сильно нарушено экологическое равновесие.

На кладбище Ольга впервые говорила  надгробную речь.  Родственники, друзья покойного смотрели на неё невидящими глазами, так, будто в случившемся винили её  И хотя винили во всём  власть, отвечать должна  была она – она чувствовала это, ведь  других начальников рядом не было.
После этих похорон тема экологического бедствия  появилась на  страницах  районной газеты. Запретная, в общем-то тема. Многие годы традиционно замалчиваемая. Писать в открытую, тем более употребляя такие слова, как «экологическая катастрофа», было нельзя. Как когда-то в молодёжной газете Ольге не разрешили  «комсомольским прожектором» осветить  бензиновые стоки, бегущие в озеро с автозаправочных станций, так и тут все упиралось в цензуру. Только сейчас главным цензором была она, редактор газеты, в чьём сейфе лежал «совершенно секретный «Перечень  государственных тайн»...
Но ей хотелось верить:  сейчас, в пору гласности, что-то сделать можно. Когда, как не сейчас, необходимо убедить  людей в  простой истине: живем-то мы на Земле всего один раз, поэтому просто  обязаны защищать, оберегать и себя, и всё живое...

 В газете стали публиковать  фотографии,  первую из которых она чуть не забраковала как некачественную: вода из крана в белую  ванну наливалась  черная. Пришлось фотографу  привезти  свидетелей - хозяев квартиры, которые и подтвердили достоверность снимка.  В последующих номерах журналисты опубликовали фоторепортаж с места водозабора. Всего-то про ручеек рассказали, который вытекал из очистных сооружений в озеро...а как  забеспокоился главный инженер алюминиевого завода! Стоило только приоткрыть завесу над проблемой, которую руководство завода тщательно скрывало от мира...
Надвигалась экологическая беда. Более того – беда уже пришла, как выяснилось на  специально созванной встрече в редакции. 

Ольга собрала в своём небольшом кабинете всех, кто хоть как-то мог воздействовать на ситуацию. Главный санитарный врач, главный гинеколог, директор местной ГЭС, учителя, пенсионеры – все не поместились, пришлось перейти в зал. Обменялись имеющейся у специалистов информацией. Собранная воедино, она, эта информация, просто придавила своей тяжестью: влияние экологии на здоровье жителей в районе только отрицательное. Всё– со знаком минус.
Руководство  алюминиевого завода не раз и не два  в ответ на критические выступления газеты давало обещания в установленные сроки сделать одно, другое, третье  (программа природоохранных мероприятий обширна), но  обещанное выполнялось далеко не в полной мере,  и всегда находились тому оправдания,  якобы объективные причины. Ни вода, ни воздух от этих объяснений чище не становились. И вот однажды в столице, на сессии  краевого Совета депутатов,  а потом и на выездном заседании коллегии Минздрава прозвучало предостережение: завод закроем! До Москвы дойдем, но закроем, несмотря ни на что,   если не будут наполовину сокращены  его мощности   и выполнены другие природоохранные мероприятия. Это, конечно, самая крайняя мера, все понимали, но такую печальную перспективу надо было видеть, надо было к ней готовиться.
 
Сгустились тучи и над Северском. Районная газета  опубликовала  информацию  о том, что целлюлозно-бумажный комбинат планирует строительство глубинного рассеивающего выпуска промстоков в озеро и ББК, последствия которого стали бы необратимыми для всего живого в Белом море. Вслед за газетой тревогу проявили районные Советы, чьё население проживало на возможно зараженной территории, и краевая власть отреагировала, запретив это строительство специальным  постановлением.

Районная  пресса перестала быть ручной. В  кабинетах райкома партии наиболее смелые «аппаратчики» посмеивались над «первым»: вот, мол, направили нового главного редактора поучиться  в Высшую партийную школу, а она  как ни съездит на сессию, так еще смелее становится и неуступчивее. Что им там – Ленина наоборот читают? Помните, Владимир Ильич вывел формулу партийной печати: газета – это не только  коллективный пропагандист и агитатор, но также и коллективный организатор. А она, похоже,  отбросила первые  две функции газеты,  только организацией  занимается...То  «прямую линию» устраивает, собирает жалобы на работу ЖКХ, чтобы потом выплеснуть их на всеобщее обсуждение, то в «единый политдень» всех журналистов  отправляет в трудовые коллективы, чтобы  выяснить, почему  упала производительность труда. То ещё что-нибудь, не очень понятное, но требующее,по крайней мере, реагирования  райкома.

Вот и с экологией этой - позицию редакции поддержали в столице. Остался неприятный вопрос: где был райком партии? Почему остался в стороне?

Глава четвертая.

Первый секретарь хорошо понимал, что   пресса – очень серьезная сила, ее нельзя недооценивать. С   ней нельзя ссориться, а особенно - перед  отчетно-выборной  партийной  конференцией.  Напротив, самую близкую к населению газету  надо обязательно иметь в своей обойме, а её руководителя  - рядом с собой. Есть в ней что-то притягивающее людей, какая-то волшебная сила ...
А   не «перетащить» ли  редакторшу в райком,  на должность секретаря по идеологии?

Антон  Ермолин  пригласил  Ольгу на разговор, впрямую предложил новую должность – в случае  ее  участия в партийных выборах. Обещал поддержку. Между делом вспомнил, что  не так давно отдыхал в одном санатории с ее родителями («очень мне понравились!»), попросил передать им привет («тесен мир!»)
О том, чтобы стать партийным функционером,  Ольга никогда не думала. Не то, чтобы не нравилась работа с людьми, живая, активная работа, как говорится, без выходных и проходных,  но...она любила увидеть конкретный результат,  хотя бы  просто подержать в руках  свежий номер газеты. И даже целую подшивку... Журналистика – тоже с людьми и для людей...
В общем, заставил задуматься ее Антон  Ермолин. Надавил на чувство благодарности («между прочим, мы выполнили все, что обещали Вам и вашей семье, приглашая в район»).  Не согласиться на предложение  означало не уважить начальство ... да и родителям передал привет... Зачем портить отношения? Себе дороже...
Что ж, решила  она, пусть будет как будет. Не факт, что изберут.  Нового редактора  будет найти   потруднее,  пожалуй...

      О дальнейших  событиях в порыве  отчаяния Ольга   рассказала  в письме к главному редактору  журнала «Огонек» Виталию Коротичу, журнала, ставшего в те годы «символом  гласности и знаменем перестройки». Она писала  поздно вечером, дома, отключив назойливо звонивший телефон, соболезнующий... злорадствующий... Казалось, никто другой её сейчас не поймёт – только он, совсем не знакомый ей, далёкий от  здешних дел человек.
На столе лежала стенограмма  выступлений на конференции – целый блокнот скорописи - это постарались коллеги, по собственной инициативе, а скорее по сложившейся за годы работы в газете привычке записавшие всё, что взволновало... Они ничего еще не обсуждали, все обсуждения состоятся утром, а пока  разошлись по домам, не зная, радоваться или горевать. С одной стороны –  они остались при прежнем редакторе -  это хорошо, с другой – получили нового куратора из райкома, какого не хотели бы, и такую критику!.. Несправедливую!

«Только что на районной отчётно-выборной конференции меня официально зачислили в Ваш стан – как бы  обругали, - начала Ольга свою исповедь.-  Главный инженер одного из наших крупных заводов  сказал буквально следующее: «За счёт чего увеличился больше, чем на тысячу, тираж нашей районной газеты? За счет того же, что и «Огонька». Правильно сказал, выступая на телевидении, писатель Белов: при Софронове «Огонек» был красным, при Коротиче он стал жёлтым. У нас при  прежнем редакторе газета была, может быть, слаборозовой, а при  новой редакторше она желтеет». Ну, и продолжил: «Пока этот процесс не прекратится,  ей не должно быть места в членах райкома партии».
 
Этот главный инженер  не был делегатом, он  специально попросился присутствовать, чтобы выступить против неё, шепнули Ольге сочувствующие, и этот факт взволновал  её  даже больше  всего остального. Она ещё не знала, что такое «аппаратные игры», и верила в искренность руководства. Если «первый» звал её поработать вместе, он должен был отстаивать её кандидатуру, а не  допускать к трибуне явного противника...Но того допустили, причём одним из первых. На  её защиту встали делегаты у «свободного микрофона» в зале, сразу трое, но это уже не повлияло на  результаты тайного голосования: чёрных шаров  редактору районной газеты накидали больше всех - 40. В состав  членов райкома кандидатура прошла, в бюро - нет, причем открытым голосованием, то есть поднятием руки,   «против»  голосовал ... первый секретарь. Он сидел за столом президиума на сцене, и  весь зал видел, как он первым поднял руку, голосуя "против".

Главным редактором газеты Ольгу  утвердили, причем единогласно.

«40 голосов «против» - это хорошая оппозиция, это не случайные личные враги, которые где-то действуют исподтишка. И сравнение моей газеты с «Огоньком» считаю похвалой, а не оскорблением (нам до вас, правда, еще шагать и шагать)», - писала Ольга своим дерганным, испорченным из-за вечной спешки почерком. – «И расстроило меня совсем другое - вдруг, резко изменившаяся позиция первого секретаря райкома. Еще накануне конференции он уговаривал меня дать согласие на выдвижение секретарем по идеологии, в отчётном докладе высоко оценил работу коллектива редакции, отметив, что во многих делах газетчики идут впереди, и вдруг такое...То, что никто из  работников райкома ни словом не заступился за редактора до голосования - понятно, боялись за свои будущие кресла  (а главный инженер, между тем,  «громил» материал двухлетней давности, одобренный бюро райкома специальным, большим постановлением). Но почему «первый» проголосовал против, уже после собственного его избрания, вполне благополучного? На виду у всего зала поднял руку, открыв «эру» зажима критики и гонений на  газету»...

В кулуарах конференции  она услышала: «Много берет на себя  Тюрина». Да, наверное, много. Вот и самодеятельная районная  экологическая  инициативная  группа...Вспомнив об экологии, разволновалась снова.
«Цель нашей деятельности – борьба за выживание человека в тех страшных условиях, которые за многие годы создали у нас целлюлозно-бумажный комбинат и алюминиевый завод. Пострашнее вашего Арала будет... Вот почему не возглавил  движение - а это уже самое настоящее, многочисленное, действующее движение - райком партии? Что, не знает, что общественность волнуется? Знают. Но не берут на себя ответственность.  Потому и приходится кому-то брать на себя много, что те, кому это вменяется в обязанность, не делают элементарного. А когда говоришь им об этом - обижаются. Инициатива и ответственность - тяжелый груз».

...Она встала из-за письменного стола, прошлась по квартире, поставила кофе...Дети спали в своей комнате, мужа не было дома  – в ночной смене. Лишь Чапа, большая, серьезная собака, родственница  овчарки, приподнявшись со своего коврика у входной двери, смотрела на нее преданно, помахивая хвостом. Приласкала собаку. Подумалось: «Закурить, что ли? Говорят, помогает собраться с мыслями...» Сразу же эту мысль и отбросила: «Не мое это... Справлюсь!»

Заканчивая письмо, извинилась: «Никогда не думала, что, сама журналист, буду писать в редакцию  как рядовой читатель...Сейчас я, в общем, жду суда. Жду, что победит в нашем районе - гласность или трусость? Думаю, не подать ли встречный  иск – о преследовании  за критику, ведь основания для этого - налицо? Буду бороться. Читатели велят не отступать. Так и сказал сегодня один не знакомый мне рабочий (шел со смены мимо редакции, зашел поговорить): «Одна надежда - на вас!»

Ольга не отправила это письмо. Наутро, перечитав  написанное, спрятала в  дальний ящик письменного стола, чтобы не соблазниться и не отправить. Чего жаловаться?  Надо было успокоиться. Надо было продолжать жить и работать  достойно в предложенных обстоятельствах –  в конфликте  с  руководством  района...

Начинался обычный рабочий день. Дочка по пути  в школу увела брата в садик. Под окном уже сигналила редакционная машина, напоминая об  очередной командировке в отдаленный поселок. Хорошо, представилось ей, сто километров  можно помолчать,подумать... В таких поездках Ольга совмещала выполнение своих  депутатских  обязанностей  и журналистский интерес. Ведь это только в песне ради нескольких строчек в газете журналист трое суток шагал и трое суток не спал.Районным газетчикам  такой роскоши и не снилось. Из каждой поездки  надо было «выжать» максимум пользы.

