Отпустить мечту

Карина Василь
                Так бесконечна морская гладь,
                Как одиночество моё.
                Здесь от себя мне не убежать
                И не забыться сладким сном.
                У этой жизни нет новых берегов,
                И ветер рвёт остатки парусов.
                Слова М. Пушкиной для песни группы «Ария»

Автобусный тур Даниэль начался, похоже, многообещающе. Погода стояла довольно тёплая, люди в автобусе подобрались весьма доброжелательные. Или это Даниэль так показалось в эйфории предвкушения поездки. А тут ещё место рядом с ней оказалось свободным. На вопрос к гиду, почему пустует кресло, нервная женщина, постоянно поглядывающая на часы, сказала, что человек, как и некоторые другие, присоединится к ним в Минске. И именно в Минске ей будет подобрана пара. А до тех пор долгая поездка с небольшими остановками на обед и санитарные нужды, а дальше очередной долгий ночной переезд до границы. Кому-то пара уже была подобрана, кто-то ехал не один. Даниэль не собиралась расстраиваться. Она хотела передохнуть. Глядя в окно на скучающих людей, их беззаботные и радостные лица, Даниэль невольно вспоминала свою жизнь.
Своё имя Даниэль получила благодаря беспокойному характеру своей матушки. Переживая в юности бурный роман с кубинцем, которого его страна забросила на учёбу в Москву, её мать на всю жизнь сохранила приятные воспоминания о страстном латиноамериканце, который неплохо говорил по-русски с забавным и трогательным акцентом. И, когда через несколько лет она вышла замуж за отца Даниэль, она не стала называть дочь Леночкой, Наташенькой или Оленькой, какие тогда были распространены, а назвала более экзотичным – Даниэль. Страсть к экзотике аукнулась её матери, поскольку она вышла замуж за человека по фамилии Штегман, чьи предки были наполовину немцами, наполовину евреями. Что в отце Даниэль воплотилось весьма странной наружностью: типичное лицо древнего иудея-патриарха в обрамлении прямых светлых волос тевтонца, а в натуре его переплелись основательность немца с изворотливостью еврея. Однако это всё равно не спасло его и его жену от КАМАЗа, который однажды на обледенелой дороге смял в лепёшку их вместе со скромным BMW. Это было столь неожиданно, что Даниэль, которая тогда заканчивала институт и готовилась работать у отца на фирме, едва похоронив родителей, вышла замуж за однокурсника, которого совсем не любила и, как оказалось, совсем не знала. Рассчитывавший браком с ней поправить свои дела в надежде на богатое наследство, Михаил Кобелов был разочарован: всё дело держалось на отце Даниэль, все связи, все контракты – его заслуга. И, когда его не стало, всё пошло прахом. Он был стержнем, генератором, фундаментом и стеной, за которой в относительном достатке и покое жила его семья. С его смертью 90-е года широким шагом вошли в жизнь Даниэль. Ей ещё повезло, что она сумела сохранить квартиру на окраине Москвы и небольшой счёт в банке, чтобы не впасть в окончательную нищету. Неожиданное предложение однокурсника сразу после катастрофы всей её жизни показалось Даниэль неплохим выходом. Хотя она и не любила мужа, но посчитала, что должна его хотя бы уважать. Ведь он появился в самый тягостный момент её жизни. А Михаил, убедившись, что ничего сверхъестественного ему не светит, тут же заимел желание развестись. Но Даниэль уже была беременна. Недовольный Михаил решил повременить, поскольку алименты не входили в его планы. Плюс ко всему он до одержимости мечтал о сыне. Но родилась дочь. Первые годы, когда младенец не давал спать, а уставшая Даниэль уже не всё время посвящала заботам о нём, его благополучии и удобствах, заставили его просто возненавидеть свою жену. Упрёки и недовольства сыпались на измученную женщину потоком. Слухи о любовницах мужа её не трогали, потому что она была слишком усталой, чтобы ревновать или возмущаться. Тем более, что, едва отойдя от беременности, родов, бессонных ночей, пелёнок, бутылочек и прочих радостей досадовского периода ребёнка, Даниэль начала искать работу. Однако после полугодовых бесплодных поисков она вновь оказалась беременной. Что снова вызвало глухое недовольство мужа. Родившаяся вторая дочь его снова не порадовала, ибо завладевшая им маниакальная мечта о сыне вновь разбилась о реальность. А когда через несколько месяцев выяснилось, что новорожденная – тяжело больна, Михаил был взбешён настолько, что ушёл из дому и неделю ночевал неизвестно где. Доброхоты, внутренне ликуя, а внешне лицемерно сочувствуя, нашёптывали Даниэль о любовницах, у которых он ночевал, и друзьях, которые не прочь поддержать его материально. Хотя ей вечно недовольный Михаил всегда говорил, что зарабатывает мало, денег у него нет, а друзей, которые бы помогли ему с работой или деньгами она распугала своими беременностями, лекарствами и подгузниками. И, когда однажды лет через пять после рождения младшей дочери её муж объявил ей о разводе, она просто вздохнула с облегчением: наконец каждодневные придирки, недовольство, эгоизм, унижения и беспричинные вспышки гнева закончатся. Она с дочерьми вернулась на окраину Москвы и нашла работу с весьма маленьким заработком. А поскольку младшей дочери постоянно требовались лекарства, она подала на алименты. Несколько лет бесплодной борьбы, но она сумела выцарапать с него ежемесячную плату. Правда, радовалась она недолго: Михаил повернул дело так, что в качестве алиментов ей шли какие-то гроши. Без качественного лечения и нужных лекарств её младшая дочь прожила недолго: двенадцатый день её рождения Даниэль справляла на кладбище, украшая цветами её свежую могилу. Соответственно, дотации от мужа стали гораздо меньше. А тут ещё старшая дочь, видя, как мать возится с младшей, в юношеском эгоизме стала требовать подобного отношения к себе. Истинная дочь своего отца, она игнорировала то, что её сестре деньги требовались на лечение. Она хотела одежду, туфли, побрякушки, телефоны, планшеты и была весьма недовольна низкой зарплатой матери, которая не позволяла ей всё это иметь. Она всё чаще грозилась уйти жить к отцу, который за все эти годы ни разу её не навестил, хотя Даниэль вовсе не препятствовала его общению с дочерью. Михаил вообще забыл о ней, получив в новом браке долгожданного сына. Даже двух: его молодая и красивая жена родила двойню. Немного смущало, что при обоих темноволосых родителях дети получились блондинами. Но счастливый папаша игнорировал подобные домыслы. Жалевший в своё время денег на зимнее пальто для Даниэль, новую жену он забрасывал драгоценностями и подарками. Упрекавший Даниэль за то, что она не работает, нынешнюю жену он усадил дома, возил по курортам, водил по бутикам и салонам красоты и вообще запретил даже думать о работе. Он подарил ей квартиру, оформил на неё дачу и собирался передать половину своего дела, которое медленно приносило стабильный, хоть и небольшой доход. Такие мелочи, как планшеты, телефоны, бриллианты, машины, шубы, отдыхи на дорогих курортах каждые полгода – мечты его дочери, - на неё сыпались с завидной регулярностью. С восторгом нянчась с сыновьями, чьё отцовство с их возрастом всё больше вызывало вопросов, он совершенно не интересовался собственной дочерью, которая внешне была его точно копией. На все доводы и рассуждения матери, её доказательства, увещевания, уговоры, призывы подумать, дочь отвечала истериками и бранью. В конце концов она стала тайно от матери встречаться с отцом, который был этим весьма недоволен: дочь ему была не нужна. А та, вообразив, что они будут жить вместе, стала ещё более груба с матерью.
Но шло время, ничего не менялось. Через несколько лет Даниэль нашла другую работу, где умудрилась дослужиться до небольшого начальника, что давало пусть небольшую, но прибавку к её скудным финансам. Однако дома оставалось всё по-прежнему. Дочь, разобиженная, что мать не оплатила её курсы – бессмысленная, по мнению Даниэль трата, каприз и взбалмошность, которая не принесла ничего ни Даниэль, ни её дочери, кроме потерянного времени, а также поступление в институт, пошла на заочный, подрабатывая парикмахершей в дешёвом салоне. Такая жизнь ей совершенно не нравилась, и она устраивала матери скандалы и истерики с завидной регулярностью. Не считая мать за человека, она и мысли не могла допустить, что та, ещё нестарая женщина, тоже может нуждаться и в одежде, и в косметике, и в драгоценностях, и даже в простом человеческом тепле и мужской ласке. И поэтому известие, что её мать едет отдыхать одна, да ещё за границу, вызвало у дочери такую ярость, что она рванулась к отцу, где встретила его жену. Той все эти годы вовсе не улыбалось, что у мужа есть дочь, которая, со временем тоже может претендовать на его капиталы. Хотя он вовсе не собирался той что-то оставлять. А в нынешнем времени она считала, что эта девица отрывает кусок хлеба у её сыновей и дочери, которая родилась весьма крепкой и здоровой, несмотря на уверения женщины, что девочка недоношенная. Михаил тогда подсчитал сроки, весьма удивлённый рыжими волосами малышки. Но ничего не сказал. Только существенно урезал расходы жены. На её возмущение он холодно упомянул про анализ ДНК на отцовство. Женщина всё поняла и больше не поднимала вопроса о деньгах. И именно то, что она не может больше влиять на мужа, уже имеющего подозрения, её более всего злило.
Но теперь, когда на пороге стояла дочь её мужа, в отцовстве которой невозможно было сомневаться, вся досада на собственное положение вновь вернулись к ней. Глядя на его взрослую дочь, которая, однако, не бросила привычки таскаться к ним и клянчить деньги, она весьма резко ответила, что Михаила дома нет. Что ей самой тут делать нечего, и что больше ей не светит залезать в карман отца. Эгоистичная малолетка наткнулась на достойного противника. Тем более, что отец вовсе не жаждал обеспечивать великовозрастную алчную истеричку. Он уже некоторое время решал, как бы развестись со своей уже не столь молодой, как когда-то женой, лишив её не только сыновей, но и всех доходов, имея на примете молодую любовницу, которая очень хотела сменить свой статус на законную супругу. Тем более, что матерью от неё стать он не требовал, имея сыновей от второй жены. Скандал двух столь похожих женщин закончился потасовкой с расцарапыванием щёк и вырыванием волос. Победил опыт, благодаря чуть ли не каждодневным походам на фитнес и к маникюрше, в результате чего мышцы и ногти у второй жены были весьма серьезным оружием.
Побеждённая и выкинутая прислугой разъярённая девушка в бешенстве вернулась к матери. Но сорвать на ней зло не получилось: Даниэль, уже давно утратившая какие-либо иллюзии, её просто проигнорировала, оставив её исходить желчью в одиночестве. Ведь может она, хотя бы раз в жизни пожить недельку для себя! Её дочь считала это преступлением. Против неё лично. Но Даниэль устала оправдываться и приносить себя в жертву.
Все эти картины, воспоминания и мысли пронеслись перед глазами Даниэль. Глядя в окно на проезжающие машины, поля, деревья, Даниэль предвкушала новые города, других людей, впечатления и ощущения. В конце концов, её муж пусть делает, что хочет: он давно бывший. Его личная жизнь не интересовала её раньше, не интересует и сейчас. Дочь уже давно взрослая, может сама о себе позаботиться. Теперь время подумать о себе. Нет, она не планировала заводить новых знакомств или романов. Она хотела переменить обстановку. Ведь следующая поездка ей выпадет нескоро. Если вообще выпадет.



При въезде в Белоруссию пошёл дождь. Глядя сквозь мокрое стекло на серые тучи, на глаза Даниэль навернулись слёзы. Она была одинока и никому не нужна. Её весёлый в юности нрав, подвижная и порывистая натура, добрая и отзывчивая душа превратились в циничность, язвительность, безразличие и усталость. Пришло время возлюбить себя, если её никто больше не любит. Пришло время пожить для себя: для других она пожила достаточно. Пришло время забыть о других: про неё никто уже давно не вспоминал как о человеке. По приезде надо будет поставить перед дочерью конкретный вопрос: что та намерена делать дальше? Сидеть на своей шее Даниэль больше не была намерена ей позволять. Отцу та не нужна. Если дочь и дальше собирается вытирать о неё, Даниэль, ноги, то пора выбить это из её головы. Либо дочь начинает относиться к ней хотя бы как к человеку, либо пусть съезжает и снимает комнату в другом месте. Видимо, плохо, что Даниэль жалела её в детстве и не лупила, как многократно советовали ей сотрудницы на работе. Возможно, она добилась бы от неё если не любви, то хотя бы уважения, если не доброты, то хотя бы покорности. А не каждодневных упрёков, оскорблений и истерик. Или вколотила в неё то, что она не пуп земли, а её сестра была не на привилегированном положении. Что мать – не ломовая лошадь, которая живёт на этом свете для обеспечения потребностей своей дочери, а живой человек со своими мыслями, желаниями, мечтами и стремлениями. Что дочь должна быть хотя бы благодарна, что её не сдали в детский дом, когда её отец бросил их без денег с инвалидом на руках. Пора прекратить быть прислугой и взять свою жизнь в свои руки, перестать плыть по течению и подчиняться. Пора поднять голову и расправить плечи.
Даниэль вытерла глаза и углубилась в книжку, которую прихватила из дома. Однако долгая поездка утомила её, и она задремала.



Номер в гостинице был на втором этаже. Привыкшая к одиночеству Даниэль сама дотащила свою сумку до дверей. Строить глазки мужчинам, чтобы они донесли её багаж, она считала ниже своего достоинства. Отсутствие денег не сделало её сумку объёмной, и она ограничилась минимумом вещей.
Оценить достоинство номера у неё не было сил: едва войдя, она скинула потрёпанные кроссовки и растянулась на кровати. Раннее пробуждение, возбуждение, вызванное страхом опоздать на автобус, воспоминания, переживания и, ко всему прочему, долгая езда сморили её. И, не раздеваясь, Даниэль задремала.
Проснулась она спустя часа два. Тут же, скинув помятую одежду, она аккуратно развесила её в шкафу, предварительно слегка сбрызнув водой: до завтра отвисится. Поскольку группа выезжает рано утром, всех вещей она доставать не стала. Вытащила только мочалку и зубную щётку. Поставив сумку на кровать, чтобы обозначить своё место потенциальной паре, которая может появиться, она рассеянно поглядела на вторую, гадая, кого именно ожидать от турфирмы, и направилась в ванную, рассчитывая слегка ополоснуться, смыть с себя автобусный запах и усталость. Уже собираясь выходить, она направила душ на голову и, блаженно закрыв глаза, постояла несколько минут, наслаждаясь каплями, стекавшими по лицу. Наскоро вымыв голову, она взяла полотенце.
- Парень, кончай плескаться! – вдруг услышала она из-за дверей. – Мне тоже нужно в душ – воняю, как свинья.
Даниэль обернула одно полотенце вокруг своей пышной фигуры, а другим судорожно вытирала голову.
- Быстрее давай! – снова услышала она.
Поскольку она понятия не имела, с какой стати этот мужик кричит в её номере, кто он вообще такой и как себя с ним вести, Даниэль поскорее открыла дверь, вытирая голову, рассчитывая прояснить этот вопрос.
Рядом со второй кроватью спиной к ней копошился в своей сумке мужчина. Торс его был обнажён, а потёртые джинсы облегали крепкую задницу. Настороженно глядя на него, Даниэль прикидывала, как повежливее начать разговор, поскольку мужчина явно намеревался расположиться в её номере.
Словно почувствовав её взгляд, мужчина выпрямился и обернулся. Увидев Даниэль, он явно удивился. Потом на его лице отразилось смущение, а в глазах мелькнуло озорство.
- А где Даниэль? – спросил он, оглядывая женщину. Короткие тёмные волосы с проседью, некрасивое серьёзное лицо, изящные руки, тело, скрытое полотенцем, но явно не девушки, длинные стройные ноги – мужчина не мог понять, кто это. Может, любовница Даниэля, с которой он не мог жить в одном номере, чтобы жена не узнала? Да нет, вряд ли. Он бы точно эту суровую дочь деревенского молока и сметаны не выбрал себе в любовницы – слишком пышны телеса и слишком холодное лицо. Хотя, о вкусах не спорят – аппетитная для кого-то фигура, женщина в соку. Может, она в постели виртуоз. Представив её без полотенца, его кровь быстрее побежала по венам.
- Даниэль – это я, - сказала женщина. Она поправила полотенце, которое сползало с её пышной груди, и тоже оглядела мужчину. Тёмно-русые длинные волосы, которые непокорными локонами обрамляли его лицо с тёмными глазами и коротким носом. Мягко очерченные губы так и манили их поцеловать. В голове Даниэль мелькнуло, что он напоминает ей актера из постановки рок-оперы «Иисус Христос суперзвезда» 2000 года: не так давно она наткнулась на нее в сети. Тогда ещё её позабавило, что Иуду играл лысый рокер в «косухе» и высоких «казаках», а Пилат пел оперным басом, что совсем не вязалось по стилю к этой пьесе. Широкие плечи мужчины, его крепкие руки с буграми мышц, «кубики» на животе и рельефная грудь со светлой растительностью – просто мечта любой одинокой дурочки. Всю безупречную красоту портили только шрамы по всему телу, разного вида, размера и давности. На одном боку был застарелый след от ожога. Относительно свежий порез тянулся от правого плеча через грудь к левому боку. Даниэль даже не собиралась задумываться о том, чем занимается этот человек.
А мужчина изумлённо смотрел на Даниэль.
- Вы? Но я думал…
- Даниэль Штегман, - спокойно сказала женщина и отошла, наконец, от двери ванной, пройдя в комнату.
- Алексей Буров, - машинально сказал мужчина, всё ещё не отойдя от удивления.
- Видимо, здесь какое-то недоразумение, - холодно сказала Даниэль. – В турагенстве мне сказали, что подберут пару в пути. Но я не думала, что это будет мужчина.
- А я думал, что Даниэль Штегман – это очкарик-ботаник, который из интернета не вылезает, - брякнул Алексей.
Даниэль невольно улыбнулась. Неожиданная улыбка преобразила её лицо, сделав его мягким и располагающим. Оно выглядело почти красивым. Алексей невольно залюбовался им, слегка улыбнувшись. Однако через секунду словно туча набежала на солнце: лицо снова стало холодным и замкнутым. Алексей поёжился.
- Нет, я не ношу очков. Хотя, иногда и нужно бы. А интернетом пользуюсь редко. Да и не юнец я зелёный, а зрелая женщина.
- Да, я вижу, - снова не удержался Алексей.
- Вы позволите? – спросила Даниэль, указывая на свою раскрытую сумку.
- Конечно, - ответил Алексей. Однако он остался стоять, явно не понимая, чего от него хотят.
- Мне нужно переодеться, - спокойно сказала Даниэль. Её тон был холоден и равнодушен. Но в нём явно проскальзывало нетерпение.
Алексей оглядел фигуру в полотенце и слегка порозовел.
- Извините. – Он обошёл её и направился в ванную, плотно закрыв дверь.
Даниэль проводила его взглядом и пожала плечами. Она достала длинную футболку, в которой спала дома, и скинула полотенце. Аккуратно убрав вещи, она достала книжку и залезла под одеяло.
Прошло несколько минут. Сон к Даниэль всё не шёл. Устав читать, она решила посмотреть телевизор. Но едва она взяла пульт, как из ванной раздался стук.
- Даниэль, вы не подадите мою сумку? – приглушенно произнёс Алексей из-за двери. – А то мне тоже придётся выйти в полотенце.
- Ну и вышел бы, - буркнула под нос Даниэль. – Я не девственница девятнадцатого века. Уж перенесла бы полотенце на мужской заднице.
Но она отложила пульт и взяла его сумку. Та оказалась неожиданно тяжёлой.
Постучав в дверь ванной, она протянула сумку, нарочно отвернувшись в другую сторону: если он собирался соблазнить её, демонстрируя своё обнажённое тело, его ждало разочарование. Даниэль вовсе не хотела легкомысленного флирта или романчика с красавцем в отпуске.
Как только руке полегчало, Даниэль вернулась в кровать. Взяв пульт, она включила телевизор. Через несколько минут Алексей вышел из ванной. Его мускулистое тело облегала тёмная майка, которая была ему явно тесна в груди. «Позёр», - подумала Даниэль. Почему мужчинам надо обязательно себя демонстрировать? Своё тело, кошелек, власть? А этот-то что хотел от неё? Зачем ему её поражать? Они знакомы пару минут. Неужели ему так свербит затащить её в постель? Однако внешне она ничем не выдала своих мыслей.
- Вы не против? – спросила она, кивнув на телевизор.
- Вообще-то, у меня сегодня был жуткий день, - улыбнувшись, сказал Алексей.
Даниэль равнодушно выключила телевизор, даже не взглянув на него, и вернулась к книжке.
Лицо Алексея снова удивлённо вытянулось. Обычно его обаяние действовало безотказно, что на мужчин, что на женщин. И в поездках он приятно проводил время, заводя знакомства и легко общаясь с незнакомыми людьми. Далеко не каждую женщину он укладывал в постель. Но каждый его собеседник проникался к нему расположением. А тут такой облом!.. И надо же, чтобы именно эту непробиваемую тётку подобрали ему в пару! Надо утром будет поговорить об этом с представителем турагенства. Пусть ему подберут кого-нибудь другого.
Он достал ноутбук и, пока тот грелся, покопался в своих бумагах. Потом неторопливо пробежался по некоторым сайтам, проверяя почту, и отключился.
Убирая свои вещи в сумку, он заметил, что Даниэль заснула над раскрытой книгой. Её лицо было спокойным, но печальным. Ни следа жестокости, безразличия или холодности. Только бесконечная грусть. Глубокая морщина, прорезавшая её лоб между бровями совсем недавно, разгладилась и уже не выглядела ужасающе глубокой, как Гранд Каньон до этого. Он смотрел на её умиротворённое лицо и удивлялся, как она не боится тут спать одна с незнакомым мужчиной в номере?
Он подошёл к кровати и взял в руки книжку. Добротный увесистый том. Публий Корнелий Тацит «Анналы. История» и Гай Светоний Транквилл «Жизнь двенадцати Цезарей». Он удивился. Сроду не видел человека, который бы сам, по доброй воле читал Тацита или Светония. Да ещё бы брал с собой в отпуск. Он перевёл взгляд на женщину. Во сне она снова улыбнулась той улыбкой, что улыбалась, когда он говорил о своём впечатлении о её имени. Он невольно улыбнулся сам.
Вдруг её лицо словно окаменело. Вся радость и теплота с него куда-то делись. Как будто кто-то изнутри задул лампу. «Саша», - сказала она и вздрогнула. Алексей тоже вздрогнул. Томик выпал из его рук и со стуком упал на пол. Даниэль открыла глаза.
- Извините, - сказал Алексей, нагибаясь за книжкой. – Я не хотел вас будить. – Он поднял книжку и положил её на столик рядом.
- Спасибо, - спокойно сказала Даниэль. Она проводила его взглядом.
Подойдя к кровати, Алексей улёгся и долго ворочался. Даниэль некоторое время смотрела на него.
- Спокойной ночи, - холодно сказала она.
- Спокойной ночи, - буркнул из-под одеяла Алексей.



Спал он плохо и постоянно просыпался, то ли от того, что спит в незнакомом месте, то ли от того, что рядом незнакомая женщина спит, как убитая – тихо, спокойно, умиротворённо и беззвучно. Его тревожило это спокойствие.
Проснулся он от чувства чьего-то неуловимого присутствия рядом с собой. Оглядев номер, он, однако, заметил, что кровать Даниэль аккуратно убрана, а из-под двери ванной виден свет. Умывалась Даниэль бесшумно и столь же бесшумно появилась в дверях уже одетой. Не глядя на Алексея, она произнесла:
- Можете не торопиться. Я узнавала – мы задержимся. Кое-кто из отставших еще не подъехал.
Алексей сел на кровати. В утреннем свете были ясно видны все его шрамы и потрясающая фигура молодого греческого бога. Даниэль скользнула по нему равнодушным взглядом и, прихватив косметичку, вышла. Алексей усмехнулся: потрясающее самообладание и непробиваемое спокойствие у его соседки. Обычно женщины, глядя на его тело, заходились в вожделении или хотя бы в экстазе, изнывая от желания потрогать его накачанные бицепсы или провести рукой по груди. Но реакция на него Даниэль была ему внове. Она его удивляла и разочаровывала. Да и женщина такая ему попалась впервые. Жаль, что она столь холодна и не идёт на контакт: всё же, неделю им придётся быть соседями, если он не попросит замены пары. Будет ли этим заниматься Даниэль, Алексей не хотел думать: уж слишком отталкивающее впечатление на него произвела эта женщина.
Приняв душ, умывшись и переодевшись, Алексей спустился в столовую к завтраку. Сверкающий зал с зеркалами во всю стену был полон, но места ещё оставались. Он огляделся. В дальнем углу за столиком на четверых сидели три женщины и оживлённо беседовали. С удивлением в одной из улыбающихся дам Алексей узнал Даниэль. По её похорошевшему лицу блуждала лёгкая улыбка, а губы раскрывались редко, чтобы прихватить какой-нибудь кусочек с вилки или непринуждённо сказать краткую ремарку. Две остальные дамы были явно в годах, о чём говорили их волосы, причёски и фигуры – лиц Алексей не видел: они сидели к нему спиной, а зеркало напротив не давало рассмотреть постоянно вертящиеся головы этих дам. Но на фоне Даниэль они выглядели как школьницы рядом с учительницей. Их громкий смех разносился по залу, а руки, мелькавшие во все стороны и отражавшиеся в зеркалах напротив, множа их, казались крыльями ветряных мельниц. Они говорили обе сразу обо всём на свете и, казалось, не слышали друг друга. Даниэль с лёгкой усмешкой наблюдала за ними, заканчивая свой завтрак. Она вежливо отвечала им, когда они к ней обращались. Хотя, пожалуй, им её ответ не требовался. Поэтому она, пряча улыбку, наблюдала за их беседой. Глядя на неё, Алексей подумал, что она явно забавляется чужим поверхностным суждениям и трескотней двух пожилых дам, вырвавшихся из рутины за границу. Однако, подняв глаза, она вдруг заметила его, который явно наблюдал за ней. Её лицо тут же окаменело, и всякая улыбка пропала, как снег весной. Даниэль вежливо распрощалась с дамами, которые, казалось, этого не заметили, и через другой выход вышла из зала. Алексей был удивлён: с чего это она бегает от него, как от зачумлённого? Может, она феминистка-лесбиянка, которая ненавидит мужчин? Додумав до этого места, он мысленно махнул рукой: он с ней жить не собирается и потому вникать в завихрения у неё в мозгах не его дело. Жаль, конечно, что эта женщина – его соседка. Но это же ненадолго.
После завтрака он разыскал гида и непринуждённо завёл с ней разговор, мгновенно расположив к себе нервную женщину. Поговорив недолго, он спросил её о своей паре. Выяснив, кто он и из какого номера, молодая женщина была удивлена:
- Да, госпожа Штегман уже говорила мне, что произошла неприятность: видимо, при оформлении документов её ошибочно приняли за мужчину, учитывая данные её фамилии и имени.
- Она так и сказала – неприятность? – Алексей был задет тем, что эта женщина его опередила. Однако, сам виноват: нечего было спать.
- Ну что вы! – улыбнулась гид. – Она очень мило поинтересовалась, не практикуется ли наша туристическая фирма ещё и в качестве брачного агентства. Или вы в её номере – бонус как новому клиенту. – Женщина усмехнулась. – Госпожа Штегман – очень милая женщина с забавным чувством юмора. Когда я принялась перед ней извиняться после того, как созвонилась с офисом в Москве и всё выяснила, она была очень смущена тем, что доставила мне лишние хлопоты. Чрезвычайно скромная женщина. К тому же, больше одиноких туристов нет, чтобы составить вам другие пары. А опаздывавшие – это семейные люди и молодожёны. Потому я могу предложить только доплатить за одноместный номер. Но она отказалась. Ей было весьма неловко, когда она говорила, что у неё просто нет лишних денег. Поменять вас с другими, для кого подобрали пару, я не могу: всё равно получится, что одна пара – это мужчина и женщина. Госпоже Штегман было всё равно. А вы – будете настаивать? – с тревогой спросила гид.
- Если бы госпожа Штегман была настолько приятным человеком, как вы говорите, - с досадой сказал Алексей, - мне бы, возможно, тоже было всё равно. Но, увы. Эта дама не произвела на меня впечатления. – Он лукаво улыбнулся гиду, нежно прикасаясь к её руке.
Та оглядела его.
- Может, вы слишком требовательны? – спросила она, улыбнувшись в ответ.
- Или госпожа Штегман не любит мужчин. – Алексей пододвинулся к женщине-гиду, пожирая её глазами.
Женщина-гид томно вздохнула, прикрыв глаза.
- Может, у неё не было причин их любить? – спросила она, глядя на Алексея из-под прикрытых ресниц. Её голос стал глубоким и волнующим. Алексей усмехнулся в свою очередь.
- Вы хорошо знаете Минск? – спросил он, беря её за руку. – Может, пока мы ожидаем отстающих, вы проведете для меня индивидуальную экскурсию?
Гид вздохнула и посмотрела на часы.
- Это будет быстрая и увлекательная экскурсия, - многозначительно сказала она.
Алексей галантно предложил ей руку, и они вместе вышли из гостиницы.
На центральной площади гид подошла к водителю их автобуса и о чём-то недолго с ним поговорила. После этого она и Алексей скрылись в его номере.
С другого конца площади Даниэль заметила эти манёвры. Она не была глупой и прекрасно всё поняла: брезгливое выражение промелькнуло у неё на лице. Затем она пожала плечами, взглянула на часы на башне на площади и в самом деле пошла осматривать город.



Через час автобус был уже заполнен. После суеты, связанной отъездом, с укладкой багажа опоздавших, разбирательством кто где сидит, автобус тронулся с места. Как Даниэль и предполагала, кресло рядом с ней занял Алексей. После нескольких безуспешных попыток вступить с ней в разговор, он переключился на соседей. Даниэль смотрела в окно на пробегающие зелёные поля, стройные ряды деревьев и наслаждалась красотами голубого неба и окружающей природы.
Небольшая остановка для быстрого второго завтрака позволила Даниэль размять ноги. Выйдя из автобуса, она заметила, что вокруг Алексея собралась кучка людей, с которыми он весело переговаривался. Его многозначительные переглядывания с гидом снова вызвали у Даниэль брезгливость. А нежные касания Алексеем рук дам и его деланная искренность к их трескотне вызывали у неё возмущение. Какое лицемерие! Но, одёрнув себя, она лишь крепче сжала губы, наслаждаясь одиночеством.



В автобусе она снова углубилась в чтение своего фолианта, не обращая внимания на манёвры Алексея, стремившегося в любом разговоре вставить слово. Даниэль предпочитала молчать и слушать. Хотя, его болтовня рядом с ней и отвлекала её от чтения.
Неожиданно краем уха она услышала его самодовольный голос:
- Прыгать с самолёта не так страшно, как с этажа так седьмого. Пока не видишь подробностей на земле – нет страха.
- А вы прыгали? – с благоговением в голосе спросила какая-то девушка.
- При моей работе я обязан прыгать и с парашютом из самолёта, и с зонтиком с десятого этажа, - все так же самоуверенно отвечал Алексей.
- А кем вы работаете? – спросила женщина в кресле сзади.
- Я каскадёр. – Даниэль искоса взглянула на нарочито скромно склоненную голову Алексея, приметив, однако, самодовольство в его глазах. Напустив на себя покров уничижения, он забавлялся благоговением окружающих женщин.
«Позёр, - подумала она. – Наслаждается вниманием к своей персоне. Все мужчины таковы: самовлюблённые эгоисты с раздутым самомнением? Боже, почему я не могу отдохнуть от этого? Конечно, назваться каскадёром – и внимание восторженных дур любого возраста тебе обеспечено, только выбирай, с кем кувыркаться. Почему ж ты не назвался рок-певцом или актёром? Фу, противно». И Даниэль резко отвернулась к окну, закрыв книгу у себя на коленях. Алексей заметил её движение. Взглянув на её отражение в оконном стекле, его удивило надменное выражение её лица. Однако он не стал задумываться, продолжая поддерживать ненавязчивый разговор с окружающими, изредка улыбаясь вернувшейся гиду, которая с понимающей улыбкой поглядывала на него. Даниэль перехватила этот немой диалог. Её передёрнуло. Но она сказала себе, что её мало заботит моральный облик посторонних людей, и не стала ничего говорить. Пожав плечами, Даниэль раскрыла свою книгу и снова углубилась в неё.



После довольно долгой езды и нескольких остановок в автобусе разгорелся спор почему-то на историческую тему. Алексей с удивлением слушал, как спокойно и аргументированно отстаивала Даниэль свою точку зрения, как сыпала цитатами неведомых ему авторов, как перечисляла историков, о некоторых из которых он не слышал. А когда какая-то матрона, недовольная тем, что её мнение оказалось ошибочным, потребовала разъяснения какого-то исторического факта, о котором, казалось, знали только они обе, Даниэль, непринуждённо повернувшись к ней в кресле, просто и доходчиво с налётом иронии изложила своё мнение, опираясь на общеизвестные факты, и предложила подумать. Она не твердила, как её оппонентка, что так может быть или не может быть потому, что так принято считать академической наукой. Не цитировала к месту и нет библию, не намекала на глупость оппонента. А, выслушав недовольное брюзжание, отвечала: «Считайте так. Я считаю иначе». И, в конце концов, симпатии даже тех, кто в истории не разбирался или не понял сути спора, были на стороне Даниэль. По итогам разговора один молодой человек попросил её сделать экскурс в королевские дома Европы. Алексей усмехнулся: обычай жениться между родственниками с благословения папы римского произвел огромную путаницу в родственных связях, которой позавидовали бы фараоны Древнего Египта, имевшие привычку жениться на сёстрах и выходить замуж за дядей и племянников. Ещё в школе Алексей бросил попытки разобраться, кто кому кем приходится. Особенно, что касалось двух ветвей дома Габсбургов – германских и испанских. Однако Даниэль, не моргнув глазом, забралась в дебри франкского государства и закончила современными монархиями Британии, Монако и Люксембурга. Молодой человек периодически сверялся со своего планшета с интернетом, который умудрился каким-то чудом поймать, когда хотел уточнить слово или название, и лишь удивлялся обширным познаниям Даниэль.
Алексей, весьма далёкий от истории и исторических династий, слушал её, открыв рот. Как рассказчик Даниэль не знала себе равных. Её повествование не было сухим и занудным, но плавным и законченным. Она к месту вворачивала исторические казусы и анекдоты, что снимало напряжение слушателей, возможно задетых собственным невежеством. Рассказ увлекал Даниэль. Её лицо было одухотворённым, а в глазах светилась мудрость. Плавные движения её изящных рук не были нарочитыми или навязчивыми, голос западал в душу.
Однако, когда рассказ окончился и эхо зачарованности стало затухать, Алексей снова увидел некрасивую женщину с застывшим лицом, которая молча смотрела в окно. Чары спали, сказка закончилась.
- Вы историк? – спросил Алексей, наклонившись к ней.
- Нет, - холодно ответила Даниэль, не поворачивая головы от окна. Алексей подождал.
- А откуда вы так много знаете? – наконец спросил он.
Даниэль помолчала.
- Я читаю с трёх лет, - ответила она неохотно. - И я вовсе не много знаю. – Она повернулась к нему и прямо посмотрела в его лицо. – К примеру, я не знаю, когда надо открывать парашют, когда прыгать из самолёта, или как обаять незнакомого человека, чтобы он тут же согласился со мной переспать. Хотя, - она презрительно оглядела его с ног до головы, - мужчина всегда готов – достаточно поманить. – Она отвернулась.
- Видимо, вы часто заманивали, раз так уверенно говорите, - съязвил Алексей, раздражённый её высокомерием.
- Нечасто, - спокойно ответила Даниэль. – Чаще приходилось отбиваться. – Она снова повернулась к нему и с неожиданной злостью сказала: - Мужчина же не понимает, что женщина может его не хотеть. Даже самый плюгавый лысый толстяк мнит себя Аполлоном и считает себя счастьем для любой женщины. И искренне удивляется, когда ему говорят «нет». – Она снова отвернулась.
- А лесбиянки вообще мало понимают мужчин, - произнёс взбешённый Алексей.
- Вы ещё забыли сказать, что я фригидна и с того мужиков ненавижу, что у меня климакс и с того без мужика маюсь, что я феминистка, - спокойно произнесла она, не поворачивая головы. Алексей чертыхнулся: быстро соображает. – Нового вы мне ничего не сказали. Но лишь подтвердили моё мнение о мужской ограниченности и самоуверенности. – Она повернулась к нему. Её глаза были пусты и холодны. Алексей поёжился. – Вам ведь никогда не отказывали, верно? – Словно подчиняясь гипнозу её глаз, он машинально кивнул. – И вчера ночью вам ведь хотелось затащить меня в постель? – Лицо Алексея удивлённо вытянулось.
- Я вовсе не хотел… - начал он, но Даниэль его перебила.
- Согласна, потом нет. Но сначала? – Она помолчала, глядя на него. – Впрочем, это всё равно. – Она спокойно отвернулась к окну. – Вы знаете, что вы привлекаете женщин, а ваша профессия привлекает глупышек ещё больше. И вы привыкли к женскому вниманию. Вам это нравится, вам это льстит. Вы не можете жить без этого, как цветок без солнца. Но, как и цветок солнце, вы считаете такое внимание само собой разумеющимся. А когда встречается человек, который к вам равнодушен, вы его оскорбляете. Ничего нового. За мою жизнь я к этому привыкла.
Даниэль замолчала, некоторое время глядя в окно. Потом спокойно углубилась в свой увесистый том. Молчал и Алексей, разозлённый её словами. Да кто она такая, что смеет с ним так говорить? Он хотел было уже поставить её на место какой-нибудь едкой фразой, но ему ничего не приходило в голову.



Весь остальной путь до Бреста он старался не заговаривать со своей соседкой. Женщина была о себе явно излишне высокого мнения. Её отстранённое поведение действовало ему на нервы, а спокойная уверенность в своей правоте бесила. Она была весьма вежлива, но уж очень иронична и язвительна, когда разговаривала с туристами-мужчинами, умело, впрочем, это скрывая. Однако её знания, уверенность и невозмутимость снискали ей уважение в этой маленькой группе. Хотя за её спиной над ней нередко подшучивали. Несомненно, краем уха она всё это слышала. Но её поведение не говорило, что она раздражена или задета этим. Она не добивалась внимания окружающих, поражая их воображение хвастливой ложью о себе или познаниями в том, в чем они не разбирались, не лезла со своим мнением, когда её никто не спрашивал, и кратко и чётко отвечала, когда требовалось её суждение. Она могла уступить место или очередь, не считая это каким-то из рада вон выходящим подвигом и без тени неудовольствия нянчила какого-нибудь ребёнка, пока его мамаша бегала в придорожный туалет. Казалось, она знала всё. А чего не знала, не стеснялась признаться, извиняясь за своё невежество.
На границе их группе пришлось постоять довольно долго: предыдущий автобус с туристами, видимо, вызвал какие-то проблемы: высадив пассажиров, он был отведён в сторону и подвергнут тщательному досмотру, вызвавшему нервные комментарии у группы Даниэль. Гид, пытавшаяся развлечь взбудораженных людей историями из своих путешествий и приключений как на границе, так и вне её, вскоре вышла выяснять, долго ли им ещё придётся стоять в ожидании неизвестно чего. Разговоры группы в её отсутствие разбились на отдельные темы, то повышая тон голоса, то снижаясь до заговорщицкого шёпота. Нередко Алексей позволял втянуть себя в пустые разговоры ни о чем, наслаждаясь кокетливыми взглядами молодых женщин и плотоядными улыбками дам в возрасте. Две старушки, которые познакомились ещё в поезде, поочерёдно рассказывали длинные и запутанные истории, смысл которых, казалось, был ясен только им одним. Краем глаза Алексей поглядывал на Даниэль. Углублённая в свой увесистый том, она как будто не замечала ничего вокруг. Хотя он неоднократно, как будто невзначай переводил разговор на серьёзных женщин, женский ум, холодный расчёт женщин при разводах и прочие глупости. Но Даниэль была спокойна. Она не отрывалась от книги. Рука, перелистывавшая страницы, не дрожала.
При оформлении документов Алексей заметил лёгкую растерянность Даниэль, оказавшуюся в новой для неё ситуации. Но она ни к кому не обратилась за помощью. Алексей видел, как решительно она общалась с таможенниками на странной смеси языков, переспрашивала, извиняясь за невежество, легко улыбаясь и располагая к себе безразличных чиновников. Это удивило Алексея: ему расположить к себе эту даму не получилось. Видимо, она включала свое скупое обаяние только тогда, когда сама этого хотела. Алексея это раздражало: он не привык быть ведомым.
Чуть позже, к облегчению Даниэль, автобус медленно тронулся через пропускной пункт, доставив небольшое развлечение группе лицезрением сначала белорусских, потом польских таможенников в салоне автобуса. Пытаясь завязать непринуждённый разговор с дамой, визировавшей паспорта, Алексей наткнулся на столь же холодный приём, как и оказанный ему Даниэль. Обескураженный, он, однако, не потерял своей самоуверенности, переключившись на молоденькую скромную девушку в кресле позади него. Та отвечала лишь смущённым румянцем и потупленными глазами, что явно забавляло Алексея и раздражало Даниэль. Она не могла понять, зачем ему было надо обязательно каждый раз доказывать себе свою неотразимость перед женщинами.
Въезд в Польшу окончился остановкой в Бяла-Подлеске. Что это такое было трудно разобрать – уже стемнело, и все устали от долгого переезда в автобусе. Даниэль игнорировала попытки Алексея помочь ей: она попросту не замечала его нарочитой галантности, которая не одну женщину заставляла трепетать и мнить себя особенной. Но Даниэль сама несла свои вещи, сама открывала двери и вовсе не пыталась выглядеть беспомощной дурочкой. Обескураженный Алексей молча злился, бурчал под нос и заносчиво пытался её задеть. Но Даниэль не обращала на это внимания, лишь вежливо осведомляясь, пойдёт ли он в ванную первым, будет ли смотреть телевизор, приглушить ли звук и можно ли выключать свет в номере. Алексей всякий раз был резок, что на фоне её спокойствия и вежливости выглядело форменным хамством. Но она и на такой само собой разумеющийся вывод не обращала внимания. Вся заносчивость и грубость как будто отскакивали от неё.
Перед сном Даниэль спустилась вниз и вышла на улицу в поисках какого-нибудь магазинчика, чтобы купить хоть что-то поесть. Минимаркета она не нашла, зато наткнулась на небольшой бар. Заказав кружку пива и лёгкую закуску Даниэль быстро утолила голод. Вернувшись в гостиницу, она постучала в свой номер. Ответа она не дождалась. Тогда она сама открыла дверь в тёмный номер. Вопреки ожиданиям, Алексей уже спал. Один. Глядя на его лицо, белеющее в сумраке, она пожала плечами. Неторопливо раздевшись, она бесшумно легла спать.
Утром Алексей встал раньше неё. Переодеваясь. Он смотрел на её лицо на подушке и удивлялся, куда девалась днём эта нежная, трогательная и несомненно прекрасная женщина, и откуда появляется эта холодная мегера, как только Даниэль просыпается. Его взгляд разбудил её, и вся трогательность сошла с лица, которое вновь сделалось привычно холодным и замкнутым. Не говоря ни слова друг другу, они молча привели себя в порядок и спустились к завтраку. Даниэль снова не дала себе помочь. Присоединившись к двум вчерашним пожилым дамам, она, не обращая внимания на Алексея, спокойно позавтракала. Через полтора часа автобус уже ехал мимо выгоревших полей Польши.



  Поездка через Польшу ознаменовалась не одним спором, в котором обнаруживались новые познания Даниэль, поражавшие Алексея. Она была начитанна, эрудирована, умна и скромна. И это тоже его раздражало, потому как он начал ловить себя на мысли, что слишком много о ней думает. А она, видимо, не думала о нём вообще, хотя весь путь они просидели рядом, а в гостинице спали в одном номере, кровати в котором были опасно придвинуты одна к другой. Его задевало её равнодушие, бесила её холодность. Но вместе с тем поражала жажда познания этой женщины. Когда не читала, она не сводила глаз с окна автобуса, любуясь сначала Беларусью, потом Польшей. Он видел, как вспыхивали её глаза, когда она видела какой-нибудь старинный дом. А при виде заката её лицо становилось задумчивым и грустным.
Когда они въехали в Прагу и гид проводила ознакомительную экскурсию, Даниэль задавала неожиданные вопросы, и в конце концов измученная гид спросила её прямо, чего она, Даниэль, добивается. На что та удивлённо ответила, что хотела бы знать то, чего не знала.
- Но всего знать невозможно! – воскликнула гид.
- Прошу прощения, - спокойно ответила Даниэль. – Я не думала, что спрашиваю что-то экстраординарное.
- Всё, что вы хотите знать, находится в интернете, - недовольно буркнула гид.
- Вы, несомненно, правы, - ответила Даниэль и замолчала. Но в воздухе так и повис вопрос: «А вы тогда зачем?». Гид сделала вид, что не поняла её. Невольно бросив взгляд на Алексея, она увидела выражение на его лице, словно говорившее: «А я вам о чём говорил?».
Когда после прогулки по городу усталые туристы стали расходиться по своим номерам, Даниэль подошла к гиду:
- Прошу у вас прощения. Видимо, я сегодня поставила вас в неловкое положение. Поверьте, я не собиралась вас подлавливать или унижать. Просто это моя первая поездка в жизни. И я многого не знаю. Прага как город мне совершенно неизвестна.
Пока она говорила, гид молча смотрела на неё, решая, смеётся ли над ней эта женщина или говорит всерьёз. Видя искреннюю озабоченность Даниэль, она решила поверить ей на слово.
- Признаюсь, за всё время у меня не было более дотошного туриста, - наконец сказала гид.
- Если меня занесёт, вы не бойтесь говорить мне об этом, - слегка улыбнувшись, сказала Даниэль. – Меня надо тормозить. Не всё, что интересно мне, может заинтересовать окружающих.
- Вы совершенно правы, - улыбнувшись, ответила гид.
Даниэль в свою очередь сделала вид, что не поняла её. И они расстались друг с другом, вполне довольные разговором, хоть и без особой теплоты.
Договорившись таким образом, Даниэль пошла к себе в номер. Там она застала Алексея, читавшего её книгу.
- Простите, - сказал он, когда она вошла. – Мне просто стало интересно, что вы читаете. – Он захлопнул книгу и положил её на столик.
- И как? – холодно спросила Даниэль.
- Я этого не понимаю, - искренне ответил Алексей. – Слишком заумно для меня.
- Видимо, это так, - всё так же холодно ответила Даниэль, и направилась в душ.
«Ах ты, чтоб тебя», - подумал Алексей. Неглупа, ловит намёки налету – это он ещё в автобусе подметил, - и за словом в карман не лезет. И при этом, вежлива, чёрт бы её побрал.
Зачем Алексею нужно было хорошее отношение к нему Даниэль, он бы не смог сказать. Но ему очень хотелось во чтобы то ни стало заставить эту упрямую стерву считаться с собой, заставить её восхищаться им, как все остальные до неё. Да, она права: ещё никто не смел пренебрегать им, и его коробило, что какая-то тётка посмела его игнорировать.
Даниэль вышла из душа и направилась к кровати. По всей видимости, она намеревалась провести вечер с книжкой.
- Вы не против поужинать со мной? – внезапно спросил Алексей, напряжённо глядя на неё. Видимо, его вопрос застал её врасплох: к его удовлетворению, она растерялась. Однако надо отдать ей должное, быстро овладела собой, кинув настороженный взгляд на него.
- Благодарю вас, но…
- Отказа я не приму, - самодовольно сказал Алексей. Её лицо окаменело. – Я прошу вас. – Он улыбнулся, и в комической мольбе сложил руки. – Ну пожалуйста. Я угощаю.
- Я и сама способна за себя заплатить, - буркнула Даниэль, раскрывая книжку.
- Не сомневаюсь, но мне было бы приятно…
- А что потом? – перебила Даниэль, вздёрнув подбородок.
- А что потом? – не понял Алексей.
- Чай, кофе, потанцуем или пиво, водка, полежим? – издевательски спросила она. Алексей чуть не задохнулся от возмущения. – Вам гид уже надоела? Или вы поспорили с кем-то из тургруппы?
- Да чтоб вас черти взяли! – разозлился Алексей. – Не собираюсь я покушаться на вашу бесценную девственность! Я хотел просто приятно поужинать! – Он помолчал, пытаясь взять себя в руки. – Не хотите, можете тут хоть протухнуть, старая дева!
- Не лучший способ добиться благосклонности женщины, - со спокойной усмешкой произнесла Даниэль. Его оскорбления она, видимо, пропустила мимо ушей. Казалось, ей доставляло удовольствие выводить его из себя. И Алексей снова задался вопросом, почему именно с ним она вела себя столь изощрённо. Хотя, если вспомнить автобус и всю дорогу, она так себя вела со всеми мужчинами. Ну, может с юнцами она была более резка, категорична и прямолинейна.  А его это задевает потому, что происходит часто. А часто происходит потому, что они, по сути, живут вместе. Чёрт бы её побрал.
- А мне не нужна ваша благосклонность, - буркнул Алексей.
- Зачем же приглашать меня на ужин? - Она, казалось, была искренне удивлена, и Алексей уже было открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь колкость. Но заметил какие-то чёртики в её глазах. Она просто смеялась над ним! Играла, провоцировала. Он сроду не привык к подобному способу отношений, и к своему удивлению он вдруг понял, что ему это нравится. Как перчик в пресном супе, как пузырьки газа в приторной газировке.
Бросив взгляд на её лицо, он невольно улыбнулся. Лёгкая улыбка мелькнула на её лице. Он не выдержал и расхохотался. Даниэль улыбнулась шире. И, как раньше, улыбка преобразила её лицо: оно стало мягким и милым.
- Почему вы так редко улыбаетесь? – наконец спросил он, успокоившись. Её лицо снова замкнулось.
- У меня мало поводов для улыбок, - холодно ответила она и прибавила: - Вы не ответили на мой вопрос.
Алексей внимательно посмотрел на неё. В этот раз она была серьёзна.
- Мне ещё не встречалась столь необычная женщина, - прямо сказал он. – Женщина, которая бы не хотела привлекать к себе внимание мужчин, кокетничать и заигрывать, которая бы была столь умна и независима, столь непомерно горда и холодна. Столь… - Он хотел сказать «столь одинока», но передумал. – Столь ненавидящая мужчин, что мне захотелось изменить ваше мнение о нас, хотя бы в моём лице.
- А ещё потому, что я, возможно, первая не подпала под ваше обаяние, и вас это задело, - удовлетворённо сказала Даниэль.
- И это тоже, - нехотя согласился Алексей. – Ну так как же?
- А вы не оставляете попыток, - холодно улыбнулась Даниэль.
- Я могу быть упрямым. – Его уже стала раздражать эта игра, в которой он чувствовал себя учеником или подопытным кроликом. Ему требовалось сначала привыкнуть к столь новому опыту отношений.
- Я тоже. – Даниэль прямо посмотрела ему в глаза. Неприкрытая сила сквозила в ней, что он слегка вздрогнул. – Но я не вижу смысла играть в баранов на мосту сейчас.  Давайте договоримся: если мне понравится – платите вы, если нет – я оплачу сама.
- Но вы… - Он хотел повторить слова гида, которые та произнесла ему о её деньгах, но Даниэль его перебила.
- Мои деньги – мои проблемы. Вы бы лучше побеспокоились о том, что и насколько может понравиться мне: как бы я вас не разорила.
- Не беспокойтесь. – Алексей криво улыбнулся. Проницательна, чёрт бы её взял.
- Ну, как хотите. – Даниэль прихватила свою сумку, и они вышли.



