«Воркута ты, Воркута, сопочки с углями,
На хрена ты мне сдалась с длинными рублями…….»
Отец после освобождения из лагеря был невыездной, должен был работать в Воркуте по своей строительной специальности. Мать к нему уехала, а вскоре и я присоединилась к ним. Младшая сестра Нина осталась с Ленинграде в нашей старой квартире, она вышла замуж, родилась дочь Ирина. Я же, не закончив целлюлозно-бумажный институт из за несчастной любви поехала жить и налаживать здоровье и душевное состояние к родителям в Заполярье.
Папа мне в Воркуте сказал: «Бросила институт, не захотела работать головой – работай руками!» И я пошла на завод «Породоблок» температуромерщицей. Пропаривали строительные породоблоки для строительства домов. Пропарочные камеры загружали породоблоками и выдерживали при определённой температуре, определенное время. Порода эта – отходы от добычи угля. Из этой породы состояли строительные отвалы – копры их называли. Какая порода – не знаю, что-то типа керамзита, сыпучая. Эта вот порода шла на обработку. Её прессовали в блоки. Блоки использовали вместо кирпича, дома получались очень теплые.
Зиму я отработала, заработала денег на поездку к Славке в Соликамск. Он там отбывал, так сказать… в санатории отдыхал;) Я деду сказала: «Денег надо, хочу в Соликамск к любимому» На тот момент я полгода не работала. Лечили меня от любовного маразма. Мама меня колола, после гриппа была сильная интоксикация – типа послегриппозный энцефалит, голова болела, всё тело болело – полиневрит, сердце вообще отказывало. Гланды вырезали потом как источник инфекции. Но по дому всё делала… Да, так вот…. Дед ответил: «Денег не дам! Заработай и поезжай!». Там как раз перепись населения была. Переписчица сказала: «Молодая такая – не работает… Вот могу предложить: при сороковой шахте – завод породоблоков – нужен работник». Вот я и пошла. Собрала денег поехать на свидание к Славке в Соликамск – там лесоповал был. Но я же не жена – так что свидание – только общее. Вот сижу я, вот сидит Славка, а рядом надзиратель. Если даже руку друг другу протянем – нет, нельзя, он не разрешает. Чемодан набрала всего для передачи. Меня папа до Москвы довез и посадил там на поезд Москва – Киров, на Вятку и дальше – на Соликамск. В основном папа согласился, потому, что в Соликамске был ЦБК, а у меня ведь было уже пять курсов технологического института Целлюлозно-бумажной промышленности инженерно-экономический факультет. У меня было свободное распределение по состоянию здоровья, но я в Воркуту приехала – а там ведь этого ничего нет – там ни деревьев, ни лесоповала – тундра...
; И папа думал, что я может быть закончу там институт, он и повёлся. Оставался только дипломный проект. И я правда подала туда документы, и меня брали, и я могла бы там работать и учиться и защититься на производстве…И я бы закончила своё высшее образование… И они мой воркутинский адрес взяли, прислали положительный ответ! Брали меня на работу нормировщицей, давали общежитие, но это письмо получила бабушка – мама моя, и она его сожгла в печке, как будто оттуда не было ответа. И мать это сказала деду, уже когда Маша маленькая в школе училась. «Зачем же ты это сделала?:!».. «Куда ж ты больного ребенка собрался отправить?!» А папа бы на это пошёл, лишь бы я закончила! И Славка тоже начал писать деду, не только мне. Что куда ж я – нежное создание - приеду в этот страшный край… А мне нормально было – я несколько дней бродила по этому городу, в гостинице там жила. Мне там понравилось….