...Мысли возвращались к  прошедшей конференции. Что ж,  всё, что ни делается, к лучшему. Сама же опасалась, что, если изберут, придётся  менять профессию. Журналистику – на партийную работу? Собственно, она и сейчас совмещает в себе эти две безусловно отдельные профессии, потому что, работая в партийном органе печати, является по сути партийным журналистом. Да, кстати, и советским,  потому что газета учреждена  районным комитетом партии и районным Советом депутатов. Потому  главный редактор – член райкома и депутат райсовета, председатель комиссии по законности  и правопорядку. Вот сколько обязанностей. Некогда переживать...

Районная газета – не просто средство массовой информации. Это – самое доступное  средство вывести в жизнь любого мало-мальски активного человека. И уж точно – человека талантливого. Ольга не раз останавливала  и поправляла   коллег из столичных изданий, слыша, как пренебрежительно отзываются они о районке. Хотя  и сами читатели нередко называли газету просто сплетницей...Конечно, многое зависит от людей, избравших для себя главным делом жизни эту постоянную заботу о добывании строчек для  газеты, новостей из обычной,каждодневной жизни.Они могут быть талантливыми,целеустремленными, ответственными,  принципиальными, увлекающимися, легкими на подъем, но и - ленивыми, самовлюбленными графоманами, не отрывающимися от телефона (апломба много, толку мало – одного такого Ольга  уволила). Не все могут быть такими, как  Роберт Гостев (Царствие  ему Небесное…) А  Иван Максимович, бывший до нее редактором? У него было личное горе, а райком за это  снял его с должности. В редакции все относились к нему с большим уважением, большинство именно у него учились азам профессии. Ольга, приехав, тоже стала обращаться  к  своему предшественнику за советами, зачастую просила ответить на читательские письма, а то и просто поработать в редакции вместо заболевшего коллеги. Понимала, как тяжело пожилому одинокому человеку круто менять свою жизнь.
Районная газета – это то, без чего в маленьком городе, посёлке или деревне не представляешь себе нормальной жизни. Её вроде бы и не замечаешь, ну – есть и есть, а когда  пропадает – чего-то вроде бы и не хватает. Из всего номера, бывает, одна строчка всего-то и привлечет внимание, и та – с поздравлением или соболезнованием, но она касается хорошо знакомых тебе людей, а  то и самого тебя, твоей семьи. И становится радостно или наоборот – грустно. Но уж точно, что – не одиноко. А если в районной газете есть что почитать посущественнее, критика какая или очерк о ком-нибудь,  то разговоров потом – на неделю вперед. И не только разговоров - хочется и в газете мнение высказать. Районка – она своя, и письма публикует.
 
...Степан Степаныч, водитель, пожилой человек, вел машину аккуратно, старался не трясти, не разговаривал лишнего -  видел, что  редакторша  не расположена к общению, пребывает в задумчивости. Не хотел докучать,  лишь посматривал иногда искоса.  Пока  выбирались на нужную дорогу, Ольга молчала, занятая своими  мыслями. Но чем дальше оставался город  и  быстрее приближалась точка назначения, тем  светлее становились ее лицо, на котором  всегда все можно было прочитать. Степан Степанович облегченно расслабился...А она посмотрела на него и вдруг сказала:
- Спасибо!
- За что? Еще ж не приехали? - удивился тот.
- За всё!
Она только подумала – не сказала, не могла сказать  этому простому работяге, с его желтыми прокуренными пальцами, хитроватой  и вместе наивной улыбкой, с  его  подчёркиваемым уважением к любому  учёному человеку, тем более к начальству, - что  ему она доверяет больше, чем  тем, в райкоме. Ольга вспомнила  зимнюю  командировку, когда после  трудных разговоров и встреч в рабочих бытовках возвращались домой затемно. В тот зимний вечер она была довольна - все задуманное  выполнила – и устало дремала под шум мотора в тёплой кабине, уже ни о чём не беспокоясь и только поглядывая на  волшебные картинки  морозного зимнего леса и дороги, выхваченные снопами света фар... Дорога была трудная, но Степан Степанович не дал  это заметить, оберегая.  Так и сейчас – с ним было надёжно.

Глава пятая.

Через пару дней новый секретарь по идеологии   сообщила, что главного редактора районной газеты  вызывают в крайком. Надо быть в понедельник.

Так она в выходной день очутилась  в родительском  доме.  Тут  ее догнало известие  из редакции о звонке  Валерия, сокурсника по  Высшей партийной школе. Узнав, что она – в  командировке в столице края,  он выразил желание  встретиться, задержаться здесь  даже на сутки. Валерий ехал  поездом из  Мурманска  в Ленинград.
Ничего такого в этом нет, просто мимо едет, просто коллега, вместе учатся, но маме почему-то рассказывать  о нем не захотелось. Отстать от  поезда, чтобы побыть с ней – ну да, тут всё-таки есть над чем подумать. Такое  впервые в её жизни. Роман..?  Или  случилось что  и не с кем посоветоваться? А она -  та самая жилетка, в которую можно поплакаться? По-товарищески?
Да, второе вернее, решила она и  сразу как-то стала бодрее. Помочь человеку – это знакомо, это - пожалуйста. Но ни о каких романах не может быть и речи...

Вспомнилось,как давным -давно, в детстве ещё, она  мечтала стать писательницей. Её первый роман должен был начинаться глубокомысленной фразой: «Шёл дождь. От него не мог спасти зонтик...» Под дождём  понималась жизнь, под зонтом – все  живое и неживое, что пыталось  оградить её от  превратностей  этой жизни...
Многое изменилось с тех пор, но каждый раз, когда  небо начинало поливать землю  дождями и надо было непременно брать с собой  зонтик, выходя на улицу, она  вспоминала эту фразу. И, в зависимости от настроения, пропевала как песню,  или декламировала как стихи, или просто бурчала себе под нос  эти простые слова.
В то памятное утро  Ольга    выскочила из дому без зонта. Да и что там – летний дождик, тёплый, несерьёзный...Куда побежала? В субботу, да еще в гостях у родителей, можно было бы сбавить обычный жизненный темп, поваляться в постели, как в детстве, дожидаясь, когда  из кухни донесется запах кофейного напитка, который мама обычно варила по выходным в трехлитровой эмалированной кастрюле и потом разливала  поварёшкой в чашки прямо за столом. Семья - в самом деле семь «я» - мама, папа, бабушка и четверо детей - с утра вся  была в сборе, поэтому на завтрак  подавались  горяченькие, масляные, только что из печки, калитки с картошкой...
И как это мама все успевала?
Воспоминания пронеслись, навеянные запахом уже настоящего кофе, и так же, как запах, улетучились. Мама  накормила завтраком, проводила, оставшись  в твёрдой уверенности, что и в выходной день её  деловую дочку вызвали на работу.
 
В строгом замшевом костюме шоколадного цвета - юбка узкая, дудочкой, ниже колена, с высоким разрезом сзади, пиджачок короткий, до талии, блузочка в тон, да в босоножках на тоненьких высоких каблучках  (все  привезено недавно из туристической поездки в Болгарию, дома таких не купишь)  - она легко вскочила на подножку  подошедшего троллейбуса, успела между тем поймать  краем глаза удивленные взгляды оставшихся на остановке. "Откуда такая? Не нашего поля ягода..."- "Конечно, не вашего,  уже не ваша я, уже не ваша я ..."- чуть не запела она.
Троллейбус вёз  по  улицам  родного города, из которого она уехала в поисках  своего  главного дела и лучшей жизни и куда надеялась когда-нибудь вернуться. Всё было знакомо, но всё это было сейчас не её и не касалось её напрямую. И друзей здесь уже нет, все разъехались.
 
Да, так что знала она о Валерии? Что он - старше её и опытнее. Что учится не для диплома, а по-настоящему. Что в городе,   где он живет и работает,  его   все  уважают и некоторые боятся, уж очень принципиальный. И заводной...
Они познакомились на курсовом семинаре,   поспорили ни много  ни мало -  о роли личности в истории. Зацепились языками...Учились   в разных группах, она в журналистской, он – в группе партийных работников, занимались каждый по своему расписанию, но как-то так вышло, что стали замечать друг друга – то в столовой, то в общежитии. А однажды встретились на вокзале -  оказалось, что после сессии возвращаются домой  на одном поезде, на Север. Валерий  перешел в ее купе.  Тут уж они познакомились по-настоящему, разговорились.
Они были почти ровесники, но  Валерий   держал себя с ней как старший с младшей, опекал даже.  Конечно, ведь  у него уже дочь – невеста... А сам - наивная душа. Как-то  по-студенчески прогуливали «пару» в институте (лектор задерживался), просто болтались по улицам Питера. А там ведь  что ни шаг, то памятник, то история, и все – поэзия...Она  вспоминала  под настроение то  одну  известную поэтическую строчку, то другую, ожидая, что он подхватит и продолжит, а то и сам что расскажет из литературных историй, но он  молчал,  удивлялся порой и был как чистый лист, как только что выпавший снег – пиши на нем, что хочешь... А разговорился только на канале Грибоедова, увидев  стайку городских уточек. Но вовсе не о литературе, а о  таких вот пернатых душах, во множестве встречаемых им в тундре. В своих северных широтах он чувствовал себя гораздо уютнее, более по-домашнему, чем в каменном, хоть и красивом городе. Он даже преобразился, рассказывая о лыжных походах, рыбалке, охоте, снегоходах, северном сиянии...Тут уж она, горожанка, ахала от удивления.

... Погрузившись в  приятные воспоминания,  Ольга  улетела в мыслях  в даль  далекую, чуть-чуть  не опоздала.Вот уже и диктор на вокзале  объявляет: «Внимание! Внимание! Скорый поезд Москва-Мурманск прибывает на первую платформу!»
И целый день они гуляли по городу. Дождик прекратился, в  воздухе   стоял  свежий аромат  только что скошенной  на газонах мокрой травы, от озера тянуло приятной  прохладой. Северное лето – не жаркое. Где-то в кафе на набережной выбрали солнечный столик, перекусили, и снова гуляли. Ольга показывала свои любимые места, рассказывала смешные истории из жизни, старалась  не вспоминать о работе, дать человеку возможность отдохнуть от чего-то, видимо, наболевшего...
Валерий  поддержал предложенный  полушутливый тон  разговора  и сам с удовольствием  опять рассказывал о приключениях в тундре, о ночевках  зимой в палатке под полярным сиянием, о повадках зверей и птиц... И все-таки  заговорил о работе. Как прорвало...
Да, поводом его остановки и встречи с ней стал  провал на выборах – необходимо  было человеку выговориться кому-то постороннему, но понимающему ситуацию. Ехал мимо – вспомнил о ней. Удивительно, что так у них совпало... Валерий готовился стать председателем райисполкома (прежнего провожали на пенсию), и  все шло к этому, в райкоме кандидатуру одобрили.  Активно занимался  хозяйственными проблемами,  по его инициативе строились  в  городе  крытый бассейн  и  стадион. С молодежью столько возился, со спортсменами...Но видимо,  был он, как сам теперь думал,  слишком принципиален, и это-то кому-то не понравилось. Его «прокатили», видимо,  по команде «свыше». Из области прислали своего выдвиженца.
- Да что за жизнь  такая – ломаешься-ломаешься, бьешься, громко сказать, за  общее дело, а получается себе дороже! – почти кричал Валерий. – В газетах, по телевизору  - перестройка, ускорение, гласность  – а поддержать  на деле некому...
Он  выговорился, расслабился, и, казалось, только сейчас вспомнил, зачем и куда он едет. Господи, да у него же дочь замуж выходит, в Питере! На свадьбу человек попадает! Радоваться счастью дочери!
- Я, наверное, тоже переберусь в Питер, - сообщил он уже на перроне вокзала. – Найду работу...Ну, до встречи на сессии!
Он уехал все-таки в тот же вечер. У Ольги  оставалось свободным ещё воскресенье.Хорошо! Когда еще выпадет возможность побыть с родителями...

