Матвей Петрович и Марфа Ивановна гл. 5. В деревне

Лилия Синцова
Когда Лидия и Марфа Ивановна вошли в дом, дед Матвей лежал на кровати и тихонько постанывал. При виде жены с медичкой стоны стали громче и продолжительней.
- Матвей Петрович, рассказывайте, что случилось с Вами, где болит? Сейчас я Вас осмотрю и послушаю. Марфа Ивановна, где у Вас можно руки помыть?
- Сюды проходи, Лидушка, эвонде за занавеску.

Наскоро вымыв руки, Лидия подошла к больному. Она сама недомогала после тяжёлой и бессонной ночи. Но долг есть долг, и она обязана придти на помощь больному.
- Показывайте, где у Вас болит? Живот? Сердце?
- Всё, Лидушка, болит, везде болит, помираю я, Лидушка.
Марфа Ивановна взвыла:
- Мотенька, не помирай!

- Да уйди ты, Марфа, отседова. Ты мне ма;леньку вчерась пожалела, а я бывает от того и заболел, што не опохмелился. Организьма, она своё требует. А эта карга старая, - показал он на жену, - придумала меня от выпивки на старости лет отучать. Раньше надо было это делать, а она типериче вспомнила, што дедко много пьё. А, много ли я пью? Да немного совсем, токо по праздникам, ну ишо после баньки. Дак говорят, што Пётр Первый свои подштанники закладывал, штобы после баньки выпить. Ведь, Лидушка, люди говорят: «Год не пей, два не пей, а после баньки выпей». Святое это дело после баньки-то…

- Матвей Петрович, давайте по существу.
- Дак  я и так по существу. У меня типериче одна радость в жизни – выпить малёхонько. Спим мы с бабкой разных комнатах, в гости к себе она меня не пускает, а мне ново;й раз и захочетце кой-што, а она ни в какую, не даё и всё тут.  Слаб ты,- говорит -  типериче по мужской части, токо измаешь, - говорит - всю. Это я-то  измаю? Я ишо такого фору могу дать, ого-го.
 
И тут дед вспомнил, что он болеет и жалобно застонал.
- Ох, Мотенька, как поправишься, так сразу в гости приму, ты не помирай токо. А захочешь, дак сама к тебе приду.
Постонав, дед продолжил скулящим голосом:
- Так вот, Лидушка, не дала она мне ма;леньку, я и хлебанул нейного зелья с мухоморов. Не поверишь, Лидушка, всю ночь блазнило. И кого я только не видел, и всё-то наяву. А она, карга старая за стенкой храпит, да и только.
Марфа Ивановна метнулась за заборку, вытащила из потайного местечка бутылку с настойкой из мухоморов на водке. Она использовала её для натиранья больных суставов. В бутылке не хватало ровно половины.

- Лидушка, помрё, как есь, помрё, - взревела она. - Лечи него скоряе, што я одна-то делать буду?
Не обращая внимания на причитания жены, дед Матвей продолжил:
- Так вот, Лидушка, ко мне сначала мама-покоенка пришла. «Мотенька, - говорит она мне, - собирайся дитетко, я за тобой пришла». «Мама,- говорю я ней,- да ведь ты лет пятнадцать назад, как померла». «Да нет, - отвечает, - жива я». Я перекрестился, она и ушла. А потом, потом-то што было. Нечисть всякая ползла да щекотала, баба-Ега в ступе по избе летала, водяной из ведёрка выглядывал. Ой-ой-ой, помираю.
 
«Точно, галлюцинации были», - подумала Лидия. У неё душа была не на месте. Как там муж с больным ребёнком, но она терпеливо выслушивала старика.
- Сейчас, что болит, Матвей Петрович?
- Всё болит.
- Марфа Ивановна, принеси литровую банку кипячёной воды.
- Сейчас, Лидушка, сейчас принесу.
Бросила Лидия в банку несколько кристалликов марганцовки, размешала ложкой, чтобы те растворились в воде, и протянула розовый раствор деду.