Я провела в Соликамске дней десять. Приехала я когда из Соликамска - была весна. Я вышла на работу на Завод породоблоков при 40-й шахте. Работа была очень тяжелая и грязная. Каждый час надо было мерить температуру в пропарочной камере. Для этого надо было выходить из каптерки и идти в большое помещение. Там было полно крыс… Надо было каждый час открывать дверь кочегару, он приходил вместе со мной и смотрел температуру. Температура зависит от того, как он шурует. Всё это происходило ночью. А днём там работала технолог – инженер. Она вводила новые технологии производства и задавала нам график поддержания определенной температуры на ночь. Коллектив – кочегары, рабочие – все бывшие зк. Руководящий состав – папины друзья, освободившиеся по 58-ой статье. Дед их всех знал. Как я вернулась, папа поехал в правительственный санаторий, в Кисловодск. Санаторий на горе стоял, очень хороший, под названием «Гайка» - с самолета виден был восьмигранник. Как папа уехал, мать пошла в руководство «Воркута Уголь» и объявила: «Чего зря сидите здесь – мой ребенок в такой грязной яме работает!» Те: «Как!? А что же Арнаутов молчит?» А дед молчал, так как я сама выбрала эту работу! Стеснялся, наверно…
На следующий день из руководства комбината «Воркута Уголь» было сразу три звонка с предложениями работы. Я выбрала Рудник. Рудник – это такой район отдаленный, через речку от нас. Контора МГК – мерзлотно-геологическая контора, отдел проектной конторы. Чертежи геологические там чертили. МГК занималось геологическими изысканиями на строительных площадках: определяли глубину зимнего промерзания, верхнюю границу вечной мерзлоты. Всё это нужно для того, чтобы правильно и безопасно строить в мерзлотных районах. Мы делали чертежи, наносили на кальку номера и глубину скважин, делали развернутые разрезики, чтобы видеть, какой там пласт, под строительной площадкой. Потом выносили на солнышко на рамке эту кальку и делали синьку (специальная синьковальная бумага была) – синюю копию – получалась розовая бумага с коричневым изображением (ну, как сейчас ксерокс). Складывали синьки, наносили на синьку зеленой тушью глубину зимнего промерзания и красной – верхнюю границу вечной мерзлоты. Складывали эти большие листы синьки в книжку и делали переплет отчета вместе с текстом, который приносили машинистки.
Начальник там был Водолазкин Михал Семеныч. Душа человек. Нашего деда друг. Пожилой, тоже по 58-ой. Интересный был мужчина внешне, но одноглазый. Ещё мальчиком ему закапали в глаза не те капли и выжгли глаз. Но это не мешало ему. Там ещё была и химическая лаборатория, маленький домик такой. Породы, что геологи набурят в полевыхусловиях, изучали там химическим путем. Нас, чертёжниц, было три человека: Алла Гуревич, Ольга Панько и я. Это и был отдел камеральной обработки геологических изысканий. Камералка – это была душа МГК. Коллектив был хороший, дружный. Дружила с одной девочкой, Люсей её звали – она в химлаборатории работала. Было полно молодых специалистов. Три Володи было – Пискунов Владимир Прокофьевич, Владимир Владимирович Иванов и Новиков Володя. Там был ещё главный инженер Лазебник – не помню, как зовут – очень за мной ухлёстывал. Ещё за мной ходил Володя Иванов – очень был красивый мужик и кобелистый. Он там со всеми того... Но ничего у них не получалось. Все три этих Володи были из Воронежского Университета. Мы знали всё про их жизни. У Пискунова там была любовь в Университете. Володя Иванов там со всеми девками поиграл, говорил – это я так делаю потому, что моя девушка вышла замуж, пока я здесь – вот и прочу всем жизнь– от него все девки брюхатые ходили… потом они все женились, я не знаю дальше про них.
Работа мне сразу понравилась. Мне очень было легко чертить. Я ездила туда или пешком ходила потом, когда в город переехали. Дорога была большая, снежная, идешь одна, или ещё кто тащится против ветра зимой. Была хорошая столовая на Руднике. Летом через реку Воркуту ходила моторка, а зимой – по льду, по тропинке. Так вся экспедиция ходила. В день получалось шесть километров – три километра туда три обратно. Контора стояла на берегу реки. Купаться ходили летом. И так каждый день. Больше уж гулять не хотелось...
Квартира в городе – папе новую дали – была шикарная – лучше у нас никогда не было. Газа не было, было центральное отопление и плита печная для готовки. В ванне дровами топился большой титан. Дровишки колотые папе привозили – был полный сарай, папа всегда их сам приносил в дом. Ванная была хорошая, большая, потом появилась даже стиральная машина! Кухня была большая, плита печная, на дровах, отделана была красивым белым кафелем, ещё стояла электрическая плитка, электрическая духовка и на худой конец – кирогаз . Но кирогазом не пользовались. Кирогаз – такой примус . А что такое примус, да? ; В примус наливают керосин, поворачиваешь винтик, поджигают сверху спичкой фитиль. Он шумит так: з-з-з-з-з-з- и коптит ужасно…. Кирогаз посовершеннее примуса – там открытого огня не видно. На кирогазе только белье кипятили иногда. Бачок был большой, очень тяжелый…. В центре Воркуты была эта квартира. Под нами был молочный магазин на первом этаже, рядом – универсам, напротив- универмаг, базар, рядом, чуть – чуть пройти – папин комбинат «Воркут Уголь», а напротив – кинотеатр «Родина».