Посадив  гостя на  проходящий  поезд, Ольга  не спешила возвращаться домой.  Валерий уехал, он немного успокоился, выговорившись, но теперь у нее на душе был сумбур. Он оставил  ее наедине с другими, не высказанными вслух мыслями. Не то что не высказанными – еще не  понятыми... Вспомнилась  давняя  обида  на мужа. Прежде она никогда не сравнивала его с другими мужчинами, как-то повода не было. А сейчас – сравнила. Почему Валерию интересно с ней обсуждать свои проблемы и то, чем она живет на работе, а  Саше – нет? Почему она все чаще обижается на  мужа?   Как-то всю ночь писала трудный очерк о девушке, передумавшей вступать в партию. Героиню  очерка уже пригласили  на заседание бюро, чтобы вручить партийный билет (уже закончился  кандидатский стаж), а  та  не захотела даже придти, чтобы объясниться. За прошедший год  девушка изменилась, но не к лучшему, как ожидали: бросила вечернюю школу,  все чаще свободное время проводила в сомнительных компаниях, перестала участвовать в рейдах народного контроля... Ольга нашла ее дома, в  частном секторе, где та жила с родителями, сумела вызвать  на откровенный разговор, и теперь важно было, чтобы кто-то прочитал очерк до его опубликования. Бессонная ночь отяжелила голову, нужен был свежий взгляд постороннего. Получилось ли у нее что задумывалось: помочь  понять, что – не права? Спросить девушку (и таких, как она)принародно: чего  хочет от жизни;  как идет  к своей мечте;  как жить с людьми в мире и согласии? Поймут ли читатели ее подспудную мысль: построить хорошую, честную  жизнь можно только сообща, вместе с теми, кто  добивается того же?
Муж не стал ничего читать – почерк, мол, не разбирает. А материал  шел в номер - в первый, подписанный ею.  Ей было важно, чтобы читатели  заметили: пришёл новый главный редактор, газета меняется...А  Саша не понял...Он-то не менялся...

Да, с такой работой на семью у нее как-то не оставалось времени совсем. Для детей завели собаку, для себя купили велосипеды, чтобы ездить на прогулки за город. Задумок было много, но времени на все не хватало. Даже просто поговорить не было времени! Каждый жил своей жизнью... Муж по-прежнему работал по сменам, что было хорошо – присматривал за детьми.  Но только присматривал, не особо интересуясь, чем они занимаются. И однажды, приехав на обед, Ольга из окна увидела, как и Юлька, и Николаша играют  во дворе с собакой соседа – большим черным  терьером, как разговаривают с  его хозяином дядей Володей, подполковником, расспрашивают его о чем-то, а он терпеливо объясняет.  Кольнуло ревниво – а с отцом так не общаются...

Глава шестая.

Здание  крайкома  партии видно издалека – под флагами. Солидное, четырёхэтажное, буквой П,  на углу центральных улиц города, в окружении  аккуратно подстриженных  ограждений  из кустов, с табличками по стенам  над  широкими  каменными крыльцами и тяжелыми дверями. Чтобы открыть дверь – надо поднатужиться.
Ну, правильно,  надо собраться с силами, настроиться на серьезный разговор, думала Ольга, намеренно отвлекаясь на  посторонние наблюдения. Разделась в гардеробе, предъявила журналистское удостоверение на милицейском посту и пошла искать нужный кабинет.
Сектор печати был задвинут так далеко в глубь здания, что его на самом деле нужно было искать – пройти через большой  зал заседаний на третьем этаже, мимо туалетов подняться по  боковой лестнице на  четвертый  этаж, и вот там, опять же за туалетами, перед кинобудкой, и найдешь скромный кабинет с надписью «Сектор печати» и фамилиями  его обитателей.
Ольга оробела, пока ходила по пустым, строгим, казенным коридорам  крайкома. Ладно, хоть фамилии на табличке кабинета  были ей  знакомы –  здесь работали  известные в прошлом, уважаемые  журналисты. Зачем ее пригласили? По всяким разным отчетам, которые время от времени требовал от руководителей  районных газет крайком партии, к ней вопросов не было. Тираж рос – местную газету выписывали  практически в каждой семье, экономические  показатели улучшались. Полгода назад на базе Северска Союз журналистов даже провел выездной семинар.  Коллегам многое в их работе показалось интересным.

- Зачем, говоришь, позвали? А – поговорить! – не стала томить ее  неизвестностью  завсектором печати. – Наслышаны о ситуации, которая сложилась у вас в районе после отчетно-выборной конференции. Как собираешься работать дальше? С новым секретарём по идеологии? Сколько она у тебя выиграла – 5 голосов? Ты хоть понимаешь, что это не случайно? Что «первый» ваш вдруг испугался и предпочёл иметь рядом послушного человека, несамостоятельного, недалекого...Знаю я твою соперницу, по комсомолу еще...И «первого» вашего знаю. Очень осторожный и хитрый  человек.
- Единственное преимущество перед тобой у этой Галины, – продолжала  она, - это  то, что местная. Преимущество, правда,  сомнительное. Я, например, не представляю, как  твои газетчики станут терпеть ее вмешательство в дела редакции, - а Галя будет вмешиваться даже по пустякам!  Они-то знакомы не первый день!

Ольга вспомнила, как однажды слушала  выступление нынешнего секретаря по идеологии в единый политдень. Осталось  чувство сожаления о потерянном времени и неловкости  перед коллегами за  неграмотную речь представителя районной власти...
- В общем, мы эту кашу заварили, мы и расхлебывать будем...
- Не поняла...
- А чего тут понимать?- в разговор вмешался инструктор отдела, Юрий.
- Помнишь, на каких условиях ты поехала в Северск? Ты поднимаешь газету – мы забираем тебя обратно. Так? Если захочешь, конечно... Ты обещанное выполнила и  кадры в редакции подготовила. Теперь  дело за нами. Предлагаем тебе поработать здесь.
- Где – здесь?
- В крайкоме партии, инструктором отдела информации.

Предложение было настолько неожиданным... Она не знала,  как реагировать.  Да, был такой разговор три года назад, вернем, мол, в столицу, если не понравится, если надо будет...Но она тут же о нем забыла,обещания показались несбыточными.Да и нравится ей там, в Северске, и работать, и жить. Семья уже привыкла, обустроен быт, друзья появились,  дачу даже начали присматривать.  Ну, а конфликты с начальством по работе – так на то и щука  в реке, чтобы карась не дремал...
Она  пила чай с карамельками, заботливо предложенный хозяйкой кабинета, и думала...Вернуться в родной город таким образом означало все-таки  уйти из профессии...Из журналистики. Опять этот выбор...Конечно, из членов Союза журналистов ее никто не выгонит, но то, чем ей предлагают заняться сейчас – партийной информацией – это лишь около журналистики. Она должна будет стать профессиональным партийным работником. Это совсем другое...Для  друзей-журналистов она  будет  «свой среди чужих», для коллег на работе – «чужой среди своих»...
- Ну, ты подумай, не торопим, - Юрий   допил свою чашку чая и заторопился по делам. – Только у меня тут свой, шкурный интерес имеется. Честно скажу – это мне надо найти человека, на мое место. Пока не найду – не отпускают  на другую работу. А мне очень надо, призвание мое – литература, издательское дело... Ну, пошли, провожу.

Снова  по боковой лестнице на третий этаж, через большой зал  на другую боковую лестницу – на второй этаж, все по красным ковровым дорожкам. Ольга идет, читает фамилии на дверях. У одной двери останавливается:
- Иван Грозный?
- О, ты  знаешь Ивана Грозного? А он тебя? Встречались?
- Да вспомни, в молодёжке было мое интервью с ним про Нечернозёмье, он  тогда работал первым секретарем Горского райкома партии.
- Прекрасно! Он тут большой начальник...А давай зайдем, вдруг примет?

Это была  приятная неожиданность для обоих: Юрий знал, что кадровые вопросы решались именно в этом кабинете, а Ольге просто  интересно было встретить здесь, в  крайкоме,  старого знакомого.
Юрий зашел первым, потом пригласили в кабинет Ольгу. Она  осмелела, увидев, что Иван Грозный  был в хорошем настроении. Рассказала  о  работе в Северске и, очень осторожно, о предложении, только что полученном ею в секторе печати. У Ивана Грозного  заинтересованно загорелись глаза:
- И что, привлекает Вас партийная работа?
- Мне нравится работа с людьми,- сказала Ольга. – А партийная она, или советская, или еще какая...лишь бы на пользу людям. Уезжать из Северска  не хочется...Хотя  и климат там такой, что только местные терпят, приезжим не всяким подходит. Аллергия... У дочки-то – точно, уже в санаторий направляли...
 
Была  середина 1989 года.В июле она сдала дела в Северске  и вернулась в  столицу края.

Глава седьмая.
 
    В крайкоме   партии Ольга Николаевна Тюрина успела поработать всего два года с небольшим. Кому как, а ей это время  запомнилось осознанием своей нужности именно здесь, на этом месте и в этот  конкретный момент. Сначала она действительно занималась рутинной работой – собирала информацию  по телефону  о  деятельности районных комитетов, передавала  тем, кому было поручено анализировать её и принимать решения. Но вскоре в крайкоме  поменялось руководство – в отставку ушёл тот самый «дипломат». Многие, и Ольга в их числе, искренне радовались этому событию. Многолетний лидер, он уже в силу своего преклонного возраста становился тормозом для новых, демократических веяний в жизни партии. А она,  по-женски памятливая на обиды, всё не могла  забыть его слова на  том давнем  заседании бюро, когда утверждали  её кандидатуру на должность главного редактора районной газеты («со свиным-то  рылом да в калашный ряд»). Ольга уже успела разглядеть, каким он стал  барином на своём высоком кресле, как высокомерно разговаривал со всеми, кто был ниже его по должности. Радовалась, когда партийный пленум избрал новым «первым» Николая  Яковлевича Касьянова, работавшего тогда генеральным директором крупного производственного машиностроительного объединения.  Молодой, но уже опытный руководитель – с ним можно работать по-новому.

Этот пленум наделал много шуму. Перестройка, которую  партия объявила  и начала в стране, напрямую захватила и её саму. В стране была одна, единственная партия. Где же, как не в её недрах, было появиться  множеству течений, разных взглядов на  пути развития общества и государства. Началась внутрипартийная борьба, в том числе  за лидерство...
Отставки  бывшего  «первого»   ждали многие, но не такой скоропалительной, и   наиболее продвинутые секретари парткомов стали требовать от него отчета о проделанной работе. А  пленум был внеочередной  и – без отчета.  И на нём, а не на конференции, состоялись  выборы нового лидера. Что уж там получилось – ЦК потребовал, или ещё что, но бюро крайкома, оставшись в прежнем составе, устроило открытые альтернативные выборы. В список кандидатов на высокую должность внесли 20 человек – и в ходе пленума 19(!) из них взяли самоотводы. Избрали того, кто остался в списке...Партийные организации в районах стали требовать проведения отчетно-выборной конференции. Прямо сказать: революционная ситуация, когда верхи не могли, а низы не хотели...

В первые же дни после  нашумевшего пленума  Ольга Тюрина, по-журналистски  минуя все промежуточное начальство, пришла к новому лидеру с предложением: крайкому партии нужен пресс-центр, и она лично готова взяться за его создание. Побеждает тот, кто владеет информацией и умеет донести ее до людей. А что? В ЦК пресс-центр уже работает, она  была на семинаре в Москве, встречалась с коллегами, знает...Сейчас важно быть вместе, в гуще  народа, чаще выступать в газетах, на радио, на телевидении, устраивать пресс-конференции, чтобы разъяснять людям  свою позицию по самым наболевшим вопросам...Надо обобщать опыт работы партийных организаций – она занималась подобной работой в комсомоле. И очень важно  не зависеть от газет, медленно, но неуклонно уходящих из-под партийной опеки. Сейчас  требуется свой орган печати, на худой конец, хотя бы информационный бюллетень...
 
 Касьянов предложение принял  (зная, видимо, что  в идеологическом отделе  ЦК  готовилось постановление о создании пресс-центров на местах)  и,  несмотря на требование Москвы о  сокращении  партийных кадров (на 30-50 процентов), ввел  пресс-центр в новую структуру крайкома.  Руководителем утвердили  Тюрину. Одобрена  была   также   идея выпуска информационного бюллетеня под названием «Позиция», это дело также  поручили ей. К первому номеру новый  лидер сам написал вступительное слово.