- Пейте, Матвей Петрович.
- Это мне надо всю банку выпить?
- Всю.
- Всю  не осилить.
- А Вы не торопитесь, потихоньку. Надо же мухоморное снадобье из Вас выгнать. Марфа Ивановна, принесите ведро, сейчас Матвея Петровича рвать будет.
Дед Матвей, сидя на кровати, маленькими глоточками, останавливаясь и отдыхая по несколько секунд, выпил содержимое банки.
- А дале-то што делать?
- Проблеваться Вы должны. Вон Марфа Ивановна ведро принесла.
 - Дак не блюётце.
- А Вы запихните два пальца в рот, и нажмите на корень языка. Потом клизму Вам поставлю.
- Чего-о? Каку ишо клизму-у? – спросил тот, вынимая пальцы изо рта.

И тут началась чистка дедова организма. Сначала содержимое желудка вырывалось мощной струёй, потом его завыворачивало, и он содрогался всем своим худым телом над ведром. Потом вдруг резко вскочил и бегом ринулся из комнаты.
- Што это с ним, Лидушка?
- А это его понос пробрал Марфа Ивановна. И клизма не понадобилась, со страху, наверное. Это хорошо, пусть организм прочистится. Теперь ему можно только чаёк с сухариками, да жиденькую овсяную кашку.
- Да где я  те овса-та наберу?
- А Вы купите в магазине крупу геркулес – это овсяные хлопья, они быстро варятся. Засыплете в кипящую воду, пять минут покипятите и готово.
В комнату вошёл Матвей Петрович. Дрожащими руками он придерживал штаны. Вдруг он ойкнул и бегом ринулся обратно.
Когда деда отпустили и рвота и понос, он, измождено опустился на кровать, и сказал с укоризной жене:

- Видишь, чего содеяла со мной твоя жадность. Пошто ма;леньку пожалела?
- Мотенька, как поправишься, сразу куплю.
- Сейчас покупай.
- Тебе сейчас нельзя, только кашку можно, Лида сказала. Нутро  у тебя больное.
- Иди, сейчас же покупай, не то остальные мухоморы допью.
- Дак рано, ишо магазин закрыт, да и Лидии Васильевне домой надо, у неё корова, да робёнок больной.
- Да уйди ты, ради Христа с глаз моих долой. Поди дой свою козу.
- Охти-мнеченьки, про козу-то с твоей болезнью я совсем позабыла.
Марфа Ивановна ушла во двор.
- Лидия Васильевна, ты зачем меня такотки намучила? Ты пошто заставила челу банку марганцовки выпить? Пошто дедку дристать пришлось, думал всё нутро вывернет?
- Как это зачем, Матвей Петрович? А как бы иначе я из вас мухоморное зелье бы вывела? Вы же сами сказали, что галлюцинации были.
- Ох, Лидушка, по своей дурости я пострадал. Да не пил  я мухоморов, я в погано ведёрко половину натиранья отлил. Это я бабку хотел проучить, а ты меня проучила. Премного благодарен тебе.

- Матвей Петрович, а совесть у Вас есть? У меня сын больной, а Вы шутки шутить изволите. Больше к Вам на вызов не приду.
- Прости ты меня, Лидушка. Порато хотелось, штобы бабка испужалась за меня. Всё я для неё дедко, да дедко, а тут на тебе – Мотенька, как раньше. Не продавай  меня ей.
- Разбирайтесь сами, а я пошла. И так столько времени напрасно потеряла.
Выходя из избы, в сенях она столкнулась с Марфой Ивановной. Та несла кастрюльку с козьим молоком.
- Лидушка, спасибо тебе. Спасла дедка. Век буду Бога за тя молить.
- Да не за что, Марфа Ивановна. Я Вам дам несколько советов, их надо обязательно выполнять, а то Матвею Петровичу хуже может быть.
- Всё сделаю, как скажешь, Лидушка.
Лидия ушла. Марфа Ивановна процедила молоко, и принесла Матвею Петровичу чаю с сухариками.
- Мотенька, попей чайку, родимой, полегчает. Брюхо-то порато болит, али терпимо?
Матвей Петрович постонал для приличия и взял дрожащими руками чайную чашку. Расплёскивая, начал пить.