Вечером все уличные кафе уже не обслуживались. Поэтому, не слишком удаляясь от своего отеля, Алексей привёл Даниэль в небольшой ресторанчик, в котором по причине поздноты и удалённости от туристических маршрутов было мало народу: мужчина и женщина средних лет в глубине, пара громкоголосых мужчин почти что в центре, мужчина и две женщины недалеко от входа. Даниэль прошла до самого конца и выбрала самый тёмный угол, сев лицом к залу. Удивлённый её выбором Алексей сел рядом.
- И как вам место? – спросил он.
- Пока мне нравится, - ответила Даниэль.
Ресторанчик располагался на первом этаже довольно старого дома. Помещение было отделано деревом в охотничьем стиле: по стенам висели распятые шкурки животных, ружья, арбалеты, оленьи и кабаньи головы, чучело медведя, стоящего на задних лапах со злобно разверстой пастью, выступало из сумрачного угла. В самом зале царил полумрак от ламп в виде свечей и торшеров в виде небольших факелов на стенах. Картинки изображали различные сцены охоты. Даниэль с любопытством оглядывалась вокруг.
- Что будете пить? – спросил Алексей, открывая своё меню. Даниэль быстро пробежала глазами непонятные названия.
- Гранатовое пиво, - ответила она, открывая страницу с закусками. Ожидая от неё мартини или шампанского, в крайнем случае, бокала вина, Алексей пожал плечами. Он уже перестал предугадывать, что ещё скажет или сделает эта непостижимая женщина.
- Вы не против, если я закурю? – спросил он.
- А разве для курящих не отдельный зал? – Даниэль кивнула на стенку, из-за которой вился дымок. Расположенный под углом и огороженный ширмой меньший зал явно принадлежал любителям табака.
- Вот чёрт. – Алексей спрятал вытащенные было сигареты.
- Если вы хотите курить, мы перейдём туда, мне всё равно, - произнесла Даниэль. Подобная жертвенность удивила Алексея, но та тут же добавила: - Я даже, с вашего разрешения украду одну-две из вашей пачки.
- Вы курите? – Вот уж что не сочеталось с этой дамой, так это сигарета в её руках.
- Нечасто, - спокойно ответила Даниэль. – Я не завишу от сигарет. Могу месяцами не курить без последствий для себя.
- Везёт вам, - с завистью глядя на неё, сказал Алексей. – А мне при моей работе без этого никак.
Они поменяли столик и сделали заказ.
- А я думала, при вашей работе стресс снимают водкой, - продолжая начатую тему, сказала Даниэль, когда официант ушёл. Алексей посмотрел на неё. Нет, она не издевалась, не намекала, не язвила. Это был обычный вопрос.
- Если ты хочешь выжить после трюка, то пить до него – последнее дело, - закурив, произнёс он. – Дрожащие с перепоя руки, тяжёлая с похмелья голова никого не спасали и никому не помогали.
И неизвестно почему он стал рассказывать ей о своей работе, о трагических и комических случаях, что происходили с ним и его друзьями. Он рассказал ей даже то, чего не рассказывал никому: как долгое время покрывал своего учителя и наставника, когда тот сорвался и ушёл в запой после травмы, из-за которой уже не мог выполнять сложные трюки. А после выхода из него так и не излечился от алкоголизма. Боясь умереть от цирроза в больнице, тот умолял Алексея достать ему пистолет с настоящими патронами. В пистолетах недостатка не было, но патроны Алексей достал нелегально, чтобы нигде не засветиться. И после всего случившегося сам же и похоронил ещё нестарого человека. Даниэль слушала, не перебивая. Она не вскрикивала, не хватала его за руки со слезами на глазах, не заглядывала в его лицо с сострадательной миной и пустыми словами. Она просто слушала. И от её подобной безэмоциональности у Алексея словно прорвало шлюз. От работы он перешёл к своей жизни, учёбе. Его забавные рассказы о приключениях в Таиланде или Индии вызывали бледную улыбку на её губах. А ему так хотелось её порадовать, увидеть, как эта слабая копия изменится в ту милую и радостную улыбку, что так контрастно меняла её лицо.
Наконец он замолчал, докуривая очередную сигарету. Даниэль вытерла пальцы и тоже прикурила. Это было так естественно, словно они были сто лет знакомы.
- Я совсем заболтал вас, - сказал он извиняющимся тоном.
- Ну почему? – спросила она, наблюдая за поднимающимся дымом. – Мне было интересно.
- А теперь вы расскажите о себе. Ну хоть немного, - добавил он, заметив её быстрый взгляд.
- Боюсь, моя жизнь не так увлекательна, как ваша. Мои родители погибли в автокатастрофе. Сама я разведена, живу с великовозрастной дочерью. Вторую похоронила много лет назад.
- Простите. – Алексей в самом деле сожалел.
- Так что, я не девственница и не старая дева, как вы сказали недавно. – Она холодно улыбнулась, откинувшись на стул.
- Простите, - повторил Алексей. – Просто вы разозлили меня.
- Меня вы злили частенько, - парировала Даниэль, вертя вилку в руках. – Но я, кажется, не срывала на вас злость.
- Простите, - снова повторил Алексей. Даниэль ничего не ответила.
Он глотнул пива и затушил сигарету.
- А почему вы развелись? – спросил он.
Даниэль поводила пальцем по краю кружки.
- Зачем вам знать? – спросила она, не глядя на него. – К чему это праздное любопытство?
- Это не праздное любопытство, - ответил Алексей. – Я просто хочу понять, почему, если люди решили жить вместе, растить детей, они потом расходятся? Поскольку я хочу жениться один раз на женщине, без которой не смогу жить. Не только день, месяц или год, а всю жизнь.
Даниэль внимательно смотрела на него через сигаретный дым.
- Хорошо. Если вы хотите…
И так же, как слушала, без эмоций, упрёков, обвинений и жалоб она рассказала историю своего замужества. Оказывается, таинственный Саша, чьё имя вырвалось у неё в полусне, это её дочь, чьё поведение в сухом пересказе Даниэль показалось Алексею слишком фантастичным. Он не встречал ещё людей, которые бы относились столь неприкрыто враждебно к родителям, что их вырастили.
Рассказ был недолог и действительно был обычен и обыден. Но его пересказ словами Даниэль – без прикрас и фантазий, желания вызвать жалость и сочувствие – потряс его ещё больше. Он смотрел на эту спокойную женщину, перенёсшую внезапную смерть родителей, крах их бизнеса, предательство бывших компаньонов отца, суды, «братков», долгое время переносившую болезнь дочери, отчаяние от невозможности ей помочь и пережившая, в конце концов, её смерть, существовавшая в атмосфере лжи, эгоизма и предательства, и не мог ей не удивляться. Теперь он лучше понимал её отчуждённость, стремление к независимости и её нелюбовь к мужчинам. Ей действительно не за что было их любить. Поскольку за всю её жизнь они хотели только иметь от неё что-то, ничего не предлагая взамен. Даже отец её мужа только похвалил того после суда, когда они выходили, что он сумел настоять на столь малой сумме алиментов, злобно бросив опустошённой Даниэль, что не позволит всякой бабе с её выродками сесть на шею его сыну. Как будто дети его сына – не его внуки.
Слушая её, ему хотелось её пожалеть. Но он видел, что она не даст ему этого сделать. Он понимал, что ей нужна реальная помощь, а не пустые ничего не значащие слова. Хотя сама она в этом никогда и не признается.
Даниэль затушила сигарету.
- Я не должна была вам всего этого говорить, - произнесла она. На Алексея снова повеяло холодом. – Вы мужчина. Вам этого не понять. А мне бы не хотелось, чтобы оставшуюся часть экскурсии вы смотрели на меня как на какого-то морального инвалида. Сама же я не хочу чувствовать себя неловко от того, что своей пьяной болтовнёй позволила открыть свою душу. Душу никогда и никому нельзя открывать. Поскольку всегда найдутся желающие в неё плюнуть. У вас вся жизнь направлена на поиск удовольствий. Какое вам дело до моих проблем?
«Снова здорово!» - подумал Алексей. Он разглядывал её в полумраке. Особенного опьянения, которое бы развязало ей язык, на что она намекала, он не видел. Да и пила она всего ничего. А ароматная жареная закуска и вовсе не должна была бы дать ей опьянеть. Только сейчас он заметил, что она не взяла ни одного салата. Она явно не сидела на диете. Да и вообще не обращала на себя внимания: за всё время он не видел ни разу даже помады на её губах. А одевалась она в какие-то бесформенные футболки и джинсы.
- Я рад, что вы мне рассказали, - сказал он серьёзно. Злости на её ершистость у него не было. Он понял, что это был её способ защиты. Видимо, если он сможет держать удар, она, в конце концов, изменит своё отношение к нему. А он уже решил, что заставит её относиться к нему иначе.
- Рады? – холодно удивилась Даниэль. – Почему?
- Я стал лучше понимать вас. – Он хотел было взять её за руку. Но она, словно предугадывая его желание, убрала руку со стола.
- И что же? Что это вам даёт?
- Не знаю, - искренне удивился он. – Но, повторяю, я бы хотел поменять ваше мнение о мужчинах.
- Боюсь, вам это будет трудно сделать. – Она потянулась к сумке.
- Вы хотите оплатить счёт? – спросил Алексей. – Вам не понравилось?
- Что вы! Я прекрасно поужинала.
- Тогда, согласно нашему уговору, плачу я. – Алексей потребовал счёт.
Даниэль не верила своим глазам. Она слишком привыкла к иному отношению к себе. Такая мелочь выбила её из колеи настолько, что она даже не запротестовала, когда Алексей невозмутимо оплатил счёт и предложил ей руку, помогая встать. Он взглянул на её лицо. Второй раз за день ему удалось поразить её. И ему даже не пришлось особенно напрягаться.
В третий раз он поразил её тем, что вместо «похода в номера», он пригласил её гулять по ночной Вацлавской площади в сторону Старой Праги. Огни фонарей бросали таинственные блики на её лицо, отражались в её глазах. Он не стремился больше взять её за руку, даже не прикасался к ней. Они молча шли рядом. Даниэль в восхищении рассматривала дома и архитектурную лепнину на них, искусно подсвеченную и придававшую таинственный и сказочный дух. Магазинчики для туристов работали даже ночью, и людей в них было не меньше, чем днём. Остановившись у яркой витрины, Даниэль рассматривала простенькое серебряное колечко с тёмным матовым камнем. Алексей наблюдал за ней. Наконец она вздохнула и хотела пойти дальше.
- Вы не зайдёте? – спросил он.
- Нет. – Даниэль стрельнула по нему глазами. – Я могу без этого обойтись. – И она медленно пошла дальше. Алексей оглядел дом, запомнил витрину и торопливо догнал её.
Попав на Староместскую площадь, Даниэль застыла. Ночью, подсвеченная со всех сторон, она выглядела иначе, чем днём. Теперь Даниэль не торопясь могла насладиться зрелищем башенных часов. Вспоминая объяснения гида, она поражалась гению средневековых мастеров, которые в примитивных условиях и простыми средствами создали подобный точный и до сих пор работающий шедевр. Она восхищённо рассматривала ряды часов и фигурки над ними. Её лицо перестало быть маской, оно выражало всю гамму чувств от восторга до благоговения. Незаметно для неё Алексей достал телефон и включил камеру.
Наконец холод пробрал её, и она бессознательно обхватила себя за плечи. Алексей тут же снял с себя куртку и набросил на неё. Всё ещё под впечатлением от часов и ночной Праги, Даниэль благодарно взглянула на него. Ему стоило большого труда не обнять её, когда он накидывал куртку ей на плечи.
Наконец она пришла в себя и оглядела его.
- Спасибо, - произнесла она, снимая его куртку. – Не стоило.
- Вы чёртова упрямица, - буркнул он, отстраняя её руки. – Вам же холодно!
- А вам? – парировала Даниэль.
- Переживу. – И поскольку она продолжала держать его куртку, он добавил: - Если вы её не оденете, я брошу её здесь. И мы оба замёрзнем. Зато порадуем какого-нибудь бомжа. – Он сложил руки на груди.
- А вы чёртов упрямец. – слегка улыбнувшись, сказала Даниэль, продевая руки в рукава его куртки. Невольно вдохнув его запах, она прикрыла глаза.
- Вы не устали? Может, присядем? – участливо спросил он.
- Пожалуй. Но ненадолго. Я бы не хотела, чтобы вы простудились, - ответила Даниэль.
Усадив её на стул уличного кафе, которые в этой части города не прекращали работать даже ночью, Алексей куда-то исчез. Даниэль вздохнула: ну и как это понимать? Через несколько минут официант поставил перед ней чашку с чаем и блестящий горячий чайничек.
- Но я не просила! – от неожиданности по-русски воскликнула Даниэль. – I am sorry, - обратилась она к официанту. – It’s mistake …
- Не ошибся, мадам, - на ломаном русском произнёс официант, ставя перед ней тарелочку с пирожным. – Заказ ваш спутник, - добавил он и отошёл.
Даниэль снова была поражена. Они об этом не договаривались! Она погрела руки о горячую кружку, но не притронулась ни к чаю, ни к пирожному.
Когда Алексей появился и сел рядом, она встретила его суровым взглядом.
- Что это значит?  - строго спросила она, кивнув на стол.
- Захотелось вас согреть, - весело сказал Алексей.
- Мы так не договаривались. – Даниэль начала вставать.
- Сядьте, - властно сказал Алексей. – Забудьте, наконец, что вы железная леди, побудьте немного простой женщиной, в конце концов! Ничего из ряда вон я не делаю. А это, - он кивнул на чай и пирожное, - не взятка, не оплата за будущие услуги. Это просто чашка чая, чтобы согреться, и пирожное, чтобы доставить вам удовольствие. Неужели вы никогда не расслабляетесь?
- Похоже, сегодня я только этим и занимаюсь, - пробурчала Даниэль. – Хорошо. Я соглашусь на этот десерт, если вы его разделите со мной. Ведь вы замёрзли больше меня.
Алексей закатил глаза. Даниэль пододвинула ему чашку с чаем и не притронулась к пирожному до тех пор, пока Алексей не допил её до дна. Только после этого она налила из чайничка новую кружку и принялась за пирожное, хмуро поглядывая на него.
В свой номер они пришли уже ближе к трём утра. Алексей вежливо уступил ей ванную комнату и даже не делал намёков о «продолжении вечера». Когда в душ пошёл он сам, Даниэль нырнула в свою постель.
Выключая свет, он услышал вздох Даниэль.
- Алексей, - сказала она. Он молчал. – Спасибо. Я провела очень хороший вечер.
- Я рад. – Он действительно был рад, что темнота скрывает его смущение: ведь ничего эдакого он не сделал, чтобы заслужить её благодарность.
- И я благодарна вам за то, как этот вечер закончился, - тихим голосом сказала Даниэль. – Наверное, я ошибалась.
- Наверно, - брякнул Алексей. Даниэль не отозвалась.
Подождав немного, он услышал её лёгкое и ровное дыхание.
А к нему еще долго не шёл сон. Он смотрел в потолок и пытался разобраться в себе. Оказывается, переубедить её было не так трудно. Но его почему-то это не радовало. Он доказал ей, что она неправа. Теперь можно забыть об этой холодной гордячке с болезненным чувством собственного достоинства. Но он почему-то не мог. Вспоминая её лицо перед часами, её восторг, радость, её растерянность и смущение, когда он отказался от своей куртки – вполне естественная вещь в данной ситуации, не стоящая упоминания мелочь, - он задался вопросом: а холодна ли на самом деле эта суровая женщина? И почему его так интересует, как она к нему относится?
Как и в ночь до этого, Алексей долго не мог заснуть. И как в ту ночь его одолевали вопросы. Но теперь они были другого рода: ему уже было мало доказать ей её ошибочную оценку мужчин. Ему зачем-то стало надо, чтобы она прониклась к нему расположением. Чтобы её губы с благодарностью, как сейчас, недавно, в темноте, на площади, произнесли его имя, чтобы он снова увидел румянец смущения на её лице, когда он оказал ей такую мелкую услугу, чтобы её глаза вспыхивали и смеялись, когда он поражал её или силился разобраться в её поддразнивании. С какой-то стати это стало для него важным.



Однако утром Даниэль снова стала сама собой: собранной, холодной, замкнутой и спокойной. Вчерашняя теплота испарилась из неё. Алексей хотел головой о стенку биться – что за непостижимая женщина! С какой стати она боится даже в отпуске, даже на день допустить к себе кого бы то ни было! Вчера им было так хорошо! А сегодня? Прямо Снежная королева!
А Даниэль была безупречна и безукоризненна настолько, что не позволяла себе даже искоса бросить взгляд на Алексея. Она не знала, чего ей ждать. Привыкшая к подлости и стяжательству, она ждала, что он выставит ей счёт. И хорошо, если бы это были деньги. «Кто девушку угощает – тот её и танцует» - она слишком хорошо это уяснила, когда после мужа пыталась наладить свою жизнь. Вчера Алексей не сказал ничего. Но, кто знает, может, захочет оплаты сегодня? Поэтому с самого утра Даниэль вела себя так, как в первые минуты знакомства. Чтобы о фривольности у него не было даже мысли, не говоря обо всём остальном.
А Алексей чувствовал разочарование и злость. Эта женщина еще вчера подпавшая, всё же, под его обаяние, сегодня ускользала, как песок сквозь пальцы. Получается, ему приходилось всё начинать заново. А ей самой не стоило никакого труда заставить его думать о себе постоянно. Что её, видимо, нисколько не беспокоило. И это, в свою очередь, приводило Алексея в бешенство. Он был недоволен собой, что так легко подпал под обаяние этой суровой женщины. Тем более, что никаких усилий она для этого не прилагала. Он был недоволен ею, что она сама не хочет даже дать намёка на то, что он ей понравился. Что вся вчерашняя теплота исчезла без следа, оставив по себе только смутное желание придушить её и разочарование, что он так глупо тратит с ней своё время. Какого чёрта? В этой группе полно заманчивых глупышек, которые бросали на него недвусмысленные взгляды. Он улыбался им, ловя в ответ их румянец. А дамам постарше, что тоже похотливо поглядывали на его потрясающее тело, - он дарил улыбки и обнадёживающие взгляды. Так какого чёрта он зациклился на этой одной стерве? Подумаешь, непробиваемая скала! Переживёт.



Экскурсия в Крумлов доставила Даниэль необычное удовольствие – Алексей видел, какой восторг вызывали у неё узкие улочки, небольшие площади, маленькие магазинчики в старинных домах, замки и памятники, как сверкали её глаза, когда она кончиками пальцев касалась старых камней, вытертых сотнями ног, как розовело и от этого хорошело её лицо, когда она шла между всей этой средневековой древностью. Трёхэтажный белый мост, по-видимому, вызвал у неё культурный шок: она остановилась и чуть было не упустила экскурсию, когда любовалась с площадки обзора на это сооружение. С неослабевающим вниманием она слушала гида, переходя в замке из одной залы в другую, разглядывая обстановку горящими глазами, вдыхала, прикрыв глаза, запах дерева и лака в убранстве. Напряжённо она разглядывала портреты с курьёзными физиономиями дам и довольно привлекательными мужчинами, как будто хотела увидеть в них своих знакомых. Она подолгу задерживалась у витрин с безделушками, как будто хотела их запомнить на всю жизнь.  Позабыв о своём решении не думать о ней, Алексей даже снова достал свой телефон и снова незаметно фотографировал её. Гид поглядывала на него с понимающей улыбкой, но не оставляла тучного коммерсанта из Подмосковья, к которому вдруг прониклась пламенной любовью, узнав, что тот разведён и небеден. Она игриво прикасалась к нему и иногда интимно шептала ему что-то на ушко. А он под конец поездки по-хозяйски держал её за талию. Алексей усмехнулся предприимчивости женщины. А Даниэль лишь равнодушно скользнула по парочке глазами. Однако, когда Алексей не видел, она поглядывала на него, стремясь понять его чувства в этой ситуации. Но он был безмятежен. Только лёгкое облачко омрачало его лицо, когда он смотрел на неё. Даниэль видела, но не хотела давать надежду, опасаясь, во что это может вылиться.
Внезапно начавшийся дождь в конце экскурсии загнал всю группу под небольшой навес. Чтобы уместиться и не промокнуть, пришлось встать довольно близко друг к другу. Гид радостно кинулась в объятия своего бизнесмена, а Даниэль… оказалась рядом с Алексеем. Он решил не упускать такую возможность и прижал её к себе под предлогом защиты от брызг. Однако Даниэль в его руках была словно деревянная: напряжённая, настороженная и натянутая как струна. Он со вздохом отпустил её – легкомыслие и игривость мигом улетучились из его головы. Она слегка расслабилась, но всё же была настороже.
- Что с вами? – наклонившись к ней, спросил Алексей. – Что произошло? Я вас чем-то обидел вчера?
- Ну что вы, - несколько нервно сказала Даниэль. – Всё хорошо.
- Тогда почему вы так изменились? Мне показалось, вчера вечером я смог вас переубедить…
- То, что было вчера – прошло, - холодно перебила его Даниэль. – А сейчас я живу сегодняшним днём. И не думаю, что один вечер и одна беседа смогут поколебать меня.
- Вы невыносимы, - в сердцах сказал Алексей.
- А вы становитесь навязчивы, - неприязненно сказала Даниэль, отстраняясь. Тут же её плечо и бок намокли от стекающей с крыши навеса воды.
- Не будьте дурой. – Алексей притянул к себе Даниэль и начал снимать куртку. Даниэль вырвалась.
- Я не нуждаюсь в вашей помощи – я не калека, - прошипела она ему в лицо. – И не смейте меня снова шантажировать. – Она кивнула на куртку, которую Алексей уже наполовину снял. – А то ведь я могу и не поддаться.
- Вы хотите промокнуть и простудиться? – язвительно спросил разозлённый Алексей.
- Вы ставите меня в такое положение, что да, я хочу промокнуть. Только не терпеть вашу заботу.
- Терпеть? – воскликнул Алексей. – Да вы просто дура. – Он пожал плечами и надел свою куртку.
- А я никогда не утверждала, что я умная, - парировала Даниэль. – Была бы умной – получала бы Нобеля. Но я не позволю ни одному мужчине выставить мне счёт. Это унизительно. Кстати, сколько я вам должна? – Она с вызовом смотрела на него.
Алексей скрипнул зубами. Так вот за кого она его принимает! Ему хотелось ударить её, стереть с её лица это надменное и уничижительное выражение, заставить её глаза плакать от унижения, которому она подвергла его сейчас. Но тут он вспомнил её вчерашний рассказ и сжал кулаки. Он молчал, пытаясь успокоиться. Что бы там ни было, она не смела так обходиться с ним. Он ничем её не обидел. А Даниэль ждала. Понемногу страх охватывал её: вдруг цена будет неподъёмной?
- Благодари бога, что ты женщина, - сквозь зубы сказал Алексей. – Я не бью женщин. За твои слова тебя бы прибить было мало. Ничего ты мне не должна.
Он сжал зубы и отвернулся.
- Какое благородство! – издевательски произнесла Даниэль. – Спасибо, господин, что вы не побили меня! Весьма признательна, что вы оставили мне мою жизнь! Не делайте мне одолжений: я смогу дать сдачи.
Она отвернулась в свою очередь. Алексей взглянул на неё: её лицо было бледно, губы сжаты, подбородок непроизвольно подрагивал, а по щеке бежала одинокая слеза. Замёрзшая с одного бока, она обхватила себя руками, крепко вцепившись пальцами в плечи. Ну зачем она делает больно не только ему, но и прежде всего себе? Как она вчера сказала? Нельзя раскрывать душу – всегда найдётся желающий в неё плюнуть. Но если быть ото всех закрытой и видеть во всех врагов – рискуешь остаться одной. Впрочем, видимо, ей не привыкать. То ли её холодность сделала её одинокой, то ли одиночество сделало её холодной. То ли жизнь сделала её недоверчивой, то ли её подозрительность создала ей такую жизнь. Но из какого-то упрямства она явно не хотела ничего менять. Она уже, видимо, поставила на себе крест. Но почему? Конечно, она не девушка и даже не женщина первой молодости, но и не ветхая же старуха! На фигуре пусть и сказался возраст, но всё же она осталась довольно соблазнительной.  Пусть не красавица, но умеет ценить красоту, умна, и, возможно, не целиком заледенела. Хотя, последнее заставляло сомневаться. Так почему она считает, что всё у неё уже прошло?
Гладя на эту её одинокую слезинку, Алексей был в отчаянии. Не связывать же её, чтобы доказать, что ему от неё ничего не надо?
Он всё же снял куртку и одел ей на плечи, сильно сжав их. Даниэль попыталась вывернуться, но Алексей развернул её и неожиданно крепко прижал к своей груди, обнимая её. Та упрямо вырывалась.
- Успокойся уже, - шепнул он ей на ухо, переходя на ты. – Ты сама себе делаешь больнее. А мне бы этого не хотелось.
- Отпустите меня, - шипела она.
- И не собираюсь,-  пробормотал он. - Ты ещё простудишься. А потом заразишь меня. И кто будет за нами ухаживать? – Он попытался улыбнуться.
- Уж я точно не буду ухаживать за вами, - буркнула она. – Да и ни за кем вообще. Наухаживалась уже. Надоело.
- А я был бы рад ухаживать за тобой. – Он взял её лицо в руки и смотрел в её влажные глаза. – Но ты не даёшь.
- И не собираюсь. Новое захватывающее приключение вам бы понравилось в первые дни. Но, боюсь, эта игра вам бы наскучила со временем. Так что, не собираюсь давать вам ни шанса. – Она отворачивалась, пытаясь вырваться из его рук. Но Алексей обхватил её за плечи и прижал к себе.
- А я не буду тебя спрашивать. Иначе ты ещё бог знает что натворишь. Стой же спокойно.
Даниэль, выбившаяся из сил, опустила руки. Её голова покоилась на его широкой груди, его руки крепко обнимали её спину, его куртка грела её – чего ещё надо? Почему она не может позволить себе отпустить свои чувства и хоть ненадолго забыть обо всём на свете? Побыть просто женщиной?
Вдруг она вздрогнула: всякий раз, как она позволяла себе быть просто женщиной, всякий раз, как полагалась на мужчин, ей приходилось жестоко расплачиваться. И этот самовлюблённый образчик брутального самца – чем лучше? Взять с неё нечего, а в большую любовь она перестала верить ещё будучи замужем.
Алексей почувствовал перемену в её настроении, ощутил её отчуждённость и настороженность, снова проснувшиеся в ней. Но лишь крепче прижал её к себе. Нет, он не собирался так легко сдаваться.
- Можешь мне не верить. Чёрт с тобой. Но я не позволю тебе дальше себя хоронить.
Даниэль подняла на него глаза. Ледяной холод окатил его волной.
- Не позволите? – негромко, но спокойно и холодно спросила она. Он мысленно выругался. – А, позвольте вас спросить, кто дал вам это право?
Она осторожно высвободилась из его объятий.
- Повторяю, что я не нуждаюсь в вашей заботе, вашей опеке, в вашем покровительстве. Отпустите меня.
Он всё ещё держал её за плечи. Ему очень хотелось её встряхнуть, трясти до тех пор, пока из её головы не вылетят все эти дикие мысли и суждения. Что за идиотка упрямая!
А Даниэль не узнавала себя: повесилась на шею мужчины, которого знать не знает. Повелась, как дура, на ласковые слова, лицемерное участие, красивое тело, помощь, которая оказалась приятной, и заботу, которой не просила! Что на неё нашло? Где её рассудок?
Она отстранилась насколько могла и, пока не закончился дождь, каменным изваянием стояла рядом. Он поглядывал на её замкнутое лицо и больше не делал попыток её обнять. Группа была занята своими делами: кто тихо переговаривался между собой, двое молодых людей самозабвенно целовались, вызвав завистливый взгляд Алексея, пара постарше просто обнималась – он накинул ей на плечи свою ветровку, а она положила голову ему на плечо. Две знакомые старушки, склонив головы, хихикали, как школьницы, поглядывая на окружающих. Гид и её бизнесмен тихонько ворковали, при чём его руки собственнически поглаживали её зад, а она кокетливо стреляла на него глазами. Алексей оглядел эту идиллию и вздохнул. Даниэль не смотрела ни на кого: одиноко стоя в стороне, она смотрела перед собой с угрюмым выражением лица.
Когда дождь кончился, экскурсия продолжилась, подойдя к концу. Даниэль держалась в компании старушек и монументальных дам с огромными шляпами и недовольными лицами под ними, не позволяя Алексею подойти к ней. Она не поддерживала беседу, но иногда вставляла слово-другое, когда к ней обращались. Она по-прежнему была вежлива и внимательна, корректна и тактична. Но отстранённа и холодна. Её в конце концов оставили в покое, позволяя, однако, идти рядом.
Перед возвращением их ожидал сытный обед из трёх блюд и традиционное пиво. Это весьма порадовало Даниэль, поскольку с деньгами у неё было туго, и она рассчитывала поесть только вечером в ближайшем баре. Но обед был включён в экскурсию, и Даниэль весьма хорошо провела время в компании истекающего оранжевым соусом мяса и кружки ароматного, пахнущего ржаным хлебом пива. За столом её никто не трогал, а Алексей сидел вообще в другом конце зала.
По приезде она решила передохнуть в номере с расчётом выйти вечером погулять по окрестностям, а Алексея прихватила компания трёх мужчин, видимо, глубоко женатых и решивших отдохнуть от жён, или холостяков в поиске скучающих дамочек. Даниэль слышала их реплики и обсуждения, пошлые шутки и циничные высказывания. Она видела, что Алексей примкнул к их компании, и её это почему-то задело. Но она тут же одёрнула себя: её не должно волновать поведение постороннего мужчины. Что бы он там себе не вообразил, это лишь его фантазия, а не её желания.
Успокоенная таким образом, она с ещё большим вниманием смотрела по сторонам на потрясающие здания Крумлова.
По возвращении Даниэль направилась в душ, отогреться, а после завернулась в одеяло с книгой на кровати. Алексей улизнул с новыми знакомыми в бар. И до того, как она заснула, он не возвращался.



Наутро Даниэль проснулась, когда Алексей ещё спал. Она с презрением оглядела его распластанную и одетую фигуру на неразобранной кровати, заметив лёгкий след от помады в уголке его рта. Она горько усмехнулась: ничего нового, такой же похотливый кобель, как и все. Не удалось с одной – нашёл другую. Но тут же снова напомнила себе: это не её дело.
На завтраке она его не видела, но, когда вернулась, номер был пуст. Приведя в себя в порядок, она решила посветить день самостоятельному осмотру той части города, где ещё не была. Завтра планировалась экскурсия в Карлштейн, а послезавтра – отъезд в Вену.
Усевшись над картой, она углубилась в изучение Праги.
Через несколько минут дверь распахнулась.
- А, вот вы где! – вошёл Алексей. Даниэль холодно взглянула на него. – Изучаете карту? Хотите, я снова покажу вам город?
- Спасибо, - натянуто ответила Даниэль, вставая и собирая карту. – Прошлого раза мне было достаточно. Благодарю. Теперь я хочу пойти в другую сторону. Одна.
Она повесила сумку на плечо и направилась к двери.
- Одной в незнакомом городе опасно, - предостерегающе сказал Алексей, преграждая ей дорогу.
- Не опаснее, чем на разборках в девяностые, - парировала Даниэль.
Она обошла его. У двери она остановилась и повернулась, обдав его холодным взглядом.
- Впрочем, если вам угодно – не смею вам мешать: я Прагу не покупала. Об одном прошу, не путайтесь под ногами и избавьте меня от демонстрации ваших способностей по части обольщения. Я не мужчина – не оценю опыта. Вы бы лучше с вашими новыми знакомыми снова посидели в баре и сняли девочек. А мне это не нравится.
Она язвительно улыбнулась и открыла дверь.
Дверь уже закрылась и шаги Даниэль затихли в коридоре, а Алексей всё ещё стоял, оглушённый её словами. И как это понимать? Что это вообще было? Он предложил ей примирение, а она снова оскорбила его! С новыми друзьями снять девочек? Он вдруг остановился, поражённый. Она что, ревновала? Он улыбнулся. Видимо, он всё же, смог её зацепить. Но… Он нахмурился. Она отказалась от его помощи. Она снова оскорбила его. Может, он ошибся, и она просто-напросто презирает его? Но за что? Он же не сделал ничего плохого!
Взъерошив волосы, он заходил по номеру. Да какого чёрта? Почему его снова начало так беспокоить мнение о нём этой вздорной женщины? Какое ему дело до её слов? То, что они по ошибке живут в одном номере, ни к чему не обязывает. Он хотел очаровать её, подружиться с ней, да просто быть вежливым и галантным. Она каждый раз отталкивала его. Ну, а значит, он ей ничего не должен. Пусть и дальше носится со своей независимостью и лелеет своё одиночество. Какое ему дело?
И, поскольку был ещё день, он спустился в холл, где у барной стойки застал своих вчерашних знакомых. Те были уже достаточно под хмельком и с радостью встретили его. Прихватив пива, они всей гурьбой вышли к столикам у входа в гостиницу.
Алексей посидел с ними довольно долго. Однако почувствовал настоятельную потребность передохнуть от возлияний, и направился в номер поспать часок.



Сверяясь с картой, Даниэль вышла к метро, и с некоторым трудом купила билет. Она ещё не разобралась, как тут определяется цена на проезд, и потому с некоторым страхом проходила через турникет. Короткая лестница эскалатора с низким потолком неприятно её поразила. Однако, спустившись вниз, она была поражена ещё больше: серые мрачные станции походили на склепы как своим оформлением, так и размерами. Людей было не так, чтобы много, а вагонов поезда ещё меньше. Зато наличествовал лифт для инвалидов – в отдельной стороне и открывающий двери прямо к вагону поезда. В самом вагоне Даниэль не ощутила разницы между пражанами и москвичами: те же замкнутые лица, погружённые в себя или свои смартфоны, то же равнодушие и отчуждённость. Соблюдая внешнюю невозмутимость, Даниэль забавлялась своими наблюдениями.
Проехав несколько остановок, она вышла в конце Вацлавской площади. Вступая в улочки Старой Праги, она поражалась количеству туристов, отсутствию грязи и собачьих «мин» под ногами. Поглядывая на карту, она бродила между домами, разглядывая их оформление и поражаясь красоте.
Выйдя на небольшую площадь, она остановилась у старинной водокачки за кованой решёткой на постаменте. Вокруг неё стояли столики летнего кафе, закрывая собой этот средневековый шедевр. Постояв несколько минут, Даниэль с сожалением оглядывала этот симбиоз древности и современности. Потом, вздохнув, она, не торопясь, пошла дальше.
Неожиданно улица вывела её на небольшую площадь, которая оканчивалась двумя башнями, с которых начинался Карлов мост. Здесь действительно было столпотворение: многочисленные экскурсии и отдельные туристы, говорящие на разных языках и в совершенно немыслимых одеждах, сновали по мосту в неожиданных направлениях. Медленно продвигаясь, Даниэль пыталась рассмотреть скульптуры, стоявшие на мосту. Неожиданность сюжетов объяснялись обрывками русскоговорящих гидов, которых Даниэль удавалось услышать. Её позабавила легенда о статуе распятого Христа, которую вынудили поставить правоверного иудея. Святой в тиаре с посохом воздевал руку в католическом приветствии. Группа женщин, одна из которых держит младенца, а другая как будто молит её о чем-то. Группа из трёх мужчин, центральный из которых был снова в тиаре с каким-то непонятным предметом, напоминающим подсвечник. Из объяснений очередного гида, которые Даниэль удалось уловить, это был какой-то святой Норберт в окружении святого Вацлава, покровителя моста, и Сигизмунда Бургундского. Скульптурная композиция из поражённого мужчины в широкополой шляпе и одеянии времён мушкетеров и развесёлой женщины позади него в одежде из тех же времён ничего не объясняла Даниэль: гида, чтобы рассказать о ней поблизости не нашлось. Три женщины, из которых центральная была в остроконечной короне и с чашей, опирающаяся на миниатюрную башню нижней частью туловища, левая в такой же, но золочёной короне и с крестом, а правая в императорской короне, одной рукой держащая скипетр, другой подающая, видимо, хлеб полуголому бородатому мужчине у себя за спиной, заставили Даниэль задуматься. В латыни она была не сильна, и потому центральную надпись на виньетке она перевести не сумела. Зато имена женщин она разобрала: левая была обозначена с. Маргаритой, правая – с. Елизаветой. Однако, кто они и что символизируют, Даниэль так и не догадалась. Зато скульптурную композицию, изображающую воздвижение креста, а также другую, изображавшую снятие с креста Иисуса, и третью, оплакивание снятого с креста Христа тремя женщинами, Даниэль поняла сразу: такой сюжет был весьма обычен для Средневековья. Ещё позабавила Даниэль скульптурная группа, где центральной частью была женщина в императорской короне, а справа и слева от неё – мужчины, видимо, монахи, один из которых с воздетой рукой пытался ей что-то сказать, другой протягивал книгу. Даниэль прекрасно знала историю, и поэтому сама ситуация, когда мужчины предлагали свои услуги в обучении женщины, пусть и императрицы, показалась ей абсурдной. Великолепный образчик Средневековья: скульптура, изображавшая трёх мужчин, из которых центральный был полуобнажён и держал внушительный крест (три луча, исходящие из его головы, должны были определять его как Христа), одинокая фигура мужчины, опирающегося тоже на крест как на посох, в капюшоне и плаще, простирающего руку к городу за Влтавой, и изваяние, видимо, короля Карла в императорской короне со штандартом под мышкой, сложившего руки и благоговейно глядящего в небо, а так же другая скульптура мужчины в одеянии времён Людовика XIV в окружении львов, стоящего на горке и глядящего сверху вниз на стилизованных и как будто закаменевших в этой самой горке львов. Весьма поучительной была скульптурная группа, где высокий и худой священник благословлял столь же высокого и худого, но со склоненной головой мужчину, держащего на плате книгу и символический город. Две женщины и коленопреклонённый мужчина взирали на него снизу-вверх. А вот статую фривольно стоящего мужчины с раскрытой книжкой, опиравшегося спиной на колонну, которую венчает огромное сердце, Даниэль не поняла. Видимо, она должна была обозначать какого-то алхимика. Зато возле статуи Яна Непомуцкого – мужчины в монашеском одеянии и тиаре с нимбом из звёзд на голове, огромным распятием в левой руке, которое он нянчил словно ребёнка, и огромным пером в правой, - Даниэль заметила огромную толпу людей: барельеф под ней был местами вытерт от многочисленных прикосновений. Как услышала Даниэль сразу со всех сторон, этот барельеф, если к нему прикоснуться, может исполнить любое желание. Странное суеверие: на центральной части барельефа была высечена надпись, описывавшая сцену казни святого, установленного на нём, левая часть изображала мужчину в полном военном снаряжении рыцаря, гладившего собаку, сверкающую от прикосновений жаждущих исполнения желаний (на заднем плане женщина, видимо, молилась в своей комнате), а правая часть изображала женщину, которая прикрывала собой ребёнка от мужчины с мечом (на заднем плане было высечено скидывание несчастного святого с моста). И женщина, и миниатюрный святой тоже блестели от сотен прикосновений. Простояв некоторое время, Даниэль, слегка улыбнувшись, тоже прикоснулась к натёртым частям барельефа. Оглядывая скульптуры, Даниэль дошла до конца моста, прошла между двух башен с фресками внутри, оглядела здание мальтийского ордена со статуей Карла IV перед ним и углубилась в старинные улицы.
Медленно бредя по брусчатке, Даниэль выбралась из средневекового квартала на более современные улицы. Правда, старинных домов хватало и тут. Трамваи весело позвякивали на стыках рельс и проводов, люди быстро сновали по своим делам. Русской речи, которой было достаточно на мосту, тут не было слышно. Даниэль вышла на улицу Кармелитскую и прошла вдоль домов, забранных лесами. Она увидела здание какого-то театра – весьма безвкусное сооружение с претензией на оригинальность. Скульптура, стоявшая перед входом, символизировала непонятно что: две стилизованные ладони держали в руках шар, и всё это выглядело как один большой глаз. Зато рядом стоял старый собор. А между этими двумя зданиями располагалась широкая лестница, которую венчала скульптура печальной сидящей женщины. Разглядывая собор, Даниэль медленно вышла к замощенному перекрёстку. Перед ней простиралась река, а за ней располагалась уходящая ввысь, в гору стена леса. Залюбовавшись этой красотой, Даниэль медленно перешла улицу и пошла вдоль набережной. Присев на какую-то тумбу, она дала отдых своим ногам, продолжая разглядывать улицу, здания, людей и пейзаж вокруг.
Отдохнув, Даниэль решила, что пора возвращаться назад. Тем более, что она ещё не обедала, а есть уже весьма хотелось.
Однако, когда она попыталась вернуться тем же путём, которым пришла, она неожиданно для себя углубилась в переплетение улиц и вышла на огромную площадь с очередным чумным столбом и высоким устремлённым ввысь зданием, две остроконечные башни из которых были весьма непрезентабельного и грязного вида, хоть и поражали архитектурным исполнением, а крайняя правая была грязной только наполовину. Верх башни с пиками на крышах зеленел в голубом небе. Оглядев площадь, Даниэль нашла указатель: Градчанская площадь. Значит, она попала в Градчаны. Разглядывая здания совершенно разной архитектуры – готика, барокко, рококо – Даниэль не уставала задирать голову. Солнце светило с голубого неба и освещало всё великолепие вокруг.
Разглядывая здания одно за другим, Даниэль вышла к великолепному образцу готической архитектуры – Кафедральный собор святого Витта. Он весьма напоминал Собор Парижской богоматери. По крайней мере, из того, что Даниэль видела на картинках в интернете. Высокие арки как будто летели вверх, над ними возвышалось огромное круглое окно, ограниченное остроконечными башнями. Дух захватывало от красоты исполнения.
Блуждая по Пражскому Граду, Даниэль вышла к Златой улочке – весьма дорогостоящей улице для туристов с самыми невообразимыми сувенирами. Проходя дальше, Даниэль наткнулась на странное деревянное сооружение: деревянные палки образовывали куб, в котором был заключён деревянный же из палок шар. Наверху были приделаны еще палки, долженствующие означать стрелу для крана, и всё это сооружение опиралось на парапет. Даниэль долго оглядывала эту конструкцию, пока не уловила обрывок объяснения какого-то гида, что с помощью этого странного сооружения строили собор святого Витта. Побродив ещё немного, Даниэль наткнулась на очередную церковь – старую и в потёках. Её башни напоминали пеньки под колпачками. Сверившись с картой, Даниэль с трудом нашла название «Базилика святого Георгия». Усмехнувшись архитектуре этого сооружения, Даниэль пошла дальше, вертя головой во все стороны.
Очередная улица вывела её на площадь, судя по указателю, носившую название Лоретанской, на которой стоял роскошное во всех смыслах здание. На карте это сооружение называлось Лоретанский монастырь. С удивлением Даниэль отметила, что монахам этого монастыря, видимо, не доставляло удовольствия жить в серых стенах. По крайней мере, снаружи это был именно дворец, а не монастырь.
Утомившись созерцанием великолепия и собственных эмоций при этом, Даниэль вышла к мосту – не столь большому, как Карлов мост, но столь же впечатляющему. Глянув на карту, она со стоном поняла, как далеко ушла от Староместской площади, где она уже относительно хорошо ориентировалась, и тем более от отеля, который располагался черт-те где в Вышеграде. Примостившись на стульчик одного ресторана, Даниэль заказала чашку крепкого черного чая и относительно недорогой пирожок с непонятной начинкой. Передохнув и слегка подкрепившись, Даниэль сориентировалась по карте и направилась искать ближайшую станцию метро. Архитектура уже перестала её поражать. Она лишь с удивлением отмечала разнообразие домов по пути, лепнину на домах, однообразие красных черепичных крыш невысоких жилых зданий и кованые решётки вокруг дворцов.
С большим трудом выбравшись из Пражского Града, подавив в себе желание осмотреть его с другой стороны, Даниэль свернула к Вояновым садам. Здесь в теньке, тишине и зелени она опустилась на лавочку, чтобы в очередной раз передохнуть. Посмотрев в сотый раз на карту, она с облегчением увидела, что ближайшая станция метро была от неё недалеко. Сделав над собой усилие, она поднялась.
Другая станция метро не поразила её воображение: столь же серая, низкая и сумрачная, как и уже ею виденная. К её облегчению, пересадок ей было делать не нужно, и она с комфортом доехала до своей станции, сидя в вагончике и оглядывая нечастых пассажиров. Постепенно она приходила в себя от впечатлений сегодняшнего дня. Она успокаивалась и осмысливала увиденное, совершенно позабыв о тургруппе вообще, и об Алексее в частности.



Освежённая и одновременно утомлённая прогулкой и отдохнувшая от общества людей и весьма болтливых старушек, которые совершенно вылетели у неё из головы, Даниэль подходила к гостинице. И чем ближе подходила, тем больше мрачнело её лицо. Ей снова придётся общаться с Алексеем. А если не общаться, то видеть его пьяное тело поперёк кровати. Хоть он и говорил, что при его работе пить нельзя, в отпуске, или что он себе там устроил, он явно не ограничивает себя. Её это совершенно не устраивало. Но что она могла поделать? Вздохнув, она подошла ко входу в гостиницу.
Недалеко от входа за столиками открытого кафе сидели подвыпившие мужчины. Заметив вышедшего из дверей Алексея, они стали поддразнивать его. Даниэль невольно остановилась, полускрытая кустами и деревьями.
- Ты всю дорогу за ней, как собачка, бегаешь, - со смехом сказал один. – Неужели ни разу не дала?
- Вы же в одном номере! – встрял второй. – И ночью вдвоём. Неужели не трахнул ни разу?
- Бабе надо знать своё место! – пьяно вскричал третий, стукнув кулаком по столу.
Не замечая Даниэль, Алексей поначалу отшучивался, как мог. Наконец ему это надоело, и он решил уйти, направившись в противоположную от Даниэль сторону. Она нахмурилась и продолжила свой путь. Он пролегал мимо их столиков.
Едва она подошла ближе, мужчины начали свистеть, скабрёзные замечания достигли её слуха. Алексей, услышав их, обернулся. Даниэль, сцепив зубы, молча прошла среди пьяных мужчин. Один схватил её за руку и потянул, пытаясь усадить себе на колени. Даниэль оттолкнула его. Но тут второй схватил её за другую руку. Вдруг хватка ослабла: оба подвыпивших парня валялись на камнях тротуара, сражённые Алексеем. Под гнетущее молчание он проводил Даниэль в номер.
- Стерва! – орал один потерпевший.
- Сука! – вторил ему другой.
Проведя Даниэль в номер, Алексей прикрыл дверь. Короткая стычка возбудила его кровь, сердце его стучало. Он хотел обнять её, но она вырвалась. Он удивлённо посмотрел на неё.
- Так вам, всё же, требуется оплата? – холодно спросила Даниэль. – А если я не хочу?
- Правы были мужчины, - буркнул Алексей. – Ты стерва и сука.
Даниэль с холодным бешенством смотрела на него.
- Странно. Ведь били их вы, - заметила она.
Алексей пожал плечами и отвернулся. Она помолчала.
- Помните детский стишок «Муха-цокотуха»? – вдруг спросила она. Алексей хмуро смотрел на неё – это тут при чём? – Так помните?

                Я злодея победил,
                Я тебя освободил.
                А теперь, душа-девица,
                На тебе хочу жениться.

Меня всегда это бесило. Чем насильник-паук отличается от комара, если им обоим всё равно, хочет ли их та муха-дура? Вот вам пример. У вас есть девица, которая хочет женить вас на себе. Преследует, звонит, пишет и прочее. А другая сыграла вашу любовницу, чтобы первая отстала. Та и отстала. Но теперь к вам пришла вторая и говорит:

                Я злодейку победила –
                От брака с ней освободила.
                А теперь же, мой дружок,
                Брак со мною – твой должок.

Что вы ей ответите?
- А что я должен ответить? – сказал Алексей, невольно втягиваясь в этот странный разговор. – Я ей ничего не обещал. Пошлю её…
- Именно, - подхватила Даниэль. - И это вы считаете верным. Так почему, когда я с вами веду себя так же, как вы бы повели себя с той «помощницей», то я стерва и сука? Вам себя вести так можно, а мне – нет?
Даниэль дрожала от возмущения, с трудом сохраняя внешнее спокойствие. Алексей смотрел в её холодные глаза и видел в их глубине странное пламя. Он не задумывался о таком. Да и какой мужчина на его месте бы задумался? Он спас молодую женщину от пьяных хамов и заслужил поцелуй. И не только… Но Даниэль повернула разговор так, что он не знал, что ей сказать.
- По вашему мнению, я вообще не должен был вам помогать? – наконец спросил он.
Даниэль безнадёжно махнула рукой и отошла от него.
- А ещё мужчины говорят – бабы-дуры, - с презрением сказала она. - Моё мнение, если вы делаете добро бескорыстно – не требуйте оплаты. Да ещё натурой. Если вы бросаетесь спасать женщину от подонков, не надо после тащить её в постель. Я могла бы вас отблагодарить. Но по-своему. Однако после вашего поведения у меня одно желание – остаться одной. Сегодняшний день меня слегка утомил. Могу я вас попросить, если не уйти, то не мешать уйти мне?
Алексей отступил от двери.
- Спасибо. Вы очень любезны, - произнесла Даниэль, проходя мимо. – И добры.
Она вышла. Алексей остался стоять на пороге, ероша волосы.



Мужчины у входа разошлись. Видимо, прохлада погнала их в бар гостиницы. Но Даниэль беспрепятственно вышла на улицу. Пройдя квартал, она нашла маленькую пивнушку. Спустившись в полутёмный подвал, она сделала заказ на пиво с крекерами – разрешить себе более роскошный ужин ей не позволяли финансы. Блаженно откинувшись на спинку стула, она наконец позволила себе расслабиться. Ноги гудели от ходьбы, а голова – от мыслей.
Оставшись один, Алексей покружил по номеру, силясь понять, что же не так? Почему снова его благие намерения истолковываются превратно? Не додумавшись ни до чего, он спустился в бар гостиницы. Гид и её друг-бизнесмен уже были там и очевидно пили уже не один час. Завидев Алексея, они позвали его к себе. Поколебавшись, он присоединился к ним.
Закончив нехитрый ужин, Даниэль медленно вышла на воздух. Она медленно брела по улицам, вокруг собирались сумерки. Но было ещё светло. Она села на каменную лавочку, чтобы передохнуть от мыслей этого дня.
А в баре гостиницы нагрузившаяся троица вновь перешла к разговору о Даниэль. Задетый её поведением, Алексей уже был готов поддержать их мнение о её вздорном характере, но гид вдруг решила затеять спор: как быстро Алексей сможет соблазнить Даниэль. Её насмешки лениво поддерживал её подвыпивший бизнесмен. Алексею сама Даниэль уже была поперёк горла за сегодняшний день, а спор показался чем-то непорядочным и мерзким. И он лишь изредка раздражённо подавал реплики изощрявшейся в пьяном остроумии женщине.
А Даниэль, озябнув, решила пойти в номер, с неудовольствием ожидая там спящего пьяного Алексея. Сегодня она, несмотря ни на что, решила лечь спать раньше. Ей действительно надо было передохнуть.
Войдя в гостиницу, в дальнем тёмном конце бара она заметила смутные фигуры, напоминавшие Алексея, гида и её бизнесмена. Ей надо было пройти мимо них с ключом от своей двери, и она слышала их неясные голоса. Она не хотела подслушивать, и уже было зашла за угол, чтобы по коридору пойти к лестнице, как услышала своё имя. Она остановилась. В одном из голосов она узнала Алексея. Она замерла на месте. Другой голос был женским, очень похожим на голос гида.
- Ты потому и не хочешь спорить, что знаешь, что проиграешь, - насмешливо произнесла она. – Я наблюдала за вами – ничего у тебя не выйдет.
- Наблюдала за ними? – послышался незнакомый низкий и грубый голос. – Мне это не нравится, красавица. Я хочу, чтобы ты наблюдала за мной.
- Толик, я вся твоя с ног до головы, - проворковала женщина.
- Если я захочу, я выиграю, - самоуверенно сказал Алексей.
- Тогда, спорим, что до конца тура ты ни разу с ней не переспишь? – снова насмешливо спросила женщина.
- Переспит? – усмехнулся грубый мужской голос. – Да он ни разу с ней не поцелуется взасос. Спорим?
- Ах, Анатолий, - нежно проворковал женский голос. – Пусть это будет твой спор. – Послышался звук поцелуя. – Мне действительно больше нравится наблюдать за тобой, чем за ними. Они такие глупые. – Снова послышался звук поцелуя. – На что ты будешь спорить?
- Предлагай, крошка, - послышался шлепок и глупое женское хихиканье.
- Итак, Алексей, - снова раздался женский голос. – Я спорю с тобой на сотню долларов, что до конца тура ты ни разу не переспишь с Даниэль Штегман. Идёт?
- Лапуль, это несерьёзно, - прогудел мужчина. – Я спорю на пять сотен.
- Ох, Толенька! – восторженно воскликнула женщина. – Ты такой рисковый!
- Без риска, кисуля, в бизнесе не продержишься, - послышался самодовольный голос мужчины.
- Да не буду я с вами спорить! – воскликнул Алексей.
- Слабак, - прогудел мужчина
- Он знает, что у него ничего не выйдет, - хихикнула женщина. – А что, Алёшенька, если я повышу ставку? Если я тоже поставлю пять сотен? Ты представь, ты сможешь заработать на том, что делал бесплатно. Ты получишь целую тысячу и удовольствие за развлечение. И тебе не нужно будет на неё тратиться.
- Хорошенькое удовольствие – трахать бревно, - снова прогудел мужчина. – Огромная радость обниматься с холодильником!
- Толенька, - проворковала женщина. – Кому что нравится. Ну так как? Алексей, ты согласен?
Алексей молчал. Даниэль не стала ждать его ответа. Если он раздумывает, значит точно соблазнится. Ещё бы! Такой азарт! Вызов его гордости! Разве мужчина может остаться равнодушным, когда его так провоцируют? А она же была сыта по горло.
Резко развернувшись, Даниэль вышла из гостиницы и прошла пару кварталов в поисках магазинчика, который заметила ещё вчера. Зайдя, она набрала несколько бутылок пива, пробив ощутимую брешь в своих финансах. Но она прикинула: если с завтрака она отложит себе сосиску с хлебом на ужин, то потери будут минимальны. А завтрак всё равно оплачен. То, что она до конца тура будет жить впроголодь, она старалась не думать. Так же ей не пришло в голову, что выносить что-то с завтрака в гостиницах запрещено. Жаль, что у неё столь мало денег. Зная особенности своего организма, она понимала, что даже четыре бутылки крепкого пива не отключат ей мозг. А покупать «бехеровку», абсент или водку у неё денег не было тем более. К тому же, ей не нравился их вкус. Но с пивом она хотя бы на один вечер перестанет думать.
Не обращая внимания на сидящие фигуры в баре и не прислушиваясь больше к их разговору, она быстро прошла в номер.
Зайдя, она закрыла дверь и откупорила бутылку.