Пресс-центр  выпускал по одной книжке в квартал. На местном телевидении начали цикл  регулярных встреч с партийными работниками и активистами. Организовали систему аккредитации журналистов в  крайкоме,  проводили пресс-конференции, занимались проблемами районных газет... Вместе с руководителем партийного издательства Ольга  съездила в Москву, «пробили» издательские планы. Да, еще поучаствовала  там в семинаре, в здании Центрального комитета  на Старой площади. Увидела  и услышала – вживую, впервые  – Зюганова, самого молодого секретаря ЦК. Он разительно отличался от всех остальных выступающих: с необычной внешностью, как бы только что из заводского цеха, от станка, без гламура дворцовых палат, с грубым  низким голосом, воодушевленный  идеями перестройки,  свободный от штампов...

Глава восьмая.

Возвращение  из Северска в столичный Озерск Ольги Тюриной журналистское сообщество, уже начавшее расслаиваться, приняло по-разному. Гласность – первое и главное завоевание перестройки – подняла  самосознание  некоторых до такой высоты, что они  стали  «злыми псами демократии», нюхнувшими воздух свободы...в противовес  другим, все еще  ощущавшим себя «приводными ремнями партии» (обычная риторика тех лет).
Новая, первая в крае   перестроечная  газета «Новости для всех», называвшая себя  независимой,  отметила годовщину своего выхода в свет. Как водится, коллектив редакции поздравили с днем рождения независимые депутаты - поздравление опубликовали  на первой странице. И тут же, рядом, разместили   заметку под заголовком «Держись, ребята!», в которой редактор   пугает  читателей новыми кадровыми изменениями в  аппарате  краевого Совета депутатов. Он  заранее  высказывает  свои соболезнования  коллегам-журналистам,  всем читателям всех газет в связи с предполагаемым «внедрением» в высокий дом  партийного работника  - консультантом  по вопросам прессы.  Задолго до официального запрета компартии в стране он призывает организовать «охоту на ведьм»! А «ведьмой» открыто называет её – Ольгу Николаевну Тюрину...

Она читала заметку и не могла понять, как такое можно было написать в здравом уме. Во-первых, она сама  ничего такого не знает, работает спокойно на прежнем месте. Во-вторых, и с автором  заметки она не знакома: не встречались, не общались даже по телефону. В-третьих, он сообщает недостоверные сведения, даже анкетные данные путает, попросту врет... Ее коллега-журналист  врет про нее!

Привыкшая сама проверять каждое слово в газете, под которым подписывалась, Ольга разволновалась. Да как он смеет писать о её непрофессионализме, он, без году неделя в крае? Как он смеет давать такие оценки? «Независимый»! Кто дал ему право, в конце концов, хамить, как хамит он не только ей на страницах своей газетки в 16 тысяч экземпляров? Обидно за журналистику...
Испугалась, что заметка дойдет до родителей - они на даче, далеко в деревне. Они вообще ничего не поймут, кроме того, что с их дочерью что-то не ладно. Расстроятся. А у папы – больное сердце...
С работы  домой, в новый микрорайон, добиралась, как всегда, в переполненном автобусе. Казалось, что люди смотрят на нее и вспоминают эту заметку. В их взглядах  виделось  осуждение.
Едва дождалась выходных, чтобы  на «Комете»  отправиться  к родителям в  Заонежье.

На пристани,  перед самым отплытием, её нашел бывший коллега по молодежке, в одни с ней годы работавший главным редактором соседней районной газеты  Леонид  Гнетов.
- На-ка, посмотри, - протянул ей большой  конверт.- Это копия моего ответа «Новостям для всех». Мое личное Открытое письмо редактору. Пусть попробует не напечатать!

Читала, уютно устроившись в мягком кресле «Метеора», вырулившего из губы озера на его открытую водную гладь. Письмо было раз в пять больше самой заметки - новая «независимая» газета развязным тоном и своим откровенным враньем не на шутку оскорбила не только Ольгу. Леонид   сейчас был    председателем краевого Союза журналистов. Он напомнил редактору, что вступил в силу Закон о печати, которого надо бы придерживаться всем,  что негоже  прессе  мешать высшему органу власти   самостоятельно решать собственные проблемы, в том числе и кадровые. Он также оспорил выводы газеты о непрофессионализме Ольги, приведя ее  послужной список, особо выделив в нем работу в районе. «Можно ли, хотя бы косвенно,  как это делаете Вы, поставить в вину О.Н.Тюриной, что она оставила работу в краевой газете, квартиру и престарелых родителей, чтобы отправиться в запущенную районную газету? И она подняла ее!  Вы знаете второй подобный случай за последние полтора десятка лет?» - спрашивал   он.

Ольга читала про себя – и словно не про себя. Слава Богу, нашёлся человек, публично заступившийся за неё. Так хорошо написал, что ещё больше стало  за себя  обидно ... Спасибо ему!
Тогда она ещё не знала, чего стоило её товарищу не только написать, но и вовремя доставить это письмо  по нужному адресу. В «Новостях для всех» заметка вышла как раз перед заседанием краевого Совета, на котором, якобы, планировалось рассмотреть вопрос о создании новой  депутатской газеты  («Новости» уже видели партийного работника её  редактором!) Следующий номер, с «Открытым письмом», не успел бы  к заседанию – выпуски были еженедельные. Поэтому  свой ответ Леонид передал  одновременно и в редакцию, и в секретариат Совета, для своевременного ознакомления с ним депутатов.  Позже он вспоминал, как прошел прямо через зал по проходу между рядами стульев в президиум в Доме политического просвещения, где проходило заседание, и положил письмо перед председателем президиума. Вопрос не был включен в повестку дня, даже если кто-то этого добивался.

Второго такого случая, когда бы один журналист так защищал репутацию другого, Ольга  не припоминала. Случалось, но позже, когда вопросы о защите чести и достоинства потерпевших от прессы стали обыкновением в повестках  заседаний судов разного уровня.

Глава девятая.
 
- Да ты плачешь, милая? – услышала, очнувшись от своих мыслей, Ольга. – Смотри, уже пристань видна, подъезжаем. Ты в нашу деревню? А чьих же будешь?

Пожилая женщина, сидевшая рядом, участливо наклонилась к ней.
 
- Ничего-ничего, все в порядке, - подняла Ольга лицо. – Я – в вашу, в свою деревню... дочка директора школы.
- А,знаю, знаю директора... У нас, поди, все – его ученики. Хороший  человек!

«Метеор» уже причаливал к просторной бревенчатой пристани,  вставшей к берегу большой буквой Т. В самом основании буквы, прислонив  к поручням велосипед, стоял отец, в своем неизменном светло-сером костюме «в рубчик», который донашивался в деревне, и такой же кепке. Велосипед был у него единственным средством передвижения, и скорее не он вез  седока, а седок – его, приспособив для  перевозки сумок  и  поддержания в вертикальном положении собственной спины при ходьбе.
С пристани подали трап, и толпа встречающих смешалась с приехавшими. Местные жители потихоньку пешком потянулись по дороге через лес в деревню, а те, кому надо было попадать дальше,  за 7-10 километров,  заторопились занять места в тракторной  тележке. (Когда Ольга впервые увидела здесь трактор с тележкой, он и её как-то раз подбрасывал к дому,   она удивилась и поинтересовалась: тракторист сам по себе проявляет такую инициативу – подвезти земляков  от пристани к дому - или есть на этот счет  указание руководства совхоза? Никто точно не знал. Но возили бесплатно.)
Ей с отцом надо было пройти два километра, половину – в гору. По хорошей погоде, по бережку это было даже приятно. А сейчас, когда необходимо  поговорить наедине – и  кстати.

Ольга начала рассказывать про свои дела издалека,  пытаясь понять, читал ли папа эту злосчастную газетку. Слава Богу – не читал. Вздохнула с облегчением и рассказала все в обратном порядке, с конца, уверенная, что так её история звучит более оптимистично. В самом деле – этого зарвавшегося и завравшегося  журналюгу поставили-таки на место! Её доброе имя восстановили! А что касается заголовка «Держись, ребята!» - ну, так и пусть после этого боятся её все его друзья, если они такие же, как он...
Ольга распалилась, даже задохнулась на ходу от возмущения.
- А  про переход на другую работу с тобой правда никто не говорил? – спросил отец.
- Да, конечно, нет! – вспыхнула она от одного этого предположения. – Я только начала тут работать, куда дергаться?

Подумала: вот оно, как начинает проявляться «свой среди чужих, чужой среди своих»... Даже голова разболелась, каждый шаг отдавался в висках...

Отец долго молчал. Дошли до дома, он взял привезенные   газеты и ушел к себе в комнату читать. Ужинали без него. С мамой разговаривать было проще – та без умолку рассказывала деревенские новости да похваливала внуков («уж такие помощники растут!»)  Дети соскучились по родителям,  но домой еще не просились. Здесь им было вольготно:  при хорошей погоде – чем не отдых на море, даже пляж песчаный...

Ольга посидела на высоком крылечке  почерневшего от времени дома, посмотрела в высокое небо, залитое малиновым закатом,  послушала тишину...Тишина была живая:  изредка перекликались кукушки, живущие на разных концах деревни,  да с озера слышался  рокот моторов  припозднившихся лодок с рыбаками...
Люди здесь какие-то особенные – даже  не зная  тебя, привечают, готовы помочь. «Пой чай пить!» - чуть не в каждый дом приглашают по-своему, по-заонежски.

...Век бы так сидеть, слушать, смотреть,вдыхать запахи старого дома, разгадывать узоры на спилах его древних бревен ...и не уезжать отсюда, с родины, ни в какие города...Жить, растить детей, писать стихи...

Куда-то пропали кукушки...
Причем, обе сразу,
И та, что жила у опушки,
И эта - проказа...

По правде, они надоели:
Ну, сколько же можно
Подряд за неделей неделю
Мне врать так безбожно,
 
Что будто бы век мой  безмерен,
А если...- не скоро.
Что будто последний мой берег -
Тропа от порога...
 
Утром  был разговор с отцом.  Немногословный, сдержанный в эмоциях, может быть, именно тогда он понял, что надо было бы рассказать детям  и внукам всю свою жизнь, без утайки  – чтобы не наступали на те же самые грабли, от которых он получил сполна, чтобы не мучились поиском ответов на  бесполезные вопросы. После отъезда дочери он  взял  общую тетрадь по 44 копейки  и начал писать воспоминания.
Все начало его жизни прошло здесь, в этой деревне, когда-то объединявшей  сразу 5 колхозов. Жили большой семьей под одной крышей в большом  дедовском доме, с другими папиными братьями и их семьями. Все были колхозниками,  кроме отца – тому, как самому грамотному,  доверили вести почтовое дело. Стал он, таким образом, первым интеллигентом в роду -  начальником почты. Семья разрасталась. Коля был старшим, за ним шли девчонки – Клава и Нина. Ждали еще мальчика, но родилась Аня, а мама  в родах умерла. В тот  яркий осенний день  первоклассника Колю вызвали с урока и отправили домой. Он долго не мог понять, что случилось, почему все кругом его жалеют, почему так много народу пришло к ним в дом и зачем надо запомнить тот холмик с крестом, который  появился возле церкви и лучше всего виден из углового окна их дома... Новорожденную Аню  удочерили дальние родственники и увезли из деревни. С ними  немного пожила бабушка, а потом, как ни оттягивал этот момент отец, в доме появилась чужая женщина с двумя своими дочками(про жизнь с мачехой  старались позже не вспоминать...) Надо было помогать семье. Летом рано утром  с мужчинами Коля отправлялся  за лошадьми, по 12-14 ребятишек собирались в бригаду  и  боронили  поля (они полностью обеспечивали в колхозе  подготовку земли  под посадки).  Зимой возили навоз. Перед самой войной за зиму и лето  парнишка зарабатывал  по 80-100 трудодней. Это было хорошее подспорье для семьи, ведь на трудодень  колхоз выдавал по 300-400, а иногда и больше, граммов зерна. Трудодни начислялись ему  и за то, что созывал колхозников на собрания или на заседания правления колхоза (правление находилось в доме бабушки, и часто с сестренками, лежа на полатях или на печке, они смотрели, как совещаются взрослые).
 