- Мотенька, опусти сухарик-то в чаёк, размокнет, мяконькой будет. Зубов-то у тебя во рту нету, эвонде на полке в стакане. Бывает принести зубы-то?
- Не надо, попью и без зубов. Дак купишь ма;леньку-то?
- Куплю. Только Лида, когды уходила, сказала, што тебе целой месяц нельзя в рот не капельки вина, а то пуще прежнего блазнить будё и брюхо завыворачиваё, и придётце тебя в больницу везти. Ты уж не обессудь, Мотенька, через месяц и куплю.
«Ну, Лидка, ну стерва, - думал про себя Матвей Петрович, - вот ведь, как отомстила, думал бабку проучить, а сам и попался».
- А в гости-то к тебе хоть не запретила прийти?
- Сказала и в гости нельзя. Ты порато большой стресс перенёс. Тожё месяц никакого напрягу тебе нельзя. Я те кашку овсяную буду варить. Ни жареного, ни печёного, Мотенька, ись  тожё нельзя. Лежи, да поправлейся.
- Шуня, дак я это шутейно.
- Как шутейно? Так блевать да дристать шутейно нельзя. Всё, боле ни каких разговоров, лежи себе, да отдыхай. Я уж робятам телеграммы хотела подавать, што батько при смерти. Спасибо, Лидушке, спасла.

- Да уж, спасла.
Лидия шла домой и улыбалась. Улыбалась солнцу, утру, тому, что сынок живой остался, что дед развеселил. Вот ведь старый, что удумал, бабку чуть с ума не свёл. «Будет тебе, Матвей Петрович, маленькая через месяц, - думала она. А я, я в рот больше ни капли не возьму, научена на всю оставшуюся жизнь. Чуть было ребёнка своего не пропила». Она чувствовала себя, словно заново родилась. Придя домой, Лидия увидела, что муж со всеми делами справился и корову подоил.
- Как Антоша? – спросила она у него.
- Поел каши и уснул, - ответил Егор.
- Пускай поспит, ему сейчас нужно больше отдыхать. Говорят,  когда ребёнок падает, ему ангел руку подставляет. Так и с нашим Антошей случилось. А ты почему не на работе?
- Да я отгул взял. Думал, что ты долго на вызове будешь, как детей одних оставить, Антошка слабенький. Жив хоть дед Матвей?

- Жив, жив, что ему сделается.
- Пойдём, Лида, чай пить, дети уже заждались тебя.
Только они сели за стол, пришла Анна Ивановна узнать как дела, проведать больного внука.
- Мама, проходи за стол, почаёвничай с нами, - пригласила свекровь Лида. – Проходи, проходи, с Антошей всё хорошо. Да не смотри так подозрительно. Не пили мы, всё, научены горьким опытом, думаю, что на раз откинуло. Правда, Егор?
- Правда, Лида.

И тут Анна Ивановна увидела белую голову сына. Она на какой-то миг даже остолбенела.
- Егор!?
- Да, мама, да. Для меня это был такой удар. Садись,  за стол.
За столом Анна Ивановна вспомнила про новость. Со вчерашними проблемами с ребёнком, она о ней совсем забыла:
- Лида, новость-то какая на деревне, не слыхала небось. Подруженька-та твоя Наталья, забрала робёнков и уехала от мужика.
- Как уехала. Они ведь хорошо жили.
- А вот так уехала.
- Да как же так? – сокрушалась Лида.
- Вот уж чего не знаю, того не знаю. Давайте, чай-то пить.