Когда часа через два Алексей вернулся, Даниэль приканчивала четвёртую бутылку. И, поскольку она ничего не ела с утра и не закусывала сейчас, а пирожок днём и крекеры в пивнушке вечером были не той едой, что крадёт градусы, то была совершенно пьяна. Однако, что удивительно, соображала она ещё хорошо. Эту особенность она заметила за собой ещё на выпускном в школе и попойках в институте. В те времена, по глупости, она мешала всё со всем и раза два напивалась до тьмы в глазах и положения риз. Но слышала и соображала, при этом, довольно сносно. Хотя совершенно не держалась на ногах и ничего не видела. Правда, была вероятность, что она просто ни разу не напивалась до такой степени, чтобы ничего не помнить или делать то, за что не отвечают мозги. Однако и того, что было, ей хватило. Это ей совершенно не понравилось. Она чётко определила для себя свою норму и перестала экспериментировать и напиваться. Хотя, поводов искать спасения на дне бутылки, у неё было с избытком. Но сегодня… После блаженного отдыха от всех и вся действительность ударила её как обухом по голове: происшествие у входа и услышанное в баре заставили нахлынуть на неё воспоминаниям из прошлой жизни. То, что она глубоко прятала в себе, не давая вырваться, все те вроде бы зажившие раны и прошлые обиды накрыли её, и она отпустила вожжи. В первый раз за 20 лет. Она сидела и молча пила.
Алексей зашёл и остолбенел. Даниэль подняла на него тяжёлый взгляд.
- Чего уставился? – спросила она заплетающимся языком.
- Вот уж не думал, что ты способна напиться.
Ни он, ни она не обратили внимания, что перешли на ты.
- А я и не способна, - сказала Даниэль. Помня реакцию своего организма на алкоголь, она не в первый раз пользовалась этим, чтобы наутро сослаться на амнезию. Когда её считали совсем «готовой», она могла говорить всё, что угодно. И в своё время часто этим пользовалась. Но потом она решила, что это просто трусость. А сейчас… А сейчас её как будто кто-то толкал под локоть и тянул за язык. Ей необходимо было высказать ему всё, но при этом сохранить своё лицо. Поэтому завтра снова можно стать холодной и равнодушной, сославшись на алкоголь, что смёл границы и разрушил рамки.
Алексей пропустил её слова мимо ушей и взял её бутылку.
- Тебе хватит, - сказал он.
Даниэль, шатаясь, поднялась.
- Это мне решать, - сказала она и попыталась схватить бутылку.
- Остынь. – Он вытянул руку, удерживая её. Но даже такой слабый толчок заставил её покачнуться, и она упала обратно на постель. – С чего тебя накрыло?
Даниэль смотрела на него мутным взглядом. Хорошо бы сейчас высказать ему всё, что она о нём думает. О нём, о мужчинах. Высказать, выкричать, ударить его, наконец. А завтра прикинуться, что ничего не помнит. Да, малодушие. Но она бы застрелилась, если бы показала свою слабость на трезвую голову. Нет, уж пусть лучше у неё будет оправдание для такого унизительного поведения.
А Алексей ждал. Ему в самом деле было интересно. Он уже было решил оставить всякие попытки контакта с ней. Но его поймали на «слабо». Чёрт, никак он не отвяжется от этой женщины.
- На чём сошлись? – спросила Даниэль, откупоривая пятую бутылку.
- Ты о чём? – недоумённо спросил Алексей.
- Я о твоём споре с нашим гидом и её любовником, - сказала Даниэль. – Мне сейчас раздеться? – Она, покачиваясь, поднялась, но снова упала на постель. – А ты меня трахнешь? На сколько уговорились? А за снимки и видео – отдельная цена?
Она снова, шатаясь, встала, оставив на полу открытую бутылку и вырвала у ошеломлённого Алексея недопитую.
- Чего застыл? Я всё слышала. – Вспомнив их разговор, на её глаза навернулись слёзы. Но она сделала большой глоток из горла бутылки, чтобы скрыть их.
- Так ты из-за этого? – Алексей снова отнял у неё бутылку. – Я отказался от пари.
Даниэль недоверчиво посмотрела на него.
- Да ну? – ехидно спросила она.
- Я отказался от пари, - повторил Алексей, и посмотрел бутылку на свет. Слегка поболтав, он опрокинул её в себя и в три глотка допил. Крепкое. Хорошо даёт в голову. Он отставил пустую бутылку.
По щекам Даниэль побежали слёзы. Она отвернулась. Слишком хорошо зная мужчин, она не верила ему, но пиво пробудило в ней сентиментальность, и она хотела верить. Алексей сел рядом с ней на кровать и обнял за плечи.
- Ну что ты?
- Я так устала от всего этого, - сказала Даниэль, кладя голову ему на плечо. – Ну почему люди не оставят меня в покое? Почему суют нос в мою жизнь, мою постель, мою душу?
Она пару раз всхлипнула на его плече и постепенно задремала. Алексей некоторое время сидел, не шевелясь, боясь её спугнуть, боясь разбудить. Потом Даниэль почувствовала, как он укладывает её на кровать и начинает аккуратно раздевать. Вот оно! Он её обманул! Но ей уже было безразлично. Пошло оно всё к чёрту! Возможно, алкоголь, всё же притупил её разум, обострив чувства, но его пальцы заставили её кровь бежать быстрее. Тело отозвалось приятной истомой. Его дыхание нежно ласкало её щёку. Ах, если бы она могла позволить себе!.. Но она вспомнила о пари – хороший способ выиграть его. Интересно, он её сначала сфотографирует или сразу… А фотографии потом? Ведь тем потребуются доказательства. Она слышала его прерывистое дыхание, чувствовала, как дрожат его пальцы. Её расслабленное тело ждало продолжения, его поцелуев, но… Алексей накрыл её одеялом. Через несколько минут раздался звук закрывшейся двери. Даниэль подождала. Тишина. Она с трудом разлепила глаза и огляделась – никого. Неужели он не соврал? И неужели удержался? Даниэль закусила губу. Нет, ему просто противны пьяные женщины, и он пошёл к трезвым. Но почему он хотя бы не сделал снимки? Чего легче: раздеться и просто лечь рядом с ней? Но она не слышала щелчков ни камеры, ни телефона. Как это понимать? Как способ завоевать её доверие, усыпить бдительность, обмануть её упрямство?
Откинувшись на подушки, Даниэль закрыла глаза. Она подумает об этом завтра.



А Алексей вышел на улицу. Он стоял у входа, курил и думал. Раньше ему не приходило в голову, что обычное мужское поведение может обидеть женщину. В мужских компаниях после нескольких рюмок водки или бутылок пива разговор неизменно переходил к женщинам. Пьяные мужчины обсуждали своих жён, любовниц, смеялись над их словами, поведением, возмущались их привычкам, капризам, обсуждали их фигуры, внешность, нередко спорили между собой о том, чья лучше в постели, делали ставки на то, какую и как быстро можно соблазнить, «уломать», как они говорили. Нередко он сам принимал участие в таких спорах, соблазняя чужих жён и любовниц. Он не видел в этом ничего необычного – они же были друзьями. Один мужской азарт и спорт. Он вспомнил, как осаждали глупые девицы актёров, с которыми он играл и трюки за которых делал. Сколько восторженных глупышек, охваченных стремлением урвать от своего кумира хоть кусочек, осаждали молодого красавца-актёра, который жил и учился за границей, писал и исполнял там песни, снимал клипы, но решил вернуться туда, где родился и где недавно начал сниматься в каком-то дурацком сериале, играя, по сути, себя самого. С ним Алексей познакомился на съёмках какого-то нудного фильма без сюжета, но с кучей спецэффектов и трюков. Ходили слухи, что тот же красавчик будет сниматься в фильме о войне, в роли какого-то глуповатого юнца-командира. На съёмках их совместного фильма Алексею тоже тогда перепало от его щедрот. Вечером Алексей хотел этих женщин, а наутро он их не помнил. Они уходили, не оставляя в его душе ничего. Он вдруг подумал, а что же чувствовали они сами, когда фанатическая истерия проходила? Алексей вспомнил, как его знакомая с возмущением рассказывала ему, что ей отказали в визе в какую-то страну только потому, что она не замужем.
- Значит, неженатый мужчина может кататься по миру, его не считают потенциальным гангстером, жуликом, наркокурьером, шпионом, наконец, что желает зла стране, куда собрался, а незамужняя женщина – потенциальная проститутка, желающая остаться в стране, куда приехала! И где тут равноправие? – бушевала она. – Средневековье, когда женщину считали круглой дурой, бесполезным и безмолвным сосудом греха, прошли века назад, а мужской шовинизм как был, так и есть!
Тогда он только посмеялся вместе с другими мужчинами над этой ничтожной, как он думал, мелочью и глупостями. Но сейчас слова Даниэль, поведение вокруг неё, её реакция на мужское отношение – он вдруг увидел всё в другом свете: эти пьяные скоты, что обсуждали параметры своих жён как стати лошадей и собак, эти ленивые сволочи, пьющие в теньке пиво с утра до вечера, пока их жёны работают, а после ещё и прислуживают им, эти самовлюблённые гады, рассуждающие о политике, знающие, как обустроить государство в частности и мир вообще, но не могущие даже прибить шатающуюся полку в ванной, словом, все они, да и он вместе с ними достойны одного: чтобы их свезли куда-нибудь в безлюдное место и перестреляли. С детства, живя в своем Ростове, он всё это видел в своём дворе. Подвыпившие мужички клянчили у прохожих мелочь на водку, которую потом пили тут же, понося своих жён, которые в это время сбивались с ног на кухне или, согнув спину, стирали их вещи в ванной, умудряясь подтирать носы и попы малолетним детям, а у старших проверять уроки. В его детстве не было техники, которая бы облегчала быт женщин. Но водка и пиво были всё те же. И таким же было поведение мужчин. Тогда и сейчас. Нет, не мужчин – скотов. Но их любят! Их, недостойных даже туфли у женщин целовать, обихаживают, ублажают, терпят их капризы, мании величия, «временные трудности» и «творческие кризисы» «непризнанных гениев». Он вдруг понял Даниэль. Скрепя сердце, Алексей вынужден был признать её правоту. Но вместе с тем в нём снова вспыхнуло желание доказать ей, что, хотя бы он не таков. Зачем ему это было надо? Он бы затруднился ответить на этот вопрос. Он просто хотел переубедить её. О том, что он мог просто в неё влюбиться, он даже не задумывался. Такая мысль показалась бы ему смешной. Разве можно полюбить статую? Нет, он не любил. Это было не так. Пока не так.



Наутро Даниэль маялась похмельем. Кровать Алексея была пуста и заправлена. Самого его не было в номере. Даниэль с горечью оглядела его вещи и потянулась к косметичке за таблетками.
Спустившись вниз, она застала обеденный зал относительно полным – она проспала. Постеснявшись брать себе на вечер еду и вспомнив, что говорила гид по поводу выноса еды с завтрака, она ограничилась чаем с бутербродом – похмелье постепенно проходило, но и есть особо не хотелось. Её скудный завтрак снова проходил в компании двух благодушных старушек. Одна, невысокого роста с всегдашним надменным выражением лица, не забывала подчеркнуть, что она – потомственная дворянка, а её фамилия – Иванова, а не Иванова, знаменитый художник XIX века ей какой-то там дальний родственник, а сама она, выйдя замуж, потребовала от мужа взять её фамилию. Другая, хрупкая старушка с бойкими глазами рассказывала, что она из семьи почтенных коммерсантов, до революции торговавших бакалеей в Твери. В Москве у её семьи был большой купеческий дом, который в нынешнее время выкупил очередной олигарх и устроил себе там родовое гнездо, что вызывало язвительные насмешки бывшей дочери купцов. Они обе мило щебетали в обществе Даниэль, позволяя ей думать о своём.
Вернувшись после завтрака в номер, Даниэль обнаружила там разбросанные вещи Алексея и шум в душе. Она усмехнулась: где бы он ни провёл ночь, утром он решил смыть следы своих развлечений. Видимо, её слова о девочках на ночь его задели. Бог его знает, что он там подумал, но ей действительно было неприятно. Почему-то.
Она подавила ненужный вздох и взяла книжку. До экскурсии в Карлштейн она хотела передохнуть, чтобы хоть немного унять головную боль. Она снова потянулась к таблеткам.
Закончив свои дела, Алексей вышел, вытирая голову. Он не сразу заметил Даниэль с книжкой на кровати. А она, в очередной раз увидев его обнажённый торс, постаралась подавить ненужную волну жара, поднимавшуюся у неё откуда-то снизу живота. Её вспыхнувшего взгляда Алексей тоже не заметил. Только, когда она перелистнула страницу, её шорох заставил его посмотреть в её сторону. Бледное лицо, круги под глазами и всегдашнее непробиваемое спокойствие, чёрт бы его побрал. Стоя перед ней в одном полотенце на бёдрах, он чувствовал себя неловко.
- Вы как? – глупо спросил он. Даниэль подняла на него глаза.
- Как – что? – холодно спросила она.
- Как самочувствие после такого количества пива? – пояснил он, перебирая в руках полотенце, которым вытирал голову.
Даниэль изобразила лёгкое непонимание. Затем, слегка порозовев, она произнесла, опустив глаза:
- Я вчера вела себя недопустимо. Возможно, наговорила много из того, чего не следовало. – Она искоса глянула на Алексея. – Я слишком близко к сердцу восприняла то, на что поклялась не обращать внимания ещё в юности. – Она встала, не глядя на него. – Я прошу у вас прощения за то, что сказала или сделала вчера. С моей стороны это было просто непозволительно. – Она незаметно следила за его реакцией.
А Алексей был растерян. Недопустимого Даниэль себе не позволяла. Говорила? Да, она излила на него свою горечь, заставившуюся его задуматься. Но это вовсе не было непозволительно. Это было как раз отрезвляюще. Так надо говорить с каждым мужчиной, вступающим в пубертатный период. Может, одиноких и несчастных женщин было бы меньше. Как и разрушенных семей и равнодушных детей.
Вдруг в его мысли вторглась непрошенная картинка полуобнажённой Даниэль, когда он раздевал её, чтобы уложить в постель. Мягкая податливая плоть и соблазнительные формы, лишь слегка тронутые возрастом и беременностью, взволновали его тогда. Чего уж было проще: воспользоваться бессознательным состоянием Даниэль и утолить своё плотское желание – она все равно ничего не соображала и наутро бы не вспомнила. И как бонус – принести доказательства гиду и её бизнесмену. Лишняя тысяча баксов бы ему не помешала. Он не обманывал её – он действительно отказался от пари. Но деньги есть деньги. Однако, глядя на печальное лицо Даниэль на подушке, он почувствовал тогда себя мерзавцем за эти мысли. Возможно, в первый раз в жизни ему не хотелось женщиной пользоваться, а хотелось доставить ей радость и удовольствие. Видеть, как она изнывает не только от желания, но и с восторгом отдаёт себя ему и самому столь же восторженно дарить себя. Видеть туман в её глазах от его умелых действий, слушать, как её губы с благодарностью и страстью произносят его имя, а не какого-то секс-символа, ощущать покорность и власть возбуждённого тела, готового подчинить его себе и отдаться его желаниям целиком одновременно. Он не хотел животного удовлетворения своих потребностей. Возможно, в первый раз в жизни он захотел подчиняться потребностям другого. Он не знал, что сказать Даниэль. Обычные слова в такой ситуации «я хочу тебя» её бы оскорбили. Она бы не поняла его смятения и лишь с презрением его бы оттолкнула. Но что он мог ей сказать?
- Ничего недопустимого или непозволительного не было, - буркнул он, стараясь не глядеть на неё. – Вы ничего не говорили.
Даниэль недоверчиво смотрела на него, медленно опускаясь на кровать. Как-то в институте в такой ситуации двое однокурсников не преминули воспользоваться её «забывчивостью» и «напомнили» ей, что она обещала с ними переспать. Тогда она сделала вид, что так и надо – ей было любопытно сравнивать разных мужчин в то время. Но до полного разврата она не позволяла себе опускаться. Однако эти эксперименты не доставили ей удовольствия ни физического, ни морального – на словах эти говнюки были гораздо более профессиональны и умелы, чем на деле: даже такая пьяная, как тогда, она это поняла и почувствовала. И потому быть тренажёром для секса для лопающегося от тестостерона и спермы самца ей не понравилось. Тогдашние попойки практически всегда сводились к этому: ей «напоминали» о её «обещаниях». Но она стала резко пресекала такие поползновения. И сейчас от Алексея она ждала именно такого поведения. Он обескуражил её, отказавшись даже намекнуть на что-то интимное.
Она выпрямилась в кровати.
- Неужели я только молча пила? – недоверчиво спросила она, пытаясь разглядеть в его лице ложь и фальшь.
- Именно, - снова буркнул Алексей, не глядя на неё. Он отвернулся, копаясь в своей сумке в поисках чистых вещей.
Вдруг Даниэль словно что-то подбросило с кровати. Она неслышно подошла к Алексею и обняла его со спины, прижавшись лицом к его обнажённому телу.
- Спасибо, – тихо сказала она. И, прежде, чем он что-то ответил, резко отпустила его. Он тут же развернулся и схватил её за плечи, настороженно глядя ей в глаза. Она замерла, застыла. Он медленно наклонился к ней, как бы спрашивая. А она?.. Она не отодвинулась, ничего не сказала, даже не нахмурилась. Просто ждала. Он приник к её губам жарким поцелуем, его руки взяли её лицо в ладони и нетерпеливо гладили, осторожно касаясь кончиками пальцев. Затем он сильнее впился ей в губы, и мир вокруг них перестал существовать.  Её словно накрыло с головой тёплой и успокаивающей волной, которая, однако, начинала её всё больше возбуждать. Очень давно её никто не целовал, да и не обнимал тоже. Даже простые прикосновения были ей неприятны. Но это!.. Её тело горело, изнывая от желания. Боже милостивый! Что же ей делать? Отдаться инстинктам или проявить волю? Оттолкнуть или ждать этого сладостного продолжения? Она не знала на что решиться. И пока она мучила себя этими мыслями, разум властно заговорил сам: она вдруг резко оттолкнула его, закрыв лицо руками. По её спине, щекоча, стекали струйки пота, руки подрагивали от сдерживаемой страсти, промежность болела так, как будто она без подготовки села на поперечный шпагат. По телу пробегала дрожь неутолённого желания. Она не знала, злиться ли ей на себя или благодарить. Жуткий хаос поднялся в её душе.
Когда его руки обняли её спину с такой силой, словно он не хотел отпускать её от себя никогда, Даниэль очнулась. Что, на божескую милость, она делает? Возбуждение, вызванное объятием и его страстным и требовательным поцелуем, отпустило её. И когда он снова наклонился к ней, она медленно отодвинулась, упираясь в обнажённую грудь Алексея. Он пока ещё ничего не понял, затуманенный возбуждением, но тоже начал приходить в себя. Когда Даниэль отошла от него, стремясь привести свои мысли в порядок, он с обидой посмотрел на неё.
- Простите меня, - произнесла Даниэль. – Простите.
Она не знала, за что просит прощения. Его похоть – его проблема. И раньше ей бы в голову не пришло извиняться за то, что она не хочет удовлетворить чужих желаний. Что же теперь изменилось?
Он медленно приходил в себя, глядя на неё затуманенным взором. Что вдруг случилось? Он сказал что-то не то, сделал что-то не так, напугал, обидел её, сделал ей больно?
Алексей прикоснулся к её рукам, чтобы отвести от лица и увидеть её глаза. Но она вдруг отшатнулась к самой стене.
- Нет! – вскричала Даниэль. В её голосе слышалась боль и тоска. Совсем как у Лопе де Вега: «Истекая кровью, честь борется с моей любовью. А вы мешаете борьбе».
Он с обидой смотрел на неё. Ну что ещё? Что не так?
Он хотел подойти к ней, но она снова отшатнулась, ударившись спиной о стену. Больше ей бежать было некуда. Как она ни сопротивлялась, он повернул её лицо к себе и взглянул в глаза. На него смотрела всепоглощающая безнадёжная чернота. Он невольно содрогнулся.
- Нет, - хрипло сказала Даниэль и отвернулась. – Для вас это всего лишь эпизод, я – очередная безликая кукла в вашей постели. Было - и прошло. Будут другие. А для меня новый виток боли. Не хочу. Я устала от этого.
Она помолчала.
- Я думала, что смогла защититься от этого, избавившись от чувств, изгнав из себя желания. Я переоценила себя. По-прежнему мои чувства подчинены разуму.
- И что же он вам говорит? – криво улыбнувшись, спросил Алексей, медленно впадая в бешенство: не железный же он!
- Что мне надо держаться от вас подальше. Как, впрочем, я и хотела с самого начала.
Он рассматривал её подрагивающие ресницы, на которых застыли капельки слёз, порозовевшие щёки, припухшие от его поцелуев и такие манящие губы, и перевёл взгляд на её глаза. Хоть она и старалась взять себя в руки и снова скрыться за бронёй холода, но он приоткрыл краешек её маски – он не сомневался уже, что это именно маска, а не суть этой порывистой, живой, страстной натуры. Он видел, что эта гордая, бесстрашная женщина бесконечно одинока и трогательно ранима. Чего стоила её эскапада с пивом. Что она не подпускает к себе никого не потому, что не хочет. Хочет! Она этого жаждет! Но она боится очередного разочарования, предательства и, как следствие, боли - её итак у неё было много. Это поразило его. Подобная глубина чувств немыслима. И обычно столь чувствительные натуры заканчивают жизнь в сумасшедших домах, где их лечат «от депрессий», «от истерии» или «стрессов». Но Даниэль была не только чувствительна, чувственна и безумно притягательна, но и умна. Она избрала другой путь – ограничить себя, оградить от людей, стать одинокой во всех смыслах. Но это не сделало её счастливей. Только спокойной. Мертвецки спокойной.
Даниэль опустилась на стул и медленно приходила в себя. Чёрт её дёрнул отпустить свои чувства! Зачем она сказала ему про свою боль? Что ей развязало язык?
Ощущая настоящую потребность в одиночестве, она вдруг сорвалась с места, схватила сумку и вылетела из номера. Алексей остался приходить в себя. Что это было?



Перед входом в бар гостиницы Даниэль замедлила ход. Она оглядела себя – торопясь сбежать, она забыла, успела ли переодеться. Слава богу, она была одета как надо. Придав своему лицу всегдашнее замкнутое выражение и, приведя в относительный порядок хаос в мыслях, она ровным шагом вошла в холл.
Рядом со стойкой бара за столиком на двоих сидели гид и её бизнесмен. Заметив Даниэль, женщина приветливо взмахнула рукой, а бизнесмен приглашающе пододвинул третий стул. Даниэль нехотя подошла, сохраняя на лице непроницаемое выражение.
Заведя ни к чему не обязывающий разговор, гид заказала ей кофе. Даниэль недоумевала, зачем она им понадобилась. Наконец гид произнесла:
- Мы тут с вашим соседом поспорили… Только не поймите меня неправильно… Что он не сможет добиться от вас взаимности…
- Взаимности? – Даниэль вскинула на них глаза. – То есть, не переспит со мной?
- Ну, это очень грубо, - жеманясь, сказала гид.
- Зато верно, - встрял бизнесмен.
- Ты, конечно, прав, - тут же отозвалась гид, поглаживая его руку. – Так вот, - снова обратилась она к Даниэль. – Алексей от спора отказался. Может, вы поддержите?
Даниэль бесстрастно смотрела на это циничное лицо и хитрые глаза. Что им до неё? Не жалко денег или так скучно, что они развлекаются столь мерзким способом?
- У меня нечего поставить. Если я проиграю, мне нечем будет платить, - ровно сказала Даниэль.
- Значит, вы согласны? – обрадовалась гид.
- Нет. – Даниэль встала. – Прошу меня простить, но такие споры мне не нравятся.
- Сотня баксов, - бросил бизнесмен.
- Нет.
- Две сотни?
- Нет, спасибо.
- Пять сотен?
- Сударь, - обратилась к нему Даниэль. – Ни пять сотен, ни пять тысяч. Прошу прощения, но ни при каких условиях я не буду поддерживать этот спор. Прошу меня извинить.
Она повернулась и ушла, медленно закипая
- А какая была бы забавная пара, - задумчиво глядя ей вслед, сказал бизнесмен. – Жаль, не доведётся на это посмотреть. Была бы нехилая потеха.
- Конечно, Толик. – Гид прижалась к его плечу, поглаживая руку. – Но кто знал, что они оба такие глупые и упрямые.
- Не говори, кисуля. Косарь сам в руки падает, а они ломаются.
- Тогда, может, найдём ему другое применение? – игриво спросила гид, кокетливо стреляя глазками.
- Может быть, - ухмыльнулся бизнесмен и притянул её к себе.



Даниэль вышла из гостиницы и побродила вокруг. Судя по благостному состоянию гида, отправятся в поездку они еще нескоро. Голова постепенно перестала болеть, и Даниэль со стыдом вспоминала своё поведение. Боже! Она обнажила свою душу перед мужчиной, напиваясь вчера в их общем номере; она показала свою уязвимость сегодня, когда как глупая школьница бросилась его обнимать. Конечно, он не замедлил воспользоваться случаем и поцеловал её. А если бы она его не остановила? К чему бы это привело? Даниэль села на скамейку и спрятала лицо в ладонях. Дура! Дура! Дура! Слезливая сопливая дура! Куда делось её спокойствие? Её воля? Её разум? Не в первый раз она задавала себе этот вопрос за последние три дня. Поездка в Европу оказалась жестокой ошибкой, пошатнувшей стены вокруг её души, пробившей броню в её отгороженности от мира, в её равнодушии, бесстрастности и холодности. Как теперь вернуть мир и покой себе и своим мыслям? Пока Алексей живёт в её номере, едет рядом в автобусе, будет только хуже. Даниэль страшилась этого. Она чувствовала, что начинает симпатизировать этому совершенно постороннему незнакомому мужчине. Её уже начинает задевать то, что он флиртует днём и проводит ночи с другими женщинами. Боже, почему? С какой стати это должно её волновать?
Она откинулась на спинку лавочки. Её всегдашняя жизнь была размеренной, прямой и прозрачной. После развода и смерти младшей дочери у неё не было особых радостей и бед, потрясений и чудес. Пресное течение её жизни лишь изредка разбавлялось скандалами со старшей дочерью, которые тоже стали привычны, предсказуемы и обыденны. Глядя, как начинает краснеть её лицо и повышается до визга голос, Даниэль знала, что сейчас последует ещё одна истерика. Что сейчас ей снова придётся выслушивать, в который раз, одно и то же. Как заезженная пластинка или старая жвачка – ничего нового или оригинального. Всё по накатанной схеме. Её это устраивало: ни взлётов, ни падений, покой и умиротворённость, насколько это было возможно, сосуществуя рядом с истерической и эгоистичной личностью. Если бы она ещё не трепала ей нервы. Но теперь… Ей сорок два года, романтика и влюблённость должны были прийти к ней лет 20 назад. Сейчас это ей зачем? Не нужно, глупо, бессмысленно. Она не хочет! Это ей не надо!
Даниэль глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Какие глупости лезут ей в голову! Это обычная тоска по человеческому теплу. Ведь в жизни она большей частью была одинока. Но её суть не это. Это был её выбор, но не её сущность. Она вспоминала своё детство, юность. Она всегда была в окружении людей. Была непосредственной, весёлой, шумной, дерзкой, заводилой в любой компании. Вокруг неё всегда были люди, она всегда была авторитетом, с которым не спорили, который ценили и восхищались. Сейчас, вспоминая всё это, ей казалось, что то была не её жизнь. Уж слишком различна она до и после смерти родителей. Она утратила свою весёлость, огонь, питавший её, угас тогда, оставив лишь дымящийся пепел и пустоту. Её муж прекрасно постарался, чтобы её мир был ограничен одной непробиваемой чёрной стеной, где нет ни радости, ни счастья, а она создана только для того, чтобы быть бессловесной рабыней. А рабу вовсе не обязательно быть счастливым или весёлым. Его обязанность – хорошо и вовремя делать свою работу. Но сейчас… Что же произошло? Что раздуло в её душе угли прошлого и забытого? Почему она в таком смятении? Только ли стремление к покою она хочет обрести? Она привыкла быть одинокой и хозяйкой самой себе.  Привыкла к отсутствию любви и благодарности. А теперь этот «отпускной романчик» грозит превратить её крепость духа в руины чувств, поскольку она не верила в искренность Алексея и долгосрочность подобных отношений. Она независима, и хочет такой остаться. Она кивнула самой себе. Но Алексей был так терпелив, добр, а она его постоянно отталкивала, задевала, грубила ему…
               
                Я горда, и, наверное, слишком.
                И поэтому рядом с тобой
                Обращаюсь с тобой, как с мальчишкой,
                Дорогой и любимейший мой.

Любимейший? Чтобы мужчина вдруг стал для неё любимейшим? Как низко она пала! С какой стати ей пришли в голову эти малоизвестные стихи? Почему любимейший? Она ведь не влюблена в Алексея нисколько. Она просто хочет, чтобы с ней рядом был человек. Живой человек, человеческое тепло. Всё равно кто. Просто тот, кому она не безразлична, который бы её выслушал, стал сопереживать, наконец. Да, она вынуждена была себе признаться, что ей нужно, просто необходимо, чтобы её хотя бы раз в жизни пожалели, защитили, укрыли от бед и тревог, прижали к груди, погладили по волосам, сказали «всё будет хорошо», взяли её проблемы и их решение на себя. Чтобы позволили ей быть женщиной – слабой, глупой, ленивой, капризной и непредсказуемой. Надо было перестать быть холодной и поддаться чувствам, выбросить все мысли из головы и заставить разум молчать.

                …Может, надо отбросить стыдливость,
                Гордость – бремя моё – презирать
                И признаться себе, что влюбилась,
                И всей страстью своею влюблять?

                Но тогда себя возненавижу
                И, как прежде, я жить не смогу,
                В своей жизни уже не увижу
                Счастья, радости и мечту,

                Как была я всегда одинокой,
                Окажусь одинокой тогда…
                Ты не строго суди недотрогу,
                Пожалей меня, хоть иногда…

Суди? Пожалей? Неужели она в самом деле стала так думать? Жалость – это подачка, которую дают с брезгливостью, а принимают с досадой. Нет, не нужна ей жалость. Она просто сошла с ума, когда стала так думать. И потом, она же сама говорила Алексею о раскрытой душе – она позволит себе быть собой, а о неё снова вытрут ноги. И она снова забьётся в угол, глотать слёзы и переживать очередное унижение. Это было бы просто неуважением себя – думать таким образом: позволить себе быть ленивой, капризной и глупой женщиной. Так низко пасть! Как она могла даже позволить прийти в голову этой мысли! Она самодостаточный человек с чувством собственного достоинства, независимым поведением, суждением и мыслями. Она сильная натура, преодолевавшая раньше и преодолеющая в будущем любые трудности и неудачи. Ей не нужно чужое участие, чужая жалость. Зависимость от мнения других – что может быть унизительнее! Ей не нужно презрительное снисхождение.

                Не надо крох мне с вашего стола,
                Не надо мне подачек из рук ваших.
                Я одинокою всегда была,
                Оставьте жалость – ненавижу фальши.

Ей нужен покой. И всё было хорошо. До встречи с Алексеем. Её устраивала её прежняя жизнь. Она не знала иной. Она была одинока, но спокойна. Горда и самодостаточна. Независима и уверена. А этот Алексей перевернул её представление о своей жизни, показал, насколько она одинока и как ей холодно в своей башне из слоновой кости. А ведь было когда-то время, когда она мечтала о любви, когда хотела быть любимой. Если бы не смерть родителей и не замужество. Тогда всё кончилось. А здесь ей встретился Алексей, который заронил робкую, призрачную надежду, нет, не на любовь, на сострадание, сопереживание. Она хотела ответить своей страстной порывистой душой, хотела дать понять, как ей это надо, как она это оценила, но вместо этого повела себя так, что ей до сих пор стыдно за своё поведение. Поддавшись жалости к себе, она банально напилась. Вместо решения проблемы – пыталась утопить её в бутылке. Какая мерзость! Слабость, унижение, стыд, наконец. Ей снова пришли в голову стихи той малоизвестной поэтессы:

                Я ждала этот день, как надежду,
                Как луч солнца средь долгой зимы.
                Не могу теперь жить я как прежде –
                Ты покоя меня лишил.

                Вновь с тобой танцевать я хотела,
                Ощущать теплоту твоих рук.
                Но отчаянье сделало дело:
                Я пила хуже всяких пьянчуг.

                Я мечтала с тобою о танце,
                Но тоска ослепила меня.
                И теперь на глаза показаться
                Я боюсь, стыдно мне за себя.

                Я мечтала о счастье, но в горе
                Я мечту растоптала свою.
                Презираешь теперь, это больно.
                Ну а я… Я, наверно, люблю.          
               
Люблю? Снова любовь! Неужели она влюбилась? Да быть того не может! Эта пора в её жизни давно прошла, страница перевёрнута, сожжена и похоронена. Она действительно когда-то была беззаботна, легкомысленна и влюбчива. В прошлом. Давно. Пока вместе с родителями не умерла прежняя Даниэль. А вместо неё не родилась холодная, циничная, невозмутимая и безупречная госпожа Штегман, которая должна была сама о себе заботиться, пробиваться в жизни, добиваться принадлежащего ей по праву зубами и когтями. Её муж помог этому рождению, он воспитал из неё то, с чем столкнулся Алексей, не человека, а оболочку, не женщину, а биоробота. Она была на хорошем счету как ценный работник в своей конторе. Ей можно было поручить любую работу и оставить её делать без боязни, что она обленится или напортачит. Она была вежлива с клиентами, даже самыми привередливыми и капризными. Сотрудники её не любили за то, что она не сплетничала в курилке, не подсиживала других, не гнобила новичков. Но её уважали за всё это. Она была неудобной как человек, но весьма нужной как работник. Её всё устраивало. Пока этот чёртов Алексей не начал свои странные ухаживания.

                Зачем мне душу растревожил,
                Зачем вселил мне в сердце дрожь?
                Я не любила, но, быть может,
                Любовь моей душе вернёшь.

Да что это такое? Почему ей в голову лезут эти глупые стихи беспомощного нытика? Неужели на самом деле она столь же слабый человек? Столь же плаксива и готова вешаться со своим нытьём на окружающих? Даниэль не собиралась запоминать эти глупости, когда читала. Но сейчас они, непрошенные, всплывают в её голове. Почему? Зачем? Она этого не хочет. Она хочет вернуть то, что было. А что, собственно, было? Пустота и холод? Неужели она хочет снова в это одиночество? Туда, где ничего не происходило, где она была никому не нужна, где её никто не любил, но лишь использовал? Или Алексей и его руки, обнимающие её спину? Его глаза, такие искренние и честные, горящие от страсти, которую она в нём зажгла? Его губы, которые были такими требовательными, но нежными, жадными, но мягкими, такими возбуждающими, такими желанными? Его руки, которые заставили трепетать её тело, которые обещали так много и, возможно, сдержали бы обещание, в отличие от рук всех других мужчин в её жизни? С досадой вспоминая их недавний поцелуй, она невольно произнесла:

                Снова руки по спине
                Пробегают осторожно.
                Обними меня сильней,
                Так, чтоб задохнуться можно.

Она невольно застонала. Да, она, чёрт бы её побрал с её слабой плотью, хотела, чтобы Алексей её обнял, целовал её, ласкал и… прочее. Она наконец хотела почувствовать, что это такое, быть любимой. Что такое тепло человека, участие, сила мужчины и его защита. Она не собиралась быть только потребителем – её жажда любить и быть любимой не была односторонней. Она могла подарить свою нерастраченную нежность всю, до конца, без остатка. Не раз она была готова к этому, но всё время это была игра в одни ворота: ею пользовались и выбрасывали, как ненужную вещь. Та же бездарная поэтесса недаром писала:

                Тебе я душу отдала,
                А надо бы быть эгоисткой.
                Да, пала я, и очень низко,
                И это лишь моя вина.

Даже эта слезливая дурочка осознаёт, что мужчине нельзя открывать душу и сердце. Даниэль было не пять лет – она уже убедилась в правоте этих мыслей. И потому закрылась в броню одиночества. Она не знала автора, не знала её жизни, но эти нелепые необработанные, шероховатые стихи нашли отклик в её душе. И это ей совершенно не понравилось. Да, она жаждет человеческого тепла. Но, чёрт её возьми, если она позволит себе слабость перед лицом мужчины! Если выкажет себя перед ним хрупкой женщиной, которой нужно мужское плечо и спина для защиты. И что же, на божескую милость, ей делать? Как найти того, кто бы понял её двойственность? Оценил её преданность и гордость, любил бы её за то, что она – это она, считался с ней, ценил и боготворил одновременно? Почему она не такая, как другие женщины, которые не задаются такими вопросами, а просто живут, позволяя себя любить, или преклоняются перед мужчинами, не думая о своей гордости? Почему она иная? Почему её душа так разрывается, споря с разумом?
Даниэль закрыла лицо руками. Совсем как у Лопе де Вега – борьба между чувствами и гордостью. Вот уж чего она не ожидала, так это быть на месте Дианы де Бельфлор. А интересно, вдруг подумалось ей, если бы Алексей был лысый, пузатый старичок, морщинистый, с пигментными пятнами, кривыми ногами, без зубов и со слезящимися глазами, она так же бы мучилась? Её разобрал смех. Она представила себе эту картину, и продолжала смеяться. От смеха у неё заболели рёбра, слёзы потекли из глаз. Она прекрасно понимала, что это истерика, что ей надо прийти в себя. После всех напряжений этих дней истерический смех – самое лёгкое, что могло с ней случиться.
Наконец она успокоилась. Глупо. Глупые стихи, глупые чувства, глупые мысли. И все из-за Алексея. Из-за него. Только из-за него.



После ухода Даниэль, Алексей ещё некоторое время задавался вопросом, что же она хотела ему сказать, зачем оттолкнула, почему? Его сердило, что он не понимал её. Только начинал – как она снова ставила его в тупик. Его злило её упорство. Его сводила с ума её двойственность. То она холодна, как айсберг и цедит слова сквозь зубы, то кидается его обнимать. Он сыт по горло подобными перепадами. Он устал гадать, какой на неё найдёт стих. Слов нет, она почему-то возбуждала его, заставляя кровь бежать быстрее по венам. Ему снова хотелось её обнять, ощутить на своих губах вкус её губ, а под руками – её податливое и волнующее тело. Но он был не готов к столь контрастному поведению. Он не хотел быть грубым. Хотя, ещё немного, и он сорвётся, честное слово. Он хотел быть терпеливым. Но чувствовал, что его терпение заканчивается.
Алексей вышел из номера. В баре гостиницы вежливо отклонил заманчивое предложение недавних собутыльников. Ему не хотелось пить. И тем более, с ними.
Он вышел на улицу и медленно пошёл вперёд, без цели, не разбирая дороги. Отдавшись утреннему прохладному воздуху, он вдруг поморщился: в его кармане заиграл телефон. На экране высветился знакомый номер. Он с досадой поднёс трубку к уху. Пять минут разговора – и его отдых оказался испорченным: надо было выручать друга – организовать и сделать пустячный трюк. Его каскадёр попал в аварию, остальные остались в России, занятые своими делами, или разъехались в отпуска и стали недоступны. Сам друг болтался недалеко от Варшавы вместе со съёмочной группой, теряя время, деньги и подходящие солнечные дни. Друг его уверял, что всё подготовлено, Алексею нужно только сыграть. На всё про всё – один день. Друг честью клялся, что не больше. Особо времени кататься по Европе у друга не было. Поэтому просил, как можно скорее встретиться с ним на полпути, если Алексей согласен. Тот хотел было уже выругаться, но тут ему пришло в голову, что это был бы хороший повод отдохнуть от Даниэль и её неуравновешенности. Поломавшись для понта, он согласился, предупредив, что в Вену через Брно они поедут послезавтра. А из Брно его друг должен как-то исхитриться и доставить его хоть в Варшаву, хоть куда угодно, где идут съёмки его фильма. За помощь друг должен его вернуть после съёмок туда, где на обратном пути будет проезжать его тургруппа. Поскольку он был не уверен, что всё пройдёт гладко и они уложатся в один день. А отъезд завтра потому, что он хотел сегодня ещё съездить в Карлштейн. Друг, обрадованный столь лёгкой победой, в эйфории согласился сам отвезти его из Брно до места съёмок. Алексея это весьма устраивало, поскольку своего средства передвижения у него под рукой не было.
Он уже отключался, когда услышал резкий смех. Поначалу он даже не понял, что это. Оглядевшись, он заметил Даниэль на лавочке среди деревьев. Смеялась она, но как-то резко, механически, безрадостно. А потом внезапно замолчала. Ах так? Значит, её всё это забавляет? Подлая тварь! Ничтожная сука! Алексей стиснул в руке телефон. Нет, чёрт побери, он отъедет не на один день. И черт с ним, с Карлштейном! Да и с Веной тоже! Не поедет он с ней никуда. Он перезвонит своему знакомому, чтобы тот забрал его завтра же из Праги. Если этой гадине так смешно, пусть подольше по нему поскучает. Глядишь, сговорчивее станет. Он достал телефон и набрал номер. Несколько гудков, минута разговора, и он, удовлетворённый, убрал его в карман.
Её смех взбесил его настолько, что он быстрым шагом вернулся в гостиницу и нашёл в баре гида и её бизнесмена, накачивающихся пивом. Правда, поскольку гиду ещё надо было работать, она пила, видимо, одну кружку, и ту, скорее всего, с яблочным соком, когда её любовник приканчивал очередную.
- Ваше предложение ещё в силе? – спросил он их.
Женщина подняла на него томные глаза.
- Вы ещё хотите подарить мне штуку баксов за Даниэль Штегман? – снова спросил он.
- Я говорил тебе, лапуля, что против денег он не устоит, - прогудел бизнесмен, собственнически обнимая гида.
- Ты как всегда прав, Толенька, - проворковала гид, нежно прижимаясь к плечу любовника и томно закатывая глаза.
- Условия те же, - гудел бизнесмен. – Ты ложишь эту сучку в постель до конца тура, делаешь фотки. Против видео я тоже возражать не стану – даже веселее будет. А как ты это сделаешь – не моя проблема. С меня и Натахи за всё – штука. – Он потискал плечо гида.
- Идёт. Только начало будет, когда я вернусь, - сказал Алексей.
- Ты уезжаешь? – забеспокоилась гид. – Куда?
- Надо отъехать по делам на пару дней.
- Да мне пофиг, - буркнул бизнесмен, примериваясь к очередной кружке пива. – Тебе же меньше времени её уломать. Твои проблемы.
- Идёт, - сказал Алексей. И пошёл в номер.
Он заставит эту гадину заплатить, бушевал он, пока шёл в номер. Он не позволит из себя делать дурака или игрушку. Все её слова – не более, чем завеса, оправдание её двуличного и подлого характера. О, как он ненавидел её! И как желал в тот момент! Ничего, скоро он посмеется.
Войдя в номер, он скинул куртку и уселся, не раздеваясь, на постель, обуреваемый планами мщения и оскорблённым самолюбием. Даниэль всё не было.
Промаявшись в номере с четверть часа, он вдруг забеспокоился. Им скоро уже уезжать в этот чёртов Карлштейн – куда она делась? Эта упрямая сука так и привлекала к себе мужчин. А что если она попала в беду?
Алексей бросил взгляд на часы и судорожно схватился за куртку. В это время открылась дверь и показалась Даниэль. Она была по-прежнему замкнута и холодна, но лицо её хранило следы недавних слёз. Алексею стало стыдно. Она вовсе не хотела над ним смеяться. Вероятно, это была нервная реакция на его поцелуй. Или что-то ещё.
Он уже было направился к ней со словами утешения на языке, но холодный взгляд остановил его, заморозив всё, что он хотел произнести. А она, заметив, что он держит свои вещи в руках, только безжизненно констатировала:
- Вы собираетесь на экскурсию? Я тоже. Только оставлю лишние вещи.
И, поставив сумку на кровать, она направилась в ванную комнату сполоснуть руки и умыть лицо. «Ах ты, чтоб тебя!», - подумал Алексей. Он в сердцах отшвырнул куртку на кровать. Даниэль скоро вышла. Столь же невозмутимо, как всегда, она выложила из сумки какие-то бумажки и прочий мусор, сгребла его и швырнула в корзину. Проверив телефон, она направилась к двери. Алексей, поколебавшись, последовал за ней. Снова она заставила его поменять своё мнение и свои планы. Он становится таким же неуравновешенным, как она. Его начало это беспокоить. Однако, прямая спина и великолепная задница, шествующие перед ним, скоро отвлекли его от ненужных мыслей. И он отдался приятному созерцанию фигуры Даниэль.


Поездка в Карлштейн открыла новую сторону в Даниэль. Забираясь на крутую гору, где располагался замок, она не заставляла себя ждать, хотя было видно, что такой подъём для неё довольно труден. Но она ни разу не просила её подождать. Алексей дивился её выносливости. Ладно он, закалённый «качалкой» и профессией мужчина, но она – не худая женщина, далеко не юная и вряд ли часто ходившая по горам. Он наблюдал за ней, зачастую уходя вперёд недалеко, чтобы иметь возможность оказать ей поддержку. Но она к нему не обращалась. Он проклинал её гордость и злорадно смотрел, как уже ближе к вершине она с трудом передвигала ноги.
В самом замке Даниэль снова удивила Алексея. Оказывается, она не только разбиралась в истории, но и была знатоком искусства. Нередко она дополняла слова гида, которую недавно выпитый сок, а, может, и пиво сделали несколько рассеянной и ленивой. Настолько рассеянной, что она забыла напомнить, что после Карлштейна они поедут в Карловы Вары, где состоится приятный обед с чешским традиционным пивом и столь же традиционным чешским запечённым коленом.
Переходя из комнаты в комнату, Даниэль с восхищением и трепетом прикасалась кончиками пальцев к старинной мебели и каменным стенам. Она с восторгом разглядывала гобелены и драпировку кроватей. Чуть не со стоном смотрела на реставрированные фрагментов фресок из-под побелки ещё во времена Средневековья, которую варварски наложили протестанты в стремлении избавиться от католических «идолов». Она совершенно забыла об окружающих, отдавшись окружающей обстановке. Даже оружие в оружейной комнате привело ее в благоговейный трепет, что весьма удивило Алексея. Он ещё не встречал женщин, которые бы восторгались мечами, секирами, арбалетами, мушкетами или пищалями. И тем более, разбирался бы в них. Он хотел было её спросить, что же приводит её в такое состояние. Но она, как будто догадываясь о его намерении, постоянно ускользала от него.
Всю экскурсию Алексей старался держаться рядом с ней, не решаясь заговорить. Он должен был ей сказать о пари, о своём скором отъезде. Алексей проклинал свою неожиданную и ненужную робость. Эта женщина сделала из него тряпку за несколько дней, при чём безо всяких усилий со своей стороны. Сам виноват. Понадобилось ему ей что-то доказывать? Да, это было нужно. Уж слишком независима и категорична она была. Надо было поставить её на место. Нет, не так. Надо было доказать ей, что она неправа.
Спуск вниз был лёгок и радостен – тургруппа стремилась к автобусу посидеть после долгого перехода по горе и замку. Дождавшись всех, автобус тронулся.
Когда они подъезжали к Карловым Варам, Алексей наклонился к Даниэль и произнёс:
- Завтра утром я должен уехать.
- Надолго? – равнодушно произнесла Даниэль, оторвавшись от пейзажа за окном.
- На день. От силы два. В Вене я уже рассчитываю к вам присоединиться.
Она молча смотрела на него ничего не выражающим взглядом.
- Могу я спросить, зачем? – так же равнодушно спросила она.
- Надо помочь другу, - ответил Алексей, впиваясь глазами в её лицо. – Он остался без каскадёров. Надо выполнить пару трюков.
Она заинтересованно посмотрела на него, в её глазах мелькнуло любопытство.
- И чем именно вы будете заниматься? – несколько нервно спросила она. – Что-то серьёзное?
Он со вздохом отстранился от неё. У него получилось! Он заинтересовал её! Возможно, она даже беспокоится за него.
- Нет, что вы. – Он улыбнулся. – Покатаюсь на лошади, перепрыгну пару раз через стену, проедусь по шаткому мостику, подсеку лошадь и упаду вместе с ней. Всё, на что хватит фантазии режиссёра. Ерунда.
- Вы будете ездить на лошади? – глаза Даниэль странно блеснули.
- Да. А что? – Он удивлённо посмотрел на неё. Странная реакция с её стороны на вполне невинное замечание.
- Я никогда не ездила на лошади, - ответила Даниэль.
- Многие люди вообще ни разу не видели живой лошади. – Он пожал плечами.
- Но я бы хотела попробовать, - нерешительно сказала Даниэль, поглядывая на Алексея. Она помолчала. – Только не воспринимайте это как намёк, - недовольно произнесла она, подняв на него глаза и сурово взглянув в его лицо. – Это просто слова.
- Хорошо. Как скажете. – Алексей недоверчиво смотрел на её холодное лицо. И всё же, интересно, почему она спросила его о работе?
- Трюк с подсечкой очень опасен? – вдруг задала вопрос Даниэль, не сводя с него глаз.
- Для опытного человека это просто, - ответил Алексей. – Главное, не потерять контакта с лошадью. А то либо она сломает себе ноги, либо мне – шею.
- И вы считаете – это просто? – недоверчиво спросила Даниэль.
- Для меня – да. – Он вдруг внимательно посмотрел на неё. – А почему вы спрашиваете?
Лицо Даниэль порозовело. А в самом деле – почему?
- Если я лишусь пары, мне придётся доплачивать за номер, - хмуро сказала она, не глядя ему в лицо.
И это всё? Он разочарованно отодвинулся от неё. Она отвернулась к окну.
Он смотрел на её нежную шею и маленькое розовое ушко. Как же ему хотелось её поцеловать! Он сдержался. Ведь он не рассказал ей самого главного: о пари. Он не знал, как начать. А Даниэль наблюдала за его отражением в окне автобуса. Она прекрасно видела, что он что-то хочет ей сказать, что его что-то мучает. Но она не собиралась облегчать ему разговор. Хотя ей и было любопытно.
Автобус въехал в город. Выходя, Даниэль не в первый уже раз поймала на себе взгляды гида и её бизнесмена. Переведя глаза на Алексея, она заметила, что он упорно старался не смотреть на них. Их же понимающие улыбки навели её на мысль, что Алексей всё же обманул её и согласился на пари. Это заставило её ещё больше замкнуться в себе. Она сделала вид, что не увидела протянутой руки Алексея, когда спускалась по ступеням автобуса. Легко и невозмутимо поправив сумку на плече, она остановилась у автобуса ждать остальных. Это вызвало ещё большее смятение у Алексея и очередную порцию понимающих взглядов гида и её бизнесмена. Его порыв поговорить с ней снова был пресечён: недавние собутыльники преградили ему путь, предлагая очередную попойку и наперебой зазывая его на неё. С трудом отвязавшись от них, он наткнулся на гида с её бизнесменом.
- Что, Лёшенька, не выходит у мастера каменный цветок? – ухмыльнулась гид. Её бизнесмен громко заржал.
- Я же сказал – после моего приезда, - раздражённо прошипел Алексей. – А я ещё никуда не уезжал.
- Ох, Лёшенька, - тихонько проворковала гид. – Боюсь, с твоим приездом тебе только труднее будет.
- Это уже мои проблемы, - буркнул Алексей. – Не так ли, Толян? – обратился он к бизнесмену.
- Верно, - подтвердил бизнесмен, - пьяно улыбаясь. – Ну что ты, Натуль? Тур закончится скоро. Всего ничего осталось. А там, глядишь, я не пустой домой вернусь. – Он попытался подмигнуть женщине, но вышла какая-то гримаса.
- Ты прав, Толенька, - подняла на него глаза гид, нежно поглаживая по щеке. Встрепенувшись, она созвала группу и, держа бизнесмена под руку, начала объяснять, что экскурсию по Карловым Варам проведёт другой гид
Им оказалась дама с короткой стрижкой, проницательным взглядом, ироничной улыбкой и холодным достоинством. Совсем как Даниэль. С той только разницей, что была старше, выше и худее. Да и не такая неулыбчивая и необщительная. Она с места в карьер взяла быстрый темп, неторопливо и обстоятельно, при этом, рассказывая о достопримечательностях города. Даниэль без труда поспевала за ней, оставляя позади остальных. Она внимательно слушала и смотрела по сторонам, не упуская высокую даму из вида. Алексей снова удивлялся, глядя на неё: казалось, для Даниэль снова перестала существовать окружающая действительность, а недавний демарш на крутую гору, где стоял замок Карлштейн как будто не она совершала, что так шустро поспевает за гидом.
Когда она и высокая гид остановились в очередной раз подождать отстающих, и попробовать воду из очередного источника, Алексей подошёл к ней.
- Мне надо с вами поговорить, - сказал он негромко.
- Говорите, - безразлично произнесла Даниэль.
- Но не на ходу же! – возмутился Алексей.
- Вы правы. С вами не так интересно, как с этой дамой, - ответила Даниэль, кивнув на невозмутимо стоявшую женщину.
- Когда мы с вами начнём разговор, вы ответите иное, - раздражённо ответил Алексей, досадуя на её язвительность и безразличие.
- Когда мы с вами начнём разговор - тогда я и решу, - невозмутимо сказала Даниэль, отходя от него к высокой даме.
Больше попыток он не предпринимал. Всё равно он не мог угнаться за ними обеими. И, тем более, не было возможности нормально поговорить при таких условиях. Поэтому экскурсия прошла к большому удовольствию Даниэль, которую не отвлекали душевные терзания Алексея. Она наслаждалась кружевным оформлением беседок, в которых били источники горячей минеральной воды, замечательными домами со статуями и барельефами на них, памятниками и ювелирно встроенными в дома магазинами. Потемневшие церкви заставляли Даниэль останавливаться около них и обозревать убранство снаружи. Она была рада: голубое небо, тёплая погода, прекрасный город, знающий гид и никаких терзаний по поводу того, быть ли ей доброй с мужчиной или нет. Она была благодарна гиду Наталье уже за одно это, хотя и не могла простить ей её предложения о пари.