Не по летам ответственный, в школе Николай  учился хорошо. Нравилось, что мог  вместе с отцом,  получив   с пароходом почту, свежие газеты и журналы, прочитывать их первым, чтобы рассказывать потом в классе. Порой, по просьбе учителей, вел уроки. Потому после семилетки и в город уехал - учиться на учителя. Закончить педтехникум помешала финская война, а Отечественная в первый же месяц  оставила без отца – он был призван в действующую армию, воевал на Лоухском направлении  и скончался от ран там же, в госпитале.
Заонежье оказалось в оккупации, «под финнами»...Как выжили, согнанные из родных мест в  трудовые лагеря, под надзор полиции, старики, дети и подростки – в голоде, холоде и при непосильном труде?  Коля не о себе горевал – о сестрах. Чтобы поддержать их, придумал, как воровать из финского  склада продукты (у  врага воровать можно, убеждал себя  до щепетильности честный подросток). Совершили с надежными ребятами несколько  смелых вылазок...
 
Заонежье освободили  летом 1944-го,  и в действующую  армию Николая призвали уже на излете войны, зимой 1945-го.  На фронт не успел. Пока обучали воинской специальности в Подмосковье  - война закончилась. Демобилизовался  солдат раньше положенного  срока – по специальному постановлению:  в стране  не хватало учителей, требовались и не доучившиеся.
Направили на работу в свою же деревню.  Доучивался заочно. После окончания пединститута стал директором семилетки. Женился, невесту нашел за шесть верст – и катал потом разросшуюся семью  (да с коровой-кормилицей, да с тещей-помощницей) – по всей Карелии,куда посылала его Советская власть:директором большой средней школы в дальнее село, заведующим районным отделом народного образования во вновь образованный район, еще севернее - зампредом райисполкома, отвечающим за образование, культуру, здравоохранение.
Накатались, пока осели в столице. А  здесь ему предложили построить новую современную школу – с нуля и стать ее первым директором. Построил. И отдал своему детищу десять лет жизни, на сколько  хватило здоровья.
 
Сейчас отец  был на заслуженной пенсии. Хотя все, кто его знал, считали, что он, удостоенный почетных званий и наград, заслужил не эту пенсию, которая была в рублевом эквиваленте равна пенсии уборщицы в его школе. Директор и уборщица – неужели нет между ними никакой разницы? Неужели всякий труд настолько уравнивается при начислении пожизненной пенсии? Ольга видела, как тяжело переживает отец эту несправедливость. Первое время ночами не спал. Но - ничего не говорил, ни с кем не спорил, так положено – значит, так и будет. За кого другого вступился бы, за себя – нет, никогда.
Родители всю жизнь жили очень скромно, как, впрочем, все их друзья и знакомые, как все вокруг. Вырастить и выучить четырех дочек в городе (а корову-то пришлось продать!) было нелегко. Но Советская власть помогла -  вырастили, выучили, всем, как хотели,  высшее образование дали, всех замуж  выдали. Теперь внукам радуются...

Ольга знала об отце одну тайну – он очень хотел сына. Был у них  Вовочка, до нее, да умер в младенчестве.  Родители навещают могилку на старом деревенском кладбище. Каким бы он был, когда бы вырос, ее старший брат? Как папа – кудрявый, с высоким умным лбом, обаятельной широкой улыбкой? Красивый был бы парень, гроза девчонок...Другого сына  родителям Бог не дал, а  дал – вслед за ним -  Ольгу. Так и стала она  для папы в одном лице и дочкой, и сыном.  Девочка-девушка-женщина  нередко проявляла мужской характер и в чем-то повторяла жизнь отца...
Узнав о размере папиной пенсии, Ольга посоветовалась с мужем и стала ежемесячно высылать родителям часть своей зарплаты.

Глава десятая.

Через две недели газета «Новости для всех» ответила на Открытое письмо журналиста  Леонида Гнетова в защиту Ольги Тюриной. «Не могу молчать» - так назывался этот ответ ее главного редактора. Не однажды повторив фразу «Да простит меня Ольга Николаевна, коль всуе упоминаю имя ее...», признавшись, что «лично против нее ничего не имеет и не имел»,  редактор объяснил, что «и не думал говорить о том, что она - плохой работник». Далее - цитата: «Речь в моем материале шла о том, что партия распихивает своих людей во все органы и в первую очередь туда, где есть возможность руководить...Партия никогда не сдаст занятых ею позиций». Он еще что-то говорил  о толкотне у партийно-хозяйственного корыта, вспоминал, что он сам – коммунист и даже очно закончил Московскую высшую партийную школу, удивлялся, как туда попадали  «такие дубины, что им и колы на головах тесать без толку».
Не о себе ли говорил? Ольга с трудом сдержалась, чтобы в свою очередь не отметиться в эпистолярном жанре на страницах газеты тиражем в почти 16 тысяч экземпляров. Ну да ладно, Бог простит.
 
Это был август 1990-го...  Перестройка общества на глазах превращалась в такой капитальный ремонт, что местом  обитания строителей, его проводящих,  становились, образно говоря, баррикады, их разъединяющие. Гласность - главное достижение перестройки - привела к возникновению  общественных объединений и политических партий, начертавших на своих знаменах слово «Против!» Большинство из них обзавелись собственными печатными органами и острие критики направили против партийно-советского аппарата. Власти пришлось заняться непривычным делом – она попыталась защищаться...

В  Озерском крае на тот момент была одна ежедневная газета на русском языке – «Ленинская правда»(традиционное для всей страны Советов название говорит само за себя). Три раза в неделю выходили газеты  на национальных языках и для молодежи - «Комсомолец»». Их издавало издательство  крайкома партии. Еще были районные газеты,  они издавались Госкомиздатом. Власть широко использовала возможность неограниченно влиять на содержание этих партийно-комсомольско-советских изданий (ведь и руководство их было  ей подотчетно – номенклатура!)

Но когда в стране появился Закон о печати – в июне 1990 года – началась совсем другая история.С принятием Закона возникла  необходимость регистрации печатных органов, встал вопрос об учредителях и издателях совместных изданий, их  равном вкладе в производство.
В этой ситуации редакции районных газет друг за другом  принимают решения об одном учредителе – Совете  народных депутатов. Самые смелые  заявляют о полной самостоятельности трудового коллектива редакции, рискуя оставаться единственными учредителями и издателями. Партийные организации лишаются  своего органа печати.
 
Что делать крайкому? Ольга Тюрина  переговорила с каждым из  двух десятков редакторов районных газет, с руководителями партийного издательства и Госкомиздата, подняла документы московского семинара с участием министра печати Полторанина и его заместителя, одного из авторов Закона о печати  Михаила Федотова. И поняла главное:  как было – уже не будет. Надо создавать свою, партийную  газету, если хотим в полной мере доносить до читателей  правду ...

Это предложение уже звучало на бюро крайкома партии 23 августа и на пленуме 15 сентября, где была создана инициативная группа по созданию новой газеты, но окончательное решения  не было. Политическая ситуация развивалась не в пользу партийных комитетов.  Поэтому один из пленумов был специально посвящен  обсуждению статуса газеты «Ленинская правда». И было так...

4 октября 1990 года, большой зал заседаний крайкома. Председательствует секретарь крайкома. Он докладывает, что из 108 членов крайкома  на пленуме присутствуют 57. Положение достаточно сложное, но кворум имеется. Приглашены некоторые коммунисты – депутаты.
Редактор газеты «Ленинская правда» опережает своим вопросом председательствующего, уже готового пригласить на трибуну докладчика:
- Я бы хотел узнать, кто принимал решение о проведении пленума?
Председательствующий «отбивает подачу»:
- Вам бы следовало быть на бюро, уважаемый... Вы, к сожалению, уже третий раз отсутствуете... С  этой инициативой вышел  секретариат. Известно, что на третьем пленуме, 15 сентября, члены краевого  комитета не вынесли решения  по форме взаимоотношений с газетой. А решение должно быть, особенно в нынешние дни: выступать нам учредителем или не выступать? Вот почему на ваше обсуждение выносится сегодня вопрос об учредителе газеты. Других вопросов не обсуждать. Есть ли  возражения у товарищей по повестке, которая предлагается? Нет? Утверждается.

Слово для информации предоставляется секретарю крайкома партии по идеологии.
-  Только что закончил работу пленум краевого комитета комсомола, который обсуждал проблемы, связанные с газетой «Комсомолец»,  - рассказал он. - Ситуацию, которая складывается в крае со средствами массовой информации, и в частности, с газетой «Ленинская правда», я бы назвал чрезвычайно сложной ...
- Вы знаете, что первое решение по газете «Ленинская правда» было принято 23 августа на бюро,  которое предполагало соиздательство трех основных учредителей – это Совет депутатов, Совет министров,  краевой комитет партии. В качестве учредителя предлагалось также  признать полномочия совета трудового коллектива газеты. На сегодняшний день заявку на учредительство подали все, кроме нас. Мы же решили посмотреть, как будут развиваться события. Сегодня ситуация иная, и нам надо определиться.
 
Секретарь по идеологии напоминает  участникам пленума, что краевая партийная организация  с 1918 года была одним из соучредителей газеты, что с 1974 года все краевые газеты выпускались издательством крайкома КПСС, что во все три газеты вложены партийные средства, дотации Центрального комитета.

- Все это даёт нам сегодня право подтвердить наше учредительство газеты «Ленинская правда» и просить зарегистрировать ее от нашего имени. При этом мы предлагаем сделать это не только от имени крайкома партии, а в целом от краевой партийной организации, - заявляет  он.

В выступлениях участников пленума звучит неприкрытое недовольство  газетой и ее редактором. Преподаватель госуниверситета с трибуны  говорит, что «в последнее время «Ленинская правда» не тянет на правду.» Отмежевавшись от псевдокоммунистов, проявляющих «патологическую животную трусость,  душевный стриптиз, проституцию духа», чьи материалы публикует газета, от аппаратчиков старой формации, к коим она относит  и редактора,   она призывает  старых, истинных коммунистов стать учредителями газеты и вместе выкупить акции «Ленинской правды». Она выкладывает  на стол президиума свои  200 рублей и приглашает  присоединиться к ней выступившего до нее генерального директора бумагоделательного производственного объединения,  рассказавшего об экономической стороне выпуска газеты,  и всех настоящих коммунистов.

Спасать  «Ленинскую правду» призывает также секретарь парткома пароходства.
А известный тележурналист  высказывает  предположение, в корне меняющее заявленную позицию: если редакция отказалась сотрудничать с крайкомом партии, если она сама, единолично, хочет быть учредителем (имеет право!)  - пусть будет.

- У нас должна быть своя, партийная газета, - горячится Виктор Алексеевич.- А это и будет – «Ленинская правда», потому что, поверьте мне, редакция откажется от этого названия. И Совет  депутатов – откажется. Мы станем единственными учредителями, и это будет, повторяю, наша партийная газета.
 
...Ольга едва успевала записывать выступления. Надо было услышать все точно, чтобы ничего не переврать в официальной информации с пленума, которую она тут же должна отправить на  радио и телевидения, передать всем аккредитованным корреспондентам и вывесить на информационный стенд в холле первого этажа...

А что говорят юристы? Как они классифицируют возможные действия крайкома в отношении газеты?
- Думать надо о читателях и вообще о судьбе единственной  русско-язычной массовой газеты. Рискуем обрушить подписку, - утверждают юристы.
В разговор включается главный государственный арбитр:
- Политическая ситуация такова, что спор идет и о названии газеты. Надо понимать, что, видимо, краевой Совет не будет издавать совместную газету в соучредительстве  с какой бы то ни было партией. Поэтому – кто первый газету зарегистрирует, тот и будет под этим названием ее издавать...И о деньгах. Как член крайкома партии, я хочу сказать, что  партийная организация не сможет финансировать газету, если не будет ее учредителем. Сегодня у нас на балансе четыре издания. С 1 января ни одна из этих   газет финансироваться не будет, если мы не подтвердим свое учредительство. Редакции будут ликвидированы в установленном порядке. Существует такое законодательство, и я об этом должен сказать.

После этих слов в зале повисает  тишина. Потом звучит чей-то вопрос:
- А что, мы действительно опоздали с учредительством «Ленинской правды»?
- Пока это только опасения, - отвечает  председательствующий.
Главный государственный арбитр поясняет:
- Я сказал, что, может быть, мы опоздали. Газета должна быть зарегистрирована  с названием «Ленинская правда» в месячный срок, но она может быть зарегистрирована и на следующий день, после того, как принесут учредительные документы. Но в крае может быть только одна газета с этим названием.

Председательствующий:
- Завтра утром, если мы сейчас примем решение, я подписываю заявление на регистрацию. Есть предложение прекратить прения, все уже ясно.
Слово просит секретарь горкома партии:
- Вообще-то, товарищи, мы стоим перед большим скандалом. Может получиться так, что с 1 января в Озерском  крае не выйдет ни одна массовая газета...

Скандала не допустили: пленум проголосовал за то, чтобы подтвердить  соучредительство  краевой организации КПСС  газеты «Ленинская правда». Однако подтверждено и решение предыдущего пленума о создании группы для проработки вопроса о возможности создания новой партийной газеты.

6 ноября 1990 года правительство Озерского  края зарегистрировало  газету «Ленинская правда» как газету Советов народных депутатов края и краевой организации КПСС. Учредители:  Совет  народных депутатов Озерского  края, кабинет министров,  крайком КПСС, трудовой коллектив газеты. Выдано регистрационное свидетельство под номером 14.
Но уже 5 мая 1991 года газета сменила название, став общественно-политической газетой «Северный курьер», потом просто «Курьер Озерского края», а через десять лет вообще прекратила своё существование.Название «Ленинская правда» перешло к газете коммунистов, которая выпускается до сих пор. И только через три года  Совет народных депутатов края основал свою газету.

Глава  одиннадцатая.

Прошел еще один год трудной жизни  в стране, взвихренной перестройкой. Похоже, перестройка забуксовала или вообще пошла  не тем  курсом. Как по команде откуда-то свыше  набирала силу кампания  по выходу из  коммунистической партии -   за год численность коммунистов в крае уменьшилась более чем на 8 тысяч человек. Пополнение же было скромнее – всего 284 человека.  Это была открытая информация, ее  даже не пытались   скрывать, наоборот – это был повод к анализу ситуации. Партийные работники пропадали в командировках, на собраниях, разговаривали с людьми. Ольга Тюрина выпускала свою «Позицию», привлекая на ее страницы убежденных коммунистов. Хотя, конечно, что это была за трибуна? С тиражем в 2 тысячи экземпляров?..

Среди тех, кто вышел из партии, были и хорошие знакомые нашей героини. Взять хотя бы Леонида Гнетова... При  случайных встречах в городе  они не касались этой темы, чтоб не разругаться. В конце концов – это личное дело каждого. А если бы заговорили, как хотелось иногда Ольге, она сказала бы прямо, что  выход из  правящей партии сейчас, когда наконец-то все объяснилось  и планов впереди – громадье, бросить партию  в такое трудное время – это   предательство... Все-таки Ольга злилась– ну, нельзя же бессильно опускать руки! Надо бороться, чтобы  побеждать! Вместе! Сказывалось воспитание в комсомоле. Как говорил легендарный Николай Островский: «Только вперед! Только на линию огня! Только через трудности – к победе!»
      Трудностей было - через край. Пустые полки магазинов, огромные очереди за мясом, сахарным песком, крупами, товарами первой необходимости – да по талонам, как в войну...Задержки зарплат и пенсий... Но - прошел референдум, на котором при всем при этом население огромной страны подтвердило необходимость сохранения   Союза  Советских Социалистических Республик как «обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которых будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности». Уже готов был к подписанию проект Союзного договора...

Ольга знала о работе над этим чрезвычайно важном документе  практически из первых рук:  руководство Совета народных депутатов края переехало из  правительственного здания на главном проспекте города в большой партийный дом на улице Куйбышева, потеснив краевой комитет партии,  и  теперь она  могла запросто повстречать  губернатора в коридорах здания  или в столовой, за обедом. Видела в окно из своего кабинета, что часто приезжает, уезжает, из разговоров его окружения поняла, что, как и другие руководители регионов, почти всю весну 91-го он провел в Ново-Огарево, где в составе подготовительного комитета работал над проектом договора. В июне планировалось внести документ на согласование в регионах...

На 20 августа  было назначено  официальное подписание. Все шло к тому, чтобы мирно договориться со всеми заинтересованными сторонами о работе над ошибками, принять правильные решения, чтобы жить дальше в большой дружной семье  суверенных республик...

А 19-го августа  - ГКЧП. Роковое  событие, перевернувшее разом все в стране.
Не буди Лиха, пока оно тихо...
Августовский путч  окончательно развел людей по разные стороны баррикад, многих подтолкнул к решительным действиям. Ольга помнит это утро понедельника с «Лебединым озером» по всем программам телевидения ... Члены бюро собрались в кабинете первого секретаря, настороженные, встревоженные, с одним и тем же вопросом: «Что это? Почему?» Надо было объяснить людям, а у самих не было никакой информации. Торопились подготовить документ побыстрее, чтобы текст его попал в завтрашний номер ежедневной газеты. Тревожно, когда непонятно... До последней буквы Ольга помнит  обращение бюро крайкома к коммунистам, всем жителям края в этот  сложный момент, потому что сама участвовала в обсуждении  подготовленного  кем-то   текста, вносила в проект проголосованные правки. Помнит, как печатали, как бежала по длинной ковровой дорожке четвертого этажа к лифту, чтобы успеть отнести написанное в редакцию, в номер: надо  было успокоить людей, чтобы не наделали глупостей...

Главными в этом послании были слова: «Мы обращаемся к коммунистам, гражданам края с просьбой сохранять выдержку, продолжать честно трудиться каждому на своем рабочем месте. Крайком КП  потребовал от ЦК КПСС полной, достоверной информации о состоянии здоровья Генерального секретаря ЦК КПСС, немедленного изложения отношения ЦК к ситуации в стране. В этот судьбоносный для нашей Родины час стране нужны не забастовки, митинги, безответственные заявления, а мир, согласие и высокая ответственность за судьбу Отечества. Считаем еще более преступным усугублять и без того критическое положение в стране, крае».

Так что же это было? Википедия в Интернете  сейчас события 19-21 августа 1991 года излагает так: «Самопровозглашенный  государственный  комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) предпринял попытку отстранить  Михаила Горбачева с поста президента СССР, чтобы  сменить  проводимый им курс».

Википедия только констатирует: путч не удался – и  не дает оценок. Хотя, если быть честными, надо признать: попытка, конечно,  не  удалась, но только в том смысле, что она не удалась инициаторам. Те, кто разогнал гкчпистов, сделали за них всю задуманную работу и даже пошли дальше. И то - Советский Союз развален, Горбачев – не Президент, ЦК КПСС и другие высшие партийные органы, КГБ  – разогнаны, власть переменилась, коммунистическая партия объявлена вне закона.

 ...И вот ( не прошло и двух месяцев)  она стоит  на собственном балконе,  смотрит с пятого этажа вниз, во двор, переводит взгляд на четырнадцатиэтажку,  высящуюся  рядом. Голуби стайками срываются  с одного места  и перелетают  на другое. «Почему люди не летают? Почему люди не летают  как птицы?»  Вопрос Катерины из «Грозы» Островского возник в памяти  вслед за  убийственной информацией, только что прозвучавшей  из телевизора: 6 октября в Москве  с пятого этажа  выпал и разбился насмерть  бывший управляющий делами ЦК КПСС, 81-летний пенсионер Георгий Павлов.
Он был  предшественником  на  этом  посту Кручины, который также  при невыясненных обстоятельствах выпал  из окна служебного кабинета  на пятом этаже  26 августа, оставив на столе  толстую папку с документами о нелегальной коммерческой деятельности  КПСС и КГБ. В промежутке между этими «выпадами»  информагентства сообщили о самоубийствах  других высокопоставленных политических деятелей: маршала  Советского Союза  Ахрамеева и министра  внутренних дел Пуго, вместе с супругой.

Коммунистическая партия объявлена вне закона. Она, Ольга,  теперь тоже – вне закона.  Полная сил, знаний  и желания работать на благо своей страны – безработная. Как тысячи ее соратников, уволена «в связи с ликвидацией организации, по Указу Ельцина, пункт 1 статья 33 КЗОТ  РСФСР».

Нашли виноватых...

Ольга вспомнила, как в последний раз заходила в свой кабинет в крайкоме партии.
...Три дня накануне можно было  бы считать счастливыми – все плохое и непонятное позади. В четверг, 22-го августа, когда уже казалось, что в Москве прошёл пик событий,  Горбачёв вернулся из Фороса, а инициаторы путча арестованы и  все относительно благополучно завершилось, она взяла отгул на пятницу, чтобы съездить в деревню,  забрать  детей – начинался новый учебный  год. Поездки в родные места всегда были для нее праздником, особенно  в предосеннюю пору, когда за окном машины дразнили   пейзажи один другого краше. Неповторимый, уникальный край! А в этот раз и музыка из радиоприемника  сопровождала подходящая - Юрий Антонов  всю дорогу пел свой хит про родительский дом, в котором - начало начал...
Вернулись в город поздно вечером в субботу, и в  воскресенье  она пришла на работу – на  дежурство, за отгул.   Главная дверь в здание крайкома оказалась заперта. На ее настойчивые  звонки вышел постовой милиционер и как-то не очень вежливо посоветовал "уезжать отсюда немедленно".
- Мне же на дежурство, у меня рабочий день,- пыталась возражать Ольга.        - Кончилась ваша работа! Читайте газеты!- отрезал постовой.

Да, в дороге газет она не читала, отстала от жизни, а вернее, жила на полную катушку семейными радостями и проблемами. Поехали искать киоски.Хоть бы позвонил кто-нибудь из знающих...да на дачах все, без телефонов. И все-таки в понедельник к девяти надо выйти на работу!  По крайней мере,  затем, чтобы выяснить - как быть дальше?
Иначе как детективом дальнейшее не назовешь...
В понедельник  без пяти минут девять  муж подвез ее на машине к зданию крайкома на малой скорости. Увидели сигнальщика – заведующий сектором кадров стоял около кустов на перекрестке и жестами показывал:
- Проезжайте-проезжайте, мимо, вниз по Куйбышева, к Дому политпросвещения!
Проехали...Все – там! В зале ДПП  - весь аппарат крайкома и горкома партии, контрольная комиссия, работники партийного архива. Настороженные лица, потухшие взгляды. Ни одной улыбки, ни  шутки.
Представитель исполнительной власти зачитал Указ Ельцина о приостановлении деятельности  КПСС, юристы разъяснили   собравшимся процедуру  их увольнения  с упраздненного места работы и постановки на учет в службу занятости. Все партийные функционеры стали безработными.
    
Женщины уговорили ликвидационную комиссию, созданную по этому случаю в  мэрии, разрешить им забрать личные вещи из опечатанных  уже кабинетов.
Ольга  собирала свои блокноты,  книги и  канцелярские принадлежности под пристальными  взглядами  одной яркой активистки в зеленой кофте из «зеленого движения» и  двоих  представителей Народного фронта – почтенных ученых...Кабинет  вновь опечатали. Хорошо, хоть новые туфли  разрешили взять...

Ольга Тюрина  дисциплинированно подчинилась Указам  Ельцина, пополнив собой   растущие списки безработных. Но она не стала бросаться своим  партийным  билетом, как демонстративно, на всю страну и весь мир, сделал это первый Президент России. Сохранил  красную книжечку и муж Ольги, который гордился тем, что вступал в партию в «андроповский призыв»  и сразу принял  идеи  перестройки. В политических убеждениях они были едины. Жаль, сетовал Александр,  недолго поработал Юрий Владимирович, болезнь не дала. А как поддерживали  его начинания в рабочей среде!
 
...Александр  подъехал к дому на  своей старенькой «копейке», на обед, увидел жену на  балконе   пятого  этажа, какую-то совсем отрешенную от мира, поспешил к лифту. В руках у него что-то  пищало, шевелилось. Открыв дверь своим ключом,  позвал:
- Есть кто дома? Принимай, жена,  еще одну живую душу! Тоже  кушать просит!
И опустил на пол  прихожей маленький  мохнатый черный комочек. Щенок со смешными ушами и мокрым черным носом.
- Знакомься, это – Бимка! Нашли в трюме пришедшего судна. Стал песок разгружать, а он в ковше крана оказался.
- Са-ша!- протянула удивленно Ольга.- Ты чего это придумал?
- А  чтоб тебе одной дома не скучно было, - не терпящим возражений тоном объяснил муж.
И закрыл дверь на балкон.