Когда автобус подъезжал к гостинице, Алексей снова сделал попытку поговорить с Даниэль. Но она, утомлённая сегодняшним днём, тихо дремала. Её голова постепенно склонилась к его плечу и уютно устроилась на нём. Он не стал её будить, радуясь минутами гармонии с ней.
При подъезде он осторожно переложил её голову на подголовник, чтобы не смущать её, когда она проснётся. Но, когда автобус остановился у гостиницы, разговора снова не получилось: Алексея отвлекла пожилая дама, негромко пытавшаяся поблагодарить его за что-то. Даниэль не стала его ждать. Она, нахмурившись, посмотрела на них обоих и вышла из автобуса. Алексей, следивший за ней взглядом, рассеянно отвечал Наталье Филипповне на её банальности, пока она его не отпустила. Он поспешил к себе в номер.
Перед дверью он вдруг остановился. Что он скажет? Я следил за тобой, видел, как ты смеялась, разозлился и принял мерзкое предложение мерзавцев? Слов нет, он понятия не имел, как к этому отнесётся столь строгая дама. Но, в конце концов, с её непробиваемым спокойствием не будет же она кидаться на него с кулаками? Ему бы не хотелось применять к ней силу. Она должна согласиться. Нет, конечно, он не будет склонять её к сексу. Хотя, ему очень бы этого хотелось. Он просто предложит ей фотосессию в кровати. И больше ничего. Если конечно большего не захочет она сама.
Он толкнул дверь. На кровати лежали разбросанные вещи Даниэль. В ванной шумел душ. Алексей постоял на пороге, не зная, что делать. В это время в дверях ванной показалась Даниэль, вытираясь полотенцем. Вода ещё стекала с волос на её обнажённые плечи, чуть прикрытые полотенцем. Лицо её было задумчивым и грустным, но не суровым. И сначала она даже не заметила Алексея, полускрытого дверью ванной. А он, увидев её полуобнажённой, прикрытой спереди только полотенцем, застыл, поражённый, её видом. Тонкая шея, которой он любовался в автобусе, переходила в покатые плечи, пышная грудь под полотенцем слегка провисла, но не выглядела уродливо, едва наметившийся животик, слегка тяжеловатые бёдра, но, чёрт его возьми, он хотел её, несмотря на недостатки её фигуры, появившиеся с возрастом. И ноги – стройные, длинные, белые с тонкими щиколотками и пальцами. Он уже однажды обратил на них свой оценивающий взгляд и был потрясён. Любая балерина позавидовала бы таким ногам. А нежные розовые пяточки настолько возбудили его кровь, что он чуть не кинулся к ней, завалить в постель.
А Даниэль, прихватив вещи, лежавшие на кровати, скрылась за дверью ванной. Через некоторое время шум воды стих. А ещё через несколько минут она вышла. Видя, что она одета, Алексей шевельнулся, проходя в комнату. Заметив Алексея, она слегка вздрогнула. Её лицо снова замкнулось.
- Я не слышала, как вы вошли, - с опаской произнесла она, поглядывая на него. – Давно вы здесь?
- Нет. Я только вошёл. – Он нервно сглотнул. Алексей сам не знал, зачем он соврал. Но, видя, как неуловимо расслабилось напряжённое лицо Даниэль, он понял, что сказал то, что нужно. – Выпьете со мной? Сейчас? В баре?
Даниэль недоверчиво посмотрела на его смятённое лицо. Её взгляд ещё более смутил его. А она поняла: сейчас он наверняка соврал, и видел, как она выходила из ванной в одном полотенце. Быстро отвернувшись, чтобы скрыть вспыхнувшее лицо, собственное смятение и стыд в глазах, она сделала вид, что что-то ищет в сумке. Но её дрожащие руки выдавали её, и она отбросила сумку на кровать, повернувшись к окну. Она стояла и смотрела, не видя, пытаясь успокоиться. Алексей, не зная, что ему сказать или сделать, глупо стоял за её спиной.
Внезапно она обернулась, придя в себя. Её спокойствие немного уняло смятение в душе Алексея. А ей пришло в голову, что он подыскивает способ с ней поговорить, но не может решиться. Возможно, признаться в том, что, всё же, принял то мерзкое пари.
- Хорошо. Пойдёмте, - произнесла она, пристально глядя на него.
Обойдя Алексея, Даниэль направилась к двери. Взъерошив волосы, он последовал за ней.
Усаживаясь за столик, Даниэль снова поймала взгляды гида и её бизнесмена, направленные на них с Алексеем. Оба понимающе смотрели на него и многозначительно улыбались. Пьяный бизнесмен даже поднял кружку с пивом в шутливом салюте. Даниэль, ещё не пришедшая в себя после осознания того, что Алексей мог видеть её полуголой, вдруг разозлилась: если он решил спорить на неё, то спорил бы. С чего вдруг стал терзаться, да ещё её заставлять нервничать? Решил исповедоваться? Так начал бы. Чего тянет?
А Алексей, запинаясь, стал рассказывать, как он опрометчиво поддался глупой злобе. Он был настолько смущён и выглядел несчастным, что в её душе, несмотря ни на что, шевельнулась жалость. Но она тут же одёрнула себя: что бы ни послужило причиной, он, всё же, поступил как подлец. За всю её жизнь она не раз хотела отомстить. Но никогда не опускалась до подлости. Да и, в конце концов, она же сама отклонила это пари!
Алексей видел, как она была возмущена. Её глаза сверкали такой яростью, что он ожидал, что на нём что-нибудь загорится. Он видел, как сжались её зубы и с какой силой она стиснула кружку, и поторопился высказать своё предложение, как исправить это его глупую ошибку. По мере рассказа Даниэль постепенно успокаивалась, и её всё больше охватывала оторопь: она начинала понимать то, что Алексей сам ещё не понял – она ему небезразлична. Это заставила её растеряться. Да, его слова о том, что он сам согласился на пари, взбесили её, а предложение разыграть этих двух мерзавцев просто возмущало. Но тут он заговорил, что ни в коем разе не будет пользоваться сложившейся ситуацией. А за фотографии можно получить неплохие деньги. Ведь её недавняя эскапада с пивом наверняка пробила огромную дыру в её финансах. Даниэль сглотнула, вспомнив, что сегодня ещё не только не поужинала, но даже толком не обедала. И рациональная госпожа Штегман сменила смятённую, чувствительную, возмущённую и яростную Даниэль. Когда Алексей закончил так и не прикоснувшись к своему пиву, Даниэль спокойно потягивала свою кружку, поглядывая на него и напряжённо обдумывая не только неслыханное предложение, но и то, чем оно могло быть вызвано. Алексей ещё был под впечатлением недавно увиденного в номере, в то же время его задело, что Даниэль столь равнодушно отреагировала в автобусе на его сообщение в отъезде, и в смятении от нынешней своей исповеди. Он сам не знал, почему ему важно, что скажет Даниэль, почему он со страхом ожидает её осуждения, презрения и ненависти. Он уже ничего не понимал. А Даниэль была обеспокоена тем, что недавно поняла, и тем, что понять хотела: беспокоил ли её сам его отъезд или то, что Алексей в отъезде будет делать. В конце концов, она открыла в себе, что беспокоится за него. Что старалась по привычке скрыть.
Алексей с тревогой, удивившей его самого, ждал её ответа. Даниэль подняла на него глаза, в которых снова засверкали искорки, которые не так давно поразили его.
- Вы предлагаете мне месть? – Она испытующе смотрела на его несчастное лицо. Он хотел что-то сказать, но она продолжила: - Авантюру? Никогда не участвовала ни в чём подобном. Надо признать, это интригует. – Она смотрела на его лицо, на котором отражалась недоверчивость. – Хорошо, - наконец произнесла она с лёгкой улыбкой. – Давайте попробуем.
Алексей вздохнул с огромным облегчением. С него как будто упала гора. Он и не подозревал, какая тяжесть была на его плечах.
Он взял руку Даниэль в свои ладони. В первую минуту она дёрнулась освободиться, но он мягко удержал её, незаметно показав глазами на гида и её бизнесмена. Даниэль скорчила гримаску, тут же сменившуюся надменным выражением лица. Но глаза её смеялись. Что очень понравилось Алексею, который в очередной раз удивился своим чувствам.
- Когда вы хотите устроить… фотосессию? – спросила она, поражаясь своему спокойствию.
- После моего приезда, - ответил Алексей, откинувшись на спинку стула. – В Вене. Можно разыграть, как вы были обеспокоены моим отсутствием и всё прочее, - сказал он, пристально глядя на неё.
- Хорошо. Но не нужно торопиться, - деловито сказала Даниэль, стараясь не думать о том, что его ждёт. – Давайте устроим им спектакль. Вы приедете, и мы поводим их за нос. День-два, а потом вы покажете им фотографии. Если всё произойдёт быстро – это может вызвать подозрения.
- Вы правы. – Он поднёс её руку к своим губам, не сводя с неё глаз. Её нервировал этот интимный жест. Она не знала, как реагировать – ей в первый раз целовал руки мужчина. – Вы это придумали только что? – спросил он, целуя её подрагивающие пальцы.
- Да. – Она вырвала руку и спрятала её на коленях. – Не нужно торопиться, - повторила она.
Они так и сидели: она – не зная, что ей делать и не смея поднять на него глаза, и он – разглядывающий её порозовевшее лицо. Её смущение делало её трогательно беззащитной, хотя она и пыталась скрыть это за маской холодности. Чем дольше он смотрел на неё, тем больше было её смятение и тем надменнее она пыталась выглядеть. Дурацкая ситуация! Она – взрослая женщина, а ведёт себя, как девственница на первом свидании! Что с ней творится?
Наконец Алексей очнулся от созерцания лица Даниэль и взял в руки свою кружку с пивом. Даниэль немного успокоилась и встала:
- Вы тут заканчивайте. Я пойду в номер.
Она спокойно удалилась, оставив Алексея вновь с сумятицей в мыслях. Он неторопливо выпил пиво и встал, не глядя на своих спонсоров.
Когда он вошёл в номер, Даниэль спокойно читала. При его входе она даже не подняла глаз. Разочарованный, он со злостью стал раздеваться. Только наметившееся потепление между ним и ею было как будто забыто. Он был разочарован и взбешён, со злостью взбивая подушку. Но она спокойно перелистнула страницу. Он залез в постель.
- Не задерживайтесь, - буркнул он. – И погасите свет. – Она молчала. – Спокойной ночи. – Даниэль не отозвалась.
Столь же невозмутимо как всегда, через минуту она спокойно встала, погасила свет и легла в постель.
- Спокойной ночи, - отозвалась она.
А Алексей долго ворочался без сна, вспоминая её потрясающие ноги, видимые из-под длинной футболки, в которой она спала. Чтобы только видеть эти ноги, гладить их, целовать, можно было пойти на любые унижения и терпеть любые капризы. Алексей мужественно пытался отвлечься от наваждения, но видение этих ног не выходило из его головы.
Задремал он нескоро, мучаясь осознанием невозможности просто прикоснуться или нормально поговорить с этой женщиной.
Даниэль же не могла заснуть по другой причине: помимо сумятицы в голове ей очень хотелось есть. Хорошо, что темнота скрывала её лицо: выглядела она весьма жалко. Промучившись с четверть часа, она неслышно встала и направилась в ванну, наполнить желудок хотя бы водой. Напившись, она вернулась и села на кровать, опустив лицо на руки. Слёзы беззвучно текли по её щекам. Чёрт, почему? Она со злостью ударила по кровати.
- Вы не могли бы не шуметь? – полусонным голосом спросил Алексей. – Я собираюсь заснуть. Завтра рано вставать.
- Простите, я не могу спать, - сдавленно произнесла Даниэль. Она пыталась успокоиться, но недавние слёзы сказались на её голосе.
- Это ещё почему? – В темноте было видно, что Алексей повернулся к ней.
- Потому, - грубо ответила Даниэль, сожалея, что чуть не проболталась.
- Постойте, а вы ели сегодня? – Алексей приподнялся на кровати.
- Да, - соврала Даниэль. – А вообще, это не ваше дело, - грубо добавила она, собираясь укладываться.
- Прекратите говорить глупости, - Алексей встал с кровати. – Вставайте.
- И не подумаю. – Даниэль залезла под одеяло и легла.
Алексей подошёл к её кровати.
- Не заставляйте меня вытаскивать вас силой. Мне бы этого не хотелось. – Он протянул ей руку. В темноте она смутно белела почти у её лица.
- Не сомневаюсь, - буркнула Даниэль, поворачиваясь на бок.
- Как же вы упрямы, - в сердцах сказал Алексей.
Он быстро откинул одеяло и наклонился к ней. Потрясённая Даниэль отодвинулась к стене, сжавшись в комок. Сейчас она была похожа на рассерженного котёнка. Её глаза яростно сверкали в темноте. Секунда, и Алексей подхватил её на руки, мимоходом подивившись её лёгкости.
- Пустите меня! – возмущённо воскликнула Даниэль. – Что вы делаете?
А действительно, что на него нашло? Он держал в своих руках это мягкое упругое тело, вдыхал его волнующий запах – сладковатый, но не приторный, пряный, но не острый, терпкий, но не удушающий. Он близко смотрел в её глаза – зовущие, манящие, но в то же время настороженные, тревожные и недоверчивые, заставлявшие его остановиться. Он уже терял голову от её близости. Но её глаза упорно удерживали его. Он со вздохом поставил её на ноги.
- Что на вас нашло? – сердито спросила Даниэль, нервно одёргивая свою «ночную рубашку».
- Вам надо поесть, - сказал Алексей хрипло, отойдя от неё.
- Я вам уже сказала, это не ваше дело, - ответила Даниэль, и повернулась, намереваясь снова залезть в постель.
- Чёрт вас побери! – взорвался Алексей. Он резко развернулся и на ощупь натянул свои вещи. Затем, не говоря ни слова, он выскочил за дверь.
Даниэль спокойно устроилась в кровати, хотя руки её дрожали. Когда за Алексеем закрылась дверь, Даниэль, уже не скрываясь, заплакала, утирая слёзы руками.
Через полчаса Алексей вернулся. Успокоившаяся Даниэль ещё не спала. Когда открылась дверь, она, закутавшись в одеяло, снова отодвинулась к стене. Алексей молча протянул ей свёрток и так же, не говоря не слова, разделся и лёг в свою кровать. Дождавшись, пока он заснёт, Даниэль потянулась к свёртку. Там лежала тёплая жестяная банка и что-то в пластиковой упаковке. Даниэль неслышно слезла с кровати и вышла в коридор, плотно прикрыв дверь. Там, за низким столиком в кресле она заглянула в пакет. В нём лежала жестяная банка с чаем, салат с мясом в лотке и круассан в упаковке. Поколебавшись, она раскрыла то и другое и с наслаждением поела, запивая ароматным теплым чаем. Передохнув, она неслышно вернулась в номер, зашла в ванну и сполоснула руки.
Выйдя из ванной, она остановилась у кровати Алексея. Его ровное дыхание сказало ей, что он спит. Не удержавшись, она провела рукой по его волосам.
- Спасибо, - прошептала она, наклонившись к его уху. Не удержавшись, она легко прикоснулась губами к его щеке. Затем, устыдившись своей несдержанности, она быстро легла в свою постель. Через несколько минут она спала.
Дождавшись её лёгкого и ровного дыхания, Алексей открыл глаза. Он смотрел в темноту, но видел лицо Даниэль и её странно изменчивые глаза. До него начало медленно доходить, что он, возможно, влюбился в эту противоречивую женщину. Это настолько его потрясло, что он лежал так, глядя в темноту около часа. Потом сон сморил его. Но ему постоянно снилась Даниэль, её лицо, её глаза и её мягкие податливые губы. Почему-то эти сны не были ему неприятны, даже наоборот: наутро он проснулся отдохнувшим и в хорошем настроении.



Даниэль же напротив проснулась злой: снова показала свою уязвимость мужчине. Хорошо, хоть он спал, когда она кинулась его целовать, как дура. Не выспавшаяся, она была весьма холодна и безупречно вежлива утром. Алексей, с удивлением рассматривавший её длинные ресницы, прямой нос, пухлые губы, начал шёпотом проклинать тот день, когда ему пришло в голову впервые доверить свой отпуск турагенству. Его хорошее настроение таяло, словно снег весной.
А Даниэль злилась ещё и потому, что понимала, ей стал небезразличен этот самоуверенный брутальный самец. Её беспокоило, какие именно трюки он будет делать. А также тревожила и заставляла нервничать их предстоящая разлука.
Однако, заставив себя взять в руки, она одела на лицо безмятежное и несколько смущённое выражение и вместе с Алексеем спустилась к завтраку. За столик они сели вместе под оценивающими взглядами гида и её бизнесмена. Даниэль слегка улыбалась, делая вид, что беззаботно не обращает внимания на них. Впрочем, никакой лёгкости и радости она не ощущала. Алексей же напротив всё более впадал в угрюмость, написанную на его лице. Он был предупредителен по отношению к Даниэль. Даже пару раз прошёлся к шведскому столу ей за соком и чайной ложкой. Но не мог отделаться от мысли, что он ей безразличен. Видя её оживлённое лицо, но холодные глаза, он с болью думал, что она наверняка не простила его слабости и глупости, когда он, поддавшись злобе, согласился на пари. Наверняка она жаждет, чтобы он поскорее уехал и желает ему свернуть себе шею на съёмках.
- Даниэль, - обречённо сказал он, не поднимая на неё глаз. – Я очень виноват перед вами.
- Вы о пари? – мгновенно поняла Даниэль, сверкнув мимолётной принуждённой улыбкой напоказ. – Или есть ещё что-то, чего я не знаю?
Он поднял на неё глаза. Её взгляд – серьёзный, настойчивый, открытый и честный – приводил его в смятение.
- Ничего больше нет, - буркнул он, отводя глаза, досадуя на себя. Равнодушная стерва!
Неожиданно для себя Даниэль нежно взяла его руку в свои ладошки, заставив посмотреть себе в лицо.
- Мы вчера об этом поговорили, - тихо сказала она. – А вчера уже прошло. Сегодня новый день.
Он недоверчиво смотрел на неё. Он не ослышался? Или она смеётся над ним?
А Даниэль медленно отодвинулась от него, откинувшись на спинку стула. Чёрт!
Когда она убрала руки, ему вдруг стало неуютно без их тепла. Он опустил взгляд, разглядывая тарелку.
- Вам ведь всё равно, уеду я или нет, - безжизненно произнёс он.
- Нет, - вырвалось у неё.
- Что? – Он резко поднял голову. Лицо Даниэль порозовело, а сама она разглядывала посетителей. – Что вы сказали?
- Я сказала нет. – Даниэль заставила себя прямо посмотреть на Алексея. Глупо, очень глупо. Но ещё глупее было бы теперь отрицать.
- Значит, я вам небезразличен? – Алексей схватил её руку и прижал к груди.
- Сейчас я вам ничего не скажу, - холодно произнесла Даниэль. Она терпеливо ждала, когда он отпустит её руку.
- Но почему? – Он сильнее сжал её пальцы. Даниэль неуловимо поморщилась.
- Потому что сейчас я вам ничего не скажу, - повторила она, вставая. Алексей медленно выпустил её руку. – Вы забыли, что я вам говорила когда-то? Свою душу раскрывать нельзя – всегда найдётся желающий в неё плюнуть. А вам я и так много о себе раскрыла.
- Вы думаете, я захочу плюнуть вам в душу? – Его брови сошлись на переносице.
- Не знаю. В том и беда. Если бы я знала, всё было бы проще, - сказала Даниэль, и отошла от стола.
Алексей проводил её взглядом до выхода, пытаясь понять, что же она хотела сказать.
А Даниэль в смятённых чувствах вышла в холл и опустилась в кресло ждать остальную группу с завтрака.
- А вам не кажется, что этот милый молодой человек в вас влюблён? – послышался рядом заинтересованный голос.
Даниэль вздрогнула и обернулась. Рядом сидела одна из двух старушек, к обществу которых Даниэль прибегала на экскурсиях, когда не хотела общества Алексея. Наталья Филипповна. Она держала на коленях моток голубой шерсти и что-то вязала, не глядя на руки со спицами. Даниэль посмотрела на неё, перевела взгляд на вход в обеденный зал: их с Алексеем стол был как на ладони. Как будто они нарочно это подстроили. Даниэль смотрела на мрачное лицо Алексея, который бездумно водил кусочком хлеба по тарелке, явно пребывая в это время где-то в другом месте. Даниэль снова посмотрела на Наталью Филипповну: неприкрытое любопытство так и отпечаталось на лице. Она даже подалась вперёд, чтобы не пропустить ни слова Даниэль. Ни дать, ни взять – старушка времён Советского Союза. А Даниэль считала, что таковые уже исчезли: сплетни на лавочке, спицы, семечки и перманент под платочком. Очевидно, такие раритеты ещё оставались. И ей «повезло» на него попасть. Ей стало неприятно: видимо, своим поведением она и Алексей немало позабавили группу, раз всякие праздные старушки интересуются их чувствами. А что – бразильский сериал в реальности. И что пикантнее, в нём можно поучаствовать.
- Видимо, я слишком старомодна или не так воспитана, - холодно ответила Даниэль. – Но я не считаю симпатию, любопытство, хорошее отношение или похоть любовью. Этого «молодого человека» я интересую только потому, что сама не интересуюсь им, равнодушна к его внешности и поведению. – А в самом ли деле так? Или она пытается в этом убедить себя? Даниэль упрямо встряхнула головой.
- Мне кажется, он вам нравится. – Женщина покровительственно похлопала её по руке. Даниэль незаметно убрала её.
- Нет, вы ошибаетесь, - всё так же холодно ответила она. – Он меня раздражает своими ухаживаниями.
Пожилая дама удивлённо посмотрела на неё.
- Разве может раздражать, если мужчина относится к вам как к женщине? – Казалось, слова Даниэль застали её врасплох.
- А меня вот раздражает. – Даниэль встала. – Я не хочу, чтобы ко мне относились как к женщине. В том самом мужском понимании. Я хочу, чтобы ко мне относились как к человеку. А от мужчины этого не добьёшься. Либо снисходительность, как к ущербному и убогому существу, либо равнодушие.
- Вы просто не привыкли… - растерянно начала женщина, опустив руки со спицами.
- И не хочу привыкать, - отрезала Даниэль.
Пожилая дама откинулась в кресле.
- И всё же из вас получилась бы хорошая пара: вы бы его остепенили, а он бы вас отогрел. – Женщина улыбнулась, звякнув спицами.
- Вы ошибаетесь, - повторила Даниэль. – Как только он добьётся своего – получит внимание, признательность, заботу, расположение, секс, - я ему буду уже не интересна. А я вовсе не стремлюсь привязываться к мужчине, чтобы потом собирать осколки своей гордости.
- Гордость, - фыркнула женщина. – Когда вы взвоете от одиночества, вы про неё забудете.
- А я всю жизнь одинока, - заметила, уходя, Даниэль. – И, когда однажды я по глупости вышла замуж, я оценила преимущества одиночества. Это благо, отдых и наслаждение. Это свобода и независимость.
И Даниэль повернулась, чтобы уйти. Пожилая женщина покачала головой, принимаясь за оставленное вязание.



Даниэль в ярости направилась к выходу. Какое, в конце концов, посторонним дело до неё или Алексея? Какое ей дело до Алексея? Почему окружающие суют свой нос не в свою жизнь, а в жизнь других? Она сама ещё не разобралась, а эти любопытствующие сплетники уже сделали выводы! Чёрт знает что!
Даниэль остановилась у входа и глубоко вздохнула. Ничего, ещё несколько дней, и она вернётся домой. Туда, где никому до неё нет дела. А сама она ни к кому в душу не лезет. Давно вымечтанный отпуск, когда она хотела отдохнуть и отвлечься, обернулся форменным хаосом и катастрофой. И вот этого она ожидала? Да, она отвлеклась. Более чем. Старая мысль древних «бойтесь мечтаний – они могут сбыться» оправдалась на все 100 в её случае. Не этого она ждала от отпуска. Не такого отвлечения от своих проблем и мыслей. После этого отпуска ей ещё потребуется взять за свой счёт, невесело подумала она.
Пока Даниэль ожидала остальных членов группы, к ней подошёл один из шоферов их автобуса с наполовину выкуренной сигаретой.
- Я вас понимаю, - меланхолично сказал он, задумчиво затягиваясь. – Хочешь поехать на отдых, а тебя одолевают всякие придурки.
Даниэль промолчала. Ещё один любопытствующий.
- И как же мерзко, - продолжал шофёр, - когда эти придурки заключают не тебя пари.
- Хотите поставить? – язвительно спросила Даниэль. – Так я не букмекер.
- А ты не язви, - неприятно улыбнулся шофёр. – Поведёшь себя правильно – я с тобой поделюсь.
Даниэль гневно посмотрела на него.
- Оставьте ваши деньги при себе, - прошипела она. – Я не собираюсь участвовать в ваших делишках.
- Какие-то проблемы? – раздался голос позади неё.
Даниэль резко обернулась, выведенная из себя.
- Вы! – словно выплюнула она в лицо подошедшего Алексея. – Моя проблема – это вы и подобные вам скоты с членами! – Она говорила с холодной яростью, дрожа от сдерживаемого гнева. – Из-за вашего разобиженного эго я шага не могу ступить! Этот… человек, - брезгливо кивнула Даниэль на шофёра, - предлагал мне правильно себя вести и поделиться выигрышем от вашего скотского пари. Разбирайтесь между собой сами. Несомненно, вам найдётся, о чём поговорить.
Она стремительно направилась к автобусу, толкнув плечом шофера по дороге. Мужчины остались одни.
- Ну, ты же понимаешь, - начал, ухмыляясь, шофёр. – У бабы пэ-эм-эс, вот и несет, сама не знает что.
Не успел он договорить, как кулак Алексея врезался в его лицо. Шофёр упал, опрокинувшись на спину.
- Баба – твоя жена, - наклонившись к нему, негромко сказал Алексей. – А эту женщину не смей марать ни своим языком, ни руками. Понял?
- Да понял я, понял, - мерзко улыбаясь, сказал шофёр, выставив вперёд руки. Алексей выпрямился. Шофёр медленно встал, потирая лицо. – Что, решил на ней заработать сам?
Алексей снова замахнулся на него, но тот отскочил дальше, снова выставив вперёд руки, как будто хотел его остановить.
- Молчу-молчу, - по-прежнему ухмыляясь, сказал шофёр. – Только всех ведь не перебьёшь. Я-то промолчу, а другие? Так вот.
Он подмигнул Алексею и направился к автобусу. Алексей сплюнул с досады, глядя ему в след.
Вскоре группа стала рассаживаться в автобусе. Даниэль сидела, упорно глядя в спинку переднего кресла. Хорошо, всё же, что Алексей уедет. А она? А она хочет наконец покоя, хочет, чтобы всё было, как раньше. Она всегда была одна, даже замужем и имея дочь. Одна. Ни от кого не зависела. Не нуждалась ни в чьём одобрении или осуждении. Не слышала слов ни поддержки, ни разочарования. Ни от кого не получала подарков – ненужных и формальных. Не видела фальшивых улыбок при своих успехах и не слышала слов зависти или злобной радости за своей спиной при ошибках. Она была спокойна и самодостаточна. И хотела остаться одна. Как там пелось в одном старом фильме?

                Я один свой путь пройду
                И похвал ничьих не жду,
                Но прошу, пусть не понять, так запомнить:
                Что свой долг перед собой,
                Что зовут ещё судьбой,
                Должен я любой ценой, но исполнить.

                Не одну прощу вину,
                Но измену – не сумею,
                Никого за взгляд иной не виню.
                Только, если изменю
                Сам себя и сам себе я,
                Что тогда я на земле изменю?

Нет, менять на земле Даниэль ничего не собиралась. Она не собиралась ничего менять даже в собственной жизни. Потряслась немного непривычным отношением к себе мужчины, испытала новые чувства, которые ей не понравились, отдохнула от домашней рутины, всё, хватит. Пора перестать быть слезливой истеричкой и тряпкой. Мужчины! Ненужный элемент природы, от которого у женщин одни хлопоты, проблемы и беды. Довольно!
Алексей смотрел на окно автобуса, где сидела Даниэль. Но она упорно не поворачивала к нему головы. Алексей ждал. Но автобус, разворачиваясь, поехал, а Даниэль так и не посмотрела в его сторону.



В дороге ничто не отрывало Даниэль от созерцания пейзажа за окном. Мерная езда, идиллические картины и отсутствие соседа привели мысли Даниэль в равновесие. Погода тоже поспособствовала: голубое небо, яркое солнце, зелёная, ещё не везде высохшая трава, хмель на шпалерах, яблоки на молоденьких яблонях, рядами простиравшихся вдоль дороги – всё это успокаивало и придавало грусть размышлениям Даниэль. Она была зла на Алексея: из-за него её теперь осаждают всякие досужие любопытствующие, из-за него от них ей поступают столь мерзкие предложения. Нет, она не хочет принимать участия в этом фарсе. А Алексей пусть сам выпутывается. Незачем ей его жалеть.
Успокоившись таким образом, Даниэль всецело отдалась обещавшему хорошее дню.
А день оказался насыщенным: ранний подъём, стычка с любопытствующими и долгий переезд в замок Глубока над Влтавой. Окрестности показались Даниэль просто сказочными: дорога пролегала через лес над огромной долиной, где внизу стояли домики с одинаковыми красными черепичными крышами. Из леса они поднялись к горе, которая вздымалась перед паркингом автобусов. Проезжая мимо слоистой горы, под которой притулились кэмпигни и магазинчики сувениров и местной еды, автобус выехал к паркингу. Дальше дорога пролегала почти вертикально вверх. Взбираясь на гору, Даниэль пожалела, что здесь нет Алексея: уже на полпути у неё заныли колени и она запыхалась. Следовавшие за ней старушки, Наталья Филипповна и Анна Владимировна, медленно и постоянно останавливаясь, плелись за ней. Передохнув и дождавшись их, она снова пошла наверх, тяжело дыша.
Дорога вывела к призамковому саду – неприхотливой маленький цветник с уходяшей куда-то вдаль аллеей. Беседка, полускрытая листвой деревьев, окружавших сад, остекленный садик под каменной стеной и две скульптуры перед ним – всё это предваряло высокое готическое здание с каменными арками и зубцами стен.
Внутри ничто не отрывало Даниэль от созерцания красоты интерьера: замок Карлштейн выглядел весьма примитивно, по сравнению с красотой этого замка. Хотя, портреты дам по-прежнему выглядели ужасающе. Видимо, Задорнов был прав: в Средневековье истерия сжигания ведьм настолько изничтожила женскую красоту Европы, что остались только такие вот дамы, которые глядели с портретов, смеша потомков своими физиономиями.
Роскошная обстановка апартаментов, резные шкафчики, изящно изогнутые стулья, безделушки, стоявшие на столиках и висящие на стенах и шпалерах – всё это приводило Даниэль в восторг. Она бы хотела остаться в замке подольше, чтобы насладиться атмосферой, стенами, вещами этого места, чтобы прочувствовать эпоху и окунуться в то время, которое Даниэль так любила, но в то же время ненавидела за отношение к женщине.
Библиотека привела её в шок: от пола до потолка огромная зала была забита шкафами с книгами. Около одной длинной стены стояли столы и кресла, но они уже не привлекали Даниэль. Она рассматривала книги. Пюпитры перед шкафами держали на себе огромны тома in-folio, как предположила Даниэль. Как жаль, бесконечно жаль, что она не может подойти и прикоснуться к этим старым страницам, погладить деревянную, обитую кожей обложку, вдохнуть запах старинных чернил и кожи, на которой они были написаны, порадовать глаза вензелями рукописных букв. Даниэль чуть не плакала, когда гид весьма шустро проводила их группу через эту комнату. Она шла медленно, наслаждаясь тем, что могла увидеть, и подолгу останавливалась у пюпитров, пытаясь разглядеть написанное на страницах.
Остальные комнаты не произвели на неё столь ошеломляющего впечатления. Хотя тоже заинтересовали её тем, что были оформлены в соответствии со стариной. Перед её глазами стояла библиотека. Если бы она могла, её бы никто не вытащил оттуда даже за месяц.
После осмотра замка спуск вниз был просто приятной прогулкой. Спускаясь через влажный и прохладный лес к палящему солнцу, Даниэль почти бежала, спугнув по дороге пару кошек. Она была взбудоражена увиденным и удовлетворена экскурсией, хотя и не вполне. На её губах даже появилась лёгкая улыбка, поскольку за всё время ей никто не навязывался и никто её не доставал. Слегка утомлённая, она вошла в автобус и направилась к своему месту.
Двухчасовой переезд, и их автобус въезжал в Карловы Вары. Здесь Даниэль была предоставлена сама себе, бродя после обзорной экскурсии по улицам города. Наконец на неё сошёл покой и умиротворение. Кружевные беседки над источниками мерзкой на вкус горячей воды радовали глаз, хотя и не нравились Даниэль – это не её стиль. Сам город был весьма невелик, а центральная улица пролегала рядом с рекой, около которой стояли дома с резными барельефами и витыми наличниками на окнах. В целом город не вызвал у Даниэль никаких эмоций: после замка Глубока над Влтавой сегодня её ничто не могло поразить больше.
Вечером, вернувшись в гостиницу, она с облегчением заметила отсутствие Алексея и его вещей. Она со спокойным сердцем ушла в душ и плескалась там, не замечая времени. Потом она вышла, вытираясь на ходу полотенцем, щёлкнула пультом от телевизора, найдя центральный российский канал и, забравшись под одеяло, взяла книгу.
Однако через полчаса она с удивлением поняла, что скучает по обществу Алексея, его голосу, его рукам, глазам, по его присутствию. Тряхнув головой, она углубилась в книгу.
Почитав ещё немного, она отложила томик, выключила свет, телевизор и улеглась спать. Но сон к ней не шёл. Глядя в темноте на пустую кровать, она ругала себя за слабость и глупость, но ничего не могла с собой поделать. Она снова и снова злилась на себя, одолеваемая своими мыслями.
Наконец, устав бороться с собой, она заснула.



Переезд в Вену был ранним. Придя на завтрак раньше всех, Даниэль не спеша наполнила свою тарелку. Неторопливо позавтракав, она вышла в холл ждать остальную группу. Не обращая внимания на любопытствующие взгляды, она раскрыла свою книгу и углубилась в чтение. Через некоторое время встрёпанная гид с горящими глазами суетливо позвала всех в автобус. Спокойно закрыв книгу, Даниэль неторопливо последовала за ней.
Члены группы, уже успевшие давно перезнакомиться, весело переговаривались в автобусе. Шум не отвлекал Даниэль от созерцания пейзажей и своих мыслей. Она наслаждалась одиночеством, не обращая внимания на гомон вокруг.
Вена не произвела на неё ошеломляющего впечатления, как вчера замок, хотя, следуя за гидом – типичной сухой немкой – во время обзорной экскурсии, Даниэль ловила себя на мысли, что у неё в голове звучит вальс. То ли так оказался силён стереотип, то ли архитектура оказала своё влияние, то ли атмосфера, то ли местоположение города, Даниэль не могла сказать. Её настроение поднялось, а, путешествуя после одна по городу, она ощутила полное удовлетворение. Обильный сытный обед привёл её в умиротворённое состояние. Она даже подремала на обратном пути в автобусе. Вечер без Алексея в Праге прошёл спокойно, как Даниэль ожидала уже некоторое время. Однако она с досадой поняла, что ей чего-то всё-таки не хватает. И это что-то присутствие Алексея. С утра была запланирована экскурсия по Дрездену, поэтому Даниэль, оказавшись в номере, сразу легла в кровать. Но сон к ней не шёл. В двухместном номере она была одна, и одиноко белеющая кровать рядом с ней как будто укоряла её в чём-то.
Промучившись несколько минут без сна, Даниэль вышла на улицу, постояла перед входом в гостиницу, подышала ночным воздухом. Глядя на редкие звёзды, свет которых сумел пробиться через уличные фонари и редкую рекламу на домах, Даниэль невольно подумала об Алексее: чем он сейчас занят? Смотрит ли на небо, как сейчас она, или развлекается с кем-нибудь? Думает ли вообще о ней или ему наплевать?
Даниэль вздохнула. Совершенно не нужные мысли. Какое ей дело до Алексея? Какое дело Алексею до неё?
Она постояла ещё немного, наблюдая за редкими кучками туристов, тоже маявшихся от бессонницы или просто болтавшихся без дела, Даниэль вернулась в номер. Но заснула всё равно не сразу. Она лежала, глядя в темноту и проклиная свою слабость. Даниэль не могла понять, скучает ли она по Алексею или это что-то другое. Но в любом случае, она с лёгким беспокойством ожидала его возвращения. Она не знала, как отреагирует на его появление. Но ей очень не хотелось его снова видеть. Нет, хотелось. Она запуталась. И это её раздражало. Она потеряла контроль над собой, своими чувствами и эмоциями – единственное, что было постоянным в её жизни. Разозлённая на себя, она в конце концов уснула.



Долгий переезд в Дрезден привёл её в скорбное состояние: сырая и холодная погода, серые низкие тучи, долгий переезд по ставшей вдруг унылой дороге и наконец сам Дрезден – серый мрачный город. Экскурсия по нему была насыщенной. Очередной гид – милая женщина в огромных очках – неторопливо водила их по городу, рассказывая о достопримечательностях. Она охотно откликалась на вопросы туристов, забираясь как в далёкую историю, так и в совсем недавние времена. Около церкви Марии она рассказала историю не только самого памятника, но и одну из своих старых экскурсий. Осторожно проведя группу внутрь, она попросила не шуметь. Даниэль и не собиралась, оглушённая увиденным великолепием. Она оглядывала стены с фресками и барельефами, освещённый свечами и позолотой алтарь. Здесь всё было искусно и красиво, утончённо и возвышенно. Православные церкви не производили на неё такого впечатления: несмотря на всю позолоту, которой было покрыто всё, что можно, они выглядели безвкусно, излишне пышно и примитивно. Плоские и с одинаковым выражением (вернее, без него) лица икон, незатейливая резьба, покрытая толстым слоем золота, не вызывали у неё благоговейного преклонения перед красотой. Она была равнодушна. Но этот протестантский храм, оформленный в католическом стиле, её потряс она была благодарна гиду за это отступление от экскурсии. Выйдя из полумрака на свет, она оглянулась на великолепное жёлто-белое сооружение с редкими вкраплениями тёмно-серых и чёрных камней и чёрную стену, как сожжённое пятно на здании. Как бы католики ни были лживы и изворотливы, а протестанты – грубы и прямолинейны, но в искусстве они знали толк. И Даниэль, будучи атеисткой, ощущала желание перекреститься, глядя на это величественное великолепие.
Картинная галерея снова вызвала у неё культурный шок. Переходя от картины к картине, впитывая в себя краски и сюжеты, Даниэль была счастлива. Она целиком отдалась созерцанию классики, игнорируя абстракции, авангард и прочую мазню, выдаваемую за искусство от недостатка мастерства, наплодившуюся с конца XIX века как грибы после дождя бездарными художниками. Дом фарфора её не потряс, а вот физико-технический музей заинтересовал старинными картами, огромными глобусами, древними забавными изобретениями. Дворец, в котором всё это располагалось, был великолепен, как и сад, где он находился. Очарованная увиденным, Даниэль совсем забыла о времени.
Когда экскурсия подошла к концу, Даниэль медленно пошла гулять по городу. Выйдя на набережную, она остановилась у скромной лавочки. Расположившись на ней, она разглядывала здания напротив, катера, тихо идущие по реке, и каменные мосты, массивными опорами упиравшиеся в воду. До обеда с группой ещё было время, и Даниэль дала отдых ногам от ходьбы и себе от эмоций. Вдруг ей пришло в голову, что сегодня Алексей должен вернуться. Это омрачило её настроение, потому что она по-прежнему не знала, как ей относиться к нему.
Вздохнув, она направилась к автобусу. Дождавшись остальных, их прежний гид Наталья, поглядывая на Даниэль, проводила желавших на обед, который та снова не смогла осилить целиком. С сожалением отставив полупустую тарелку, Даниэль откинулась на спинку стула. Оглядев зал, она заметила тихо переговаривавшихся гида и бизнесмена, которые поглядывали на неё. Подавив раздражение, Даниэль отвела взгляд.
Возвращение в Вену произошло без проблем. Но в номере Даниэль снова была одна – Алексей не появился. Удивляясь себе, она поняла, что беспокоится о нём. Поэтому её сон был тревожным и поверхностным.
Дальнейший переезд в Прагу не доставил того удовольствия, которое Даниэль ожидала. Её тревога за Алексея, которая всё больше бесила её, отравляла всё наслаждение.
Краткая обзорная экскурсия на автобусе по Пражскому граду, где Даниэль уже была, порадовала её, но ненадолго. Ей стало почему-то грустно. Может от того, что она скучала по Алексею, но упорно это отрицала. А может потому, что её это раздражало. Как беспокоило то, что Алексей не появлялся. Но, вполне возможно, что её страшило его появление: она просто не знала, как реагировать. Экскурсия закончилась традиционным обедом, не столь сытным, но разнообразным. Затем, дав час свободного времени на прогулку по Златой улочке, гид собрала группу для отъезда в Варшаву.
На всём пути их вновь сопровождал дождь. На этот раз Даниэль запретила себе грустить. Она достала свою книгу и углубилась в чтение. Гомон в автобусе не отвлекал её, а взгляды гида больше не беспокоили. Она иногда поглядывала в окно, чтобы посмотреть на залитый дождём пейзаж.
Долгий переезд в Варшаву навеял на неё тоску. За окном автобуса моросил летний дождик, что тоже не поднимало ей настроения. При подъезде к городу по её щекам потекли слёзы. Злясь на себя, Даниэль яростно вытирала глаза. Взгляды гида бесили её, но она, сжав зубы, решила не реагировать на них. Это было трудно. Даниэль уже была на грани. Но она закрыла глаза, глубоко вздохнула и сосредоточилась на стуке капель за окном.

                Стрелы косые дождя
                Мягко врезались в стекло…
                Может быт, всё это зря?
                Что было, то было – прошло?

Даниэль резко распахнула глаза. Нет, ещё не всё прошло, пока она не вернётся домой. Алексей ещё встретится на её пути. Он обещал. Да и деньги за пари ещё никому не мешали. Решение принять замысел Алексея снова вернулось к ней. И Алексей вернётся. Она была уверена, вернее, надеялась, словом, она снова запуталась. Но знала, что до приезда домой ещё Алексея увидит.




На въезде в Варшаву проглянуло солнце, что было весьма кстати, поскольку уже вечерело, и прохлада с сыростью пробирались даже в автобус.
Когда группа собралась у входа, Даниэль, ещё находившаяся в автобусе, услышала радостные крики. Спустившись вниз, она спокойно взяла свои вещи и направилась ко входу.
Войдя, она заметила возбуждённую группу вокруг одного человека. Это был Алексей, радостно приветствуемый мужчинами и нервно смеющимися женщинами. Даниэль хотела тихо проскользнуть к стойке и взять у гида ключ, позабыв об их с Алексеем договорённости разыграть сцену, но гид тоже принимала участие в этом истерическом помешательстве. Поэтому ей ничего не оставалось, как стоять в стороне за спинами остальной группы. Она стояла и ждала, спохватившись и вспомнив про договор, и потому нацепила на лицо дурацкое выражение, одновременно сочетавшее блаженство, смущение и радость. Однако глаза её, при всём этом, были холодны, а взгляд – встревоженным.
Алексей заметил Даниэль ещё когда она вошла. Её странно блеснувшие глаза, на мгновение вспыхнувшие щёки и лёгкая ироничная улыбка, скользнувшая по губам при виде него, озадачили его. Про договорённость с ней он помнил, но не думал, что она действительно будет играть так натурально и естественно. Он не ожидал, что будет сам так рад. Когда он увидел её, ему стали вдруг безразличны все эти люди с их восторгами, хотя, слов нет, ему было приятно, что его встречали так. Что его не забыли, что ему рады. Однако всё это померкло, когда он увидел лицо Даниэль. Он хотел её обнять. Прижать к груди так, чтобы их сердца соприкоснулись через плоть. Но пока это было невозможно. И когда он в очередной раз бросил на неё взгляд, его ошеломило выражение её лица: настолько оно было искусственным и нелепым, что он не знал, смеяться ему, возмущаться или злиться.
Наконец восторги улеглись, ключи были розданы, и возбуждённая толпа потихоньку расползлась по номерам, чтобы завтра после раннего завтрака быстренько осмотреть Варшаву из автобуса и поехать домой.
Давая Алексею ключ, гид подмигнула ему с мерзкой улыбкой. Алексей равнодушно кивнул ей, взял ключ и направился к номеру.
Когда Даниэль неторопливо последовала за ним, гид остановила её:
- Простите, что мешаю вам, - притворно улыбаясь, сказала она. – Но мы, женщины, должны помогать друг другу…
- Что вы хотели сказать? – прервала её Даниэль.
- Я хотела вам сказать, - злобно улыбаясь, произнесла гид, - что Алексей обхаживал вас потому, что принял наше пари. Он поспорил, что, когда вернётся, переспит с вами. – Она разглядывала лицо Даниэль, стараясь увидеть на нём потрясение.
Но Даниэль повела себя, как Сталин на той конференции, когда ему американский посол сообщил о создании в Америке атомной бомбы. Не дрогнув ни единым мускулом, она лишь спокойно ответила:
- Спасибо, - и пошла своей дорогой.
Обескураженная гид, заскрежетала зубами, глядя ей вслед. Даниэль усмехнулась, но тут же нахмурилась: она не знала мыслей и чувств Алексея. А вдруг он, несмотря ни на что, гид была права, и Алексею от неё нужен был секс, чтобы получить за это деньги? Как это выяснить?



Алексей первым вошёл в номер, нервно ероша волосы. За ним, спустя время, неторопливо вошла Даниэль. Не дождавшись, пока она поставит вещи, он бросился к ней и судорожно обнял её. Даниэль опешила. Вещи выпали из её рук. Она невольно обняла Алексея. А он наслаждался запахом её волос, упругостью и теплом её тела. Он не ожидал, что почувствует такое счастье лишь потому, что будет просто держать её в своих объятьях.
В голове Даниэль образовалась пустота, а затем сумбур заполонил её мысли. Он так кинулся к ней, как будто они расстались сто лет назад после огромной всепоглощающей любви. И, что удивительно, ей это не было неприятно. Она крепко прижалась к нему, уткнувшись носом и странно повлажневшими глазами в его плечо. Ей так хотелось быть любимой сейчас! Наслаждаясь новыми чувствами, она стала приходить в себя. Даниэль тихонько высвободилась из его объятий и отошла к своим вещам. Её руки дрожали, а сердце стучало, как пулемёт.
- Я думаю, нам пора разыграть наш спектакль, - произнесла она, как только почувствовала, что сможет говорить без дрожи. – Если вы не против, мы спустимся вниз, и перед всеми я паду вам на грудь со слезами от столь долгого ожидания. – Она не смотрела на него, сосредоточенная на том, чтобы не выдать своего волнения.
- Как скажете, - уныло произнёс Алексей.
Как он хотел снова её обнять, целовать до тех пор, пока с неё не слетит её непробиваемая маска: ещё минуту назад он видел её совсем иной. Он смотрел на её спину и не знал, пожалеть ему её или разозлиться. Ведь, в конце концов, в них была договорённость, обещаний и клятв в любви они не давали.
- Если у вас есть желание, подождите меня: я только приму душ, - сказал он.
- Я, пожалуй, посижу внизу, - сказала Даниэль. Она помнила его потрясающее тело и боялась, что её плоть пересилит разум. А тогда она перестанет себя уважать совсем.
Алексей кивнул, а Даниэль, прихватив сумку, поспешно спустилась вниз. Сидеть в гостинице она не хотела – она ещё не настолько пала, чтобы, как собачка, поджидать хозяина. Пройдя квартал, она зашла в полутёмное кафе. Через минут 15 она пойдёт обратно в гостиницу. И уж там они сыграют свою маленькую сценку.
Ожидая, пока пройдёт время, Даниэль сидела в своём углу с чашкой чая и читала. Зал постепенно наполнялся посетителями. Несколько раз к ней подходили люди и забирали стулья. Наконец больше забирать было нечего. Чай был допит, и Даниэль хотела дочитать главу и идти к себе – Алексей уж сильно задерживался.
Вдруг в зал ворвалась полупьяная развесёлая компания. Некоторые парочки тут же оставили свои столики. А шумная компания бесцеремонно сдвинула несколько столов, согнав с них тех, кто не ушёл. Один шатающийся парень, которому не досталось стула, оглядел зал и направился к Даниэль.
- Эй! – крикнул он ей. – Давай, вставай!
Даниэль сделала вид, что не заметила, продолжая читать.
- Слышь, курица! – кричал парень. – К тебе обращаюсь!
Даниэль спокойно перевернула страницу. Разозлённый парень, подзуживаемый в спину криками пьяных дружков, подойдя, схватил её за руку с намерением насильно стащить со стула. Даниэль резко вскочила и вырвала руку. От её движения пьяный парень покачнулся, но удержался на ногах. Даниэль закрыла книгу и положила руку на спинку пластикового стула.
- Вам нужен стул? – вежливо спросила она, внутренне закипая.
- Да, дура. Давай его сюда и проваливай, - нагло ухмыльнулся парень.
- Берите.
И Даниэль со всего размаха обрушила через свою спину пластиковый стул на столик. Столик покачнулся, а стул треснул. Осколки чашки полетели во все стороны.
- Вам стул нужен? – всё так же вежливо спросила Даниэль, и снова обрушила стул на столик. Пластик разлетелся со звуком разорвавшейся петарды.
А Даниэль лупила стулом по столу, приговаривая: «Получите ваш стул», пока в её руках не остался только кусок спинки.
Держа его в вытянутой руке как нож, она стала наступать на ошеломлённого парня. Тот невольно отступил.
- Вот вам стул! – спокойно произнесла Даниэль и швырнула в него осколок.
Затем так же спокойно, хотя внутри у неё всё бушевало от ярости, она прошла через весь притихший зал к выходу. Но тут, заметив молодых мужчин, сидящих со своими подружками, она не сдержалась:
- Вы достойны такого к себе отношения, - зло бросила она им, кивнув на пьяную остолбеневшую компанию. – Вас ****ь будут, вы только спросите, в какой позе удобнее.
И, презрительно глядя на мужчин, она вышла.
- Да она больная какая-то, - дрожащим голосом произнесла одна из девушек. Остальные покивали ей в ответ.
Алексей застал только конец этой сцены, входя с другой стороны. Он искал Даниэль в гостинице и, не найдя, решил поискать рядом в кафешках. И сейчас он остановился на пороге, недоумевая. Не зная предыстории, он поначалу ничего не понял. Но когда он добрался до барной стойки, оглядывая зал в поисках Даниэль, он уже услышал со всех сторон комментарии, домыслы, описание и эмоциональные обсуждения того, что произошло. Большая часть посетителей быстро сбежала, как и сама пьяная компания, опасаясь приезда полиции. Оставшиеся посматривали друг на друга и Алексея, постепенно успокаиваясь. Садясь на стул, он сам был в полном ошеломлении.
Он некоторое время посидел, потом в три глотка допил пиво и направился обратно в гостиницу. Если это была Даниэль, вряд ли у неё будет желание разыгрывать комедии и предаваться эмоциям ещё раз и в присутствии тех, кого презирала.