Авторское отступление.
Через много лет состоялось заседании Конституционного суда Российской Федерации – по вопросам, касающимся деятельности и состояния КПСС в период, непосредственно предшествующий августовским событиям 1991 года и подписанию Президентом Российской Федерации указов (23 о приостановлении деятельности Российской коммунистической партии августа 1991 года), а затем о прекращении деятельности КПСС и РКП и роспуске их организационных структур (6 ноября 1991 года). В качестве свидетеля  на нем выступил академик В.Коптюг (лауреат Ленинской премии, вице-президент Сибирской академии наук). «Меня все время не покидала мысль, - заметил академик, - о нарастающем в нашем обществе синдроме обличительности прошлого, в результате чего нашу страну все чаще называют страной с непредсказуемым прошлым. Хотелось бы, чтобы оснований для такой характеристики в будущем не было, а для этого нам надо  научиться разбираться в настоящем, когда еще есть возможность  спросить с кого-то или со многих персонально, если их вина доказана в установленном законом порядке...Солидаризуюсь с позицией Высокого суда, если  она  правильно мною понята,  рассматривать соответствие конституционным нормам СССР и РСФСР деятельности КПСС и Коммунистической партии РСФСР в период, непосредственно предшествовавший  подписанию указов, а не за всю историю КПСС и ее предшественниц...
Да, в жизни партии было много страниц, тяжелых и трагичных как для самих коммунистов, так и для народа в целом. С этим надо последовательно, шаг за шагом разбираться, решая вопросы ответственности в рамках установленной законом процедуры. Хотелось бы, чтобы при этом не забывали, что процесс раскрытия таких страниц был начат самой партией еще на 20-м съезде КПСС...
Даже простое перечисление того, что делалось КПСС по ее демократизации, дает представление о масштабах демократизации жизни партии в период ее обновления.
Нет доказательств участия в августовском путче КПСС и РКП. Поэтому упоминание в Указе  президента августовских событий 1991 года как одного из обоснований прекращения  деятельности КПСС и РКП на момент подписания Указа было неправомерно. Не могу согласиться с теми, кто считает, что признание КПСС политической партией  является основанием для постановки вопроса об ответственности всех членов партии.  Если те, кто настаивает на неконституционном характере деятельности партии, располагают фактами и документами, свидетельствующими об антиконституционной деятельности конкретных  членов партии, ее руководства или аппарата, то именно в их адрес должны были быть направлены предупреждения о недопустимости таких действий и возможные решения судебных органов, а не ко всей многомиллионной партии. Судить же миллионы людей, не предъявляя конкретных обвинений конкретным людям, - значит, открывать дорогу правовому беспределу.»


Глава двенадцатая.

День начинается с шума воды в кранах.
Дом просыпается, полон людских забот.
Я – полежу. Мне вставать еще слишком рано.
Я помечтаю: вдруг  кто-нибудь позовёт.
Вспомнит, что есть ещё я в этом странном мире,
Вовсе еще не старая, что-то ещё могу...
Ну, например, обеспечить уют в квартире,
Иль поработать нянею, или сварить уху...

...Смотри-ка, начинаю писать стихи? Как бы стихи... От безделья? Нет, скорее – от невозможности сказать прямо и громко то, что чувствую сейчас вокруг себя. Я на самом деле теперь никуда не тороплюсь – некуда. Меня нигде не ждут. Не звонит телефон. Вчера  вышла из дому – погулять. Села в первый подошедший автобус, оказалось, что идет в центр. Хорошо, пусть, пройдусь по центральному проспекту. Лучше бы я этого не делала...Еще только завидев издали, знакомые и малознакомые люди стали переходить  на другую сторону улицы. Чтобы не встречаться... Совсем недавно они бежали мне навстречу и жали руку...
Ольга разговаривала сама с собой. Конечно, не в голос,  мысленно. Она сделала капитальную уборку в квартире, перестирала и выгладила белье, начистила кастрюли и сковородки...Попробовала читать. От газет отвернуло сразу  (как соль на свежую рану), литературные журналы ударились в развенчание кумиров и мифов недавнего времени  (что тоже не прибавляло оптимизма). Она решила заняться собой и наконец-то сходить к врачу.
В их новом районе города поликлинику еще не достроили, медпункт ютился  на первом этаже обычного жилого дома. В приспособленных под  врачебные кабинеты квартирах было тесно и душно, высидеть  свою очередь на приём сил хватало не у всех. Люди  нервничали, и от  того  чувствовали себя еще более больными. У Ольги разболелась голова, видимо, подскочило давление, и она вышла подышать на улицу. Было еще светло, хотя северный день таял быстро  и  в школе напротив уже зажглись окна.
Она вспомнила, что давно не была в школе. Дневники у сына и дочки  просматривала регулярно, там всё в порядке, четвёрки-пятёрки, тройки тоже бывают. Но давненько не приглашали на родительские собрания...Махнув рукой на очередь к врачу, Ольга направилась в школу. Уроки уже закончились, и в учительской почти никого не было, но она все-таки попробовала разыскать классного руководителя сына. 
Оказалось, у 7-г нет «классного». Не существует в природе, сказали в учительской,  не хватило учителей.
-  Хорошо, - не сдавалась Ольга, - а завуч есть в этой школе?
Завуч нашелся.
Но теперь в журнале не могли  найти ее сына. В списках не значился.
- Да как же так, - разволновалась она, - сын по утрам уходит в школу, после обеда возвращается, рассказывает даже что-то...да, про какую-то драку недавно проговорился...что это было?
В учительскую зашла математичка, услышала разговор, открыла журнал 7-г на своем предмете, показала: фамилия ее сына вычеркнута из списка.
-Почему?
- А мальчики сказали, что мама перевела его в другую школу...

Мама – это же она...Тут уж Ольга стала требовать директора и ему задала все свои вопросы сразу. Это нормально - всё, что она только что узнала? Как могло получиться, что  учителя списали её ребенка? Она никуда его не переводила! Как можно без согласия родителей выкинуть ученика на улицу? А как же закон о всеобщем среднем образовании? Ах, у вас – не простая школа, а лицей? Знаю, у вас в десятом учится моя дочь. Может, и дочь вычеркнута из списков?

Директор, обычно улыбчивый,  и в этой ситуации улыбался.
- Не волнуйтесь, мы разберёмся, наверное, у вашего мальчика что-то не сложилось с одноклассниками - вот, про какую-то драку же он говорил...Да, и классного руководителя нет...бывает...класс заброшенный...разберемся...

Ему было чрезвычайно весело, он даже хихикал, и Ольге подумалось –  узнал её. Он узнал её по пресс-конференциям и передачам на местном  ТВ – вполне успешную женщину, партийного работника  - и теперь злорадствует, радуется, что ей плохо. Ну, бывают такие субъекты...Ольга взяла  лист бумаги и написала заявление о переводе сына из этой школы - по семейным обстоятельствам. Едва удержалась от скандала, который точно «светил»  бы директору,  если  придать огласке случившееся,  даже в её нынешних  личных обстоятельствах. Понимала – скандал не лучшим образом отразится на дочери. А той еще экзамены сдавать...

Вернулась домой, объяснилась с сыном.  Николаша боялся признаться, что на самом деле побили его пацаны, шапку украли, портфель спрятали, что  уже целых две  недели вместо занятий в школе он катается по городу в тёплых автобусах. Зайцем.
Как жить дальше?
- Да ладно, вот нашла трагедию! С кем ни бывало! – муж, узнав о происшедшем, высказался довольно  снисходительно.- Я никогда не любил школу. Наверное, на учителей не везло.
«Мальчик в папу...» - не в первый раз отметила для себя Ольга. Во взглядах на воспитание и образование детей они расходились кардинально. Она, с её педагогическим образованием и родителями – педагогами, старалась бывать на родительских собраниях, начиная с детских садиков,  устанавливала сразу доверительные отношения с воспитателями и учителями,  помогала в родительском комитете. Заботилась, чтобы дети после школьных уроков  были заняты своими увлечениями,  ходили в кружки. Сынулю ещё маленьким определила в музыкальную школу (оказалось, что у малыша – абсолютный слух), он учился играть на скрипке. Дочь пошла по общественной линии – была активной пионеркой и немного занималась спортом – гимнастикой, фигурным катанием. Ольга старалась успевать с ними везде сама, иногда помогали бабушки,  но все это было до переезда в Северск. В Северске  все стали самостоятельными, потому что маме было некогда. «Но именно там сын полюбил кататься на автобусах, пропуская занятия в музыкальной школе...» - вспомнила Ольга. Музыкальную школу забросил...Отцу  было все равно.
Все её раздражение в тот вечер вылилось на мужа. Господи, сколько мужчин крутилось  вокруг нее! Чего она нашла в этом?



Глава  тринадцатая.

Был вечер субботы, накануне дня рождения мужа. Ольга только что вернулась домой - выписалась из больницы, где  целый месяц в неврологии лечила ногу. В день рождения  очень хотелось порадовать мужа чем-нибудь,  хотя бы вкусной едой, и она  задумала сделать праздничный салат. Для салата нужны вареные яйца, сказано в рецепте. «Да проще простого – сварим», - в предвкушении праздника, в домашней обстановке она почувствовала себя совершенно здоровой, способной на все, и  по обыкновению в таком приподнятом настроении стала напевать что-то бравурное. Протянула руку за  кастрюлькой  для варки яиц, но не увидела  ее на обычном месте и вспомнила, что перед уходом в больницу они   купили новый набор  кухонной посуды, а старые кастрюли убрали, чтобы увезти летом в деревню. Ольга  поднялась на стул,   полезла под самый потолок, где на верху шкафчика  стояла коробка со старой посудой. Новый ковшичек  висел под рукой, около плиты, но что-то пожалела  она его пока пускать в дело.

Встав на стул,  Ольга дотянулась до посуды и ...то ли   больная нога подвела, то ли ножка старого стула сломалась ...  но она очутилась  на полу, под столом, с острой болью от ушиба головы (видимо, ударилась затылком об угол стола). Первая мысль была - сознание  не теряла! Значит, все еще не так плохо. Лежать и не двигаться!.. Больше муж испугался. Особенно, когда увидел, что голова её - в луже крови...Бросился к телефону вызывать «скорую помощь».
«Скорую» ждали сорок минут...

Приехавший наконец  врач  сделал все, что возможно в домашних условиях и предложил, во избежание осложнений и  для исключения диагноза "сотрясение мозга",  проехать в больницу скорой медицинской помощи, к нейрохирургам. Там есть рентген, да и зашить рану надо.
В приемное  отделении   больницы «скорая» привезла ее около десяти вечера. Врач проводил  и оставил сидеть в коридоре около открытой двери пустого кабинета с табличкой «Приемное отделение». Кроме  Ольги и охранников, в отделении  никого не было. Через некоторое время появилась медсестра, пригласила войти в кабинет, записала  ее данные в  журнал и выдала  клочок бумаги - от руки написанное направление на рентген.

- Идите прямо по коридору, поверните,  там будет лестница, на втором этаже найдете рентгеновский кабинет. Сделаете снимок – возвращайтесь.

Медсестра  не спросила – сможет ли женщина  сама, одна пойти, найти, сделать, хотя та  и сказала, что повязка на голове закрыла ей уши, так что она  не может надеть очки, без которых очень плохо видит. Кроме того, больная нога  ее еще не позволяла совершать такие  пешие переходы, да еще с подъемом по лестнице. И давление было  под двести... Но это здесь, как Ольга  поняла, никого не интересовало. Медсестра занялась своими делами.

В пустых коридорах спросить было  не у кого. Если бы наша пострадавшая  не провела в стенах этой больницы  последний месяц, она бы точно не сообразила, где ей   найти рентгеновский кабинет. Нет худа без добра! Кое-как, держась за стенки,  доковыляла по предложенному маршруту,  ощупала табличку на очередной открытой  двери и обнаружила записку: «Я в ИТАР. Телефон  такой-то».

А что делать ей? Сидеть и ждать? Посидела. Подумала. Раз оставлен номер телефона, значит, по этому номеру нужно позвонить и сказать, что есть работа. Здесь.  Позвонила и сказала, что приехала по «скорой». Ответила женщина: «Закончу снимки и приду».
Посидела  еще. На кресле привезли молодого  мужчину, тоже с повязкой на голове. Привезли, как  поняла, его родственники. Кажется, все  они  были навеселе...
Пришла рентгенолог.
- А кто звонил?
- Я.
- Вы? Звонить по этому телефону может только медработник.
- Но меня послали  сюда одну. Надо было вернуться?
Молчит. 
- Да и в записке на двери про медработников ничего  не сказано...
- Знаете, - продолжала Ольга  налаживать контакт, - у себя на работе я тоже иногда оставляла такие записки, имея в виду, что  надо звонить, если я нужна...
- Проходите... - недовольно бросила в ответ рентгенолог. Как милостыню подала.
...Со снимком   возвращалась так же одна по пустым коридорам. Нейрохирурга в приемное отделение уже позвали, и Ольгу пригласили пройти в перевязочную. Минут пятнадцать, распростершись на операционном столе, она страдала  не от того, что делали  на  ее голове, а от боли в ноге, которая не давала ей  смирно лежать на животе...
Потом врач ушел, отдав распоряжение медсестре сделать  повязку. Казалось – не дождаться, когда же та подойдет.
Сползая со стола после перевязки, Ольга взглянула на руки: они были в крови. Попросила разрешения  вымыть, сообразив, что   в соседнем кабинете есть  раковина с краном.  Руки вымыла, а чистое ли лицо - не знает, нигде нет зеркала. У медсестры лучше не спрашивать. Дотронулась до щеки - кровь! На ощупь вымыла и лицо, и шею. Все-таки на улицу идти, чего людей пугать...
Полотенца не было. Так, с мокрым лицом, и ушла.
У выхода ждал муж.
- Плакала, - спрашивает, - или чего такая мокрая?
- Скажи  лучше - чистая ли, не в крови? А то и зеркала у них нет, да и медсестра - как бы  не женщина:  и сама не вытерла, когда повязку накладывала, и мне не подсказала...

Расплакалась  она  тогда, когда вновь почувствовала себя в родных стенах - то есть в собственной машине, где  ее никто не обидит. Пока прогревался мотор, пыталась рассказать мужу о своих  похождениях. Обижалась на  пренебрежительное к себе отношение.
 - А чего ты хочешь? Посмотри на себя со стороны! - остудил  ее муж.
И она  посмотрела: с марлевой  кровавой повязкой на голове, слепая, хромая,  без косметики, в свитере домашней вязки и неопределенно серых брюках  с пузырями на коленках, привезли на «скорой», в субботу вечером, может, вообще подобрали где на улице...Бомжиха… Чего с ней церемониться? И даже если не с улицы и вдобавок трезвая - она ж безработная...
- Вот если бы ты им свои прежние красные «корочки» показала! Тогда бы - дело другое!


Глава четырнадцатая.
 
Соседи принесли  письмо. Они только что вернулись из отпуска,  разбирали почту, накопившуюся за месяц (почтовый ящик был завален макулатурой),   и вот – письмо в соседнюю квартиру. Почтальон перепутал, видимо.

«Ольга Николаевна,  здравствуйте! Пишу в поезде (поехала за сыном), спешу ответить на Ваше письмо. Спасибо Вам за него, за поддержку. Я всю сознательную жизнь (сколько себя помню) надеялась только на себя и рассчитывала только на собственные силы, так что за малейшую поддержку очень благодарна судьбе и людям. Чувство локтя (или  надежной спины, наверное) необходимо человеку, который что-то пытается изменить. Спасибо. Спасибо, что Вы были редактором газеты и нам довелось познакомиться.
Я сейчас на таком перепутье жизни, что страшно осознавать. Все по новому, по новому кругу. Но! Если я не решусь, ведь не прощу себе: сын поймет, но не простит. Замучает совесть...

Похоже, с заводом тяжба началась надолго, мне же нужно спешить. В будущем году его (сына) уже можно будет не увозить. Уже будет достигнута точка невозврата. А это – единственный человек, который меня любит, верит мне, терпел, если я рвалась, а ему от этого рвения сил физических и душевных моих попадали только крохи. А я – во имя чего? кого? для него-то не смогу сделать?
Жить одним днем?.. Глупо, тупо и неразумно. Как начну думать, до хорошего не додумываюсь. Точнее, плохое перевешивает. Может, возрастное?

Везу документы в Прокуратуру, в Москву. Еще попытаюсь прорваться на Калинина, 27, выйти на комитет по материнству и детству (что-то в этом роде).
Ольга Николаевна, уважаемая! Я отправила в филиал Академии наук (лабораторию охраны природы) шесть писем. Юрию Александровичу,  помните, на слёте «зелёных»  выступал, первым? Получил он их? Я послала ему всё, что было по заводу, по нашему экологическому движению. По его просьбе. Попробуйте с ним связаться, Вам будет проще. Я Вас очень прошу. У меня и телефона нет. А я здесь в Москве ещё попытаюсь найти академика Яблокова. Почему молчат ученые?
Нужно успеть...
Татьяна»

Ольга сразу вспомнила Татьяну из  поселка  металлургов. Да как же забудешь ее, мчавшуюся в редакцию на сбор экологической группы на «Скорой помощи»? Один раз, правда, так было: опаздывала, автобуса не дождаться, вот и  подговорила водителя, и махнули за тридцать километров. Молодец женщина! С характером.  Сама местная, все беды своего поселка ощутила на себе. Сына спасти хочет. А  Сашке – еще дошкольнику -  уже снимали черноту с эмали на зубках...Татьяна понимает лучше многих, что флюороз калечит не только внешность, но проникает в кости...

Татьяна  собрала вокруг себя в поселке металлургов уже многих. Но другие многие считали, что она слишком категорична в своих требованиях  вообще  закрыть завод,  прекратить производство -  источник экологических проблем. Завод – единственный кормилец в округе. Работать станет негде...

Ольга перечитала письмо и поняла, что опоздала с ответом. Оно долго шло к ней, долго лежало в почтовом ящике соседей. Татьяна наверняка уже уехала из поселка совсем, она же торопилась увезти сына. Октябрь на дворе...

Ольга перечитывала письмо, раз, другой, третий...вспоминала...Да, было – боролись, не боялись, потому что верили: «наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами». Силу правды и права за собой чувствовали.
Вот, пожалуйста, еще одно письмо, с которым она не расстается,  носит в сумочке  теперь уже на случай  острой необходимости поправки настроения. Письмо от заслуженного педагога, семидесятивосьмилетнего директора школы-интерната: «Дорогая   Ольга Николаевна! Часто вспоминаю Вас и дома, и в беседах с людьми. Вы оставили о себе добрую память. А для меня Вы были словно родной дочерью, которую я крепко полюбил  за Ваш ум, прямоту, мужество в борьбе за справедливость, доброту. Время Вашей работы в редакции – это было счастьем для нас, кто хоть сколько-нибудь был связан с печатью. Вы умели с нами работать...Я уж не говорю о том, насколько приятно было встречаться и общаться с Вами, не случайно хотелось бывать в редакции и для меня она была как родной дом или учреждение, в котором я трудился. За все хорошее огромное Вам спасибо. С искренним уважением к Вам»

Глава пятнадцатая.
 
В статусе  безработного,  после  упразднения  крайкома партии, Ольга  Тюрина жила как-то по инерции. Денег на жизнь пока хватало – по закону в течение  полугода зарплату выплачивали прежнюю. Правда,  новую работу никто не предлагал...Она занялась семьей и даже записалась на курсы финского языка.
Однажды на автобусной остановке  – ждала автобуса ехать на занятие – на стенде увидела объявление: конкурсная комиссия, образованная в Совете народных депутатов,  объявляет среди журналистов конкурс на пресс-секретаря. Что-то всколыхнулось в душе, но сразу и унялось...«Не для меня, - подумалось ей, - На мне – черная метка». Вечером, вернувшись домой, рассказала про объявление мужу, так, между прочим. Но Александр заинтересовался.
- Почему бы тебе  не попробовать? Столько училась, работала практически в этой должности – кто  знает эту работу здесь лучше тебя?  В конце концов – не убудет от тебя, если даже просто попробуешь ...

Наутро она отнесла заявление в  канцелярию Совета. По срокам успела, но на одно место, сказали ей,  претендовали пятеро. Через несколько дней в почтовом ящике нашла письмо – приглашение на заседание конкурсной комиссии.
3 ноября она увидела своих соперников воочию. Среди них не было известных в республике журналистов. Что удивило - все мужчины. Они входили по  вызову в кабинет, где располагалась комиссия, и выходили из него как-то очень быстро. Почему – Ольга сразу догадалась только про одного (похоже, он был с похмелья). Про остальных поняла позже – слишком специфические вопросы о будущей работе задавали  соискателям должности председатель  и члены комиссии.  Понятно – здесь некому было бы учить новичка, работник требовался подготовленный.

Комиссия ждала, как покажет себя Тюрина. Бывший  руководитель пресс-центра крайкома  партии рассказала депутатам о проблемах, вставших перед властью  в связи с принятием закона о печати, предложила  свое видение путей  их решения. Старалась держаться спокойно, но чувствовалось, что волнуется, как на экзамене.  Приободрилась, лишь увидев  среди членов  комиссии бывшего  председателя Госкомиздата,  который  знал ее по работе в Северске. Еще одно лицо показалось знакомым – да, этот депутат совсем недавно  опечатывал ее кабинет в крайкоме...

...А на следующий день на планёрке депутатам представили  руководителя пресс-центра Совета народных депутатов Озёрского края – Тюрину Ольгу Николаевну.

Послесловие.

...Опять этот дом. И эта тяжелая дверь, надо поднатужиться, чтобы открыть ее. Опять это чувство, забирающее тебя всю и сразу – подтянись, распрямись, голову выше, смотри веселей, но и будь  серьезней. В этом доме работают государственные  люди. Умные, смелые и честные. Они – избранная народом власть. И тебя они впустили в свой круг. Ты теперь - на государственной службе! Цени!
Многие годы в этом доме, как и в стране, хозяйкой  была коммунистическая партия. Можно было бы и не говорить, что – коммунистическая, других в Советском Союзе у власти не было. Партия  власти. Люди относились к ней по-разному, но все-таки больше уважительно – все в стране зависело от нее.
Ольга Тюрина пришла на работу в свой старый дом, в старые стены, но при новой власти. Собственно,  власть-то, как и стены,  была прежней – советской, но из нее как бы вынули стержень, руководящую и направляющую силу – партию. Не стало единоначалия, а молодые ростки демократии еще очень робко  пробивались к свету...
Она  стала участницей и свидетелем  становления этой новой демократии, как прежде, сполна отдаваясь работе. И было рождение  парламентской газеты. И было развитие сети парламентских корреспондентов. И – новые и новые формы участия в законотворческом процессе общественных организаций и просто активных граждан своей страны.
Но были  также танки в Москве и расстрел Верховного Совета в октябре 93-го. Эти выстрелы докатились до самых дальних окраин страны. Накал московских страстей  привез в Озёрск  народный депутат, представляющий  в Москве Озёрный край, сумевший вырваться в те дни из осажденного Белого дома. Такой глубины переживаний, такого  острого разочарования в первом президенте России невозможно было представить в спокойном, по-северному хладнокровном и рассудительном человеке.
Ольга  организовала его   интервью парламентской газете и на местном телевидении. А  уже очень скоро среди строк, которые каждый день она выдавала «на гора» для журналистов, в средства массовой информации о работе парламента, появились строчки для себя:
А знаешь – я живу не здесь,
Не в этом городе, не с вами.
Я там, где за полями – лес
И плещут  волны меж камнями.

И ещё:

Я живу на распутье-
то ли там, то ли здесь...
С тем, кто,  может быть,  будет,
С тем, кто рядом, кто есть...

И  с некоторых пор растущее внутри нее чувство  сопротивления надвигающейся новой реальности  стало подпитываться новыми городскими картинками. Каждое утро,   направляясь на работу, Ольга проезжала мимо монументального здания бывшей типографии имени Анохина - известного   политического деятеля периода становления Советского государства. Типография уже давно не работала. А однажды  в дверных и оконных проемах на размещённых здесь огромных щитах  появилась реклама магазина.  На всех четырех этажах  прославленного   полиграфического предприятия теперь  развернулась торговля  товарами  обыденного спроса. А ведь именно в этих стенах  впервые были напечатаны  материалы апрельского пленума 1985 года - призывы к перестройке и обновлению общества,  дружно  поддержанные многомиллионной страной.  И никто не призывал тогда  закрыть фабрики и заводы, в том числе вот эту типографию, а вместо них построить магазины, целые сети, паутину магазинов...

Ольга ощутила почти физическую боль от увиденного. Прошлая жизнь, перечёркнутая новыми реалиями, новыми законами, которые  сейчас  на её глазах принимались в старых стенах и начинали жить по всей стране, болела в ней...Это были фантомные боли. Говорят, что такие -  не лечатся.

Надежда Акимова
2015 год