Войдя в номер, он услышал приглушенный звук душа и какие-то странные звуки, напоминающие сдавленные рыдания. Он постучал в дверь ванной.
- Даниэль, вы там? – Даниэль не ответила. – С вами всё в порядке?
Даниэль за дверью не отвечала, только звук воды стал громче.
- Даниэль, откройте дверь!
- Со мной всё хорошо, - наконец отозвалась из-за двери Даниэль. – Не беспокойтесь.
- Откройте дверь!
- Я же сказала!..
- Даниэль, я не уйду, пока не увижу своими глазами!
- А я не собираюсь вам открывать! – В голосе Даниэль проскользнуло раздражение.
- Даниэль, так или иначе, но я войду. Или вы выйдете. – Алексей забарабанил в дверь.
- Убирайтесь! – вдруг закричала в ярости Даниэль. – Что вам надо? Оставьте меня в покое!
Алексей щёлкнул ножом и кончиком подхватил язычок простенького круглого замочка. Даже без щелчка задвижка раскрылась, и он вошёл в ванную. В душевой кабине под ливнем тёплых струй, сжавшись в комочек, сидела Даниэль, уткнув лицо в колени. Её плечи содрогались от рыданий. Алексей снял с вешалки полотенце и выключил воду. Даниэль вскочила. Он быстро набросил на её плечи полотенце, чтобы, не дай бог, её тело, хоть и несовершенное, не заставило его забыть обо всём на свете, и, завернув в него, подхватил её на руки. Она стала яростно отбиваться.
- Какого чёрта вы делаете? – кричала она, весьма ощутимо молотя кулаками по его плечам и груди. – Что вам от меня надо?
Алексей, уворачивая лицо от её кулачков, вынес её из ванной и посадил на кровать. Даниэль тут же завернулась в одеяло, оставив только сверкающие от ярости глаза на опухшем от слёз лице. Алексей вернулся в ванну и взял второе полотенце. Затем попытался им вытереть голову Даниэль. Но она вырвала полотенце из его рук и отшвырнула в сторону.
- Что вам от меня надо? – повторяла она в ярости.
- Я хочу, чтобы вы успокоились.
- Зачем? Какое вам дело? Какое вам всем до меня дело? Что вы лезете ко мне в душу?
- Как мужчина я не мог не прийти вам на помощь. Да и просто оставлять вас в таком состоянии я не хочу.
- Травиться, топиться и вешаться не буду, - злобно бросила Даниэль. – Не дождётесь – недостойны. И с каких это пор мужчину интересуют чувства женщины?
- С тех пор, как я сам начал чувствовать к вам… - начал Алексей.
- Вздор, - перебила его Даниэль. – Это ваши фантазии и уязвлённая гордость. Желание подчинить, обладать и владеть тем, что недопустимо, что ускользает.
- Мне не двадцать лет, чтобы я не отделял одного от другого, - начиная терять терпение, произнёс Алексей. – Мужчины, знаете ли, тоже умеют любить.
- Мужчины? – фыркнула Даниэль. – Вся моя жизнь убедила меня в одном, и нынешний инцидент это только подтвердил, что мужчины – пьяные похотливые животные, совершенно женщине не нужные.
Алексей вскочил. В ярости он взъерошил волосы на голове и покружил по номеру. Затем, подскочив к кровати и, схватив Даниэль за плечи, яростно встряхнул её.
- Нельзя же из-за парочки скотов, встретившихся вам на пути, считать всех мужчин животными! – вскричал он.
- А вы в подтверждение своих слов ещё ударьте меня, чтобы я крепче запомнила, - прямо глядя ему в глаза, произнесла Даниэль. – Или ещё лучше, отхлещите меня. Вам подать плётку? Или ремень? Или, может, сразу биту? Чего там? Не стесняйтесь! Вы говорите, парочка скотов? За всю мою жизнь такая «парочка» мне в день по нескольку раз попадалась. Об одном сожалею, что сейчас вы стали свидетелем мой слабости. Ни один мужчина недостоин даже одной слезы любой женщины. А вас я так просто ненавижу и презираю. Мне не нужны ваше участие и ваша забота. Слишком дорого мне обходилось хорошее отношение ко мне мужчины.
По мере того, как говорила, Даниэль вставала на кровати, закутанная в одеяло. Если бы не её слова, Алексей бы рассмеялся её нелепому виду. Однако её слова жалили его, как раскалённые иглы, и по мере того, как она вставала, он всё дальше отшатывался от неё. Слушая её страстную речь, он сам начинал приходить в ярость. Ему действительно хотелось сейчас ударить её, заставить замолчать, стереть из своей памяти эти два сверкающих глаза… Но как она была прекрасна! Несмотря на припухлость от недавних рыданий, её всегда бледное и застывшее лицо и полуприкрытые холодные глаза сейчас совсем изменились: лицо порозовело, глаза пылали затаённой страстью, а влажные губы манили их целовать. Не сдержавшись, он схватил её руки и рывком притянул к себе. Он впился ей в губы, сжимая её плечи. И сам не знал, чего в нём сейчас больше – злости или страсти.
На секунду замерев от неожиданности, Даниэль вдруг с силой оттолкнула его. Ошеломление, злость, ненависть, обида, напряжение последних дней попеременно отражались в её глазах. Алексей недоумённо отпустил её. Вне себя от злости Даниэль дрожащими руками подняла полотенце и прикрылась.
- Именно об этом я и говорю, - срывающимся голосом прошипела она. – Ненавижу. Ненавижу! Ненавижу!!! – С каждым словом голос её становился всё громче. Она почти кричала. Затем, сорвавшись с кровати, метнулась в ванную. Щёлкнул замок.
- И не смейте проделывать ваши трюки с задвижкой! - крикнула она из-за дверей.
Алексей растерянно стоял перед её кроватью. Обида переполняла его. Что он ей сделал? Просто хотел помочь, пожалеть и успокоить. Проявить участие и поддержать. Да, слегка перестарался – он так скучал по ней! Он ожидал не такой встречи. Он хотел, чтобы всё вышло по-иному. Но она сама виновата – всё никак не хотела перестать говорить эти несправедливые слова и была, при этом, столь соблазнительна.
Алексей снова взъерошил волосы и покружил по номеру. Да что с ним такое? Какая-то вздорная баба вытирает о него ноги, а он и рад! И что, что у неё была тяжёлая жизнь, и ей встречались сплошь не те мужчины? Это не повод издеваться над ним. Хотя, она всегда его отталкивала. Поэтому он получал то, чего не ожидал. И каждый раз он снова приходил к ней, чтобы она отказывалась от его участия. А он навязывался и снова получал не то. И всё же, как он хотел… А что, собственно, он хотел? Видеть, слышать её, обнимать и целовать её, засыпать и просыпаться рядом с ней, радовать её, любуясь, как на её лице расцветает улыбка. Ну не дурак ли? Влюбился, как мальчишка, в женщину, которая отгородилась от мира стеной холода и невозмутимости. Чёрт побери, ну как ему пробиться через эту стену? Только он считал, что Даниэль оттаяла, как она леденеет пуще прежнего. Как ему преодолеть её упрямство, снести эту преграду?
Алексей бросил взгляд на дверь ванной. Но сначала как ему преодолеть эту преграду? Снова воспользоваться ножом? Но тогда она точно возненавидит его. Надо дать ей время успокоиться.
И Алексей присел около двери. Через какое-то время сон стал одолевать его, и он опустился на пол, прислонившись спиной к стене. Вытянутые ноги его перекрывали проход. Он устало прикрыл глаза и заснул.
Через полчаса одетая Даниэль открыла дверь и наткнулась на него. Минуту она смотрела на его нахмуренное во сне лицо, затем взяла покрывало с кровати и укрыла его до плеч. Под бок она положила ему подушку, на которую он потихоньку облокотился. Она уже потянулась убрать с его лица прядь, прилипшую ко лбу, но отдёрнула руку. Чёрт бы побрал этого Алексея с его чувствами! После стольких дней вместе, после его внимания к ней за всё то время до его отъезда она не могла относиться к нему равнодушно, беспристрастно или неприязненно, как в самый первый день. Что-то он затронул в её душе, какие-то струны, о которых она уже забыла, которые похоронила или о которых не подозревала вовсе. Это страшило её. Она боялась снова обмануться. Боялась привязаться, чтобы потом снова не испытывать боль расставания или предательства. Да и просто не могла понять, чем она может привлечь мужчину, кроме постели? Ни красоты, ни особого ума она у себя не замечала. Денег и связей она никаких не имела. Да и характер её не располагал быть с ней хотя бы в дружеских отношениях. Словом, Даниэль была в большем смятении, чем хотела и могла себе признаться. Она оделась и вышла в ночь покурить, чтобы привести мысли в порядок. Она стояла и думала, то ругая себя, то проклиная Алексея.




Когда она вернулась, Алексей стоял у окна спиной ко входу. Он даже не повернулся на звук открывавшейся двери. Даниэль замерла на пороге, глядя на него. Наконец он повернулся к ней. Безнадёжность в его глазах поразила её. Невольно ей стало его жаль. Она шагнула в номер.
- Я так скучал без вас, - безжизненно сказал Алексей. – Я ждал с вами встречи. Я надеялся… - Он махнул рукой. – Всё напрасно. Я не знаю, как вас переубедить. Я хочу вам помочь, защитить, но вы всё время отталкиваете меня. Это… Это больно. Что я могу сделать, чтобы вы поверили мне?
Он поднял на неё глаза. Алексей не ждал ответа. Он задал явно риторический вопрос. А в голове у Даниэль вдруг пронеслись сцены, когда он действительно защищал её. Она не была поклонницей кулачного боя и решения спора дракой. Но она понимала, что иначе мужчины друг друга не понимают. И невольно поймала себя на мысли, что ей приятно, что Алексей дрался за неё, в её защиту, а в остальное время не делал попыток залезть к ней в постель. И теперь, когда Алексей снова отвернулся к окну, она молча подошла к нему и уткнулась лбом в его спину, обхватив руками его плечи. Немыслимая вольность для неё! Алексей судорожно вздохнул и обнял её правую руку левой ладонью. Затем, повернув голову, он поцеловал её стиснутые пальцы. Медленно развернувшись, он обнял её, прижав её голову к своему подбородку. Стиснув руки на груди, Даниэль прижалась к нему и затихла.
Сколько времени они так простояли, ни один из них бы не смог ответить. Разрушил идиллию звонок телефона Алексея. Нехотя, он отстранился от Даниэль и взял телефон. Это было сообщение, прочитав которое, Алексей нахмурился. Даниэль мгновенно замкнулась, видя его виноватый взгляд.
- Это Наталья, гид, - хрипло сказал он, нервно сглотнув.
- И что? – холодно спросила Даниэль, убирая покрывало, отброшенное Алексеем.
- Напоминает о пари, - сказал Алексей, отводя глаза. – Я вас пойму, если вы откажетесь и возненавидите меня…
- Ненависть – слишком сильное чувство, - так же холодно сказала Даниэль. Она достала зубную щётку и свою «ночную рубашку». – К вам у меня только чувство досады.
Алексей нахмурился.
- Но я решила заработать, - спокойно добавила она, раздеваясь. – Когда начнём?
Алексей поражённо смотрел на неё. Непостижимая женщина! Он так никогда и не поймёт её. Уехав на один день, он вынужден был остаться ещё на время. В первый день, лёжа с очередной фанаткой, просочившейся на площадку, в кровати в дешёвом номере, ему вдруг стало противно. Спровадив ничего не понимавшую женщину прочь, он нервно закурил, уставившись в ночное небо. Нет, ему не это было нужно. Ему была нужна Даниэль. Он чувствовал острую тоску по ней. Настолько сильную, что даже обычный секс с посторонней дурочкой не заглушал её. Он смотрел на чёрное небо и думал, чем занята Даниэль. Тогда он хотел бросить всё и мчаться к ней, чтобы просить прощения. За всё. За то, что сказал, сделал, за то, что не сказал, не успел сделать. Он хотел послать всё к чёрту, чтобы быть с ней. Но… Он обещал другу. А, когда на следующий день понял, что задержится, он был в бешенстве. Но свободного транспорта не оказалось, а сделать требовалось ещё пару трюков и подготовить ещё столько же. Погружённый в работу, он меньше тосковал по Даниэль. Однако её бесстрастное лицо всё время стояло перед его глазами. И едва ему случилось вырваться, он позвонил гиду, чтобы узнать, когда и где их можно перехватить. И вот теперь их встреча, когда она ответила на его объятия, взволновала его так, что он удивился сам себе. Всё было так хорошо! Когда он принёс её из ванной после кафе и выслушал всё то, что она наговорила, когда он, уже теряя надежду на её расположение, просто сказал, что думал, а она обняла его, когда он из ада снова вознёсся на небеса – всё испортила гид своей sms-кой. Хотя, то, что он сейчас наблюдал, снова выбило его из колеи.
- А что вы делаете? – растерянно спросил он.
- Готовлюсь спать, если у вас нет других предложений, - спокойно сказала Даниэль, снимая футболку.
Алексей удивлялся её бесстыдству: она раздевалась при нём без тени страха или стеснения. Очнувшись, Алексей тоже начал стягивать с себя одежду.
- Вы серьёзно, не против съёмок? – осторожно спросил он.
- Поторопитесь, пока я не передумала, - раздражённо ответила Даниэль, снимая лифчик.
Алексей задохнулся от подобной беззастенчивой обнажённости. А Даниэль забралась под одеяло, не обращая внимания на его реакцию. Алексей поспешил к ней.
Едва он оказался с ней рядом, он потерял голову от близости. Он целовал её, ошеломляя своим напором. Замерев на минуту, она отдалась своей проснувшейся страсти, настойчиво заглушая голос разума, снова некстати шептавший, что мужчинам нельзя доверять. Они целовали друг друга как одержимые. Слегка отдышавшись, Алексей взял лицо Даниэль в руки, с тревогой заглядывая в глаза. Он еле сдерживался. Её глаза ласкали его, губы призывно приоткрылись, и он приник к ним, как путник после долгой дороги к роднику с чистой водой. Казалось, он хотел выпить её душу без остатка. А она, отдавшись новым ощущениям, затмившим, наконец, разум, отвечала ему, радостно целуя в ответ. Он не мог оторваться от неё, пока Даниэль, с трудом не очнувшись, не потянулась к телефону. Услышав щелчок, Алексей тоже слегка пришёл в себя. Так это всё, что ей было нужно? Но, заглянув в её потемневшие от страсти глаза и на припухшие от поцелуев губы, он выбросил ненужные мысли из головы. Перехватив её руку с телефоном, он тоже сделал несколько снимков и отбросил его куда-то за спину, обнимая Даниэль.
А она?.. А что она? Все барьеры её души рушились, вся холодность таяла, разум всё тише шептал и его голос пропал совсем. Она не хотела признаваться, но она оказалась беззащитна перед его близостью. Открыла, обнажила не только своё тело, но и душу, преподнеся её словно на блюде. Остатками разума она ещё пыталась прикрыть эту свою обнажённость души, но её так давно никто не обнимал. Её никто вообще не ждал так, как жаждущий в пустыне рад воде в оазисе. Ей это было внове и трогательно до слёз. И они невольно потекли из её глаз, когда Алексей, зарывшись лицом в её волосы, гладил её спину. Её судорожный вздох снова отвлёк его. Он взял её лицо в ладони и заглянул во влажные глаза.
- Что-то не так? Я сделал что-то…
- Нет, - сдавленно прошептала Даниэль. – Просто для меня это так неожиданно… Я так давно…
Она не удержалась и уткнулась ему в грудь. Предательские слёзы, не переставая, текли из её глаз, теряясь в завитках его волос. Он, сам успокаиваясь и пытаясь удержать себя, ласково гладил её волосы. Нет, ещё не время. Он подождёт. Если всё сделать сейчас, он только всё испортит. Он уже решил, что не отпустит от себя эту женщину. После поездки он найдёт её. Они будут вместе. И он сумеет сделать её счастливой. Она это заслужила.
Наконец, когда её плечи перестали вздрагивать, он сорвался с кровати и метнулся в ванную, громко стукнув дверью. Без него Даниэль сразу стало холодно, и она закуталась в одеяло. Что это было? И что, на божескую милость, она творит? Чуть было сама не отдалась мужчине! Ну и отдалась бы. Подумаешь! Зато было бы что вспомнить от этой поездки. Она невольно улыбнулась.
Алексей, сняв напряжение самым распространённым способом, уперевшись руками в раковину, смотрел на своё отражение в зеркале. На него глядело ошеломлённое лицо человека с затравленным взглядом. Что это было? Что, чёрт побери, он делает?



Приведя себя в порядок, он вспомнил об одежде. Оглядев себя, он усмехнулся и повязал на бёдра полотенце.
Выйдя из ванной, он увидел Даниэль, сидевшую, завернувшись в одеяло и обняв колени. Её лицо было серьёзно, а в глазах прятались недоверие и опаска. Но, заметив полотенце на Алексее, она невольно улыбнулась. Эта улыбка снова преобразила её лицо так, что Алексей, отбросив все мысли, кинулся к ней, упав на колени перед кроватью и теряя по дороге полотенце. Он целовал руки Даниэль, что-то бессвязно шепча. Она невольно погладила его по волосам. Он, перехватив её руку, целовал её ладони.
Вдруг он остановился и поднял к ней лицо.
- Даниэль, - серьёзно сказал он. – Я люблю тебя.
Она не ответила, молча глядя на него.
- Я не могу без тебя, Даниэль. Ты мне нужна. Дэнни!
Дэнни! Давным-давно, в другой жизни так её звали родители. Тогда она была шаловливым ребёнком, который мог капризничать и дурачиться. Тогда мир был солнечным, а будущее – прекрасно. Тогда были живы её родители, с которыми ей было безопасно, тепло и уютно. Произнеся это коротенькое слово, Алексей невольно проник к ней в душу так глубоко, как не мечтал и не догадывался. На глаза Даниэль снова навернулись слёзы. Ах, как она хотела верить ему! Её глупое сердце ныло: поверь, уступи, разреши себя любить, люби сама! Но разум твердил: это обман и самообман, чувства пройдут так же, как пришли. Даниэль разрывалась, не зная, что выбрать.
Алексей ждал. Он просто ждал, без мыслей и чувств. А Даниэль всё не могла решить. Тягостную паузу прервал стук в дверь. Алексей поднялся, неторопливо повязал полотенце и пошёл открывать дверь. Даниэль плотнее закуталась в одеяло. Алексей вошёл с Натальей Филипповной, одетой в простую и длинную ночную рубашку. Бросив взгляд на полуодетого Алексея, закутанную Данииэль, она спросила, сделав вид, что ничего не заметила:
- Извините, молодые люди, что мешаю, но не найдётся ли у вас таблетки баралгина? Мои вдруг закончились.
- Я уже сказал, что таблетками не пользуюсь, - встрял Алексей, с извиняющимся видом глядя на Даниэль. – Может, у тебя есть?
Это коротенькое «тебя» вызвало мгновенный блеск в глазах престарелой наследницы купцов, замеченный Даниэль. Не подав виду, она спокойно произнесла:
- Я не пользуюсь баралгином. Мои лекарства гораздо слабее, и вам вряд ли помогут.
«Купчиха» вздохнула.
- Я уже почти всех обошла, - с притворным сожалением произнесла она. – Хотя бы анальгин у вас есть?
- Анальгин есть. – Даниэль встала с кровати, по-прежнему закутанная в одеяло. Вытащив из сумки косметичку, она покопалась в ней и протянула женщине наполовину опорожнённый блистер. – Возьмите все. Вам нужнее.
Женщина, пылко поблагодарив, взяла таблетки и неспешно ретировалась.
- Ну вот, - язвительно сказала Даниэль. – Теперь, как честный человек, вы должны на мне жениться.
Алексей обескураженно смотрел на неё.
- Успокойтесь, это шутка, - с досадой сказала Даниэль, сбрасывая одеяло.
От её бесстыдной наготы у Алексея снова захватило дух. Но она спокойно натянула свою «ночную рубашку» и залезла по одеяло.
- Спокойной ночи, - сказала она и отвернулась, накрывшись одеялом.
Алексей стоял, оглушённый. «Спокойной ночи»? И это всё? После того, что между ними произошло, после его признания, она лишь пожелала ему спокойной ночи и легла спать? Он скрипнул зубами.
- И вы не хотите посмотреть, что получилось? – едва сдерживаясь, спросил он, закипая.
- Нет, - глухо донеслось из-под одеяла.
- Вам что совсем не интересно? – Бешенство постепенно овладевало им.
Даниэль повернулась, откинув одеяло.
- А на что мне смотреть? Я не фотомодель, чтобы разглядывать себя на фотографиях. А сюжет мне известен.
Алексей помолчал.
- Вы ничего не хотите мне сказать? - напряжённо глядя на неё, спросил он.
- О чём? – Даниэль холодно смотрела на Алексея.
- Я тебе в любви признался! – взорвался наконец он. – Это заслуживает хоть какого-то ответа!
Он заходил по номеру, ероша волосы. Полотенце колыхалось в такт его шагам.
- Тебе что совсем нечего сказать? Или ты настолько бесчувственна, что играешь чувствами других?
Даниэль села на кровати, обхватив колени руками.
- О каких чувствах вы говорите? - спокойно спросила она, хотя сердце её колотилось, как бешеное. – О тех, что были здесь? – Она кивнула на постель. – Или которые вы себе придумали от скуки?
- Придумал? – Он был готов свернуть ей шею.
- Хотя, во время своего отъезда вы явно не скучали, - язвительно добавила Даниэль. Её глаза следили за ним, и она поняла, что права. – Ну так какие чувства? Хотите переспать со мной, чтобы эти «чувства» утолить – вперёд, давайте покончим с этим.
Она широко откинула одеяло и начала снимать футболку.
- Какая же ты дура! – вскричал он, подскакивая к ней.
Ему хотелось ударить её, размазать по стенке, но убрать с её лица это бесстрастное выражение. Глядя на его искажённую яростью физиономию, она мгновенно ощетинилась:
- Только попробуйте меня ударить – дам сдачи.
Её лицо закаменело, в глазах сверкали молнии, ноздри раздувались от сдерживаемого гнева. Тяжело дыша, они стояли друг перед другом, как борцы на ринге. Никто не хотел уступать.



Наконец Алексей слегка расслабился и протянул руку к её лицу. Она чуть отстранилась. Его рука безжизненно провисла.
- Глупышка, - хрипло сказал он. – Я же люблю тебя.
Он крепко обнял её, прижав к своей груди. Он был зол на неё, но в то же время она была ему нужна.
- Поверь мне, - шептал он ей в волосы. – Только один раз поверь. Мне. Ты настолько всё во мне перевернула, что я уже ничего не понимаю. Но знаю одно: ты мне нужна.
Она хотела отодвинуться от него, пребывая в растрёпанных чувствах, но он лишь крепче прижал её к себе.
- Нет. Я не хочу тебя отпускать. Я итак пробыл без тебя слишком долго. И долго ещё пробуду. Но сейчас я хочу быть с тобой.
Даниэль недоверчиво слушала его, уткнувшись в его грудь. Через какое-то время она позволила себе слегка расслабиться и обняла его за талию. Почувствовав её тёплые ладони на своей пояснице, Алексей прикрыл глаза – блаженное ощущение! Он чувствовал, как в нём поднимается желание. Медленно наклонившись, он прикоснулся к её приоткрытым губам. Это был не тот страстный поцелуй, как недавно. Этот дарил нежность, покой, защиту и приглашал к доверию. Он говорил о заботе и понимании. Даниэль окончательно расслабилась и обвила его шею руками. Какого чёрта? Ей давно не было так хорошо. А она хочет почувствовать, как это.
Но поцелуи становились всё более страстными, настойчивыми. С лица он перешёл на шею, прикоснувшись губами к ямочке за мочкой уха, чем вызвал у Даниэль сдавленный стон. Он целовал её плечи, но снова вернулся к губам. Её язык становился всё более требовательным. Она чувствовала возбуждение и азарт. Осторожность и рассудительность оставили её. Но Алексей не торопился. Он не хотел просто перепихнуться. Он хотел, чтобы она поверила ему, и отдала не только своё тело. Но и раскрыла душу. Он сдерживал себя и её, сколько мог, и наконец отстранился. Голова Даниэль была как в тумане. Она потянулась к нему, но он мягко остановил её.
- Ты же не хотела торопиться, - с мягким упрёком сказал он, гладя её по волосам. – А я не хочу тобой пользоваться. – Он прикоснулся губами к её волосам. – Я хочу, чтобы ты поверила мне.
Даниэль приходила в себя. Она смотрела на него, и безмерное удивление охватывало её. По сути, она ему предложила себя дважды за один вечер. Но он ни разу не воспользовался моментом. Может, ему надоели шлюхи? Ведь сейчас она вела себя именно так. Она смотрела в его глаза и видела там муку и тоску. Она чувствовала его напряжение и прекрасно понимала, чего ему стоит удержаться от своих инстинктов и не пойти на поводу у своей похоти. Почему? Ну не может же быть, в самом деле, чтобы он её любил?
Она отпустила его и отстранилась. Нет, она должна услышать это от него. Пусть сам ещё раз скажет…
- Вас уже утомили шлюхи? – вырвалось у неё. - Хотите разнообразия? – Она напряжённо наблюдала за его вспыхнувшим лицом.
- Что? – Он отстранился ещё дальше, непонимающе глядя на неё. О чём она сейчас?
- Ну как же! Вы же именно этого добивались с первого дня: чтобы я бросилась вам на шею. Сейчас я именно так и поступила. Как обычная шлюха. Но вам это уже не интересно. Ведь так?
Он снова, закипая, смотрел в её холодное лицо. Да она просто издевается над ним!
- Дура! – выкрикнул он и стал натягивать свою одежду. – Ты просто невозможна! Я устал от всего этого бреда! Сил моих нет! – Он отбросил футболку и подошёл к окну, пытаясь успокоиться. Глядя в темнеющее небо, он проклинал эту непонятную женщину.
Он медленно повернулся к ней, надев на лицо маску спокойствия, которого не чувствовал и которое не уступало каменному выражению лица Даниэль.
- Я влюбился в тебя, как дурак. Я скучал по тебе, как прыщавый подросток! Наконец, я хотел быть с тобой всё время, как только окончится тур. Но ты каждый раз меня отталкиваешь. Тебе доставляет удовольствие играть со мной, а я так не могу. Я человек, в конце концов, а не бревно бесчувственное. Ты мне нужна, как воздух, но я тебе не нужен. А быть при тебе комнатной собачкой я не хочу. Я оставлю тебя в покое. Если хочешь, даже перееду в другой номер. Но так дальше продолжаться не может.
Он смотрел на неё, не раз порывавшуюся что-то сказать ему во время его монолога. Его слова словно били её наотмашь. Они были несправедливы. Но зерно истины в них было: заботясь о сохранности своих чувств и сосредоточившись на своих мыслях, она совсем забыла о мыслях и чувствах Алексея, видя в нём не человека с душой, а абстрактного врага. Он признался ей в любви. Не единожды. Не захотел воспользоваться удобной возможностью. Не единожды. Так какого чёрта ей ещё надо? Какие доказательства ей ещё требуются?
Даниэль медленно села на кровать. Никогда она не была в такой ситуации. Никто на неё не обрушивал своих чувств так внезапно и так сильно. Действительно, дура. Или нет? Или это всё его игра? Она недоверчиво смотрела на него. Он, видимо, прочитав по её лицу, безнадёжно махнул рукой. С трудом, преодолевая себя, Даниэль ответила:
- Я с вами не играла: не имею такой привычки, да и не умею вообще. Но я тоже живой человек и подвержена инстинктам. Тем более, что… - она замолчала. Собравшись с духом, не глядя на него, она продолжила: - Тем более, что вы мне не совсем безразличны. Я… Я не могу сказать, что люблю вас – для меня это слишком громкое слово и сильное чувство. У меня нет опыта подобных отношений. Я… я не знаю… Я ничего не понимаю… - Она закрыла лицо руками. – Вы мучаете меня. Я сама себя мучаю. Но никаких игр я с вами не вела, - сдавленно говорила она, не отнимая рук от лица. Сквозь пальцы у неё потекли слёзы. Она отвернулась, пытаясь успокоиться.
Алексей стоял и смотрел на её поникшие плечи. Он не ослышался? Он ей небезразличен? Если так, к чёрту всё!
Он подошёл к ней и обнял за плечи, упираясь подбородком в макушку.
- Я вам правда небезразличен? – улыбаясь поверх её головы, спросил он. Она, поколебавшись, кивнула. – И вы бы не хотели, чтобы я вас оставил? – Она снова поколебалась, но помотала головой. – Это правда? – Он развернул её к себе и мягко отвёл руки от её порозовевшего лица. Даниэль упорно отворачивалась, пытаясь сохранить хотя бы остатки своего достоинства. – Это правда? – настойчиво спрашивал он, пытаясь заглянуть ей в глаза.
Она вдруг прямо посмотрела на него и ответила:
- Это правда.
Он снова прижал её к груди, ощущая огромное счастье.
- Тогда я подожду. Если это правда, я всё выдержу.
Он снова прикоснулся губами к её губам, а потом судорожно обнял так, что Даниэль чуть не задохнулась.



Они стояли, обнявшись, довольно продолжительное время. Наконец он отпустил её и усадил на кровать, продолжая обнимать за плечи.
- Значит, нам пора уже прийти к чему-то определённому, - слегка улыбаясь, сказал он. Даниэль вскинула на него глаза.
- Я постоянно сбиваюсь, как к вам… тебе обращаться. Поскольку все уверены, что мы переспали, вы не против, если мы перейдём на ты?
Даниэль помолчала.
- Поскольку все скоро будут в этом убеждены, при всех перейти на ты можно, - серьёзно ответила она. – Но в то же время мы с вами знаем, что это не так. Поэтому наедине я вам тыкать не буду. А вы обращайтесь так, как вам удобно.
- Вот и хорошо… Дэнни, - с лёгкой улыбкой сказал Алексей, прижимая к себе Даниэль.
- А почему Дэнни? – спросила она, уютно устроив голову на его плече.
- Даниэль как-то слишком официально, - ответил он, гладя её по волосам. – А мне почему-то кажется, что госпожа Штегман в душе, где-то глубоко, ещё ребёнок. И я хочу до него докопаться. Потому что, мне кажется, что этот ребёнок мне понравится. И мы подружимся.
Даниэль грустно улыбнулась. Ребёнок в ней, если и не умер совсем, то похоронен так глубоко, что Даниэль сомневалась в его существовании. Она слишком долго жила в коконе.
- Я не знаю, Алексей. Всему своё время.
- Я подожду, - повторил Алексей, целуя её волосы. – Если есть надежда, я подожду.
Он легко прикоснулся губами к губам Даниэль и как ребёнка стал укладывать её в кровать.
Прикрывая её одеялом, он направился было к своей кровати.
- Алексей, - произнесла Даниэль, удерживая его за руку. – Не уходите. Побудьте со мной. – Она приглашающе похлопала по своей подушке. Алексей нервно сглотнул. – Пожалуйста.
Он смотрел в её влажные от слёз глаза и припухшие губы. Сейчас эта женщина была прекрасна с нежным румянцем и растрёпанными волосами. Он что-то пробормотал и скрылся в ванной. Через некоторое время он вышел, слегка смущённый и взъерошенный, и остановился у её кровати. Даниэль протянула руку. Он лёг рядом, прижавшись к ней. Она уютно устроилась у него под боком. Через минуту она уже спала. А Алексей ещё долго смотрел в темноту, наслаждаясь своим счастьем. Он и не ждал, что всё будет так. Так быстро и так сумбурно, так запутанно, непонятно, волнующе и необычно. За один день он был на небесах и в бездне несколько раз. Несколько раз переходил от отчаяния к восторгу, пока не остановился посередине – на надежде. Кому-то этого было бы мало. Но он уже смирился со своим положением. Даниэль была настолько необычной женщиной, что обычный путь к её сердцу и душе был бы невозможен. Но уже одно то, что он ей небезразличен, наполняло его безмерным счастьем. Конечно, со временем ему этого будет мало. Но ведь за это время и ей тоже будет мало просто симпатизировать ему. Он не будет торопиться. Предвкушение тоже может приносить приятные ощущения.



Когда Даниэль проснулась, Алексея не было рядом. Быстро ополоснув лицо, она спустилась к завтраку. Она была готова ко всеобщему вниманию и новым досужим разговорам сплетников. Однако ей было больно, что Алексей ушёл показывать фотографии, даже не дождавшись её пробуждения.
Когда она уже заканчивала свою тарелку, к ней с чашкой кофе подсела гид Наталья.
- Значит, вы тоже пополнили его коллекцию? – с плохо скрываемым злорадством произнесла Наталья. – Мне так жаль! Ведь он далеко не скромный человек: уже вся группа знает, что между вами произошло вчера.
На лице Даниэль не дрогнул ни единый мускул, а вилка так же мерно продолжала свой путь.
- Я сделала то, что хотела. А он пусть поступает так, как ему угодно, - спокойно сказала она, хотя сердце её сжималось от боли. – Наталья Филипповна нашла себе таблетку? – как будто невзначай спросила она.
Вспыхнувшее на мгновение лицо гида подтвердило первую мысль Даниэль о том, кто растрезвонил о произошедшем ночью.
- Она появилась в нашем номере весьма вовремя, - спокойно спросила Даниэль.
- Да… Она спрашивала меня… - запинаясь, произнесла гид. – Но у меня не было её таблеток.
- Что ж, надеюсь, анальгин, что я ей дала, ей помог, - спокойно произнесла Даниэль. Гид сидела, исходя желчью. – Кстати, - повернулась к ней Даниэль, решив напоследок добить. – Ошибка в турагенстве доставила мне большую радость, удовлетворение и, я бы сказала, наслаждение. Я была неправа, когда сетовала на неё. Я прекрасно отдохнула в замечательной компании.
И она пошла в холл, оставив гида в ещё более мрачном настроении.
Устроившись в кресле, Даниэль открыла книгу, ожидая, когда позавтракают остальные.
Вдруг на страницы ей лёг букет ярко-красных роз, на которых застыли капельки воды. Даниэль подняла глаза: перед ней на одном колене стоял Алексей и смущённо улыбался.
- Я не знал, какие цветы ты любишь, потому купил на свой вкус.
- Я очень люблю розы, - слегка улыбнулась Даниэль, пряча в цветах своё лицо и наслаждаясь ароматом. – И именно красные. В этом я не оригинальна.
Алексей легко поднялся и сел к ней на подлокотник, обняв за плечи и целуя в голову.
- Где ты их нашёл? – спросила Даниэль, поднимая глаза.
- Неважно. Я хотел тебя порадовать. И мне это удалось.
На его лице сияло такое довольное выражение, что Даниэль невольно улыбнулась. Если он хотел докопаться до ребёнка в ней, то его ребёнок был на поверхности.
Даниэль посмотрела на обеденный зал.
- Наша гид уже успела мне сообщить, что ты всем рассказал о том, что между нами было, - спокойно сказала она, глядя на него.
Алексей вспыхнул и вскочил было с кресла, но Даниэль его удержала.
- Успокойся. Я прекрасно знаю, что это её злобная выходка.
Алексей медленно сел обратно на подлокотник.
- Ты мне веришь? – Он наклонился к её лицу, пристально глядя в глаза. – Я бы никогда с тобой так не поступил. Да и смысл болтать, если нет доказательств.
- А ты смотрел? – Даниэль глядела на его порозовевшее лицо. – И как? Они будут довольны?
- Более чем, - буркнул Алексей, отводя глаза. – Я вынужден был стереть некоторые… особенно доказывающие… - Он всё более смущался и краснел. Даниэль усмехнулась.
- Не смущайся. Мне всё равно. Хоть весь автобус оклей. Смотреть там всё равно не на что.
- Не скажи. – Он горячо сжал её руку. – Ты была права в одном, ты не фотомодель. Но как женщина ты очень привлекательна.
И он наклонился поцеловать её в губы. Даниэль улыбнулась.
- Спасибо.
Она ответила на поцелуй, не обращая внимания на глазеющих зевак из группы.
Раздавшиеся аплодисменты заставили её вздрогнуть. Они оторвались друг от друга, и Даниэль огляделась: около них стояли члены их группы – несколько человек. Наталья Филипповна довольно улыбалась, как будто это была её заслуга, Анна Владимировна – потомственная дворянка с амбициями, весьма недовольно смотрела на них. Остальные три-четыре человека просто глазели. Но хлопал Анатолий – бизнесмен гида. Он грузно подошёл к Алексею и похлопал его по плечу.
- Молодец! Потом зайдёшь ко мне – мы рассчитаемся.
Алексей резким движением скинул его руку с плеча.
- Ну-ну. – Бизнесмен ухмылялся во весь рот. – Когда я проигрываю – я проигрываю. – И он мерзко ухмыльнулся Даниэль. Она не дрогнула. Бизнесмен, по-прежнему ухмыляясь, махнул рукой Алексею и медленно пошёл к выходу.
- Я думаю, самое время мне обидеться и до вечера играть размолвку, - тихо сказала Даниэль, провожая глазами Анатолия.
- А я думаю, пошло оно всё, - сказал Алексей, не понижая голоса. – Неужели нам так плохо? К чему игры?
Даниэль слегка улыбнулась. Его предложение разыграть «спонсоров» было им забыто. Все его мысли, судя по всему, заняла она сама. Что ж, если так, это очень приятно и гораздо больше ей нравится, чем участвовать в обмане. Она незаметно пожала его руку, а он, наклонившись, поцеловал её в щёку. Подбежавшая запыхавшаяся гид, сверкнув глазами, стала сгонять группу к автобусу: предстоял заключительный этап – переезд в Варшаву, краткая автобусная экскурсия по городу и долгий переезд до дома через Брест и Минск, с краткими остановками на ужин и одной длинной на ночёвку в Минске.



Весь дальнейший переезд в автобусе Алексей не выпускал руку Даниэль. Поначалу она была несколько скованна и держалась чуть отчуждённо, сохраняя дистанцию. Но ненавязчивая забота, хоть и коробившая её, в то же время, к её удивлению, была ей приятна, его искренность, участие и, что немаловажно, скромность постепенно расположили её к нему настолько, что однажды, задремав, она проснулась с осознанием, что её голова покоится на его плече, а её ноги прикрыты его курткой. Она хотела было отодвинуться, но заметила, что Алексей тоже дремлет, и не стала его будить.
Экскурсия по Варшаве была стремительной, оставив у Даниэль одно недоумение: незнакомый город нельзя рассматривать пять минут из окна автобуса. Город надо ощутить, почувствовать. А для этого надо выйти и ступить ногами на улицы города, вдохнуть его воздух, объять глазами архитектуру. Она разочарованно смотрела в окно, за которым собирались тучи.
Перед Брестом автобус остановился на ранний ужин. Быстро перекусив, Алексей извинился перед Даниэль и пошёл искать бизнесмена. Даниэль осталась, грустно глядя на пустую тарелку. Скоро закончится тур, и они расстанутся с Алексеем. Жаль, а он начинал ей нравиться. Что ж, отпуск на то и отпуск, чтобы дать краткую передышку от очередных рабочих будней перед рутиной жизни.
- Я так за вас рада, - послышался над её ухом голос Натальи Филипповны. Даниэль слегка вздрогнула, очнувшись от своих мыслей. – Вы такая замечательная пара! – ворковала «купчиха».
- Мы не пара, - резко произнесла Даниэль, вставая. – Мы просто друг другу греем постель на отдыхе, - сказала она, глядя на Наталью Филипповну, и спокойно отнесла поднос с грязной посудой к стойке на колёсах. Идя к выходу, она обогнула стол с другой стороны, чтобы не вступать в разговор с досужей сплетницей.
Выйдя из ресторанчика, где проходил ужин, Даниэль направилась к автобусу.
Ожидая остальных, она дочитывала свой фолиант, не обращая внимания на взгляды на неё редких пассажиров, которые тоже ожидали остальных в автобусе, их перешёптывания и нервные смешки. Она лишь поморщилась, когда в автобус стали возвращаться некоторые из ушедших на обед. Проходя мимо, некоторые так же косились на неё и перешёптывались между собой.
Наконец вернулся Алексей. Он был явно не в духе. Даниэль не стала ничего спрашивать. Посидев около неё какое-то время, он повернулся к ней и взял её руки в свои.
- Дэнни, - тихо сказал он. – Я никогда не задумывался, как должна себя чувствовать женщина… Ты заставила меня почувствовать то, о чём я даже не представлял… Прости меня… Прости… - Он прижал кулаки с зажатыми в них ладонями Даниэль ко лбу. Помолчав и немного успокоившись, он поднял голову. – Этот сукин сын расплатился, - тихо сказал он, не глядя на неё. – Он, оказывается, организовал тотализатор. Ты представляешь? – Он порывисто повернулся к ней с мукой на лице. – Ему было мало спорить со мной. Он не только азартен, но и алчен – хотел заработать на этом. Отдавая мне деньги, он предлагал мне новое пари, чтобы отыграться, как он сказал. За кого он меня принимает? – Алексей выпустил её ладони и сжал кулаки. – Теперь я понимаю твою злость. – Он снова повернулся к ней. – Никогда бы не подумал, что смогу такое сказать, но я возненавидел то, что я мужчина…
Даниэль успокаивающе положила руки на сжатые кулаки Алексея.
- Не всё ли равно, что думают другие? – спросила она, глядя в окно. – Всем не угодишь, а если начнёшь, то жизнь пройдёт, а ничего своего и не будет. – Она откинулась в кресле, отпустив его руки.
Алексей пристально посмотрел на неё.
- Что-то случилось? – спросил он, наклоняясь к ней.
- Ничего, - грустно улыбнулась Даниэль. – Просто скоро тур закончится, и мы расстанемся. – Она слегка порозовела. – А мне уже стало нравиться ваше общество. – Она снова улыбнулась.
Алексей невольно улыбнулся в ответ. Спохватившись, он похлопал себя по карманам и достал сложенные купюры.
- Это твоя часть. – Он незаметно вложил деньги ей в руки.
Даниэль невозмутимо положила их в карман джинс, даже не глядя.
- Тебе не интересно, сколько там? – удивился Алексей.
- Совсем нет, - равнодушно ответила Даниэль. Она посмотрела на Алексея. – Я вообще хотела бы обо всём этом забыть.
- Хорошо. – Алексей откинулся в кресле. Нет, он не поймёт эту женщину. Весь тур она избегала его, была возмущена пари, а теперь? Помогла ему выиграть, сожалеет, что они расстаются и хочет забыть то, в чём участвовала. Действительно, тур скоро закончится. Он нащупал у себя в кармане маленькую коробочку. Нет, он не хотел её отпускать. Но чего хочет она? Согласится ли она поехать к нему в Ростов? Смирится ли с его работой и постоянными разъездами? Она ему ничего не говорила о своей любви. Она сказала лишь, что ей нравится его общество. Он вздохнул.
- Дэнни, - начал он, взяв её за руку. – Я хотел у тебя спросить…
- Все собрались? – громко спросила гид, появляясь в проходе. – Тогда поехали!
Автобус тронулся, прервав слова Алексея. Недолгий переезд к границе и трёхчасовое стояние у пограничного пункта не способствовали к откровенности. Даниэль не могла понять, что же хотел сказать ей Алексей. Эйфория отпуска скоро закончится, и то, что он принял за любовь, развеется, как дым, оставив только воспоминания. Грустно, конечно. Но такова жизнь. Даниэль будет вспоминать Алексея с благодарностью, но не более. Или всё же?.. Но Даниэль запретила себе думать дальше. Скоро и эта страница её жизни будет перевёрнута. И она должна будет впрягаться в работу, оставив мысли о нём только на ночь. Даниэль тихонько вздохнула.
В Минск они въехали, когда уже темнело. Разместившись в номере, Алексей, волнуясь, пригласил Даниэль погулять по ночному городу. Поколебавшись, Даниэль согласилась.
Они шли по полутёмным улицам, подсвеченным светом из уличных кафе. Выйдя на мост над речкой, они остановились. Даниэль смотрела на чёрную воду под ногами, поблёскивавшую от фонарей на набережной. Неделя свободы походит к концу, мелькнуло у Даниэль. Алексей стоял рядом и молчал, опираясь о парапет и глядя на берег напротив. Эти несколько дней поменяли его мировоззрение, перевернули всё с ног на голову. Незаметно для себя, он влюбился, но, странное дело, не хотел обладать. Он не жаждал затащить в постель Даниэл ь, хотя один её взгляд заставлял чаще биться его сердце, а с ног до головы его окатывала волна жара и томления. Он в первый раз в жизни сдержал себя, подчиняясь чужой воле. И жалел, что всё так быстро заканчивается.
Даниэль повернулась к нему, протягивая сложенный листок бумаги.
- Здесь моя почта и скайп. Будет желание – напишите.
Алексей развернул бумажку: чётким угловатым почерком был написан простенький адрес. Он сложил листок и убрал его в карман.
- Даниэль, я хотел сказать… - Он повернулся к ней.
- Не надо, - прервала она его. – Что было, то прошло. Впереди у нас с вами своя жизнь.
Алексей достал из кармана маленькую коробочку.
- Возьми. – Он протянул её ей. – Это я купил ещё тогда, в первый вечер, в Праге.
Даниэль, поколебавшись, открыла коробочку. Простенькое серебряное колечко с чёрным овальным камнем матово поблёскивало в свете фонарей.
- Только не говори, что не возьмёшь, - поспешно сказал он. – Я купил его для тебя. И никто другой его не оденет.
Даниэль вынула кольцо и надела на палец.
- Спасибо, - просто сказала она.
Алексей улыбнулся. Вдруг он посерьёзнел.
- Мне нужно, просто необходимо спросить тебя, Дэнни… Я не могу без тебя. Согласишься ли ты поехать со мной?
Его слова застали её врасплох.
- Поехать с вами? – растерянно спросила она. – Куда? В качестве кого?
- В Ростов, - нахмурившись, сказал Алексей. – В качестве единственной женщины, которую я люблю.
Даниэль отвернулась.
- Но я не люблю вас, - тихо сказала она. – А то, что вы чувствуете, может и не любовь вовсе.
- Не говори так! – Он схватил её за плечи и развернул к себе. – Я никогда в жизни ничего подобного не чувствовал! Если это не любовь, то что тогда?
Он одной рукой взъерошил волосы на голове, другой удерживая Даниэль за плечо.
Даниэль медленно отстранилась. Она тоже опёрлась о парапет, глядя на воду внизу. Сколько раз она слышала подобные уверения! Некоторые доходили до того, что врали о том, что до неё у них не получалось с женщинами, что кроме как с ней они ничего подобного не чувствовали, что она вдохнула в них жизнь, подарила счастье, что они отчаялись найти ту, единственную, и она – та самая единственная и понимающая, - что им нужна…Но, попользовавшись ею, пообещав неземной секс и любовь до гроба, они исчезали, оставив по себе горький осадок. Даниэль делала вид, что верит им потому как иногда и ей требовалось развеяться. Как сейчас. Она не льстила ни им, ни себе, и расставалась легко, досадуя, что у этих глупцов даже не хватило фантазии придумать что-то оригинальное.
- Это самообман, - спокойно сказала она, глядя на воду. – И когда мы расстанемся, всё закончится. Вы вернётесь в свою жизнь, а я – к своей работе.          
Как же там было?

                Нет, он неправ. Я сам с собой в раздоре,
                Но я избрал спасительный исход:
                Я знаю твёрдо, что любовь пройдёт,
                Когда два сердца разделяет море.

                Уеду за море, и это горе
                Забудется за далью синих вод.
                Ты – молния, любовь, твой пламень жжёт,
                Но гаснет даже он в морском просторе.

                О да, любовь! Все, кто страдал, любя,
                Кто мучился, жестокой страсти полный,
                За дальним морем забывал тебя.

                В края забвенья нас уносят чёлны,
                И тот воскрес, кто, прошлое губя,
                Бросает сердце в пенистые волны .

Нет, ни за какое море она, конечно, не поедет. Но вот то, что расстояние между ними будет немаленькое – на это она надеялась. Любовь Алексея забудется за далью зеленых трав и степей. По крайней мере, Даниэль хотела так думать.
Она повернулась к нему, серьёзно глядя в его смятённое лицо.
- Зря я оставила вам свои координаты. Вы быстро забудете меня, если мы не будем общаться вообще никак. Верните мне листок.
Она протянула к нему руку. Он отшатнулся.
- И не думай! Это моё, и я тебе не отдам. Считай, что хочешь, но я докажу тебе, что это не просто слова.
Он снова опёрся о парапет рядом с ней. Даниэль опустила руку.
- Зря вы так. Всё равно ничего не выйдет.
- Посмотрим, - буркнул он.
Постояв немного, они медленно вернулись в гостиницу. По молчаливому согласию они разошлись по своим кроватям. Алексей выключил свет, но ещё долго лежал с закрытыми глазами, глядя в темноту. Пусть Даниэль считает, что всё закончится. Она дала ему надежду, и он обещал, что дождётся. И он сумеет её переубедить. Он сумеет дождаться, когда она полюбит его. Ведь сумел он ей понравиться? Так почему бы ему не добиться её любви? Да, это будет трудно на расстоянии. Но что такое жизнь, как не преодоление трудностей? Его работа научила его ждать. Научила терпеть боль. Что ж, пусть Даниэль говорит такие жестокие слова. Пусть даже верит в них сама. Он будет терпелив и настойчив. Он сумеет переубедить её.
Даниэль тоже долго не могла заснуть. Она запретила себе надеяться. Но непрошенные мысли не оставляли её. Наконец сон сморил их обоих, и ничем не потревоженная тишина продлилась до утра.



Проснувшись, они оба не касались прошлого разговора, аккуратно обходя любые темы, могущие привести к нему. Алексей был предупредителен и нежен, пытаясь заполнить последние дни вместе приятными мелочами, что было о чём подумать Даниэль, когда они расстанутся. Она воспринимала всё с обычным спокойствием. Она не собиралась обнадёживать ни себя, ни его.
Долгий переезд из Минска до Москвы она практически не разговаривали. Любая тема могла доставить боль обоим. Потому всю дорогу Алексей держал Даниэль за руку, подставляя плечо, когда она начинала дремать.
Даниэль была ему благодарна за такт и понимание. Она осталась при своём мнении, но ей по-прежнему было приятно его общество. Она чувствовала, что всё более проникается к нему расположением, что ей мучительно будет расстаться с ним, трудно будет забыть его. Это с ней было в первый раз, и немного пугало. Она хотела сохранить холодной голову, но рядом с ним у неё ничего не получалось. Всё её спокойствие, холодность, стойкость, независимость куда-то растворялись, когда он оказывался рядом. Даниэль дивилась себе: она превращалась в ту бесхарактерную восторженную слезливую дурочку, которых всегда осуждала. Это беспокоило, поскольку она не знала, вернётся ли к ней обратно её уравновешенность. Видя, что ничего с собой поделать не может, она решила покориться обстоятельствам и подождать завершения тура.
Уже подъезжая к Москве, Алексей наклонился к ней и сказал:
- Мы приезжаем почти ночью. Транспорт уже или ещё вряд ли ходит. Как ты доберёшься домой?
Даниэль подняла на него глаза.
- Частника возьму.
Он чуть не задохнулся. Нет, он не мог позволить ей так рисковать.
- У меня на стоянке стоит мотоцикл. Если ты не из пугливых, я тебя отвезу.
- А потом? Останетесь ночевать?
Алексей чуть не выругался.
- Если ты пригласишь.
Даниэль задумалась. Мотоцикл в её понимании, это, по сути, мощный велосипед, если говорить по-простому. А с велосипедами у неё не сложились отношения: в детстве всё лето, целых три месяца она почти каждый день пыталась научиться ездить на велосипеде. Но когда однажды вместо отцовской она поцарапала постороннюю машину, за что её отец вынужден был заплатить, он ей запретил о велосипедах даже думать.
- В первый раз встречаю человека, который не может научиться ездить на велосипеде! – бушевал он. Велосипед тогда около года простоял в гараже, пока не был продан соседскому пареньку, давно положившему на него глаз.
А что касается байкеров, их Даниэль считала самоубийцами: о скольких летальных случаях она читала, да и наблюдала сама. Однако гордость не позволяла ей показывать слабость. Она кивнула и лишь спросила:
- А для багажа места хватит?
Алексей улыбнулся, глядя на неё.
- Для твоего – хватит.
Он накрыл её руку своей, и весь остаток пути они провели в молчании.



Приехав на площадь Победы, группа постепенно начала редеть: туристы спешили в метро и на вокзалы – разъезжаться по своим городам.
Выйдя с площади, Алексей повел Даниэль к подземной парковке. Свои вещи она несла сама, нахмурившись, когда он только протянул к ним руку.
- Я не калека, - холодно сказала она. – А сумка не так тяжела. Справлюсь сама.
- Я лишь хотел помочь, - обиженно произнёс Алексей.
- Спасибо. Но не нужно.
И теперь, подходя к мотоциклу Алексея, она видела, как загорелись его глаза: он явно скучал по своему «коню». Даниэль рассматривала машину: чёрный, без вычурностей и всяких «прибамбасов», пропорциональный, негромоздкий, элегантный и в то же время производящий впечатление силы и мощи. Невольно она позавидовала Алексею: если бы не её «велосипедный кретинизм», как назвал её неумение ездить отец, она бы, не сомневаясь, накопила бы на байк. Даниэль тут же очнулась: что за мысли? С ума она, что ли, сошла? Даниэль удивлялась самой себе: Алексей сказал, что она в нём перевернула с ног на голову, но и он поколебал её взгляды, раз она, раньше не признававшая байков категорически, сейчас была бы рада сама рассекать на них.
Алексей протянул ей шлем и сел в седло. Даниэль небрежно закинула ногу и уселась позади него. Обхватив его руками, она поймала себя на мысли – сумасшедшая. Всегда такая серьёзная, рациональная и спокойная, она вдруг отдаётся во власть безумца, который наверняка её угробит. Что с ней стряслось? Куда подевалась её рассудочность? Поездка в отпуск сделала из неё какую-то чувствительную и восторженную дуру. Она уже хотела было слезть, но тут двигатель завёлся, и они тронулись с места.  Выехав из подземного гаража, Алексей прибавил газу. У Даниэль захватило дух: вот это скорость! Восторг стал переполнять её – невиданное доселе ощущение. Чувство абсолютной свободы охватило её: ещё никогда она не была настолько раскована, радостна, счастлива. Никакой секс, который был у неё до сих пор, не смог доставить ей подобного наслаждения! Сорвав шлем и раскинув руки, она закричала от полноты чувств. Ветер бил ей в лицо, рвя волосы с головы, машины рядом как будто стояли, пока они проносились мимо. Алексей слегка повернул голову. Но она надела шлем, снова обняла его и прижалась к его спине. Мотоцикл вильнул. Наступающая ночь и редкие прохожие не мешали Даниэль наслаждаться новыми ощущениями. Эта странная женщина всё более привлекала Алексея к себе. Ещё там, на стоянке, когда она, садясь, обняла его, он чуть не задохнулся от желания. Именно поэтому он не сразу завёл двигатель – ему надо было успокоиться. А теперь, когда она прижалась к нему, такая радостная, возбуждённая, горячая, он еле удержал руль. Зачем она надевает маску холодности? Ну не может один человек быть столь противоречив – одновременно льдом и огнём. Однако вот она – едет позади него. Её холодность удерживала его от фривольности вначале поездки, приводила в отчаяние после. Ведь он видел, какой она могла быть, когда позволяла себе расслабиться. Он терял контроль. Он был уверен, что она хочет его. Но всякий раз её слова и поведение его отталкивали. Поначалу, слов нет, его это отталкивало. Потом он стал думать, что это такая игра: поманить вечером, охладить наутро, чтобы днём он весь исходил от желания. Однако, чем настойчивее он играл в эту игру, как ему казалось, тогда тем упорнее Даниэль сопротивлялась ему. В то время он бесился, не понимая – выходит, он ошибался, и это не игра? Тогда как это вообще можно понять? Потом он смирился, позволив ей быть собой. Он её не понимал тогда и не мог понять сейчас. Только ему казалось, что он в чём-то нашёл опору, как Даниэль снова мешала ему карты.
При въезде в центр Даниэль опомнилась. Интересно, куда он её везёт?
Когда они остановились на очередном светофоре, Даниэль наклонилась к Алексею.
- Высадите меня у какого-нибудь метро.
- Что? Почему? – Алексей обернулся.
- Потому что я так хочу.
Алексей не сводил с неё напряжённого взгляда.
- Алексей, я прошу вас, - произнесла Даниэль, презирая себя за подобный просительный тон. – Отпуск закончился. Пора зажить реальной жизнью.
Повисла напряжённая пауза.
- Ладно, - наконец бросил Алексей.
Он довёз её до метро и приглушил мотор.
- Я напишу тебе на почту, - сказал он, передавая ей её сумку.
- Не думаю, что это хорошая идея, - сказала Даниэль, снова обретя присутствие духа и прежнюю холодность. – Я же говорила вам.
Он наклонился поцеловать её, но она отстранилась.
- Не нужно, - дрогнувшим голосом произнесла Даниэль.
Она смотрела на Алексея, и противоречивые чувства овладевали ею.
- Спасибо за всё, - сказала она. – Прощайте.
Она повернулась, чтобы уйти.
- Дэнни!  - позвал Алексей. Даниэль остановилась. – Я напишу тебе, - сказал он ей в спину.
Она медленно повернулась, придерживая сумку. Глядя на напряжённое лицо Алексея, она пыталась унять вновь поднявшуюся бурю в своей душе. Внезапно, подчиняясь импульсу, она, сбросив сумку с плеча на землю, кинулась к нему. Вцепившись в его плечи, она впилась в его губы, словно утопающий цепляется руками за бревно. Опешивший Алексей быстро пришёл в себя и в свою очередь обнял её за плечи. Он гладил её спину и целовал так, как будто она была первой его женщиной за многие годы воздержания. Он целовал её щёки, глаза, шею, заставляя тихо постанывать. Потом он снова приник к её губам. Мир вокруг перестал существовать…
Наконец взрыв страсти схлынул, и Даниэль отстранилась от него, стараясь не поднимать глаз. Она стыдилась своего порыва, своей слабости. Алексей с сожалением отпустил её.
- Я напишу тебе, - повторил он хрипло.
Даниэль не ответила. По-прежнему, не глядя в его лицо, она подняла сумку и быстрым шагом скрылась во вращающихся дверях метро.
Алексей опустился на сидение мотоцикла, ероша волосы на голове и в который раз задался вопросом: что это было?
Даниэль медленно приходила в себя. Почти пустой вагон не мешал ей размышлять. Несколько раз она звонила домой и на мобильный дочери, но ответа не было. Она нахмурилась. Дочь упорно не брала трубку, хотя Даниэль начала ей звонить ещё тогда, когда автобус тургруппы въехал на территорию России. Но домашний не отвечал, а мобильный капризным голосом дочери предлагал оставить сообщение.



Открывая дверь квартиры, она увидела выходящую из комнаты дочь. В пижамной куртке с растрёпанными волосами, позёвывая, она остановилась на пороге. Даниэль быстро огляделась: пыль, мусор, от зеркальных дверей шкафа-купе в коридоре отражалась не застелённая кровать.
- У тебя сегодня было много работы? – спросила Даниэль, снимая сумку с плеч.
- Я задвинула работу на сегодня, - высокомерно сказала дочь. – Я устала.
Даниэль посмотрела на неё.
- И от чего ты устала? Ты когда сегодня проснулась? – спросила она, раздеваясь. – Ты квартиру убирала?
- Сама уберёшь. Отдохнула? Ну так отдых закончился.
Даниэль еле удержалась, чтобы не влепить ей оплеуху.
- Почему не отвечала? – спросила она у дочери, которая направилась в туалет.
- Спала, - бросила Саша.
- Весь день? – Саша не ответила, капризно надув губы. – А то, что меня надо встретить, тебе в голову не приходило?
- Но ты же добралась. Не померла.
Даниэль тихо выругалась. Переодевшись, она направилась в комнату и одёрнула одеяло, комком валявшееся в ногах сбитой постели.
- Ну, нашла, с кем потрахаться? – спросила Саша, прислонясь к косяку и сложив руки на груди. Она равнодушно смотрела за действиями матери.
- Не твоё дело, - не поворачиваясь, бросила Даниэль, взбивая подушку. – За собой следи.
Саша фыркнула.
- Значит, не нашла. Потрахалась бы – подобрела.
Даниэль отбросила подушку и пошла в ванную.
- Ты только недолго там с душем балуйся, - усмехнулась ей вслед Саша. – Мне бы тоже туда не помешало.
Даниэль появилась на пороге, сжимая в руках смятую футболку.
- И как долго ты «задвигаешь» работу? – спросила она.
- Говорят тебе, я устала, - раздражённо сказала Саша. – Ты вон покаталась по Европе, устроила себе отдых и развлечение, а я, между прочим, работала.
- Я работаю каждый день с восьми утра и до восьми вечера, - холодно ответила Даниэль. – Шесть дней в неделю. Ты работаешь сутки-трое в своём салоне, с десяти до пяти. Так что, про усталость не выдумывай. Когда на работу выйдешь?
- Завтра! – злобно выкрикнула Саша. – Довольна?
И она ушла в комнату, хлопнув дверью. Даниэль вернулась с ванну и включила душ.



Оставшиеся от отпуска дни Даниэль посвятила приведению в порядок квартиры. Неизвестно чем занималась её дочь в её отсутствие, да Даниэль и не хотела знать, но пустые бутылки из-под вина, коробки из-под пиццы, тортов, обёртки от круассанов и упаковки из-под чипсов валялись по всем углам. Отмывая полы и отстирывая занавески и шторы, Даниэль не задумывалась об Алексее. Но ночами, когда были переделаны все дела и Саша спала, устав от устроения днём сцен, Даниэль невольно вспоминала отпуск.
Несколько раз Алексей писал ей на почту и стучал в скайп. Но Даниэль не отвечала, хотя сердце её и разрывалось, что её очень досадовало и сердило. Однако ближе к зиме его попытки пообщаться с ней стали реже, а с наступлением декабря прекратились вовсе. Даниэль вздохнула свободнее, хоть и с грустью. Так будет лучше.
Работа поглотила Даниэль целиком. Сотрудники, привыкшие, что она никогда не уходила в отпуск, а если его и брала, то регулярно появлялась на работе, спасаясь от сцен дома, в этот раз пребывали в растерянности, и первые дни без неё практически не работали, пребывая в блаженном безделье в отсутствии руководителя. Непосредственный начальник Даниэль, привыкший, что всеми делами занималась она, даже теми, которые её непосредственно не касались, находился в лёгкой панике: не слишком умный мужчина даже не представлял, сколько и чем занималась Даниэль и когда она это успевала. Порыв поднять ей зарплату быстро прошёл, когда Даниэль вернулась к работе. Однако она уже без прежнего энтузиазма выполняла свои обязанности, поскольку работа уже не могла полностью спасти её от непрошенных мыслей.
Новый год Даниэль встречала одна, весьма довольная тем, что её дочь умчалась на тусовку с друзьями. Но радовалась она недолго: на следующий же день та вернулась в ярости и злости. Она поносила своих друзей на чём свет стоит, хотя два дня назад превозносила их до небес, когда ставила мать в известность о своём отъезде. Даниэль не оставалось ничего другого, как ездить на работу и проводить праздничные дни там.
Весна не принесла облегчения: Саша стала пропадать вечерами, а когда появлялась, срывала зло на матери. Видимо, поклонник дочери не обладал терпением Даниэль.
В начале апреля, когда слякоть сменялась заморозками, Даниэль в очередной раз подходила к остановке, чтобы ехать на работу. Звонок мобильника не показался ей предвестником чего бы то ни было, и она, по привычке, не глядя на номер, ткнула кнопку включения.
- Здравствуй, Дэнни, - раздалось в трубке. – Это Алексей. Ты меня помнишь?
Даниэль остановилась, как вкопанная. Её сердце ухнуло куда-то вниз, а потом вернулось, стуча, как сумасшедшее.
- Дэнни! – позвал Алексей. – Ты меня слышишь?
Даниэль стояла, держа трубку около уха, приходя в себя.
- Алексей, - сказала она слабым голосом. – Откуда у вас мой номер? – более уверенно спросила она.
- Ну слава богу! - Алексей явно обрадовался. – А я уж думал, что ошибся номером.
- Откуда у вас мой номер? – повторила Даниэль.
- Я хотел с тобой связаться, и это была моя проблема как.
- А вам не приходило в голову, что, если я вам не отвечаю, это не просто так? – с холодной злостью спросила Даниэль.
- А я не согласен, - легко ответил Алексей. – И, думаю, поразмыслив, ты признаешь, что неправа.
- Я… - начала Даниэль, но не успела договорить. Резкий визг тормозов, крики и глухой удар прервали её разговор. Через секунду всё померкло в её глазах.
Когда она очнулась, оказалось, что она лежит в стороне от остановки с несколькими другими людьми, рядом на боку застыла машина, вокруг которой суетились люди, что-то громко крича и размахивая руками. Мигалки ГИБДД и «скорой помощи» слепили глаза. Увидев их, Даниэль с удивлением решила, что довольно долго пробыла без сознания. Она попыталась сесть, но резкая боль пронзила её руку, в которой был зажат разбитый телефон, и волна боли окатила её тело. Даниэль застонала, чуть не теряя сознание. Какой-то мужчина в синем жилете поверх белого халата подскочил к ней и крикнул куда-то себе за спину:
- Сильные ушибы, рваная рана и шок! – Затем наклонился к ней: - Вы можете встать?
Даниэль снова попыталась встать, но её опять пронзила резкая боль. Она вцепилась неповреждённой рукой в мужчину.
- Нет, - прохрипела она, кусая губы. – Видимо, у меня где-то перелом. Рука так точно сломана.
Она с трудом разжала руку, где ещё держала телефон, постанывая от боли. Мужчина стал прощупывать её через пальто, чем вызвал её глухие вскрикивания, которые она пыталась сдержать. Придерживая её за здоровую руку, он стал помогать ей подниматься. От боли Даниэль снова вскрикнула.
- Да, что-то у вас внутри явно не так, - констатировал мужчина. Он снова опустил её на землю. В глазах Даниэль потемнело. – Следующая машина на подходе. Вам придётся подождать.
- Да что угодно. Только не трогайте меня, - сказала Даниэль. Она облокотилась о здоровую руку.
Мужчина потоптался около неё и бросился к одной из машин. О чём-то переговорив с шофёром, он бегом вернулся к Даниэль.
- Я вколю вам обезболивающее, - сказал он, засучивая её рукав.
- А что вообще случилось? – спросила Даниэль, кусая губы.
- Какой-то пьяный идиот врезался в остановку с людьми, - ответил мужчина, набирая в шприц лекарство. – Вам ещё повезло – переломы, порез на лице. А двое других – насмерть. Ещё трое серьёзно ранены: одного могут не довезти. Остальных уже увезли.
Лекарство начало действовать, и Даниэль огляделась по сторонам: около остановки лежали два тела под простынями, истерично визжала женщина над сидящим окровавленным мужчиной, которого в «скорой» перевязывал фельдшер. В другой машине женщина с перебинтованной головой, на повязке которой алело пятно, что-то кричала в телефон. На обочине, обхватив голову руками, сидел мужчина. Его разбитая машина застыла на боку около покорёженной остановки. Почувствовав неприятное натяжение на лице, Даниэль прикоснулась рукой к щеке. Мужчина дёрнулся её отвести.
- Не трогайте – занесёте инфекцию, - сказал он, вставая. Когда он успел сделать ей укол и сложить вещи, Даниэль не заметила.
- Там так всё страшно? – спокойно спросила она. Шок ещё не отпустил её.
- Пока будет заживать – будет страшновато. А потом останется шрам. Как мне кажется, - добавил он. – Это к врачу. Если порез глубокий – надо будет швы накладывать.
Даниэль махнула рукой.
Наконец, дождавшись, когда вновь прибывшие «скорые» развезут более тяжёлых, она дождалась своей. Двое санитаров подкатили к ней носилки и погрузили её на них. Вкатив в машину, закрыли двери, и Даниэль снова погрузилась в блаженную темноту.



Очнулась она от резкого запаха уже в каком-то помещении. Медсестра – молоденькая девушка в слишком коротком для медика халатике, совала ей под нос марлю с нашатырём. У Даниэль сложилось такое чувство, что эту марлю та хотела затолкать ей в нос. Даниэль, поморщившись, отвела её руку. Она огляделась. Видимо, это был травмпункт, потому что за столом сидела какая-то пожилая женщина в очках и писала. Сама Даниэль полулежала на какой-то бежевой банкетке из дешёвого кожзама. Она попыталась поменять положение, но глухая боль вызвала её невольный приглушенный стон. Женщина повернулась к ней. Равнодушно оглядев Даниэль, она стала задавать формальные вопросы для заполнения медицинской карты.
Когда через несколько минут измученная Даниэль ответила на все, женщина позвала медсестру, и они помогли Даниэль раздеться. Равнодушно выслушав, что где болит, женщина записала, ворча что-то про коновалов-неучей, что колют куда ни попадя и кому попало обезболивающее и смазывают картину болезни, и крикнула что-то в коридор. Вошедшие мужчина и женщина помогли Даниэль подняться и кое-как одеться. Затем они вывели её в коридор. Здесь подъехавшая каталка, на которую уложили Даниэль, повезла её куда-то. Что было дальше, она помнила смутно: снова пришла себя уже в палате с перебинтованным лицом, без обуви и верхней одежды. Из скупых объяснений врача, которые Даниэль словно клещами вытягивала из озабоченного доктора средних лет, выяснилось, что у неё сильный ушиб грудной кости, возможно, трещина – будущий рентген покажет, сотрясение мозга, также возможны переломы двух рёбер, ушиб тазовой кости и несомненный перелом правой руки. Что касается лица, то врач равнодушно сказал, что шрам останется в любом случае и надобности в швах нет.
После разговора с врачом, Даниэль откинулась на подушки и попыталась поспать. Но тупая головная боль не давала ей этого сделать. То, что вокруг неё ничего не кружилось, а её саму не тошнило уже было хорошо. Даниэль не знала, звонил ли кто-нибудь её дочери, чтобы сообщить о случившемся – в травмпункте у неё спрашивали телефоны, с одной стороны, чтобы проверить, не повлияла ли авария на память и мышление, а с другой, чтобы сообщить родственникам, - но Даниэль была рада хоть ненадолго отдохнуть от её истерик, пусть и в больнице.



Саша появилась в палате Даниэль спустя пять дней. С первого взгляда было видно, что она недовольна. Увидев Даниэль с повязкой на лице, она разразилась истерическими воплями, бессвязными восклицаниями, слезами ярости и нелепыми обвинениями. Даниэль морщилась, глядя на этот спектакль. Наконец, дождавшись, когда дочь наберёт воздуха для второго отделения своего концерта, Даниэль холодно сказала:
- Мне нужны вещи, лекарства и мобильный телефон. Список лекарств тебе даст врач. Как и что со мной – можешь узнать у него же. Теперь убирайся. Хоть тут избавь меня от своих сцен.
- Я из-за тебя бросила все свои дела! – вскричала дочь. – Отпросилась с работы! Еле уговорила Никиту подвезти меня сюда, а ты, неблагодарная гадина, ещё нос воротишь!
Саша зашлась в рыданиях, большей частью притворных.
- И какие у тебя дела? – насмешливо спросила Даниэль. – Сидеть в интернете или «Дом два» смотреть? На работе тебя сегодня не должно быть: по графику выходной. Никита твой вечно копейки считает, его недовольство меня не касается. А ты сюда и на автобусе могла доехать. Не умерла бы. И, к слову. Где ты была всю неделю, если, как ты говоришь, всё бросила ради меня?
Саша зафырчала, запыхтела, как закипающий чайник на плите, и с воплями выбежала из палаты. Установившееся молчание не обескуражило Даниэль. Она оглядела соседок и легла под одеяло: в палате было прохладно.
- Странные у вас отношения, милочка, - язвительно сказала пожилая пациентка. – Видимо, вы плохо воспитали её в детстве, раз сейчас друг с другом вы так себя ведёте.
- Сударыня, - обратилась к ней Даниэль. – Я же не обсуждаю вашу семейную жизнь. Не указываю, как и с кем вам общаться. Потому, очень вас прошу, избавьте меня от подобных разговоров. Ваше поведение нетактично и назойливо.
Шокированная соседка с минуту смотрела на неё, открыв рот, потом закрыла его, глубоко вздохнула и снова открыла, чтобы прочесть ещё одну отповедь. Но Даниэль её опередила:
- Я уже присутствовала и пережила один спектакль. Два за столь короткое время для меня слишком.
Она встала, накинула на плечи простыню и вышла в коридор. Там её затрясло от напряжения, на глазах выступили слёзы. Где-то вдалеке слышался голос Саши, о чём-то яростно спорившей с врачом. Она оперлась о стену, размышляя, почему, всё-таки, к ней так липнут досужие сплетники со своими нравоучениями?
Скрипнула дверь, и рядом с Даниэль остановилась новенькая, вертя в руках пачку сигарет и зажигалку. Она тоже прислонилась к стене и стояла, о чём-то задумавшись. Поступила она совсем недавно, и Даниэль не успела её как следует рассмотреть. Её кровать стояла в дальнем от Даниэль углу, и та смогла увидеть только ярко-красные волосы, детское лицо и гибкую энергичную фигуру. Но теперь, когда новенькая остановилась рядом, Даниэль увидела, что это вполне зрелая женщина с морщинками у глаз и полукружьем у губ, что говорило о том, что она любит улыбаться. Разные брови, разные глаза – один карий, другой зелёный, чуть коротковатый для такого лица нос и большой рот – совсем не красавица. Но вокруг неё всегда были люди – Даниэль это заметила. Часто к ней приходили мужчины – два так постоянно. Оба высокие, сильные, суровые, в кожаных куртках, обрезанных перчатках, тяжелых ботинках, с цепями, черепами, крестами в ушах и на пальцах – наверняка байкеры. Было видно, что они питают к ней далеко не дружеские чувства, а нечто гораздо глубже. Однако она не выделяла кого-то конкретно. Даже наоборот, она обращалась с ними с насмешливой снисходительностью, приводя их в отчаяние тем, что не отвечала им взаимностью. Даниэль была поражена её легкомысленным отношением к подобным вещам. Сама она могла быть либо закрытой для мужчин, чем отталкивала их на время, либо грубой, чего ей весьма не хотелось, но приходилось со слишком навязчивыми, либо просто игнорировала, чем вызывала нелицеприятные комментарии в свой адрес. А этой женщине было как будто всё равно, как к ней относятся окружающие, что про неё говорят или думают. Когда один из её мужчин в сердцах сказал, что между ними всё кончено и он больше не появится в её жизни, её ответом было: «Скатертью дорога!». И весь остаток дня она не вспоминала о нём, не омрачённая даже слегка подобной сценой. Однако через два дня мужчина появился снова. И женщина ни словом не напомнила о разрыве, продолжая относиться так же, как и раньше. Даниэль поневоле стала завидовать этой независимости, лёгкому отношению к жизни и спокойствию женщины. Она никогда никого не выспрашивала, но за два дня её пребывания в палате ей свои истории успели рассказать все, исключая Даниэль, а также все посетители, что приходили в эти дни. Сейчас Даниэль ждала от неё расспросов – ведь не просто так она вышла к ней. Но женщина молчала. Наконец Даниэль не выдержала:
- Вы хотите со мной поговорить?
Женщина как будто очнулась и удивлённо посмотрела на неё.
- Разве я так сказала? – Она внимательно посмотрела на Даниэль. – Я вам мешаю? Я бы не хотела быть навязчивой, но, если вам не нравится моё общество, я пойду.
Она несмело улыбнулась, глядя на Даниэль снизу-вверх: женщина была гораздо ниже неё. Сама Даниэль не была гигантом, но рядом с этой миниатюрной женщиной вдруг почувствовала себя нелепой большой тушей.
- Сама не люблю, когда лезут в душу, - сказала женщина, глядя на неё. – От общения с людьми так устаёшь. Каждый норовит тебе выложить всё о себе. А оно мне надо?
Даниэль удивилась. Всё то время, что она наблюдала за этой женщиной, та не подавала вида, что чем-то недовольна. Она была безмятежна, радостна, энергична, заряжая своим настроением окружающих.
- Знаете, сколько сил отнимает быть «зажигалкой»? – спросила женщина, снова внимательно глядя на Даниэль. И, предвосхищая её вопрос, сказала: - Я с разными людьми разная. Могу быть и занудой, и торговкой на базаре, и «гламурной кисой», и ленивой дурой, и истеричкой, вроде вашей дочери. Не знаю, почему так выходит. Может, чувствую настроение окружающих? Меня приглашали в театр, но я не пошла. В жизни играть гораздо интереснее, чем по указке режиссёра. – Она переступила с ноги на ногу. – Жаль, я застала только конец вашего интереснейшего водевиля с дочерью. Руки чесались влепить ей по лицу. – Она виновато улыбнулась, вызвав ответную улыбку Даниэль. Посерьёзнев, она добавила: - А вы хорошо ей ответили – пулей вылетела.
- А настоящая вы какая? – невольно втягиваясь в разговор, спросила Даниэль.
- Как вы, - прямо ответила женщина.
- Вот уж не поверю, - недоверчиво сказала Даниэль.
- Честно. – Женщина снова улыбнулась. – В школе я была застенчива до дрожи в коленях. За что меня одноклассники и третировали. Я же ещё и отличница была. Одинокий забитый ребёнок, который слова лишнего не говорил, потому как боялся, что его слова прозвучат глупо или его поднимут на смех. В старших классах я бояться перестала, потому как поняла, что умею слушать. Чего только мне не рассказывали! Однако быть жилеткой, стеной плача, попом-исповедником или ящиком тайн мне тоже быть не понравилось. И в институте я забила на всё. Если я кому-то не нужна – не мои проблемы, а их. А общество придурков не нужно мне. И, знаете, как только я перестала думать о других – как бы кого не задеть своими словами, как бы кто плохо на меня ни посмотрел, ни подумал, как бы я некрасиво не выглядела в их глазах, - другие стали искать моего общества с удвоенной силой. Ненужных людей я отсеивала сразу, говоря обо всём прямо. И те, кто от меня чего-то хотел, пугались и испарялись. Жизнь коротка, чтобы тратить её на ненужное. Оставались только те, кто хотел со мной общаться. Да, всякие уроды считают меня хамкой. А мне-то что? Это их проблемы. Зато те, которых ценю я, считают меня приятным человеком. И пусть их мало. Зато это именно то, что нужно мне.
Они помолчали.
- Зачем вы мне это всё говорите? – спросила Даниэль, не глядя на неё.
Женщина улыбнулась, тоже не глядя на неё.
- Ни зачем. Просто заполняю паузу. Говорю, чтобы вы отвлеклись от самокопания и прекратили задаваться вопросом, почему ко мне все лезут.
Даниэль снова невольно улыбнулась: женщина была столь же проницательна, как и она сама.
- А к вам не лезут?
- И ещё как! – Женщина широко улыбнулась, сверкнув великолепными зубами. Даниэль вдруг заметила, что тоже улыбается этой женщине. Та была деликатна и обаятельна. Даниэль почувствовала некоторое расположение к ней. Странное ощущение, поскольку всю жизнь Даниэль была одинока и никому не доверяла. – Но тут уж надо определить, что важно. В этой палате придётся кантоваться не один день. Потому настраивать всех против себя или замыкаться в гордом одиночестве – неумно. А вот развлечься можно. Мария Никифоровна, что учила вас жизни, глупа, как пробка. Потому, когда я с ней беседую, я прямо радуюсь, что она принимает всё всерьёз. Я ей как-то сказала, что у меня есть рецепт приготовления каши из обычных дождевых червей – редчайший китайский деликатес. Так она всерьёз записывать стала!
Женщины рассмеялись.
- А вообще, - сказала женщина, - не обязательно всех впускать в свою душу с улыбкой на лице и распростёртыми объятиями. Чаще достаточно только её на лице и иметь. Большинству этого достаточно. Люди чаще озабочены собой, и обращают внимание на внешнее, чем вникают в чувства и мысли других.
Женщина протянула руку, слегка коснувшись рукава одежды Даниэль.
- Только не думайте, что я поучаю вас или стремлюсь из вас сделать жилетку. Это совсем не так. И мне бы не хотелось, чтобы вы так думали.
Она снова несмело улыбнулась Даниэль, вызвав её ответную улыбку.
Когда она повернулась, чтобы уйти, Даниэль спросила:
- А как вас зовут?
Женщина скорчила гримаску.
- Матушка назвала меня Леночкой. Ну какая я Леночка? – Женщина тряхнула красными короткими волосами. В ушах зазвенели серёжки. Даниэль заметила: в том ухе, что было обращено к ней, было целых пять дырок с разными железками – кресты, черепа, пентаграммы и просто символы, которых Даниэль не знала. – Ну какая я Леночка? – повторила женщина.
- А почему нет? – снова невольно улыбнулась Даниэль.
Женщина задрала на пояснице рубашку и показала татуировку: шипастая роза в венке из колючей проволоки истекала кровью.
- У матушки был шок. А она ещё всех не видела. – Женщина усмехнулась.
- Вы не ладите с матерью?
- Моя мать считает, что то, чем я занимаюсь, неженское дело. Что женщине неприлично курить и носить штаны. Да много чего ещё. В юности иногда у меня складывалось впечатление, что матушка ошиблась со временем: ей бы родиться века на полтора-два раньше.
- Вы замужем? – Даниэль подалась к ней.
- Была. – Женщина снова улыбнулась. – Но бросила этого козла, когда он из меня захотел сделать домохозяйку и служанку для его потребностей. Ну не собираюсь я лизать мужику попу только потому, что он на мне женился, или зарывать свой талант в землю. Моя мать этого не поняла: она всю жизнь обихаживала отца, отказавшись от карьеры пианистки. А он о неё ноги вытирает. Оно мне надо? У меня есть мужчина, который меня удовлетворяет во всех смыслах. Перестанет удовлетворять – пошлю на фиг. Петюня это знает. Потому и держится за меня. И иногда устраивает сцены, когда Пашку видит.
Женщина хитро улыбнулась.
- А дети?
- Дети совершеннолетние. Смышлёные и всё понимают. Старшая, дочь видела наши отношения с её отцом. Потому и не торопится замуж. У неё сейчас карьера на подъёме. И окружающие мужчины лишь подтверждают мою правоту – она сама это видит. А сын ищет идеал. Сказал, когда найду вторую, как ты или сестра, женюсь без разговоров. Я его предупреждала, что сильная духом женщина – весьма тяжёлый спутник. Но его ответ меня порадовал: он сказал, что трудности лишь сближают и делают чувства крепче. Посмотрим. – Женщина в который раз улыбнулась.
- Так как же вас всё-таки зовут? – спросила Даниэль, снова поддавшись обаянию её улыбки. – Елена?
Женщина снова скорчила гримаску.
- Нора. В честь Элеоноры Аквитанской. Надеюсь, вы знаете, кто это? – Она с беспокойством посмотрела на Даниэль. Та кивнула. Женщина облегчённо вздохнула. – Вы не представляете, какое счастье поговорить с эрудированным человеком. Большая часть из тех, кому я это говорю, таращат на меня глаза и не понимают, о чём я. А я и в сети на форумах так представляюсь – Нора Акви.
- А сколько вам лет, Нора?
- Давай на ты? – Даниэль снова кивнула. – В этом году стукнуло сорок четыре. И ветру в голове прибавилось.
Обе женщины улыбнулись.
- А чем вы занимаетесь?
- Хобби? Я пишу песни для своей рок-группы. Иногда играю у них на бас-гитаре Что до невозможности бесит мою матушку. А работаю дизайнером и аэрографом тачек. Машины разрисовываю.
Женщины снова вместе улыбнулись. Впервые за много лет Даниэль почувствовала, что ей легко общаться с человеком. Эта миниатюрная женщина с замашками и словечками подростка нашла ключик к дверям её души. С ней было легко и просто, весело и тепло. И Даниэль поймала себя на мысли, что после ухода дочери она улыбалась чаще, чем за всю свою предыдущую жизнь. А ещё она поняла, что Нора не расспрашивала её о её жизни. Она просто рассказала о своей. За долгие годы Даниэль в первый раз встретила человека, который бы не лез ей в душу, не поучал и не навязывал своего мнения. Уже одно это расположило Даниэль к этой женщине со странным именем.



Телефон зазвонил, когда Саша собиралась в ванную полежать в ароматной пене, задвинув в очередной раз работу. Матери не было дома, и на этот раз надолго. Что радовало Сашу неимоверно: она могла делать, что хотела, не слыша слов матери. Вернее, не делать ничего вовсе. Она была сама себе хозяйка. Если бы не домашний телефон… Надо будет его отключить. Она ничьих звонков не ждёт. Кому надо, она позвонит с мобильного.
Нехотя взяв трубку, она раздражённо бросила:
- Слушаю.
- Добрый вечер, - раздался мягкий мужской голос. – Могу я поговорить с Даниэль Штегман?
Голос расположил к себе Сашу. И она вполне бы могла завязать ничего не значащий флирт по телефону. Но одно имя матери сразу разозлило её: вечно она под ногами путается.
- Кто вы такой? Кто говорит? – надменно спросила она.
- Мы вместе работаем, - извиняющимся тоном сказал мужчина. Потрясающий тембр! По спине Саши пробежали мурашки. – Она должна была мне позвонить вчера. Но её телефон недоступен…
- Вы врёте, - агрессивно бросила Саша. Этому несомненно потрясающему мужчине нужна её бесцветная дура-мать. Если так, пусть сам её ищет. – Если вы с ней работаете, то должны были знать, что она в больнице, - со злобным удовольствием сказала она. – Кто вы такой?
- Я был в отпуске, - голос мужчины стал твёрже, видимо, он начал раздражаться бесцеремонности молодой женщины. – А перед отпуском мы договорились: когда я приеду, она мне позвонит. – Саша усмехнулась: нелепая попытка её запутать. – Что произошло?
- Под машину она попала, вот что! – Злобная радость переполняла Сашу. Кто бы это ни был, её мать его увидит нескоро. – Она болтала по телефону на остановке, как дура. В неё машина врезалась. Всё? Теперь вы скажете, кто вы такой?
- Я уже сказал…
- Враньё! – закричала Саша. – Не делайте из меня дуру! И не звоните сюда больше! Никогда! – Она с силой ткнула в кнопку отключения и швырнула трубку через всю комнату. Затем резко дёрнула шнур, отключив телефон. Пнув стоящий на дороге стул, она быстро зашагала в ванную.
На другом конце провода Алексей потрясённо смотрел на гудящий телефон в своей руке. Значит поэтому связь прервалась! Тогда, когда он ей звонил? Это из-за него она в больнице! Что с ней? Насколько она пострадала? И какая больница? Её несносная дочь наверняка не скажет. Да и он сейчас не в Москве, а вообще на Украине – снимался в дурацкой мелодраме, где каскадёру вообще делать было нечего: полная ерунда, не стоящая его усилий. Если бы не трусливый актёр, который играл главную роль: он слишком носился со своей особой и со своей внешностью.
Алексей в бешенстве швырнул телефон. К чёрту всё! Они уже достали его своей заносчивостью и апломбом! Он не обязан за их деньги терпеть подобное отношение!
Он быстро схватил свои вещи и начал в беспорядке кидать в свою сумку. Главное, добраться до Москвы, а там он сумеет найти её.
Проверив деньги в бумажнике, он нашёл какую-то мятую бумажку. Внимательно рассмотрев её, он аккуратно её сложил и положил обратно. Разыскав мобильник, он вызвал такси, схватил куртку и выбежал из номера.



Саша с недовольством снова пришла в больницу к матери. К удовлетворению Даниэль, под повязкой её порез заживал довольно быстро: все бинты были сняты буквально на третий день.
Увидев лицо матери, Саша, скрывая радость, злобно вскричала:
- Боже! Мама! У тебя будет шрам! Какой кошмар!
Даниэль поморщилась.
- Не преувеличивай, - спокойно сказала она. – Порез не настолько глубокий. К тому же, тебе это только в радость – видеть меня изуродованной.
- Что ты говоришь! – с досадой воскликнула Саша, разозлённая её проницательностью.
- То, что вижу. Твои глаза и лицо тебя выдают.
Саша помолчала, закусив губу и нахмурив брови. Вдруг её лицо просветлело.
- Тебе звонил мужик. Приятный голос, между прочим. Твой любовник из отпуска? – ехидно спросила она. Не дождавшись ответа матери, продолжила: - Он сказал, ты обещала ему позвонить. Кто это такой?
- Могла бы его и спросить, - усмехнулась Даниэль.
- Я спрашивала, - раздражённо сказала Саша. – Этот гад не ответил. Врал, что он в отпуске был и поэтому не знает, что ты в больнице. Какой-то тип с твоей работы. Так кто это? Что ему от тебя надо?
- Не твоё дело, - по привычке сказала Даниэль, размышляя. Она не обещала никому звонить – с чего бы? Все свои дела она уладила до отъезда. На её работе в отпусках никто ни сейчас, ни раньше не был: кто должен был, либо уже отгуляли, либо скоро пойдут. Неужели Алексей решил её разыскать? Не просто поболтать по телефону, а реально найти? Это невозможно: зачем ему это? Или… возможно?
Не слушая очередные жалобы дочери, её злобные намёки и истерические претензии, Даниэль пыталась унять внезапно забившееся сердце. Он не забыл её! Он о ней беспокоится! До его звонка Даниэль запретила себе думать о нём. На его попытки связаться с ней она раньше не отвечала. И в конце концов он перестал пытаться. Даниэль решила, что ему это всё надоело. Но, оказывается, нет. Он не оставил попыток добиться общения с ней. С одной стороны, это её раздражало: он игнорировал её желание, навязывая своё. Но с другой стороны, это было приятно: такая настойчивость заслуживала уважения. Хотя, может, это не настойчивость, а желание подчинить? Но ведь Алексей понравился Даниэль. Она даже начала скучать по нему, когда он перестал пытаться вызвать её на общение в интернете. Даниэль хотела побыть одна и подумать. Поэтому она бесцеремонно прервала болтовню Саши и просто вышла из палаты. Саша застыла с раскрытым ртом, глядя ей в спину. Вошедшая красноволосая женщина, увидев её усмехнулась:
- Сделали тебя, детка, - произнесла она, улыбаясь. – Беги жаловаться папочке.
- Рот закрой, лилипутка! – взорвалась Саша и тут же охнула: «лилипутка» молнией подскочила к ней и весьма ощутимо врезала ей в живот.
- Я ведь не твоя мамочка – терпеть не буду, - нежно сказала она. – Будь ты моей дочерью, давно бы без зубов ходила. Впрочем, ещё не всё потеряно. – Она жестоко улыбнулась. – Только тявкни – дам в морду.
Возмущённая Саша уже открыла было рот для отповеди, но увидела занесённый кулак женщины. Захлопнув рот, она с красным лицом выскочила из палаты. Женщина снова усмехнулась. Мария Никифоровна, наблюдавшая эту сцену, поджала губы и, нахмурившись, покачала головой, ничего не сказав. Женщина подмигнула ей и улыбнулась во все свои тридцать два зуба.



Дальнейшие дни в больнице были заполнены обычными в таком случае делами: процедуры, уколы, таблетки и… скука. Если бы не Нора, Даниэль не знала бы, чем себя занять. Как оказалось, Нора тоже была эрудированным историком. Но её пристрастия ограничивались Древним миром: цивилизациями Месопотамии и Междуречья, древними Грецией и Римом. Древний Египет её привлекал постольку поскольку: Птолемеи – одна из последних династий, были выходцами из Македонии, колонии Древней Греции. Древние Палестину, Израиль и Иудею Нора знала, как собственную биографию. И зачастую её суждения ставили Даниэль в тупик. Она никогда не интересовалась библейской историей: будучи атеисткой, библию она не считала историческим документом. Но, слушая Нору, которая сыпала цитатами историков и евангелий в равной степени, она начинала склоняться к мысли, что рациональное зерно во всех этих выдумках есть. Более всего её удивило то, что Нора знакома не только с синоптическими евангелиями и текстами, включёнными в канон библии, но и с апокрифами. Евангелие от Иуды и Марии Магдалины, Евы, Никодима и Петра Даниэль почитала раньше газетной уткой. Но они оказались реальны. Как и евангелия от Фомы, Филиппа, египтян, детства, евангелие Истины, как книги Еноха и апокалипсис Моисея и Илии, Павла, Петра и Иакова и многие другие тексты. Даниэль сама могла процитировать по памяти несколько исторических текстов, но знания Норы о её любимом предмете были неисчерпаемы. И тем парадоксальнее был её вывод о выдуманной природе Христа. Ссылаясь на историков и лингвистов, она доказывала, что подобная фигура – не что иное, как идеализированный персонаж, в котором воплотились надежды, чаяния, пророчества, да и сама история I века Палестины, Израиля и Иудеи. Такой же идеализированный, как мифический король Артур со своими рыцарями, у которых наверняка были прототипы – обычные люди своего времени. И столь же облагороженный, как Ричард Львиное Сердце, который на самом деле был жестоким и вероломным человеком и не слишком хорошим королём ввиду постоянного отсутствия в своём королевстве. Исторические споры Даниэль и Норы вызывали глухое недовольство Марии Никифоровны. Она не раз призывала громы небесные на голову Норы, обвиняя её в ереси и богохульстве. Однако на все цитаты из библии Нора отвечала своими, ставя пожилую женщину в тупик и заставляя замолчать на время. Как радикально Нора относилась к мужчинам, не делая скидок и исключений, так же она отрицала напрочь все религии, считая их лишь способом заработать на вере людей в бога. А придерживающихся религиозных догм называла лицемерами и ханжами. Она не отрицала бога, доказывая его наличие весьма забавными примерами. Она лишь отметала религиозные представления о боге, считая их примитивными, ограниченными и глупыми, нужными лишь столь же ограниченным и слабовольным людям, которые думают, что с богом можно «договориться» посредством молитв, пожертвований, свечек или кропления себя святой водой.
Если бы не столь живое общение, выводившее Даниэль из её холодности и отстранённости, она бы совсем замкнулась в себе, вызывая глухое раздражение у окружающих. Но их лекции привлекали к их палате других больных. И Даниэль с удивлением заметила, что ей нравится отвечать на вопросы и общаться с людьми. Чего не было во время поездки. Видимо, болеющие люди, озабоченные единственно собой и своими болячками, не имели желания совать свой нос в жизни и болячки других. Даниэль нередко ловила на себе взгляд Норы, как будто говоривший, что всё может быть и лучше, что всё не так плохо. И постепенно Даниэль приобретала столь же легкомысленное отношение к жизни, что и Нора. Правда, не в такой степени, продолжая оберегать себя от поползновений окружающих проникнуть к ней в душу. И то, что Алексей не давал о себе знать всё то время, что она лежала в больнице, уже не доставляло ей такой боли. А его желание общаться с ней не вызывало больше противоречивых мыслей о его намерениях. «Зачем переживать заранее, если ты не знаешь точно? – говорила Нора. – И зачем переживать потом, тратя время, когда надо делать выводы или действовать на основании узнанного?». Даниэль согласилась с этой мыслью. И это принесло ей успокоение на время.




Алексей шёл по коридорам больницы, оглядывая таблички на дверях. Недавно отремонтированная, помимо запутанных коридоров она ещё и радовала отсутствием опознавательных знаков в некоторых местах. А нумерация кабинетов была весьма своеобразной: цифры перемежались названиями, в которых Алексей ничего не понимал. Следуя путанным указаниям медсестёр на посту, он поднялся ещё на пару этажей и вошёл в тихий коридор. Пройдя мимо пустующего поста, он вышел из коридора, вдоль которого располагались двери палат, к небольшому пространству с окнами и мягкими креслами под ними. На подоконнике сидела молодая женщина с красными волосами, спустив одну ногу, и увлечённо читала устрашающего вида книгу. Алексей остановился и огляделся: вокруг больше никого не было. Он подошёл к женщине, удивившись, что вблизи она оказалась гораздо старше. Рассматривая тонкие пальцы, уверенно держащие огромную книгу, белое лицо и волосы, явно нуждавшиеся в мытье, он спросил:
- Вы не подскажете, где здесь шестьдесят четвёртая палата?
Женщина подняла голову. На Алексея посмотрели два странных глаза – зелёный и карий, в которых ничего не отражалось. Секунду женщина смотрела на него, вызвав неприятное ощущение, как будто она просканировала его с ног до головы, разгадав его мысли и проникнув в душу. Потом на лице появилось приятное выражение, вызвав у Алексея ответную улыбку. Однако его удивило, что глаза женщины по-прежнему напоминали какие-то непроницаемые зеркала: зелёный был холоден как воды Балтийского моря, а карий пуст космической чернотой. Женщина на мгновение напомнила ему Даниэль. Но это быстро прошло, когда она ловко соскочила с подоконника и небрежно бросила на него книгу.
- Светочка опять умчалась на перекур к Валерке? – спросила она, лукаво улыбаясь. – Бывает. Они в конце концов поженятся. Или их уволят. – Она снова улыбнулась, вызвав его ответную улыбку. – Я сама из шестьдесят четвёртой. Пойдёмте, провожу вас.
Она пошла вперёд стремительной и лёгкой походкой. Алексей еле поспевал за ней.
Когда они вошли в палату, Даниэль дремала. Алексей тихо подошёл к кровати, бросив куртку на ближайший стул. Он опустился перед ней на колени, осторожно взяв её ладонь в свои руки. Он смотрел на её спокойное лицо, и нежность переполняла его сердце. Он так давно её не видел! Так волновался о ней! Из-за её мегеры-дочери он потерял слишком много времени, чтобы узнать, в какой больнице она лежит. Он уже не надеялся застать её здесь: её могли выписать. Он погладил её загипсованную руку и потянулся к лицу убрать упавший на глаза локон. Однако не решился будить её.
- Опять мужчина! – раздался старческий визгливый голос от дверей. – Мало тут роты Ленкиных ухажёров, так ещё к этой царице шляться начали! Молодой человек! Я к вам обращаюсь! Тут женская палата!
Когда пожилая женщина только начала говорить, Даниэль вздрогнула и проснулась. Алексей повернулся посмотреть на возмущённую пожилую женщину. Но ту, нежно подхватив под руки и что-то шепча на ухо, уже уводила маленькая женщина с красными волосами, которая проводила его сюда. Она оглянулась и подмигнула Даниэль. Скоро дверь за ними закрылась. Алексей повернулся к Даниэль. Медленно она села на кровати, морщась от боли в груди и заживающих рёбрах. Одежда скрывала её травмы, но на лице алела полоса от виска к углу рта. Алексей потянулся погладить её по щеке, но она отстранилась. Алексей поднялся и пересел на стул.
- Я так виноват, - сказал он, положив локти на колени и подавшись вперёд. – Если бы не мой звонок…
- Глупости, - сказала Даниэль, спустя ноги с кровати. – Если мне было суждено попасть в больницу, я бы попала в любом случае.
- Но если бы я не позвонил…
- Тогда бы вы не выдумывали вину, которой нет.
Даниэль встала с кровати и потянулась за одеждой. Алексей помог ей одеть спортивную куртку. Затем они вышли из палаты. Марии Никифоровны и Норы поблизости не оказалось. Даниэль удивилась: куда эта энергичная женщина утащила старушку? Но она тут же выбросила из головы ненужные мысли, сосредоточившись на Алексее. Ей было приятно, что он её нашёл, она была рада его присутствию, его ненавязчивая помощь сейчас была очень кстати. Даниэль удивлялась сама себе. Уж не влюбилась ли она? Пришедшая в голову мысль вызвала у неё лёгкую панику. Она постаралась на время выкинуть её из головы. У неё будет время об этом подумать. Она постаралась сосредоточиться на настоящем, хотя это было довольно трудно: присутствие Алексея заставляло её мысли идти не по тому маршруту, по которому ей бы хотелось.
Говорили они мало, поскольку каждый думал о своём. Алексей держал руку Даниэль в своих ладонях, наслаждаясь её близостью, а Даниэль не протестовала. Именно так их застала Нора, которая шла в палату. Она посмотрела на Алексея оценивающим взглядом, улыбнулась Даниэль и пошла дальше. Даниэль очнулась и попыталась забрать свою руку у Алексея. Тот тоже пришёл в себя. Они посмотрели друг на друга, но не решились друг другу ничего сказать. Слишком велико было их смущение. Хотя для него и не было причин.
Когда Алексей ушёл, Даниэль вернулась в палату.
- Великолепный экземпляр! – улыбаясь, сказала Нора, когда Даниэль вошла. – На первый взгляд, настоящий мужчина.
Даниэль снова бросила на неё хмурый взгляд.
- Ну не дуйся! – улыбалась Нора. – Не собираюсь я его охмурять – делать нечего! Никогда перед мужчиной так не унижалась. Это твой трофей. А я чужие вещи не беру.
- Что это значит? – спросила Даниэль.
- Если бы я верила в мужскую любовь, я бы сказала, что он, возможно, влюблён в тебя. Так мне показалось.
Даниэль хмуро смотрела на Нору. Та была первой женщиной, которая разделяла её взгляды. И, хотя Даниэль после встречи с Алексеем стала задумываться, не слишком ли категорична она была в своих суждениях, то Нора, похоже, была лишена таких сомнений. «Ни один мужчина недостоин любой женщины», - говорила она. Даниэль была с ней согласна. Вспоминая свою жизнь, когда она была вынуждена добиваться признания, минуя снисходительность мужчин-преподавателей и мелочную зависть с своим способностям мужчин-студентов, в ней поднимался глухой протест против подобного к себе отношения. Видя, как покровительственно и самодовольно ухаживают мужчины, ей хотелось их ударить, чтобы стереть с лица их самоуверенность, а из мыслей – манию величия, основанную на эгоизме. Из истории, которой так увлекались она и Нора, Даниэль помнила, не было такого времени, когда бы к женщине относились иначе, чем ко второму сорту, как к приложению мужчины, как к его служанке, созданной лишь для того, чтобы мужчина мог возвыситься. Гений женщин не воспринимался всерьёз. Таланты женщин вызывали иронию и насмешки, а борьба женщин за отношение к себе хотя бы как к равной, начатая в начале XX века, вызывала пренебрежение как фригидную агрессию женщин или тоску феминисток по сексу с мужчинами. Зацикленность мужчин на себе всегда выводила Даниэль из себя. Разведясь с мужем, отношение к ней которого было лишь кульминацией и квинтэссенцией отношения всегда и всех мужчин ко всем женщинам во все времена, Даниэль твердо решила, что больше не даст делать из себя половичок под ногами мужского самомнения, больше не будет иметь близких отношений. И уж тем более, никогда не выйдет больше замуж. Однако, вспоминая Алексея, она начинала думать, что исключения могут быть.
Нора внимательно посмотрела на Даниэль.
- Похоже, ты тоже влюбилась, - сказала она. Даниэль не ответила. – Ничего не буду говорить. – Нора выставила вперёд ладони и повернулась к своей кровати. – Я итак тебе слишком много говорю. - Она повернулась к Даниэль. – Только, прошу, не позволяй вытирать о себя ноги. Мужчины в любви эгоистичны. Впрочем, они эгоистичны всегда. А любовь лишь тешит их эго и возводит самих себя на пьедестал. Ты же сама знаешь историю – знаешь, как относятся и относились к женщинам мужчины. А в любви они вообще требуют самоотречения, ничего не давая взамен. – Она помолчала. – Я не знаю твоей жизни, поэтому не собираюсь тебе ничего указывать и советовать. Когда я устала быть покорной мужскому шовинизму, закрывать глаза на мужские слабости и гадости, жалеть мужское тщеславие и быть снисходительной к мужским ошибкам, ко всему тому, что мужчины никогда не прощают женщинам, на что никогда не делают скидок, никогда не забывают и на что не махают рукой, я стала для мужчин стервой, помешанной феминисткой, агрессивной фригидной тварью. Мне кажется, ты через это тоже прошла. Прошу тебя, не давай любви делать из тебя ничтожество.
Она покопалась в своих вещах в тумбочке и протянула Даниэль плеер.
- Здесь мои любимые записи. Я бы хотела, чтобы ты их прослушала. Только раз.
Даниэль вставила наушники и включила…

                Ты устала быть покорной,
                Ты устала быть рабой,
                Жить надеждой иллюзорной,
                Отвечать на жест любой…

                Жизнь идёт где-то за стеною,
                А ты в плену пустоты.
                О, как жаль, но всему виною
                Мечты, мечты, мечты …

Даниэль слушала незнакомую группу, и слова песен находили отклик в её душе. Она села на кровать, глядя в окно, и слушала соло на бас-гитаре или виртуозное исполнение ударных, нежные переливы скрипки и грустный голос пианино, страстный голос незнакомого исполнителя помимо её воли проникал в душу. Тяжеловатая музыка. Она такую раньше не слушала. Но сейчас она ей понравилась.
Нора, некоторое время наблюдавшая за ней, улыбнулась и, взяв свою книгу, улеглась на кровать. Мария Никифоровна не появлялась.



Оставшиеся до выписки дни Алексей регулярно навещал Даниэль, вызывая недовольное ворчание Марии Никифоровны и понимающие улыбки Норы, последняя ничего не говорила. Но по неуловимо изменившемуся поведению и незначительным мелочам Даниэль поняла, что Нора разочарована в ней. При её проницательности Норе не доставило труда понять, что Даниэль Алексея любит. И поэтому исторические разговоры двух женщин стали менее эмоциональны и более редки. Это огорчало Даниэль, потому что она стала привязываться к этой непосредственной, взбалмошной, порывистой, категоричной женщине с красными волосами. Нора изо всех сил старалась объективно смотреть на переживания Даниэль. Но её прямая безапелляционная натура зачастую брала верх. И такой задушевности, что была до прихода Алексея, между ними уже не было. Однако каждая знала, что, несмотря на различие во взглядах, на другую можно положиться.
В день, когда Даниэль выписывалась, Алексей приехал встретить её. Даниэль, ломавшая голову, как ей добраться до дома, была приятно удивлена и обрадована его предупредительностью. Расположив её в машине со всеми удобствами и носясь, как с хрустальной вазой, Алексей завёл двигатель, и машина медленно тронулась.
Первую часть пути они молчали, не зная, о чём говорить. Наконец Алексей произнёс:
- Я виноват перед тобой. Это из-за меня ты попала под машину…
- Глупости, - оборвала его Даниэль. – Мы уже говорили об этом. Я не попадала под машину. В остановку, где я находилась, врезался пьяный идиот. И вы тут ни при чём. Если только не вы его спаивали. Не вы? – Алексей несмело улыбнулся и мотнул головой. – Ну и славно, - сказала Даниэль и замолчала.
Алексей тоже молчал какое-то время.
- Дэнни, я как-то спрашивал тебя. Спрошу ещё раз. Согласишься ты поехать со мной в Ростов?
Даниэль подняла на него глаза.
- И как тогда, я снова спрошу: в качестве кого?
Алексей помолчал, глядя на дорогу.
- Я же говорил тогда: в качестве женщины, которую я люблю. Я хочу быть с тобой. Всегда. Ты мне нужна.
Даниэль смотрела на него. Теплота и душевность, которые окутывали её в больнице, куда-то постепенно исчезали, уступая место холодности и подозрительности. Снова властно заговорил разум: здесь, на своей работе, ты уважаемый человек, почти начальник, со своими деньгами, обеспечивающими независимость. А кем ты будешь в его Ростове? Сожительницей? Любовницей? Домработницей? Ты будешь от него зависеть: от его настроений, желаний, его заскоков и фанаберий. Если что, ты будешь одна в чужом городе среди незнакомых людей. Тебе незнакомых, не ему. Когда ему надоест, он выкинет тебя из своей жизни, несмотря на прошлые уверения в любви.
- Нет, я не поеду с вами, - холодно сказала Даниэль.
- Почему? – В голосе Алексея явно слышались и удивление, и отчаяние.
- Здесь я теряю довольно много, - по-прежнему холодно ответила Даниэль.
- Работу? – Алексей нахмурился.
- И работу тоже.
- Я перед тобой душу выкладываю, на изнанку выворачиваюсь, а ты думаешь только о работе? – Алексей был возмущён.
- Не только о работе, ещё о независимости, - тоже начиная закипать, ответила Даниэль. – И я не просила изливать мне душу. Я даже не просила любить меня. Разве я виновата в том, что чувствуете вы? Разве я делала что-то, чтобы привлечь вас, влюбить в себя? Разве я это делала?
- Ты просто невозможна! – взорвался Алексей, стукнув кулаками по рулю. – Ты всё переворачиваешь с ног на голову!
Он помолчал, успокаиваясь.
- Там, в больнице. Я думал, ты изменилась. Я думал, у меня не только появилась надежда, но и шанс. Но нет. Ничего не меняется. Лучше бы тебе оставаться в больнице.
Даниэль вздрогнула, как будто от удара.
- Наверное, вы правы, - холодно сказала она и рванула дверцу машины.
Они стояли в пробке, но Даниэль, не видя ничего глазами, полными слёз, бросилась бежать между машин к обочине по склону. Опешивший Алексей секунду смотрел ей в спину, затем бросился за ней.
- Куда тебя несёт? – вскричал он, догнав и хватая её за руку.
Она в бешенстве вырвалась.
- Подальше от всех вас! Туда, где нет ни одного мужчины! Где меня бы оставили в покое! И вы, и вам подобные!
Она развернулась и побежала. Он мгновение смотрел ей вслед. Идиотка! Пересекая склон, она бежала прямо к дороге, по которой непрекращающимся потоком ехали машины. Он оглянулся: пробка, в которой они стояли, не рассасывалась. Он снова поглядел на Даниэль. Совершеннейшая идиотка! Она же убьётся!
Он сорвался с места и снова побежал за ней. Каким-то чудом она пробежала половину проезжей части, едва не угодив под колёса. Он догнал её, уворачиваясь от истошно сигналящих машин и потащил к обочине. Вокруг неслась ругань.
Едва они оказались в относительной безопасности, он в ярости схватил её за плечи и начал трясти, позабыв о её травмах.
- Какого чёрта ты делаешь? – кричал он. – Чёрт бы тебя побрал, упрямая стерва!
Наконец он понемногу пришёл в себя. Трясти её он перестал, но ещё крепче сжал её плечи, чем вызвал гримасу боли на её лице. На начавшийся дождь они не обратили внимания, поглощённый каждый своим.
- Я держался, сколько мог, - с холодным бешенством говорил он. – Но ты постоянно унижала и отталкивала меня. Я пытался быть с тобой вежливым, деликатным, тактичным, предупредительным, честным, ласковым наконец. Я сделался посмешищем для своих друзей и предметом жалости для их жён. Я всё терпел. Последние несколько дней мне показалось, что что-то изменилось. Я даже не один раз признавался тебе в любви, хотя, бог видит, как тяжело мне это давалось! И что я получаю в итоге? Ни слова благодарности, ни ласковой улыбки, даже простого человеческого отношения от тебя не добьёшься! В больнице ты была другая. И, честное слово, иной раз я хочу поступить, как дикарь: ударить тебя дубиной по голове и утащить за волосы в свою пещеру. А там дать волю своим инстинктам, наплевав на твои чувства. Один бог знает, чего мне стоит удерживаться от этого! Я всё думаю, что ты сможешь полюбить меня. Возможно, это и останавливает меня от дикости, которая иной раз охватывает меня. Но чем дальше, тем я больше сомневаюсь. Ты упряма. И легче разжалобить скалу и заставить плакать камень, чем дождаться от тебя доброго слова. Я так не могу. Ты победила.
- Я от вас ничего не хотела! – прокричала Даниэль. – Я не просила вас любить меня! Я всегда была одна и хотела быть одна! И вы это знали! Что ж вы жалуетесь? Мне от вас ничего не нужно!
Капли дождя стекали по её лицу, перемежаясь со слезами. Даниэль молилась, чтобы он не понял, что она плачет.
Он отпустил её плечи. Она, морщась от боли, потёрла их.
- Я больше не буду преследовать тебя, - сказал Алексей. – Не стану попадаться на пути. Мне надоело быть мишенью для твоих издевательств и гадать, какая на тебя найдёт блажь. Я знаю, ты перенесла много. Гораздо больше, чем я. Но мне хватило и этого. Что ж, я слабак. А ты выиграла.
Он смотрел в её мокрое лицо. На нём ярость и возмущение боролись с сожалением и болью. Наконец она подчинила себе свои эмоции, как раньше, и её лицо привычно окаменело. Алексей упал духом. Последняя надежда угасла. Он безнадёжно махнул рукой, повернулся и пошёл в сторону оставленной машины.

                Но дни мои мне только скорби множат,
                Ждать нечего, надежды быть не может,
                Жизнь безнадёжна, как кромешный ад!

Даниэль смотрела ему вслед. О уступи! – молило её сердце. И навсегда стать рабыней мужского эгоизма? – вопрошал разум. Только что он причинил ей боль, забыв в своей обиде, что она недавно выписалась. Он уходит, бросив её одну посреди дороги, без денег, под дождём. Это ли не доказывает, что мужчин нельзя любить? Но ведь он был в отчаянии и наверняка не понимал, что делает. Как же ей поступить?
Даниэль закричала и упала на колени, содрогаясь в рыданиях и молотя кулаками по земле. Что делать? Что ей делать? Глупое сердце склонялось понять его, пожалеть, припасть к его груди, шептать ему слова любви, раствориться в нём. Но жизненный опыт и разум напоминали ей, приводили примеры и доказывали, что ничего хорошего из этого не выйдет. Её тело жаждало его рук – его объятий, его поцелуев, его… А разум холодным душем окатывал её мысли. Что же ей делать? Как отпустить себя, себя, при этом, не потеряв? Как себя подарить, но оставить себе? Как быть любимой и любить, но не быть зависимой?
Она исходила в рыданиях, как будто хотела через слёзы выплакать свою душу. Она, чей рассудок раньше был холоден и твёрд, поддавалась чувствам. Чёрт бы побрал этого Алексея! Без него она знала, кто она и чего хочет. А теперь? Тряпка! Размазня! Истеричка! Дура!..
Вдруг она осознала, что её голова покоится на груди Алексея, а его рука гладит её волосы.
- Прости, - бессвязно шептал он. – Прости меня… Я забыл… Я такой дурак!..
Она робко обхватила его за плечи.
- Я прошу, я умоляю тебя, поверь мне, - шептал он ей в макушку. – Просто поверь. Честное слово, я не обижу тебя. Я тебя люблю.
Моросящий дождь и сигналящие машины не мешали им. Сейчас они были одни во всём мире.



Как-то ни о чём не договариваясь, Алексей отвёз Даниэль в свою квартиру. Была у него такая, постоянная, съёмная, где он жил, когда работал в Москве. Даниэль ещё не решалась ему доверять, однако стала постепенно относиться к нему иначе. И Алексей, наконец, дождался и хорошего отношения от неё, и доброго слова. Он уступил ей свою кровать, перебравшись на жёсткий диван. За те несколько дней, что она отдыхала у него и приходила в себя, он окружил её заботой и вниманием, непривычными ей. И поначалу это её пугало – она не знала, как реагировать. Однако постепенно она успокоилась, видя, что Алексей не делает из этого ничего особенного, не кичится этим как чем-то из ряда вон, не относится как к какому-то подвигу. За своё отношение он не требовал оплаты, что ставило Даниэль в тупик. Она всё ждала, что он начнёт намекать на интим, и это страшило её: хрупкое взаимопонимание, установившееся между ними, могло быть нарушено стремлением удовлетворить свои животные инстинкты. Однако Алексей не делал попыток перебраться с дивана на кровать, удивляясь сам себе. Сейчас ему было достаточно того, что есть, и он терпеливо ждал, когда для большего придёт время.
По прошествии трёх дней на мобильный Даниэль позвонила дочь.
- Куда ты пропала? – кричала она. – Я звонила в больницу, мне сказали, что тебя давно выписали! Где тебя носит?
- И ты только сейчас спохватилась? – усмехнулась Даниэль. – Я тебе звонила – ты забыла? Я предупреждала тебя, когда меня выпишут и во сколько. Ты меня проигнорировала. Занялась собой и своими делами. Так чего теперь кричишь? Никита бросил?
- Я сама бросила этого тюфяка, - заносчиво сказала дочь. – У меня другой парень. Мы давно любим друг друга. И хотим пожениться.
- Совет да любовь, - съязвила Даниэль.
- А ты не ёрничай. Я хочу вас познакомить. И нам надо поговорить о жилье.
- А о чём тут говорить? – холодно спросила Даниэль. – Я тебе говорила много раз: ищи мужика с квартирой. У меня вы жить не будете.
- Это почему ещё? – возмущённо вскричала Саша.
- Я достаточно была прислугой тебе. Прислуживать ещё твоему мужу в мои планы не входит. К тому же, - после краткой паузы, не дав дочери вставить слово, добавила Даниэль, – я ещё не ветхая старуха. Достаточно я себя хоронила. И достаточно жила для тебя. Пора устраивать свою жизнь.
- Ты всегда жила для себя! – заорала Саша. Затем, передохнув, подозрительно спросила: - У тебя кто-то есть?
- Возможно, - уклончиво сказала Даниэль.
- Так и съезжай к нему. Где я буду жить?
- Ты забываешь, это моя квартира. И никуда съезжать я не собираюсь. А ты? Если бы ты ко мне относилась иначе, меня бы это обеспокоило. А так – мне всё равно. Езжай к мужу. Квартиру, в конце концов, снимайте – ты достаточно зарабатываешь.
- Ты хочешь выгнать меня из-за какого-то мужика? – Саша была в ярости. Но в её голосе проскальзывало и беспокойство: а ну как мать отпишет квартиру любовнику?
- Знаешь, за долгие годы я стала склоняться к мысли, что любой посторонний человек относится ко мне лучше, чем родная дочь. Хочешь жить – живи, но прислуживать я тебе не буду. А если тебе взбредёт в голову приволочь в мою квартиру ещё и мужа, то мне это не надо. Я тебе говорила много раз об этом.
- Ты не мать! Ты гадина! – кричала Саша со слезами в голосе.
Даниэль взорвалась. Чаша её терпения была переполнена. Вырвавшись из болота своей жизни на свежий воздух, она захотела ощутить себя человеком, а не придатком к капризам дочери.
- А ты кто? – закричала она в ответ. – Всю мою жизнь я терпела твои фанаберии и капризы, упрёки и оскорбления, кормила, обстирывала, обшивала тебя, убирала за тобой и содержала, получая в ответ гадости! Я из отпуска, кстати, первого за десять лет, приехала – и что вижу? Заспанную дочь и грязную квартиру! Родная дочь даже не подумала меня встретить! Я в больницу попала – родная дочь только неделю спустя соблаговолила навестить! Навестила! Лучше бы не приходила! Меня выписывают – и кто меня встречает? Посторонние люди, а не родная дочь! Меня неделю нет дома – дочери и дела нет! Меня убить могли, так ты бы на моей могиле орала бы, что я, дрянь такая, в гроб сбежала, чтобы тебе досадить! Ты меня слышала: никакого твоего мужа в моей квартире не будет! Хочешь замуж – живите отдельно. Квартира – моя. Захочу – продам, и уеду куда-нибудь на Сахалин, рыбу разводить. От тебя подальше. Ты давно взрослый человек. Можешь и хоть раз в жизни о себе побеспокоиться сама. А я умываю руки.
Она замолчала. Молчала и Саша.
- Что на тебя нашло? – наконец спросила дочь нормальным голосом.
- Ты меня никогда не слушала. Не слышала и сейчас, - почти спокойно произнесла Даниэль. – Я тебе всё сказала.
И она отключилась. После вспышки руки её подрагивали, а сердце колотилось. В первый раз в жизни она повысила голос. И в первый раз в жизни повысила голос на свою дочь. Это было странное чувство: как будто она от чего-то освободилась. Но вместе с тем её немного смущало, что она рада, что не сдержалась. Общение с Норой и забота Алексея не прошли для неё даром: она захотела жить полной жизнью.
- Твоя дочь выходит замуж? – раздалось за её спиной.
Даниэль обернулась, убирая телефон. Алексей стоял в дверях комнаты и улыбался. – А ты едешь на Сахалин разводить рыбу?
Даниэль смущённо улыбнулась.
- Саша постоянно «выходит замуж». Не может без мужчины. А то и нескольких сразу. Свербит у неё. А рыбу я не люблю. Сахалин меня не привлекает – там сыро, холодно и постоянно трясет.
Алексей любовался раскрасневшейся и немного смущённой Даниэль. Она была просто красавица! Её глаза сверкали, румянец делал лицо живым и привлекательным, а смущённая улыбка – соблазнительной. Он неторопливо подошёл к ней и обнял, целуя в висок. Даниэль судорожно прижалась к нему. Сейчас он был единственной реальностью для неё, её спасательным кругом и защитной стеной. Она уткнулась в его плечо, вдыхая его запах, такой волнующий и родной. Она наслаждалась незнакомым уютом и покоем, а он боялся разрушить эту хрупкую гармонию неловким движением или ненужным словом. Поэтому он молчал, тихо гладя её по спине и вдыхая аромат её волос. Снова они были одни в целом свете, а вокруг не было ни времени, ни пространства.



По прошествии нескольких дней Даниэль решила, что она задержалась у Алексея и начинает обременять его своим присутствием, что ей пора возвращаться к работе. К работе, к дочери - в жизнь. Алексей был бы рад, если бы она осталась навсегда. Но Даниэль не хотела быть навязчивой и беззастенчиво пользоваться его добротой. Алексей не настаивал, чтобы она осталась у него. А она согласилась на регулярные встречи, после которых ничего не происходило. Он забирал её после работы и подвозил домой. Пока было тепло, они рассекали на мотоцикле, рождая в Даниэль непередаваемые эмоции. Стоя около её подъезда, они разговаривали обо всём на свете, обнимаясь и целуясь, как робкие подростки. Даниэль впервые почувствовала себя счастливой.
Отношения с дочерью напоминали холодную войну. Они старались не разговаривать. А когда случалось, были предельно вежливы, как чужие люди. Как и обещала, Даниэль перестала прислуживать дочери. И той поневоле пришлось заботиться о себе самой. Что она и делала со страдальческим выражением лица, постоянно вздыхая и жалуясь, чтобы заставить мать чувствовать себя виноватой. Но Даниэль не обращала внимания на этот новый спектакль: она слишком хорошо знала свою дочь.
А Саша, решив, что она уже достаточно показала свою лояльность и претерпела от матери, решила познакомить Даниэль со своим будущим мужем. Поскольку она сама была им ослеплена, то была уверена, что перед ним не устоит и Даниэль. И вопрос о проживании молодожёнов разрешится к её, Саши, удовлетворению. Ехать к свекрови ей не хотелось. А снимать комнату или квартиру не хотел Николай, так звали жениха. Будучи столь же скуповатым, как и прежний любовник Саши, он, однако, лучше это скрывал за завесой красивых и напыщенных слов и не относящихся к делу аргументов.
Как только Даниэль увидела избранника дочери – она всё поняла. Теория Фрейда здесь проявилась во всём блеске. Даже внешне этот самоуверенный юнец походил на Михаила, отца Саши. Такая же голова, формой напоминавшая пенёк, такие же прямые тёмные жёсткие волосы, маленькие глазки под широкими сросшимися бровями, полное мясистое румяное лицо, на котором щетина не ночевала, и губы человека, любящего всевозможные удовольствия и излишества, начиная от еды и заканчивая женщинами. Однако одно отличие было: пузо Михаила было гораздо больше живота Сашиного избранника. Остальное – поведение, манеры, суждения, даже голос и жесты были столь же напыщенными, самоуверенными, надменными и самодовольными. Громкие слова и красивые фразы и раньше не производили впечатления на Даниэль. А теперь она и вовсе не собиралась играть роль служанки двух эгоистов в собственном доме. То, что знакомство состоялось в её квартире, где она должна была подготовить стол для этого знаменательного события, а не на нейтральной территории, в ресторане, где Николай вынужден был бы платить, уже сказали Даниэль о многом. Она, прервав витиеватые речи потенциального мужа, быстро поставила его на место парой кратких фраз, чем вызвала очередную истерику дочери, которую благовоспитанное поведение в предыдущие дни душило и не давало жить.
- Мне плевать на твоё мнение – я выйду за него! – кричала она под самодовольную улыбку Николая.
- Мне-то что? – спокойно отвечала Даниэль. Она прекрасно поняла замысел дочери. Жаль, что та продолжала считать мать полной дурой. – Мне всё равно. Хоть в попу его целуй. Главное, чтобы здесь я вас не видела. Жить вы тут вдвоём не будете.
И она с удовлетворением разглядывала кислое лицо жениха.
Свадьба прошла шумно. Без присутствия Даниэль, которую разобиженные молодожёны не позвали. Отец Саши, Михаил, скрепя сердце, оплатил самое дешёвое платье и свёл к минимуму свои траты на свадьбу. Что вызвало неудовольствие многочисленных родственников со стороны жениха и недовольство жены Михаила. А, поскольку Даниэль никто не стремился приглашать, чему она была очень рада, то затраты на это нелепое действо её не коснулись.



Однако, не прошло и месяца, как Саша примчалась назад к матери, пылая праведным гневом. Даниэль, наслаждаясь отсутствием дочери и непривычным покоем, невозмутимо встретила очередную истерику.
- Ты представляешь? – кричала Саша, чуть не с порога. – Он запрещает мне работать! Хочет, чтобы я сидела дома, рожала ему детей каждый год, кормила обедами-ужинами, стирала-гладила его кучи рубашек с костюмами, чистила тьму его ботинок, драила квартиру каждый день, да ещё по вечерам массировала ему ноги! Представляешь? Массировала ему ноги! К тому же, по его желанию была готова в койке с обязательным оргазмом!
- И что такого? – спокойно отвечала Даниэль. – Я с твоим отцом долгие годы жила так же, только ещё тебя с твоей сестрой растила и работать успевала. А в благодарность получила ваше недовольство и упрёки. Только бегать плакаться мне было не к кому.
- Ты ничего не понимаешь! – кричала Саша. – Наш отец заботился о нас!
- В таком случае, твой муж о тебе тоже.
- Ну ты сказала! Он заботится только о своём удобстве. Я ему нужна как дармовая домохозяйка, повариха, любовница и свиноматка! Он мне даже денег не даёт – приходится каждый раз его упрашивать. И чеки требует, козёл скупой! Указывает, что мне носить, куда ходить, что смотреть, что читать, когда и с кем общаться, как готовить, как подметать, как стирать! Как будто я дура безрукая! Вещь его!
- Твой отец относился ко мне также – как к вещи. И как к прислуге ты относилась ко мне. А когда к тебе стали относиться соответственно, тебе не понравилось. Ну и мне не нравится. Только ты с подобным мужем прожила месяц, а я – пятнадцать лет. Пятнадцать лет рабства. И следующие десять лет в прислугах.
- Вечно ты всё к себе сводишь! – возмущалась Саша. – А я тебе о своих проблемах говорю!
- А я тебе говорю, что твои проблемы – чушь собачья. И ты получила то, что заслужила своим отношением.
Возмущённая Саша хотела было произнести отповедь, но задумалась. Жить с Николаем ей не понравилось: она привыкла, что мир вертится вокруг неё. А тут приходилось вертеться вокруг него, такого же непробиваемого эгоиста, как она сама. Не лучше ли вернуться к матери? Обрадованная возвращением дочери, она позабудет свою блажь и снова будет её обихаживать как раньше.
- Я с этим козлом разведусь, - с апломбом сказала она. – А по поводу отца ты неправа. Он нас любит. Тебя, может, и нет. Но меня он любит точно.
- Считай, как хочешь, - пожала плечами Даниэль. – Я знаю, что я права.
Она прекрасно видела, что задумала дочь. Но, вкусив свободу и познав счастье, Даниэль вовсе не собиралась возвращаться к своему приниженному бессловесному состоянию безропотной служанки. Она внутренне усмехнулась, наблюдая, как подобные мысли отражаются на лице дочери. Несмотря ни на что, Даниэль для Саши была глупой курицей, которую легко обвести вокруг пальца. Что ж, посмотрим.



Дни шли за днями. К неудовольствию Саши, Даниэль жила своей жизнью, полностью наплевав на её удобства, игнорируя упрёки, не обращая внимания на сцены и вообще перестав считаться с дочерью. В ответ на её замечания, она тоже стала язвить и огрызаться. Оказывается, всё то время, что она сдерживалась, она накопила весьма недюжинный опыт стать замечательной язвой. Получая отпор, обескураженная Саша бежала в объятия очередных любовников, где своей яростной страстью выжимала все силы из ошеломлённых этим натиском мужчин.
Не раз и не два Даниэль заставала то одного мужчину, то другого, выходящего из комнаты Саши. Некоторые быстро шмыгали за входную дверь, бормоча что-то в полголоса. Некоторые, нагло ухмыляясь, пили на кухне чай, пока Даниэль не окатывала их из чайника под возмущённые вопли Саши. Однажды Даниэль случайно услышала, как с кем-то в разговоре по телефону Саша упоминала какую-то квартиру. Из чего Даниэль предположила, что Саша приводит туда некоторых поклонников, чтобы они не сталкивались друг с другом здесь. Даниэль усмехнулась: она знала о любвеобильности дочери, но не ожидала от неё предприимчивости. В любом случае, она была рада, что стала меньше натыкаться на столь явную демонстрацию половой жизни дочери. Чем меньше дочь находилась дома, тем меньше Даниэль вынуждена была принимать участие в её концертах. И тем чаще могла приглашать Алексея, поскольку она чувствовала себя виноватой, оставляя его на улице или прощаясь без приглашения к себе. Хотя она и понимала, что это глупо: она не обязана была отплачивать ему за его хлопоты. Ведь она не просила ни о чём. Однако врождённая справедливость и честность, которые долгие годы мешали ей жить, и здесь давали о себе знать. Приглашая Алексея к себе, она чувствовала себя неловко: спать с ним она не собиралась. А другой причины, чтобы он захотел прийти к ней в дом, она не могла придумать. Алексей, в свою очередь, не понимал её нервозности. И встречи в доме Даниэль происходили весьма скованно, что приводило в отчаяние обоих. Но Даниэль боялась лезть со своими мыслями к Алексею, считая, что он может подумать, что она навязывает своё отношение или жалуется. А Алексей боялся неосторожным словом отпугнуть Даниэль. Подобное молчание доставляло заботы обоим. Но они оба никак не могли нащупать ту нить, которая помогла бы им быть откровенными и вместе с тем не задеть чувства другого.



С середины осени Алексей куда-то пропал, что слегка обеспокоило Даниэль. Предупреждённая, что он уедет в Белоруссию работать, она ждала его звонков. Но недели проходили за неделями, а он молчал.
Наконец после Нового года, который Даниэль, к своему удовлетворению, справляла одна, он наконец позвонил. Саша с очередным любовником умчалась справлять праздники к нему, и у Даниэль снова наступило спокойное время. Как оказалось, во время одного из трюков Алексей сломал ногу. И всё это время лежал в больнице. Вслушиваясь в его голос, Даниэль догадывалась, что только переломом ноги тут не обошлось. Но она не стала выспрашивать. Он не хотел её излишне беспокоить, а она не хотела нервировать его своей дотошностью и навязчивостью. Она успеет всё узнать, когда он приедет. Сожалела она об одном: что не может его поддержать в это время.
С наступлением весны он объявился в Москве, и их встречи возобновились. Даниэль заметно похудела, сменила причёску, покрасила волосы. Лёгкий, почти незаметный макияж совершенно изменил её лицо, и, увидев её в первый раз после долгого отсутствия, Алексей был не на шутку удивлён: новый образ вкупе с косметикой и иной одеждой делали из Даниэль совершенно другого человека. В её походке появилась уверенность и величавость, вместо всегдашней настороженности и скованности, что вместе с лёгкостью, привитой долгими годами балетной школы в детстве, как успел узнать у неё Алексей, приковывало к ней глаза окружающих мужчин. Она была обаятельна, когда стала чаще улыбаться. И даже шрам на щеке не портил впечатления – его просто никто не замечал. Алексей удивлялся, видя эту совершенно новую женщину в прежней некрасивой, холодной и чем-то напоминавшей деревенскую бабу Даниэль.
К восьмому марта она ничего не планировала, а Саша, снова задвинув работу, на неделю умчалась со своим очередным любовником. Пользуясь этим, Даниэль решила сделать генеральную уборку. Она сняла все занавески и покрывала, отправила стирать зимние вещи, убрала стулья, чтобы хорошенько отмыть полы под диванами и шкафами. Взяв швабру и ведро с водой, она включила музыку. Суровые мистические звуки Вагнера как будто влили в неё новые силы. Она взяла швабру…
Перебираясь с соседского балкона этажом выше, Алексей едва не поскользнулся на скользком козырьке. Хорошо, оба балкона были не застеклены. Иначе добраться с крыши в квартиру Даниэль Алексею было бы затруднительно.
Спрыгнув к ней на балкон, он, поморщившись от боли в боку, хотел уже было постучать в стекло, но вдруг замер, видя открывшееся перед ним зрелище: Даниэль танцевала. Он не слышал музыку, но это явно была классика, поскольку Даниэль выполняла балетные па. Да, она не была юной стройной балериной, но её безукоризненная пластика и изящные движения заворожили его. Он даже не обратил внимания поначалу, что делала пируэты она в футболке и закатанных спортивных штанах. Только, когда она остановилась после довольно долгого кружения, изящно вытянув руки над головой, он заметил, в чём она одета и как выглядит. Растрёпанные волосы выбивались из пучка на затылке, редкие пряди прилипли к потному лбу, мятая футболка в беспорядке свободно висела на ней. Она постояла некоторое время, вытянувшись в струну, затем, тяжело дыша, опустила руки и взяла швабру, не замеченную Алексеем. Тут он очнулся и постучал в стекло. Даниэль, наклонившаяся за ведром, удивлённо подняла голову и огляделась. Когда её взгляд упал на окно балкона, она застыла, словно поражённая громом. Затем, отшвырнув швабру, она бросилась к балкону и с трудом открыла примёрзшую за зиму дверь.
- Какого чёрта вы тут делаете? – сердито спросила она, втаскивая его внутрь. – Март месяц, десятый этаж – вы с ума сошли!
Он, потирая руки от холода, смотрел на её раскрасневшееся лицо и сверкающие глаза. Она была прекрасна, а лежащие в беспорядке волосы придавали ей такое очарование, что он еле удержался, чтобы не приникнуть к ней губами. Он некоторое время просто смотрел на неё, любуясь. Потом опомнился и, распахнув пошире дверь на балкон, схватил охапку роз и осыпал её ими с ног до головы. Она стояла, ошеломлённая этим водопадом тёмно-красного благоухания. Когда он прекратился, Алексей покачнулся. Даниэль подхватила его под руку и, стаскивая с него слишком лёгкую для такой погоды одежду, потащила его в ванну. Там она раскрыла все краны с водой и стала наполнять ванную. Поднявшийся пар окутал её с ног до головы.
- Что ты делаешь? – спросил Алексей, наблюдая за её манипуляциями.
Даниэль подрегулировала температуру и повернулась к нему.
- Снимайте одежду и быстро в воду, - сурово сказала она. – Я не собираюсь крутиться вокруг вас, когда вы простудитесь.
Алексей улыбнулся и взялся за ремень джинсов. Даниэль пулей вылетела за дверь, оставив его разоблачаться в одиночестве. Он разделся и с наслаждением окунулся в горячую воду, морщась от боли в боку. Даниэль в это время включила чайник, достала лимон и баночку с малиновым вареньем. Затем метнулась в комнату, наткнувшись по пути на швабру с ведром. Отставив их в сторону, она разложила диван, достала подушку, а из комода вытащила махровый плед. Затем, оглядев комнату, она, не торопясь, убрала разбросанные вещи, расставила стулья и проверила балконную дверь. Заперев её, она задёрнула недавно отстиранные шторы. Затем собрала вещи Алексея и аккуратно сложила на стул. Кипу роз, которые не умещались в её руках, она отнесла на кухню, где, подрезав стебли, расставила в несколько ваз. Затем быстро сделала несколько бутербродов и смешала тёплое питьё. После этого она постучала в дверь ванной.
- Алексей, как вы себя чувствуете? – спросила она.
- Если бы ты присоединилась ко мне, я был бы на седьмом небе, - приглушённо ответил Алексей.
Даниэль открыла дверь и вошла.
- Алексей, вы же знаете, этого не будет, - произнесла она, прислонившись спиной к закрытой двери.
- А я подожду, - улыбаясь, ответил Алексей, даже не думая прикрыться. – Я терпеливый. И упрямый.
Даниэль подошла, потрогала воду, заметив попутно проступившие от горячей воды синяки на его теле.
- Вставайте, - произнесла она, стараясь не глядеть на него. – Буду отпаивать вас малиной и водкой с перцем.
- Если только ты мне немного поможешь, - серьёзно сказал Алексей, садясь в ванной.
Даниэль недоверчиво посмотрела на его побелевшее от боли лицо. Затем подала руку и подставила плечо. Алексей, скрипнув зубами, оперся о неё и медленно встал, не сдержав невольного стона.
- Что с вами? – озабоченно спросила Даниэль, поддерживая его.
- Наверно, трещина в ребре, - сквозь зубы сказал Алексей. – Я же к тебе прямо с трюка.
- Сумасшедший, - буркнула Даниэль и помогла ему вылезти из ванной.
Она усадила его на бортик и стала аккуратно растирать пушистым полотенцем. Алексей морщился, когда она случайно прикасалась к его синякам. Затем она накинула на него плед и закутала в него.
- Простите, мужских вещей не держу, незачем. Поэтому вам придётся одеться в своё, когда я подсушу. Но не раньше, чем я буду убеждена, что вы не простудитесь.
Она провела его в комнату и уложила на диван, прикрыв шерстяным покрывалом. Затем ушла на кухню налить чай с малиной и положить на тарелку несколько бутербродов, а также позвонить оттуда врачу. Закончив разговор, она взяла тарелку и чашку.
- Гостей я не ждала. Так что, извините. Фуршета не будет. – Она кивнула на тарелку.
Алексей с улыбкой наблюдал за ней.
- Ты же не хотела ухаживать за мной, - произнёс он, забирая у неё чашку с чаем.
- И что теперь? – Даниэль выпрямилась. – Предлагаете вышвырнуть вас на улицу? Как-то невежливо после вашего безумного появления на моём балконе.
Она сверкнула глазами и, прихватив отставленную швабру с ведром отправилась выливать грязную воду.
Во входной двери заскрежетал ключ. Саша вошла, и буквально на пороге наткнулась на ботинки Алексея, которые Даниэль не успела убрать. Волна раздражения поднялась в ней.
- Мама! – закричала она. – Что за мужик у нас? Какого чёрта он тут делает?
Если она рассчитывала своим внезапным приездом и воплями застать свою мать врасплох или вытащить из постели, её ждало разочарование. Даниэль, вылив воду, появилась из туалета с ведром в одной руке и шваброй в другой.
- Чего орёшь? – спокойно спросила она. – Не в лесу.
- Что за мужик у нас в доме? – требовательно спросила Саша, снимая шубку.
- Твоё какое собачье дело? – спросила Даниэль, склонив голову к плечу. – Разве я тебе устраиваю допрос по поводу твоих мальчиков здесь? Разве я ору, когда вы запираетесь в твоей комнате?
- Но ты не смеешь!.. – возмущённо начала Саша, застыв с сапогом в руках.
- Смею. Мы много раз говорили об этом, - устало перебила её Даниэль. – У меня ни перед кем нет обязательств. Я свободная женщина. Могу делать, что хочу, и спать, с кем вздумается.
Алексей, незамеченный ими, показался в дверях комнаты, закутанный в покрывало. Опершись о косяк, он беззастенчиво слушал их разговор.
- Ты просто шлюха! – воскликнула Саша. – Ты никогда не любила отца!
- Видимо, твой отец любил за двоих, - холодно сказала Даниэль, еле сдерживаясь. – И от огромной любви он бросил нас.
- Он ушёл из-за тебя! Из-за твоего мерзкого отношения!
- И сейчас из-за меня он тебя знать не хочет? – сузив глаза в холодной ярости, Даниэль подошла к дочери. Она стояла лицом к Алексею и прекрасно видела выражение его лица. – И поэтому не оплачивает твою учёбу и даже ни разу тебя не поздравил ни с одним праздником? Видимо, это в его доме ты сейчас живёшь? Он оплачивает коммуналку, покупает продукты?
- Подумаешь! – нагло бросила Саша. – Большое дело! Пустяки какие!
- Ах вот как? – Даниэль холодно смерила её с ног до головы. – Если это для тебя ерунда, с сегодняшнего дня продукты себе покупаешь сама, готовишь сама, в десять дома – иначе дверь запру, и на работу по графику. А, если ещё раз раскроешь рот про эти «пустяки», и квартиру будешь оплачивать сама. Или я тебя просто вышвырну от сюда. – Она повернулась, чтобы сложить швабру и ведро.
- Какой-то поганый мужик тебе дороже родной дочери? – прошипела Саша ей в спину.
Даниэль медленно повернулась.
- Хочешь повторить тот разговор? Что ж, могу и повторить. Ты мне обходишься очень дорого. Во всех смыслах. Посторонние люди душевнее тебя, и относятся ко мне лучше. А я устала терпеть твою заносчивость и пренебрежение.
- А как же твоя вечная песня про прислугу? – язвительно спросила Саша. – Родную дочь гонишь. Хочешь прислуживать постороннему мужику? Подстилка…
Договорить она не успела: со всего размаха Даниэль влепила ей пощёчину. Алексей дёрнулся было, сам не зная зачем, но Даниэль, сверкнув на него глазами, обратилась к Саше.
- Видит бог, я терпела долго, - сказала она, еле сдерживаясь. – Но ты мне не оставила никаких причин не то, что любить тебя, а даже относиться по-человечески. Я знаю, что ты начала снимать комнату для своих ****ок. Вот и убирайся туда. Здесь я не хочу тебя больше видеть. Моё терпение лопнуло.
- Ты посмела меня ударить? – Саша была глубоко потрясена. Держась за пострадавшую щёку, она смотрела на Даниэль. – И всё из-за паршивого мужика! Всё из-за того, что у тебя свербит!
- Ну, у меня свербит не так часто, как у тебя, - усмехнулась Даниэль. – Разве не ты советовала мне чаще трахаться? Кстати, мужик, как ты его назвала, тут вообще ни при чём. Ты сама многие годы добивалась, чтобы сейчас я тебя пинком погнала от сюда.
- Но это и мой дом! – возмущалась Саша.
- Дом? Ты в этом доме палец о палец не ударила. И я тебе повторяла много раз, эта квартира – моя, - веско произнесла Даниэль. – Досталась мне по наследству от лихих времён. Отстояла её тоже я, сама. Без помощи твоего папочки. Иначе ты бы жила на улице или в детдоме. И я могу с ней делать, что хочу. Это я тебе тоже говорила. Могу продать, подарить, сжечь, обменять на банку тушёнки. Тебя я жалела, пока могла. Терпела и жалела. Но моё терпение кончилось. Давай ключи и убирайся.
Она требовательно протянула руку.
- Высокие у вас отношения, - раздался голос Алексея.
Саша резко развернулась. Даниэль с досадой смотрела на него. Закутанный в покрывало с чашкой в руках он смотрелся весьма комично.
- Зачем вы встали? – резко спросила Даниэль. – Марш на диван!
Глядя на её лицо и сверкающие глаза, Алексей предпочёл ретироваться, пряча улыбку.
- Это он? – требовательно спросила Саша. – Твой любовник? Это на него ты променяла отца?
- Твой отец давно выкинул нас, как ненужный хлам. А с этим мужчиной, - Даниэль кивнула на комнату, куда исчез Алексей, - мы не любовники. И вообще это не твоё дело. Давай ключи.
И, поскольку Саша не намеревалась уступать, Даниэль выхватила её сумку и вывалила её содержимое на пол. Найдя ключи, она швырнула сумку дочери.
- Забирай своё барахло и проваливай.
- Ты… ты… - У Саши не было слов. – Правильно отец бросил тебя! Эгоистичная сука! Ненавижу! Ты ещё пожалеешь!
- Пошла вон! – взорвалась Даниэль, теряя остатки самообладания.
Неизвестно, что увидела Саша в лице Даниэль, но, отшатнувшись от неё, не глядя, она подобрала свои вещи, как попало запихивая в сумку, дрожащими руками натянула сапоги и кинулась к дверям.
- Ты ещё пожалеешь. Чтоб ты сдохла, - прошипела она. Вслед ей полетела её шубка.
Громко хлопнув дверью, Саша выбежала к лифту. Несколько раз она судорожно нажала на кнопку. Не дожидаясь его, она помчалась вниз по лестнице, на ходу вдевая дрожащие руки в рукава.
Даниэль после краткого всплеска ярости, обессиленно опустилась на пол. Тёплые руки Алексея легли ей на плечи. Он сел рядом и прижал её спину к своей груди. Она не выдержала, развернулась и, уткнувшись в покрывало на нём, разразилась рыданиями. Алексей замер от неожиданности. Затем крепче прижал её к себе, гладя по спине и шепча на ухо что-то успокоительное.
- Почему она такая? – всхлипывала Даниэль. – Я всю себя положила ради неё. А она вытирает о меня ноги всю жизнь. Смерти мне желает…
- А я ещё не поверил тебе, когда ты рассказывала. Ну, там, в Праге, - произнёс Алексей невесело.
- Я не имею привычки врать, - подняв на него глаза, обиженно сказала Даниэль, шмыгая носом.
- Я знаю, - улыбнулся Алексей, прижав её голову к своему плечу.
Даниэль ещё некоторое время всхлипывала, а потом затихла.



После достопамятного изгнания из дома, Саша начала жаловаться везде и всюду на жестокость и вероломство матери, не считаясь с тем, хотят её слушать или нет. Поскольку подруг женского пола у неё не было благодаря склочному, грубому, эгоистичному и безапелляционному характеру, а мужчины от неё ждали другого, то её слова пропускались окружающими мимо ушей. А старухи на лавках у подъезда, покивав на её стенания, разбегались заниматься своими делами и смаковать новую сплетню.
Не будучи особенно умной, Саша стала обрывать телефон матери. Но Даниэль решительно отключила домашний и заблокировала номер дочери на мобильном телефоне. Разозлённая Саша не придумала ничего лучше, как выслеживать мать, поджидая её около дома. Не раз и не два она пыталась прорваться в квартиру, но каждый раз натыкалась на непреклонность матери. Скандалы и истерики перенеслись в общий коридор, что явно не понравилось соседям, иногда застававшим моноспектакль в исполнении одного актёра в непосредственной близости от своих дверей. Даниэль не обращала внимания, просто запирая перед беснующейся дочерью двери общего коридора, и той не оставалось ничего иного, как вымещать свою злобу на ни в чём не повинных дверях лифтов.
Все её обращения к отцу наталкивались на автоответчик: решив, что, приняв финансовое участие в дурацкой свадьбе, он больше ей ничем не обязан, Михаил решил раз и навсегда порвать с ненужной ему дочерью. И, когда однажды она подкараулила его у одного из ночных клубов, где он отдыхал от своих трудов и забот в обществе «массажисток», то наткнулась на двух телохранителей отца, не допустивших её до «тела». На её крики и слёзные завывания папочка даже ухом не повёл, пройдя мимо неё, как мимо пустого места. А когда настырная дочь хотела прорваться сквозь шкафообразные пиджаки, те, повинуясь лёгкому кивку равнодушного Михаила так оттолкнули её, что она приземлилась прямиком в лужу. Видимо, только тут до неё стало доходить, что её отец, может быть, вовсе не идеал отца. Однако, она по привычке обозлившись на мать, из-за которой её отталкивает отец, вскочила и кинулась за машиной, обдавшей её клубами выхлопов, крича, что она его любит, а от матери съехала. Однако автомобиль отца не остановился, и Саша, задохнувшись от бега, вынуждена была отстать. Видя, что с отцом дело не выгорит, она снова переключилась на слежку за матерью.
Однажды, следя за ней, она заметила, как та подъехала к дому в машине какого-то мужчины. Тот был галантен, как средневековый бонвиван, и имел тело римского гладиатора. Саша сразу оценила ухажёра матери – тот самый, которого она видела мельком, когда та её столь нагло выгнала из дома. И, когда Даниэль куда-то вышла из дома одна, она направила свои стопы в квартиру, чтобы очаровать незнакомца, а, до кучи, ещё и выставить его перед матерью бабником и охотником за квартирой одинокой женщины. Эта неясная мысль начала оформляться в её голове и, поднявшись на этаж, она уже твёрдо решила соблазнить этого мужчину.
Выйдя из лифта, она подтянула юбку повыше, поправила грудь в лифчике, опустив декольте пониже и, придав лицу соблазнительное, по её мнению, выражение, позвонила. Дверь открыл тот самый незнакомец. Его внешность слегка разочаровала её: он оказался не настолько смазлив, как ей бы хотелось. Изгнав с лица облачко разочарования, она произнесла:
- Я смотрю, ты уже тут хозяйничаешь? Как тебя зовут?
Она попыталась за улыбкой скрыть свою грубость. Алексей оглядел заносчивую девицу и догадался, зачем она пришла: только слепой бы не увидел вываливающуюся наружу грудь и голые почти до трусов ноги. Он усмехнулся: подобные полураздетые глупые горлопанки ему никогда не нравились. Если он хотел переспать, то искал более покладистую куклу. А не зацикленную на себе истеричку.
- Ну почему хозяйничаю? Я просто открыл дверь, - сказал он.
Нагло оттеснив его плечом, Саша прошла в общий коридор. Оглянувшись на него, она соблазнительно улыбнулась и провела кончиком языка по губам, томно закатив глаза. Алексея передёрнуло от подобной пошлости.
- У нас с мамочкой вышло недопонимание, как ты помнишь, - низким голосом проворковала она, стреляя глазками. – И я где-то потеряла ключи. А ты так и не сказал, как тебя зовут.
Она продефилировала по коридору к двери квартиры, раскачивая бёдрами, как профессионалка из публичного дома.
- Алексей, - буркнул он, глядя на этот спектакль.
Так же, как «соблазнительная» походка вызвала у него желание засунуть её в бордель, так и воркование её напоминало камнепад в горах. Алексею стало противно. Если бы не постоянное недовольство, написанное на лице Саши, оно могло бы показаться приятным. Длинные светлые льняные волосы – мечта любой женщины, были постоянно встрёпаны от частых эмоциональных всплесков. Он бы мог увлечься этой женщиной, на время, если бы не её характер. И не поведение с матерью. А нынешняя демонстрация развратных манер и дурного вкуса вообще отбила у него желание общаться с ней. Сжав зубы, он последовал за ней в квартиру. Выгнать её он не мог – она всё-таки дочь Даниэль. А он? Он ещё не определился, кто он для Даниэль. А сама Даниэль пока опасалась касаться этой темы.
Развалившись на диванчике на кухне, Саша томно попросила выпить. Алексей налил ей кофе. Она недовольно сморщилась и уже открыла было рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, но спохватилась: она пришла соблазнять, а не скандалить. Дождавшись, когда он сел рядом за стол, она невзначай положила одну руку на его локоть, а другую – ему на колено и томным голосом, подавшись к нему, чуть не суя свою грудь ему в нос, спросила:
- Неужели моя мать красивее меня?
Алексей резко встал, чем вызвал очередную недовольную гримасу Саши.
- Твою мать я люблю. И мне без разницы, что ты об этом думаешь.
Саша недоверчиво усмехнулась, отбросив волосы несколько тяжеловесным жестом.
- Любишь, любишь, - процедила она, кривя губы. – А как тут закрепишься и пропишешься, сразу выкинешь или подождёшь немного?
Не сумев сдержать досаду, она снова на мгновение забыла, зачем пришла. Спохватившись, она встала и подошла к нему, положив руки ему на плечи. Приблизив своё лицо к его, она низким томным голосом, в который попыталась вложить всю свою сексуальность, проговорила:
- Ну зачем тебе эта старая кошёлка, которая строит из себя девочку? Я и моложе, и красивее, и в постели лучше.
И она потянулась его поцеловать. Одной ногой она стала тереться о внутреннюю поверхность его бедра, а другой нежно взъерошила волосы на его затылке. Алексей резко сбросил её руки и отошёл в сторону.
- Мне ваша Москва на фиг не сдалась. А тебе лучше уйти.
- Зря ты так, - жёстко сказала Саша, прекратив изображать из себя обольстительницу. – Ты ещё пожалеешь, что кинул меня.
- Я уже жалею, - произнёс Алексей, идя в коридор, - что впустил тебя.
Саша нарочито медленно пошла за ним, снова томно отбросив волосы за плечи, обнажая шею. Задержавшись во входных дверях, она повернулась к нему.
- Ты много теряешь. Я же вижу, что ты меня хочешь. Ты дурак, что отказываешься. И мы ещё не всё закончили с тобой.
Она медленно провела ладонью по его щеке и вышла в общий коридор. Нарочито громко  - для соседей - она сказала, идя к дверям:
- А ты мне понравился. Как-нибудь продолжим. – И открыла дверь.
- А ты мне нет, - так же громко ответил Алексей. – И продолжения не будет: начала-то не было.
- Как знать, - жестоко улыбаясь, ответила Саша и вышла, с грохотом закрыв дверь. Алексей передёрнулся и вернулся в квартиру.



Возвращаясь, Даниэль заметила Сашу, выходившую из подъезда. Даниэль остановилась: что её дочь делала здесь? Догадаться было несложно: не сумев воздействовать на отца и мать, она решила взяться за любовника Даниэль. И одна мысль засела у неё в голове: что ответил ей Алексей? Она вполне отдавала отчёт, что Саша моложе и по темпераменту ближе Алексею, а что касается характеров – у них больше общего, чем у него и Даниэль с её холодным рассудком и замкнутой душой. И она бы прекрасно поняла, если бы Алексей увлёкся её дочерью. Особенно, если бы Саша сама проявила настойчивость. Единственное, чего не хотела Даниэль – чтобы ей врали. Если Алексей решит переключиться на её дочь, то пусть лучше порвёт с ней, Даниэль. Она переживёт. Будет больно – но не в первый раз. Однако, если он начнёт её обманывать… Признаваться в любви ей, а спать с её дочерью…
Даниэль покачнулась, прикрыв глаза. Остаток дня уже был отравлен этой навязчивой мыслью. Сомнения, одолевшие её, не давали позабыть визит дочери. Она встряхнулась и вошла в подъезд. Поднимаясь на этаж, она старалась не думать. Сейчас она увидит Алексея и всё поймёт. Не дура же она, догадается, когда её начнут обманывать.
Войдя в квартиру, она наткнулась на Алексея, помогшего ей раздеться.
- Приходила твоя дочь, - равнодушно сказал он.
- И что хотела? – внутренне напряглась Даниэль, стараясь не выдать своего волнения.
- Соблазнить меня, - невесело усмехнулся Алексей, вспоминая ужимки Саши.
- Успешно? – как можно безразличнее спросила Даниэль, проходя в комнату.
- У проститутки бы получилось успешнее, - скривился Алексей, идя за ней.
Даниэль обернулась. Она видела досаду на его лице, его несколько взъерошенную шевелюру, и сердце её упало.
- Вот как? – холодно спросила она. Ей стало невыносимо больно. Оказывается, она ревновала. Нет, не так. Не ревновала. Ей было просто больно от его двуличия. Это открытие неприятно поразило её. В сердце засела тупая боль.
Алексей, взъерошив волосы, поднял на неё глаза. Каменное выражение лица, которое он уже успел позабыть, слегка обескуражило его. Но затаённая боль в глазах, которую Даниэль не удалось от него скрыть, привела его в чувство. Слишком рано было ещё шутить с такими вещами.
Он подошёл к ней и положил руки ей на плечи. Глядя в глаза, он, как можно убедительнее произнёс:
- Она хотела рассорить нас с тобой. Но её кривляния и в другое время на меня бы не подействовали. А сейчас – так тем более. Ведь я люблю тебя. Ты знаешь.
Она смотрела в его глаза. Как бы она хотела ему верить!
- Но она же моложе меня! – вырвалось у неё.
- Она не ты. И как бы она меня ни соблазняла, тобой она никогда не станет. А люблю я тебя.
Он улыбнулся и наклонился её поцеловать. Даниэль взяла его голову в свои руки и пытливо посмотрела в его глаза. Он говорил правду? Или хотел её успокоить? Ведь они с ним так и не переспали ни разу. А он вряд ли хранил ей верность. И, увидев столь доступную женщину, как её дочь, он вполне мог соблазниться. Но если нет?.. Даниэль не могла поверить.
Она отпустила его и отошла в сторону.
- Мы с вами ещё ни разу не переспали, - сказала она, не глядя на него. – И я вполне пойму, если вы…
Алексей стремительно подошёл к ней и порывисто схватил за плечи.
- Нагуляться за свою жизнь я успел. Более, чем достаточно. А сейчас мне не это надо. Мне нужна ты. И я тебе говорил, что я подожду. И я жду. До сих пор. С того момента, как мы приехали из Европы, ни одна женщина не была в моей постели. Кроме одной. – Даниэль судорожно сглотнула. – Помнишь, ты спала в моей квартире? – Он ласково улыбнулся.
Даниэль ошеломлённо смотрела на него.
- Ни одна? – вдруг севшим голосом спросила она.
- Кроме тебя, - повторил, улыбаясь, Алексей.
Даниэль смотрела на него, не зная, верить ей или нет. В голове стало внезапно пусто. Только тупая боль в сердце куда-то исчезла, а по душе разлилось незнакомое тепло. Она крепко прижалась к нему, улыбаясь так, что он не видел. А Алексей гладил её спину и целовал волосы. Никакая Саша со всей своей обнажённой плотью не сможет встать между ними. Он не допустит.
Он наклонился и прикоснулся к её губам. Даниэль с радостью ответила на его поцелуй.



Саша, не обескураженная неудачей, продолжила слежку за матерью и Алексеем. Не придумав, как его соблазнить, она решила хотя бы придать видимость того, что у них есть отношения, и для этого подкараулила однажды их около работы матери. Она видела, как Алексей вышел из машины размять ноги и опёрся о капот. Дождавшись, когда Даниэль появится в дверях, Саша кинулась к нему, обвила его шею руками и приникла к его губам. Оторопевший от неожиданности Алексей, на мгновение остолбенел. Затем, придя в себя, резко оттолкнул её и брезгливо вытер рот рукой.
- До завтра, любимый! – крикнула Саша и упорхнула.
Даниэль медленно подошла к отплёвывавшемуся Алексею.
- Что это было? – ровно спросила она.
- Что-что, - раздражённо сказал Алексей. – Твоя дочь мне проходу не даёт.
- Интересно, - холодно ответила Даниэль.
Алексей внимательно посмотрел на неё. Снова застывшее лицо, как тогда, раньше, вежливая холодная улыбка и затаённая боль в глазах. Алексей схватил её за плечи.
- Я не вру тебе, - страстно сказал он, глядя ей в глаза. – Я не давал повода. Честно! Верь мне!
Даниэль очень хотела поверить. Но у них с Алексеем до сих пор платонические отношения. А при его любвеобильной и животной натуре Даниэль не верила в его воздержание, как бы он её ни уверял. Один раз она дала себя убедить, сделав вид, что поверила. Однако осталась при своём. А постоянные встречи с дочерью, чья доступность могла бы соблазнить и более стойкого мужчину, заставляли Даниэль мучиться сомнениями: спит он с ней или нет. Она хотела верить. Но не могла. И это её мучило. Она старалась отогнать от себя всякие мысли о его весьма вероятных мимолётных связях или даже проститутках. Но они возвращались, причиняя ей новую боль. Если бы он прямо сказал, что снимает напряжение на стороне, было бы не так тоскливо на душе. Даже, если бы он всё же спал с её дочерью – его дело. Только бы не тыкал ей этим в нос, доставляя ненужные страдания. Она хотела верить его словам о его верности. Но разум снова вмешивался и говорил своё. И, как раньше она разрывалась между желанием любви и гордостью, так сейчас разрывается между любовью к нему и болью, которая эта любовь приносит.
Скрывая свои чувства, она попыталась сделать вид, что снова поверила Алексею. Но он ясно видел, какого труда ей стоит держать себя в руках, не изливая на него негодования или не устраивая сцен. Он ждал этого. Но был весьма удивлён, что она предпочитает страдать в одиночестве, чем устраивать скандалы. Она не хотела навязывать ему своё понимание любви. Но её глубоко ранили демарши дочери и возможное его предательство. Она мучилась, но не хотела мучить его. Она страдала, но не хотела заставлять страдать его. Ей было больно, но она не хотела доставлять боль ему. А он не знал, как её убедить. Однако всё разрешилось весьма неожиданно.
Однажды Даниэль снова оставила Алексея в своей квартире, а сама выскочила в магазин. Возвращаясь, она не ожидала ничего. Однако, выходя из лифта на своём этаже, она поморщилась: соседи опять затеяли ремонт и снова сверлили стены. Она отперла дверь в общий коридор. Здесь звук был потише: развлекались соседи из другого крыла дома этажом выше. Однако дрель всё равно была слышна. Вздохнув, Даниэль открыла дверь квартиры. Из дальней комнаты послышались приглушенные голоса. Даниэль опустилась на пуфик в коридоре и начала снимать обувь.
- Да ты просто дурак! – вдруг услышала она голос дочери. – Далась тебе моя мать! Она же старая! Пусть изгаляется, как хочет, свои годы никуда не денешь!
- Тебе-то что? – негромко спросил Алексей. – Её люблю я.
- Любишь! – фыркнула Саша. – Жалко тебя. Ты такой красавчик, хоть физиономия и подкачала. Ты сильный, бесстрашный, мужественный. – Голос Саши стал интимно-волнующим. – Любая была бы рада покувыркаться с тобой. А ты связался со старой калошей.
- Это моё дело.
- А я хочу, чтобы оно стало моим, - низким голосом соблазняла Саша. – Чтобы ты тоже был моим.
В комнате послышалось движение. Даниэль неслышно подошла к дверям комнаты.
- Я же видела, как ты смотришь на меня. Ты меня хочешь. А я хочу тебя. Так в чём проблема?
- Проблема в том, что у тебя богатое воображение и мания величия. Мне вообще приятно смотреть на красивые вещи. Мне нравятся мотоциклы. И я так же смотрю на чужие. Но это не значит, что я хочу их оседлать. И на тебя было бы приятно смотреть, если бы ты сменила выражение своей морды. А так, ты даже как вещь – некрасива и не нужна.
- Вещь? – Даниэль услышала шаги дочери. – Я для тебя вещь?
- Да. Не слишком красивый и хлопотный предмет. Без души и смысла. Если бы не твое вечно капризное лицо, на тебя было бы приятно смотреть. Как на картину в музее. Но никогда общаться с тобой.
- Вот как? – В голосе Саши послышалась оскорблённая надменность. – А моя мать?
- А твоя мать совершенно другая. Она чуткая, нежная, добрая, бескорыстная. Она настоящая. Без фальши и лицемерия. И я люблю её. Я тебе это уже говорил.
- Эту старую сволочь? – возмутилась Саша. – Она же холодная, как лягушка!
- Ты меня не слушала. – Снова послышалось движение в комнате. – Я предпочитаю спать с ней, а не с тобой.
- Мерзавец!
- Это почему? Разве я соблазняю мужчину своей матери?
Саша помолчала. Даниэль ждала.
- А если я ей скажу, что ты меня лапал и пытался затащить в постель? Нет, ещё лучше – изнасиловал. Как думаешь, кому она поверит?
Даниэль услышала, как Алексей усмехнулся.
- Ну скажи. Узнаем. Очень хочется на это посмотреть.
- Скотина. Так не уступишь?
- Нет, конечно. Я люблю твою мать.
- И я тебя нисколько не возбуждаю?
- Только как надоедливая муха, которая больше раздражает.
Даниэль слышала, как Саша снова усмехнулась.
- Врешь ты всё. Тебе её квартира нужна. А на меня у тебя всегда стоит.
Теперь снова усмехнулся Алексей.
- Ты не сдаёшься? Так трудно поверить, что ты можешь вызывать досаду, а не желание? – Он помолчал. – А квартира мне без надобности. Зачем? У меня самого есть. Даже побольше и поближе к центру.
Теперь усмехнулась Даниэль про себя: он не сказал, что его квартира в Ростове.
- Тогда почему ты здесь? – спрашивала Саша. Даниэль слышала, как она ходила из угла в угол. – Почему всё время тут околачиваешься?
Алексей вздохнул.
- Потому, что я люблю твою мать.
- Ты врёшь.
- Тогда думай, что хочешь.
Даниэль решила, что слышала достаточно. Она натянула сапоги и подошла ко входной двери. Громко хлопнув ею, она щёлкнула выключателем. Подойдя к пуфику, она снова села на него и сделала вид, что снимает обувь. Из комнаты вышла Саша, фальшиво улыбаясь.
- Ухожу-ухожу, - промурлыкала она голосом, не уступавшим дрели соседей. Затем она повернулась к Алексею. – Ты такой затейник! – Она фальшиво хихикнула. – Я подумаю над твоими предложениями. До встречи! – Потянувшись к нему, она чмокнула воздух перед собой. – Я уже скучаю, милый.
Она быстро оделась и убежала, сверкая глазами и улыбками. Даниэль посмотрела на кислое лицо Алексея.
- Зачем вы впустили её? – негромко и безжизненно спросила она.
- Она же твоя дочь, - виновато ответил Алексей.
Ему бы очень хотелось сказать, что между ними ничего нет, не было и быть не могло. Он хотел убедить Даниэль, но не знал как.
Даниэль прошла в комнату и устало села в кресло. Алексей нелепо топтался рядом.
- Иногда мне кажется, что, несмотря на мою наблюдательность и предусмотрительность, её всё же подменили в роддоме, - задумчиво сказала Даниэль. - Но, вспоминая её отца, я прихожу к выводу, что ничего подобного.
Она положила одну руку на подлокотник. Алексей подошёл и сел рядом на другой. Даниэль подняла на него глаза и слабо улыбнулась.
- Не думайте о ней. Я слышала ваш разговор.
Она положила другую руку ему на колено. Он тут же взял её ладонь и прижал к своим губам.
- Почему она меня так ненавидит? – помрачнела Даниэль.
Она медленно вынула ладонь из рук Алексея и опустила голову на сомкнутые кулаки. Алексей пододвинулся поближе и обнял её за плечи. Она вырвалась и прижалась головой к его животу, обхватив за талию руками. Они молчали. Алексей молился только об одном, чтобы она не заметила, насколько он желает её сейчас.
Так они просидели несколько минут. Наконец Даниэль успокоилась и встала.
- Хотите ужинать? – Алексей с трудом кивнул. – Тогда его надо приготовить.
И она ушла на кухню.



Преследования Саши, казалось, не трогали Даниэль. А Алексея стали забавлять. Когда она, едва заметив мать, снова кидалась его целовать, он просто смеялся ей в лицо, а мать, равнодушно глядя на этот цирк, даже не удостаивала дочь ни словом, ни взглядом. Тогда Саша, не зная, что её разговор с Алексеем слышала Даниэль, решила её подстеречь и оболгать Алексея, наблюдая и наслаждаясь страданиями матери.
Когда Даниэль утром выходила из дома на работу, Саша подкараулила её у подъезда.
- А ты знаешь, что твой любовник предлагал мне с ним переспать? – заносчиво спросила она, наблюдая за Даниэль.
- С чего бы это? – равнодушно спросила та, не снижая темпа, направляясь к автобусной остановке. Саша еле поспевала за ней. – Я бы больше поверила, если бы это ты предложила ему переспать с тобой.
Саша передёрнулась.
- Ты старая и скучная. У тебя морщины и обвисшая задница. А я – молодая, красивая, страстная. Вот ему и захотелось. Сам сказал.
- Вот как? И что же ты ему ответила?
- Что ты дура, раз связалась с ним.
- Да ну! Весьма благородно, с твоей стороны, - съязвила Даниэль. – И что же он на это сказал?
Саша запнулась. Мечтая рассорить Алексея с матерью, она не придумала ничего лучше, как соблазнить его. Сначала, чтобы указать матери, с каким ничтожеством она связалась, чтобы она бросила его. Потом, когда он не поддавался ей, чтобы просто колоть глаза матери тем, чего нет. Но со временем Алексей стал привлекать её. Она уже просто сама хотела его. Но он посмел ей отказать. И это её разозлило. И тут же, поддавшись злобе, она решила его обвинить в домогательствах. Мать его бросит, оскорбившись, а он побежит к ней. Но не продумала, что будет, если её мать начнёт задавать вопросы. Саша попыталась что-то быстро придумать, но ничего не приходило ей в голову. Вдобавок быстрый темп, взятый её матерью, за которой она, задыхаясь, почти бежала, не способствовал ясному мышлению. Даниэль остановилась и ждала, спокойно глядя на дочь. Саша пыталась отдышаться. Затем, несколько раз открыв и закрыв рот, она просто молча стояла перед матерью.
- Не пытайся, - наконец сказала Даниэль, видя её потуги. – Я слышала ваш разговор. Не знаю, как твоё «обаяние» действует на мужчин, мне было противно. Алексею, судя по всему, тоже.
Саша нахмурилась, не понимая.
- Тогда почему ты…
- Хотела посмотреть, как далеко зайдёт твоя подлость.
Она смерила дочь презрительным взглядом и повернулась, чтобы уйти.
- Насмотрелась? – нагло спросила Саша. – Ну и радуйся, старая гадина. Он всё равно тебя скоро бросит! И уйдёт ко мне!
- Буду рада на это полюбоваться, - усмехнулась Даниэль, не повернувшись. – Хоть посмеюсь.
- Ты старуха! – кричала Саша в спину уходящей Даниэль. – Фригидная овца! Ты никому не нужна! Ты всем противна!
Саша выкрикнула ещё несколько оскорблений в спину Даниэль. Но на мать они не произвели особого впечатления. Тогда, грязно выругавшись, Саша повернула в другую сторону, помчавшись к любовнику, ошеломив своим напором и яростью. Однако несчастный мужчина оказался не готов к подобному подарку, и взбешённая Саша понеслась к другому. На его счастье, он пребывал на работе. Потому как в ином случае ему пришлось бы брать больничный, чтобы восстановить свои силы после подобного натиска.
Побегав по городу, Саша отчасти выпустила пар и соизволила выйти на работу, где разругалась со всеми мастерами и некоторыми клиентами. Это отчасти привело её чувство и слегка прояснило мысли. Очередной её замысел потерпел фиаско. А значит надо придумать что-то ещё. И она стала думать.



Не отличавшаяся терпением Саша, видя, что её замысел в Алексеем не срабатывает, снова переключилась на отца. С посторонних телефонов она стала названивать ему, пытаясь подвигнуть к каким-нибудь действиям. Уже несколько лет она твердила отцу о непохожести его сыновей на него. Михаил итак прекрасно отдавал себе отчёт, что мальчики – не его дети. Но он в своей самоуверенной гордыне не хотел, чтобы это знал кто-то ещё. К тому же, болезненное желание иметь сына и наследника сыграло свою роль. Однако настойчивые, более чем когда-либо заявления Саши, что её мать - здорова, как лошадь, и может родить не одного мальчика от какого-то жулика, заставили Михаила поменять своё отношение к дочери. Он более охотно стал встречаться с ней, получая информацию из первых рук. В его голове начала формироваться мысль обрюхатить бывшую жену. Та уж точно не подсунет ему чужого ребёнка. А если вдруг взбредёт в голову такая блажь – то они ведь не женаты. Как захочет провернуть эту аферу, так и останется ни с чем. И он стал всё больше склоняться к этой мысли. А когда однажды Саша показала ему фотографии, где Даниэль была в обществе мужчины, Михаил решил. Алексей был его полной противоположностью: на фотографиях был светловолосый кудрявый атлет с аккуратной гривой и приятным лицом, что резко контрастировало с полубритым под «ёжик» сатиром со свиной щетиной на квадратной голове с вечно надменным лицом и вечным недовольством в характере. Осознавая, что Даниэль вполне может увлечься этим брутальным викингом, Михаил до сих пор считавший Даниэль своей собственностью, решил о себе напомнить. И в один из выходных дней в квартире Даниэль раздался звонок в дверь. Она открыла – на пороге стоял Михаил.
- Что тебе надо? – спросила она, не делая попыток впустить его.
- Во-первых, здравствуй, - снисходительно произнёс он. – Во-вторых, может, пригласишь меня? – И он двинулся войти в общий коридор, не сомневаясь, что Даниэль повинуется.
Она не тронулась с места, смерив его с ног до головы: излишне короткая, но аккуратная причёска, здоровый румянец на младенчески гладких щеках без признаков щетины, дорогой костюм, белоснежная рубашка с идеально завязанным галстуком, кожаная барсетка в толстых коротких пальцах, выпирающий живот и сверкающие чистотой дорогие туфли. Всё кричало о его богатстве, а сверкавшая на мизинце печатка с бриллиантом слепила глаза.
- Во-первых, я тебе здоровья не желаю, - в тон ему произнесла она. – Во-вторых, я тебя не звала, так что обойдёшься и постоишь тут. И, в-третьих, повторяю вопрос: что тебе надо?
- Всё такая же мелочная зануда, - снисходительно сказал Михаил. – Ничуть не изменилась. Хотя, нет. Раньше ты была благоразумней, приветливей и услужливей. Да и задница у тебя была меньше.
Даниэль молча начала закрывать дверь. Но Михаил придержал её.
- Куда это ты торопишься? Я не отпускал тебя.
- А я давно не нуждаюсь в твоём разрешении, - холодно сказала Даниэль. – Мы в разводе. И это ты ко мне сейчас пришёл. Если нечего сказать по сути – тогда иди от сюда.
- По-прежнему грубая. – Михаил недовольно скривился. – Впрочем, ты никогда не была женщиной. Полезной вещью – да. Но как женщина ты – пустое место. В постели с тобой я умирал от скуки.
- Хочешь меня оскорблять – занимайся этим со своей женой: ей понравится мыть мне кости, - с холодным бешенством сказала Даниэль. Она помнила его совсем другие слова и его постоянные домогательства. – А я наелась этого еще будучи замужем за тобой. Снова повторяю: есть что сказать по делу?
Михаил оглядел её с ног до головы оценивающим взглядом.
- Я слышал, у тебя появился любовник, - начал он заносчиво.
- Это не твоё дело.
- Моё. Ты моя жена.
- Вспомнил! Или запамятовал, что мы в разводе? Или забыл толпу своих любовниц? Или из головы вылетело, что ты женат?
- Я – мужчина. Я имею право на мелкие радости.
- Да ну! Вот как! Значит, мелкие радости? Ну а я – женщина. И имею право на уважение, счастье и личную жизнь. Без тебя. Ты мне давно никто. И, по сути, никем никогда не был.
- Ты – моя жена, - с самоуверенной настойчивостью повторил Михаил.
- Повторяй это себе почаще – может, со злости удар хватит, - издевательски произнесла Даниэль.
- А ты, значит, решила, что свободна от меня? – зловеще спросил Михаил.
- Ты сам так решил, - холодно сказала Даниэль.
- Я передумал.
- Ну, а я нет. Я сыта по горло тобой и твоей дочерью. Теперь я намереваюсь жить так, как хочу. – Она снова стала закрывать дверь.
- Это мы ещё посмотрим, - с угрозой сказал Михаил, придерживая дверь.
Заскрежетали двери лифта, и из него шагнул Алексей. Бросив взгляд на Даниэль, Михаила, он прошёл и встал с ней рядом, обняв за плечи.
- Это он? – спросил Михаил, снисходительно оглядывая Алексея.
- Не твоё дело, - сказала Даниэль. – Мне с тобой говорить не о чем. Ни сейчас, ни когда-либо ещё. Между нами всё было сказано десять лет назад.
Она повернулась и ушла в квартиру, оставив мужчин разбираться самим. Алексей непринуждённо закрыл дверь за своей спиной, вынуждая Михаила отступить к лифтам.
- Я, так понимаю, она не хочет приглашать вас, - произнёс Алексей, отходя к окну на этаже. Он остановился у мусоропровода, доставая сигареты.
- Это ерунда, - с апломбом сказал Михаил. – Она сделает так, как я захочу.
- Не думаю. – Алексей выпустил струю дыма и поставил ногу на низкий подоконник. – Она довольно независима и весьма дорожит этим.
- Это блажь, - отмахнулся Михаил. – Всё пройдёт.
- Не думаю, - повторил Алексей. – Я уговаривал её жить вместе, но она всякий раз отказывалась.
- Вот видишь! – самодовольно улыбнулся Михаил. – Она по-прежнему мне предана.
- И потому не пускает на порог? – усмехнулся Алексей.
- Это каприз, прихоть неуравновешенной женщины. Она прекрасно знает, что я не терплю самовольства, вот и играет со мной.
- Не сказал бы, что она неуравновешана. – Алексей посмотрел на кончик тлеющей сигареты. – Более здравомыслящей, упрямой и независимой женщины я не встречал. А уж капризов и прихотей я у неё не заметил.
- Да кто ты такой? – возмутился Михаил. – Жиголо на час, альфонс паршивый, а лезешь рассуждать!
Алексей оттолкнулся от окна и подошёл к Михаилу.
- На её месте, я бы тебя давно спустил с лестницы, - весело произнёс он. – И твой дорогой костюмчик тебя бы не спас. Телохранители твои где? Чего ж тебя одного оставили?
- С ней, да и с тобой тоже мне телохранитель не нужен, - самоуверенно сказал Михаил, снова оглядывая Алексея с ног до головы. – И что она в тебе нашла? Голытьба дворовая, пустое место. Живёшь в её квартире за её счёт.
Алексей нахмурился.
- Я её люблю.
Михаил фыркнул.
- Вот-вот, - заметил Алексей. – А ты её используешь. Кого, по-твоему, она выберет? А здесь я не живу – я же сказал, что она против жить вместе с кем-то. «Чужой счёт»? так я сам неплохо зарабатываю. Только не тычу своими деньгами всем в нос. Ты ей противен, - добавил он, наблюдая за Михаилом. – Даже, если в соболя обрядишь. Хотя, я слышал, - добавил он, насмешливо, - ты даже паршивое пальтишко скупился ей купить.
- Я не нуждаюсь в твоих нравоучениях, - заносчиво сказал Михаил. – Я её знаю. Ты же с ней только спишь.
Алексей подошёл к Михаилу вплотную и положил руку ему на плечо, слегка сжав. Он оказался выше него и немного шире в плечах. Приблизив своё лицо к лицу Михаила, Алексей проникновенно спросил:
- Ну, послушай, скажи мне, альфонсу, ну зачем она тебе? У тебя есть жена, дети, наверняка любовница. О ней ты не вспоминал много лет. Дочь твоя тебе обуза. Что сейчас вдруг изменилось?
Михаил двинул плечом, заставляя Алексея убрать руку и отстранился. Разглядывая его, он явно что-то прикидывал. Наконец надменно произнёс:
- С женой я развожусь. Эта лживая сучка подсунула мне чужих детей. Пока об этом не чесали языки, меня это не напрягало. Но она решила навязать мне ещё и чужую девку. А сейчас, дура, ждёт ещё одну. И снова не от меня. Я не дурак постоянно платить за чужие шалости. Пока из меня не делали прилюдно рогоносца, я терпел. А любовница? Эта лживая тварь пьёт таблетки. Не хочет, видите ли, рожать, пока замуж не выйдет. А Даниэль всегда была мне предана. Не озабочена сексом, на сторону не смотрела. В постели всегда готова – голова у неё никогда не болела. К моим экспериментам относилась, как покорная жена, оргазмов не требовала. Эта овца была идеальной женой – я был в ней уверен. И держать себя она могла: в любом обществе с ней было не стыдно показаться. Не чета той курице, на которой я сейчас женат. До сих пор считает, что Барселона – во Франции, а Альгамбра – название овощного салата. Даром что красивая.
- Так зачем тебе Даниэль? Родить ребёнка или сопровождать на фуршеты?
- Женщина обязана рожать. Больше она ни для чего не нужна. Её природная обязанность – рожать детей и ублажать мужа.
- Но ей уже больше сорока! Найди другую!
- В этой я уверен. Да и климакса-то у неё нет, раз ты с ней спишь.
- А если будет девочка?
- Себе оставит и снова забеременеет.
Алексей смотрел на этого напыщенного самодовольного толстяка, уверенного в своей правоте и неотразимости и поражался, как свободолюбивая Даниэль жила с этим мелким типом с замашками властелина мира? И какого чёрта ей понадобилось вообще выходить за него замуж? Его уже не удивляло её поведение в Чехии. Он лишь недоумевал, как она вообще могла быть вежлива с мужчинами.
- Ты дурак, - сказал наконец Алексей. – Она к тебе не вернётся.
- А это мы посмотрим. – Михаил подошёл к лифту. – И мой тебе совет, если не хочешь проблем, уговори эту упрямую дуру не ломаться. Я, конечно, могу и подождать. Но у неё самой времени в запасе мало: и так столько потеряла. А потом надобность в ней у меня отпадёт, она мне будет не нужна.
- Какая потеря! – съязвил Алексей. – Ты мне не грози. Мне на твои угрозы плевать. А Даниэль к тебе не вернётся. Мы с ней уезжаем жить в Испанию, - брякнул он, не подумав.
Михаил замер с пальцем на кнопке вызова лифта.
- Что ты сказал? – нахмурившись, спросил он, медленно обернувшись к Алексею.
- Я сказал, что Даниэль продаёт квартиру, и мы едем жить в Испанию, - на ходу с улыбкой сочинял Алексей.
Михаил, несмотря на свою тучность, метнулся к нему и схватил за грудки.
- Ты лжёшь! Сука! Ты лжёшь!
Алексей медленно отцепил от себя его руки.
- Хочешь, спроси её сам.
Михаил нажал на кнопку звонка. В глубине коридора раздался глухой перезвон. Громыхнула дверь, и на пороге показалась Даниэль с бесстрастным выражением лица.
- Что ещё? – холодно спросила она Михаила.
- Это правда? – требовательно спросил Михаил, пристально глядя ей в лицо.
- Что именно?
- Ты посмела сбежать с этим… в Испанию? - Он кивнул на Алексея.
- Нет, холодно сказала Даниэль. И, видя повеселевшее лицо Михаила и досаду Алексея, добавила: - Я не сбежала. Я еду с ним туда жить. На всё время. Навсегда.
Михаил перевёл налившиеся кровью глаза с неё на Алексея.
- Ты не посмеешь…
- Я не твоя рабыня, - холодно перебила его Даниэль. – Я говорю это постоянно твоей дочери и повторяю тебе. Теперь живите, как хотите. Мне всё равно.
Михаил ещё некоторое время смотрел на них, тяжело дыша. Потом зло бросил:
- Ты ещё пожалеешь…
- Возможно, - легко сказала Даниэль. – Но не больше, чем я жалела, что вышла за тебя.
Подъехавший лифт не дал ему времени достойно ответить. А Даниэль не стала ждать. Она спокойно развернулась и пошла к своей квартире. Секунду постояв, наблюдая за закрывающимися дверями лифта и бешеным взглядом Михаила внутри, Алексей пошёл за ней, закрыв входную дверь.
- И что это было? – холодно спросила Даниэль, когда закрыла дверь квартиры. – Какая Испания? Что, чёрт побери, вы ему наговорили?
- А ты молодец, - улыбнулся Алексей. – Сходу уловила. – Он помолчал, глядя на ожидающую ответа Даниэль. – Надо же было от него как-то избавиться, - оправдывался он. – Этот пузан хотел из тебя инкубатор для своих детей сделать.
Даниэль посмотрела на него долгим взглядом и направилась на кухню.
- К тому же, помимо квартиры в Ростове, у меня действительно есть дом. Правда, не в Испании. А в Болгарии, на берегу моря, в Бургасе. И я хотел бы там жить с тобой, - вдруг закончил он.
Даниэль остановилась.
- Мы уже говорили об этом. Я никуда не поеду, - произнесла она, не поворачиваясь.
Алексей медленно подошёл к ней.
- А если я попрошу выйти за меня замуж? – спросил он, глядя в её затылок.
- Что ты сказал? – спросила она, повернувшись. От неожиданности она перешла на ты, чего ни он, ни она не заметили.
- Я сказал: выходи за меня замуж
Он медленно опустился перед ней на одно колено и нежно взял её за руку.
- Любимая моя, Даниэль Штегман. Я тебе предлагаю всего себя и всё, что имею, и прошу твоей руки. Выходи за меня замуж.
Даниэль смотрела на него и не могла поверить тому, что слышала. Слёзы помимо воли побежали по её щекам.
- Я уже была замужем, - запинаясь, произнесла она. – И я не хочу…
- Я знаю, - перебил её Алексей. – И ничего обещать и ни в чём клясться я не хочу. Но скажу одно: я буду любить тебя, пока я тебе нужен.
- Не будешь обещать? – спросила она, улыбаясь сквозь слёзы.
- И не буду клясться, - добавил он, улыбаясь.
- Я должна подумать, - с напускной серьёзностью сказала Даниэль. Но искрящиеся глаза выдавали её.
- Только недолго, - в тон ей ответил Алексей. – А то придётся уезжать неженатыми.
Даниэль рассмеялась.



На следующий день, как только первое ошеломление, связанное со словами Алексея, прошло, Даниэль стала анализировать. Раньше Алексей предлагал ей переехать в Ростов и просто жить вместе. В качестве «женщины, которую он любит». Весьма лестное определение, но уж очень ненадёжное: сегодня любит – завтра может разлюбить. После визита бывшего мужа он предложил ей выйти замуж – что это? Страх потери? Инстинктивное желание защитить – импульс? Или это его серьёзное решение? Не пожалеет ли он через неделю, месяц, год о таком поспешном непродуманном предложении? И что будет, если она согласится? Будет оттягивать свадьбу? Увезёт её в Болгарию, заточив в четырёх стенах? Ведь она не будет знать, чем ей заниматься. А зависеть от мужа, даже в браке, Даниэль не хотела. Брак, в её понимании, такая же сделка, как и любая другая. А сделку можно расторгнуть.  Пока они неженаты, это сделать просто: разошлись – и забыли друг о друге. А с разводом хлопот больше. Даниэль собиралась, если уж доведётся снова, то выйти замуж один раз. И жить вместе до конца дней. Но она вполне отдавала себе отчёт, что не все могут разделять её взгляды на совместную жизнь, любовь, семью, брак. Лишнее доказательство – её бывший муж, которому в браке не жена была нужна, а рабыня. Который понимал любовь только как поклонение себе и своим желаниям. Да и дочь зачем-то выскочила поспешно замуж, как она говорила, от большой любви. И эта любовь не продлилась долго, как только стал вопрос о быте. Нет, брак должен быть один. Иначе это просто узаконенное распутство. А чем оно отличается от простого проведения времени с проституткой? В любви нет места сомнениям. Но и унижению тоже нет места. В любви один не должен приносить себя в жертву, а другой только позволять себя любить. Как бы ни была банальна эта распространённая мысль. Потому что иначе это не есть любовь. А мужчины относятся к этому… Да никак не относятся. Взять, хотя бы, её бывшего мужа. Ещё будучи в институте, когда он только ухаживал за ней, или, как ему казалось, ухаживал, он пафосно вещал, что против гражданского брака, что семья – это святое, нерушимый союз до гроба. Но, получив штамп в паспорте, Даниэль вскоре поняла, что это просто слова. Что семья, в понимании Михаила, это то состояние, место и действия, которые направлены на его удобство, его уют, его покой и потакание его потребностям. Это союз, где он – властитель, который имеет право на всё. В том числе, и на унижение жены, возможность не считаться ни с кем, кроме себя, и для которого преступление уже то, что кто-то в этом «союзе» может поступать не так, как он решил. Всё то время, что Даниэль знала Алексея, она видела, что столь законченный эгоизм ему не присущ. Однако самодовольство и желание показать себя хозяином проскальзывали и у него. Пока, правда, в мелочах. Но, наученная горьким опытом своей жизни, Даниэль не хотела отбрасывать эти мелочи: кто знает, во что они выльются. Поэтому, несмотря на всё удовлетворение, связанное с тем, что Алексей определился со своими желаниями, или думал, что определился, Даниэль решила ему отказать. Жить вместе, конечно, можно. Естественно, не бог знает где в Ростове или Бургасе. Но выходить замуж… Уж лучше не выходить вовсе, чем потом снова разойтись, упрекая друг друга.
Даниэль решила сказать всё это Алексею, как только он вернётся из своей очередной поездки. Кстати, ещё один аргумент в пользу доводов Даниэль. Что это за семейная жизнь, если муж мотается по свету? У неё не такой характер, чтобы выходить замуж за пожарников, врачей, милиционеров, дальнобойщиков или моряков дальнего плавания. Она вовсе не собирается его вечно ожидать у окошка, терзаясь, какую на этот раз часть тела он сломал. Она уже смирилась с тем, что любит его. Но постоянно бояться за него она не хотела.
Алексей должен был уезжать через неделю. Но уже на третий день ей позвонили из какой-то больницы с сообщением, что Алексей попал в аварию на своем байке и лежит у них. Бросив свои дела, Даниэль кинулась по указанному адресу.
С большим трудом найдя больницу и с не меньшим врача, который принимал Алексея, Даниэль вцепилась в него. Замученный мужчина поначалу хотел отделаться общими фразами. Но Даниэль не оставляла его в покое, игнорируя его грубость и хамство. В конце концов, он решил, что проще поговорить с Даниэль, чем терять время, пытаясь её выставить. Из его объяснений Даниэль поняла, что Алексей избежал худшего просто чудом, отделавшись переломами, сотрясением и ушибами внутренних органов.
- Выздоровление будет долгим, - серьёзно сказал он. – Потребуется не одна операция. А вообще ваш муж не мог понять, почему у него что-то там отказало в мотоцикле. Какие-то технические неполадки, которых не должно было быть. Об этом вам лучше с его страховой компанией поговорить. Сам он предполагал, что ему нарочно испортили мотоцикл. При таком шоке это вполне понятная реакция.
Даниэль нахмурилась.
- Нарочно испортили?
- На самом деле, этого могло и не быть. Повторяю, он был в шоке. И мог просто неправильно оценить ситуацию.
- Да нет, доктор, - серьёзно сказала Даниэль. – Это его работа – попадать в аварии. Так что, он вполне может быть прав.
- Это уже не мой вопрос, - сказал врач, явно давая понять, что разговор окончен.
- Я могу его видеть? – спросила Даниэль.
- Сейчас он отдыхает после операции.
- Я не собираюсь увозить его домой, - терпеливо сказала Даниэль. – Я просто хочу его видеть.
- Я против, - нахмурился врач.
- А я иного и не предполагала, - произнесла Даниэль и стремительно вышла.
Оставив качающего головой врача, который, казалось, говорил «и зачем я тут работаю, если все вы поступаете так, как хотите», Даниэль помчалась искать палату Алексея. Ураганом влетев в какой-то кабинет, она чуть не сбила с ног девушку, нёсшую пробирки.
- К вам сегодня поступил Алексей Буров после аварии. Где он? – спросила она испуганную девушку за плечи.
- Его врач осматривает, - пролепетала та.
- Я только что от врача, - настойчиво произнесла Даниэль, отпуская девушку. – Он сказал, Алексей отдыхает после операции. Где это?
- Да нет же, - сказала девушка, осмелев. – Операции ещё не было. Его перевязали, вкололи обезболивающее и… много чего ещё. А операция только будет. Его сейчас врач и осматривает, чтобы определить, когда.
- Чёртов лекарь, - выругалась Даниэль. – Зачем же он мне про операцию сказал?
Девушка пожала плечами.
- А Алексей? Он жив?
- Да жив он, жив. Поломался сильно, но ничего ужасного.
- Где он сейчас? – Даниэль снова схватила девушку за плечи и встряхнула. Та только показала пальцем.
Даниэль бегом бросилась в указанном направлении. Девушка, глядя ей в спину, повертела пальцем у виска.
Найдя нужную дверь, Даниэль ворвалась внутрь, оглядевшись на ходу. Не обращая внимания на двух мужчин в белых халатах, она бросилась к забинтованному Алексею. Тот, приходя в сознание от коктейля лекарств, которыми его обкололи, увидел перед собой её встревоженное лицо и безумно испуганные глаза.
- Всё хорошо, - прошептал он ей, пытаясь улыбнуться.
- Что случилось? – тихо спросила она, нежно положив руку на его лоб.
- Колесо… - хрипло произнёс Алексей. – Кто-то крутил гайки на колесе…
- Немедленно выйдите от сюда, - послышался суровый мужской голос. Даниэль слегка повернула голову. Один из мужчин в халатах направился к ней с явным намерением вышвырнуть её. – Ему нужен покой. А не ваши допросы. Вы кто?
- Я убью этого выродка, - негромко сказала Даниэль, не обращая на него внимания. Она взяла здоровую руку Алексея и прижала к себе.
Мужчины в халатах вздрогнули.
- Что вы?.. – начал было один из мужчин.
- О ком вы? - перебил его второй.
- О бывшем муже, - не оборачиваясь, бросила Даниэль. – Это наверняка его работа.
- Вы жена? – требовательно спросил первый.
- Нет, - холодно ответила Даниэль.
- Тогда выйдите от сюда, - требовательно произнёс он, беря её под локоть.
Даниэль медленно повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
- Только попробуйте ещё раз это сказать, - холодно произнесла она, высвобождаясь из его рук. – И я от вас с вашей больницей камня на камне не оставлю.
Алексей слабо улыбнулся и закрыл глаза. Даниэль тут же подхватила обоих врачей под руки и выволокла за дверь. Там, игнорируя очередную грубость и возмущение, учинила форменный допрос по поводу здоровья Алексея. Не выдержав её напора, один из врачей быстро сбежал, оставив второго отдуваться.
Как только Даниэль получила ответы на все свои вопросы, она успокоилась. Хоть Алексей и выглядел как жертва серийного маньяка, но жизни его ничего не угрожало.
- Я улажу свои дела и приеду ухаживать за Алексеем, - решительно сказала она. – У вас ведь, как везде, с санитарками напряжёнка?
Врач только махнул рукой.
- Делайте, что хотите. Не знаю, кто он вам, но вы явно не хотите никого слушать.
- Я обещаю внимательно вас слушать, - смиренно сказала Даниэль, - когда вернусь сюда и буду около него.  Вам не обязательно знать, кто мы друг другу – всё так сложно. Важно, чтобы он поправился. Когда вы хотите делать операцию?
- Когда доведу осмотр до конца, - буркнул врач. – Вы нас прервали.
- Простите. – Даниэль судорожно вздохнула. – Я просто была очень обеспокоена. Мой бывший муж хочет меня вернуть. И его взбесило, что я не с ним. Он угрожал нам…
Даниэль замолчала. К чему она заговорила об этом? Медики привыкли и не к таким рассказам. А этому врачу вообще всё равно, что у них там произошло.
Даниэль посмотрела на недовольное лицо врача.
- Вот потому я и боюсь за его жизнь, - закончила она, кивнув на закрытую дверь позади врача. – Я улажу свои дела и вернусь, - повторила она.
Затем, стремительно развернувшись, она ушла.
- Ненормальная, - произнёс про себя врач и вернулся в палату.
А Даниэль поехала домой, обдумывая по дороге, как ей поступить.
Просидев дома некоторое время у компьютера, она нашла то, что искала: детективное агентство. Сорвавшись с места, она тут же нанесла туда визит, проклиная общественный транспорт, который среди дня, создавалось впечатление, вообще переставал ходить.
Само агентство было не слишком броским, но и не нищенствовало в обшарпанных коридорах с растрескавшейся мебелью. Её вполне удовлетворило то, что сотрудниками агентства были два бывших оперативника – весьма сведущие в своём деле люди. Не конторские служащие, только и делавшие, что писавшие отчёты и перекладывавшие бумажки от одного начальств в ведомство другого. А именно те, кто непосредственно работал «в поле» и знал, как вести слежку так, чтобы тебя не раскрыли в первый же момент, как проникать туда, куда бы никто не заподозрил, и как добывать информацию так, чтобы информируемый ничего не понял. Кратко и чётко обрисовав им задачу, Даниэль оплатила их услуги на первое время, пробив брешь в своих финансах. Затем она вернулась на работу, сделала несколько звонков и оформила бумаги, чтобы спокойно посвятить себя уходу за Алексеем, не отрываясь на всякие бюрократические процедуры, связанные с её отсутствием.
Появившись в его палате, она вполне по-спартански устроилась там после небольшого скандала с врачами. Её упрямство и непоколебимость одержали верх над очередными бюрократическими инструкциями и циркулярами. И когда Алексей снова открыл глаза, он увидел у своей кровати дремавшую на неудобном стуле Даниэль. Положив голову на сложенные руки, а руки – на жёсткую спинку кровати, она, скрючившись в этой неудобной позе, отдыхала от ночного бдения. Он улыбнулся. Несмотря на её слова, что она не будет за ним, больным, ухаживать, именно этим она который раз занималась. Даниэль пошевелилась во сне от неудобной позы. А он разглядывал её нахмуренные брови и озабоченное лицо. Ему так хотелось её обнять!
Почувствовав его взгляд, Даниэль открыла глаза и улыбнулась. Потянувшись, она пересела на кровать и взяла его за руку.
- Ты меня напугал, - произнесла она.
- Прости, - ответил он. – Но я сам не знал, что так выйдет. Кто-то копался в моём мотоцикле. Ещё ничего не известно?
Даниэль поморщилась.
- Мотоцикл на экспертизе до сих пор. Но я успела кое с кем переговорить. Ты был прав: там что-то было настолько грамотно сработано, что поначалу решили, что это от времени износилось. Я настояла провести дополнительную проверку. Плюс привлекла независимого эксперта. Ещё будет официальное заключение.
- Замечательно, - съязвил Алексей.
- Это моя вина, - серьёзно сказала Даниэль. – Наверное это подстроил мой бывший. Если бы не я, тебя бы здесь не было.
- Прекрати, - поморщился Алексей. – Ты мне как-то при таких же условиях что говорила? Не ты копалась в моём байке. Поэтому не вини себя.
- Ситуация другая, - упрямо произнесла Даниэль. – Если бы ты не связался со мной, у моего бывшего мужа не было бы причин подстраивать аварию. И ты бы здесь не находился.
- Если ты не прекратишь, я на тебя обижусь, - слабо улыбаясь, сказал Алексей. Он помолчал. – Я заметил, ты перестала мне «выкать». – Даниэль смущённо покраснела. – Это означает, что ты согласна с моим предложением?
- Давай дождёмся твоего выздоровления, - произнесла Даниэль, отворачиваясь. – Сейчас нет смысла это обсуждать.
Алексей вздохнул. Она снова что-то вбила себе в голову. Хорошо. Ладно. Он снова подождёт. Но, чёрт возьми, потом, после выздоровления он настоит на своём!



Сыщики, нанятые Даниэль, оказались достойны тех денег, что она им уже заплатила. Ни разу не засветившись перед охраной Михаила, они предоставили исчерпывающий отчёт о его передвижениях, деловых контактах и встречах. А фотографии в разных ситуациях привели Даниэль к полному удовлетворению. Окончательно расплатившись с ними, Даниэль решила дальше продолжить сама.
С фотошопом она научилась работать давно. А последующие годы только шлифовала своё мастерство. Коллеги её даже соблазняли бросить работу и заняться всерьёз компьютерной графикой. Но Даниэль не считала это чем-то серьёзным. И сейчас её навыки пригодились: из нескольких килобайтов фотографий она создала несколько, глядя на которые нормального человека должно было охватить отвращение. Любимым развлечением Михаила была обильная еда и женщины. И Даниэль, приказав замолчать свою совесть, мастерски создала весьма откровенные фотографии с участием Михаила и Саши. Судя по отчёту сыщиков, Саша тоже посещала ночные клубы и иногда пересекалась в некоторых с отцом за одним столиком или барной стойкой. Даниэль было противно делать то, что она делала. Но она успокаивала себя тем, что с ней поступили мерзко, а с ни в чём не повинным Алексеем вообще подло. Саша же сама виновата – своим поведением она ничего иного не заслуживала. Даниэль несколько раз хотела уничтожить свои маленькие шедевры. Однако неоднократные попытки навестить Алексея в больнице какими-то незнакомыми и подозрительными людьми, а также странная путаница с лекарствами, во время которой у Алексея однажды остановилось сердце, укрепили Даниэль, что с подлостью надо бороться грязными методами. В тот раз всё обошлось, благодаря своевременному вмешательству Даниэль. Алексея вытащили с того света. А нерадивая медсестра, за взятку вколовшее подозрительное лекарство, была уволена. Отойдя от потрясения, Даниэль довела до совершенства свои картинки и отправила их по добытым сыщиками деловым контактам. Само собой, делала она это из интернет-кафе далеко от дома. Некоторые вообще из другого города. С особым удовольствием она отправила парочку его жене и любовнице. Затем, выждав несколько дней, она написала ему на почту: «Я прекрасно понимаю, что денег и связей у тебя много. Но не стоит загонять меня в угол: даже трусливый кролик в безвыходной ситуации, чтобы спасти жизнь, может укусить. Если ты не хочешь, чтобы твои шалости стали известны твоим заграничным партнёрам, как стали известны местным, если ты не хочешь однажды действительно проснуться с собственной дочерью в своей постели, отзови своих киллеров. И запомни: взломать базы данных, чтобы узнать, сколько и на каких счетах ты хранишь, трудно. Но можно. И некоторые конторы могут заинтересовать твои дела. Как явные, так и скрытые. Если ты не оставишь Алексея в покое, я приложу все силы, чтобы не только твоя деловая репутация, но и всё, чем ты дорожишь, существенно пострадали. И, заметь, всё в рамках Уголовного кодекса. Оставь Алексея в покое, и я всё забуду. Ты меня знаешь: я никогда не нападаю первая и всегда держу слово. Вспомни девяностые. Я всё сказала. Теперь решай ты».
Ответа от Михаила она не получила. Зато возня вокруг Алексея прекратилась. За себя Даниэль не боялась: её беспокоил только Алексей.



И когда пришло время ему выписываться, он снова задал ей вопрос:
- Даниэль Штегман, ты выйдешь за меня замуж?
Время, проведённое в больнице с Алексеем, борьба за его здоровье и постоянная тревога за его жизнь, заставили её о многом передумать. Она любила его. Она хотела быть с ним. Он доказал, что он ценит её мнение и её личность. И, наконец, он предложил ей замужество – определился с тем, кто она в его жизни. Однако она всё ещё колебалась. Её частые отсутствия на работе в последнее время привели к тому, что её попросили уволиться. А нервотрёпка, связанная с уходом за Алексеем, лишила её всякого желания бороться. Она лишь попросила его съездить отдохнуть и набраться сил на море, пока она не найдёт работу. В ответ он, не слушая её возражений, повёз её в Бургас, в свой дом. При виде него, Даниэль чуть не задохнулась: это был настоящий замок. Не слишком большой, в Европе его сочли бы насмешкой над рыцарскими замками. Однако для Болгарии – перекрёстке войск, шагающих во все времена с востока на запад и с запада на восток, это был типичный маленький уютный замок-крепость на берегу моря, созданный в своё время для отражения атак турков. Сейчас эта функция за ненадобностью не использовалась. Да и сам замок, несмотря на весь уют и расположение, производил впечатление заброшенного и ветхого, хотя и оформлен в средневековом стиле, что сразу подкупило Даниэль. Она ходила из комнаты в комнату и не могла насладиться открывающимися перед ней сокровищами в виде старинной каменной кладки, резных портиков, выкоких стрельчатых потолков и огромных каминов.
- Откуда у тебя эта красота? – спрашивала она его, любуясь из узких окон на море перед замком.
- По наследству перешла, - отвечал Алексей. – Какой-то эксцентричный предок лишил своих детей наследства и оставил эту рухлядь мне. А может решил меня за что-то наказать: денег восстановить это у меня нет – старик почти ничего не оставил.
Он расписывал перипетии с завещанием, обмен письмами с наследниками чудака, свои попытки отказаться от столь «щедрого» дара, но Даниэль его почти не слушала. Он наблюдал, с каким восторгом обживалась на этом заброшенном месте Даниэль. Ему самому был ближе Ростов. Однако, за тот месяц, что он провёл в Бургасе с Даниэль, он полюбил и этот ветхий замок. И когда пришла пора им уезжать, Даниэль с сожалением смотрела на серые каменные стены.
- Зачем тебе уезжать? – спрашивал Алексей. – Тебя в Москве ничего не держит. Оставайся здесь.
- В качестве кого? – спрашивала Даниэль. – И что я тут буду делать?
- В качестве моей жены. А делать будешь всё, что захочешь.
И Алексей снова предлагал пожениться. И снова Даниэль колебалась, боясь утратить свою свободу.
Наконец за два дня до её отъезда Алексей потащил Даниэль к нотариусу. И там, к безмерному удивлению Даниэль, он оформил дарственную на этот так понравившийся ей замок, на её имя. А потом тут же, взяв нотариуса в свидетели, снова попросил её руки, преподнеся старинное на вид золотое кольцо с чёрным камнем. Ошеломлённая Даниэль не успела прийти в себя, как уже произнесла «да». Отступать было поздно, да и причин для отказа больше не было. С ошеломляющей скоростью пролетело время до церемонии, столь же быстро были улажены дела с переездом в Болгарию. Две квартиры, оставшиеся в Москве и Ростове, приносили постоянный доход. Отойдя от шока, Даниэль принялась перестраивать замок под гостиницу, одновременно думая, чем она ещё себя может занять, чтобы покрыть невероятные расходы, связанные с этим преобразованием. Опыт с недавним фотошопом подтолкнул её попробовать себя в веб-дизайне. К её удивлению, у неё стало получаться. И что ещё больше её удивляло, это стало приносить небольшой доход. Алексей перестал носиться по миру и принимать участие в трюках. Он стал ставить трюки сам. А в Бургасе открыл маленькую школу рукопашной борьбы. Даниэль могла больше не беспокоиться о том, что он откуда-то сорвётся, где-то не выплывет, сгорит или просто сломает себе шею. Благость и покой, в которых они жили, придали наконец Даниэль уверенности. И тогда она снова поразила Алексея: насколько она была недоверчивой и сдержанной, когда не доверяла людям, настолько открытой, щедрой на чувства, страстной и неистовой она показала себя с ним, когда убедилась в его преданности, чувствах, мыслях и намерениях. Его вынужденное воздержание, на которое он сам себя обрёк, ожидая решения Даниэль, было вознаграждено так, как он и не предполагал: Даниэль оказалась чуткой, неутомимой и изобретательной любовницей. Казалось, она знала его мысли и желания ещё до того, как они толком у него сформировались. Её тело отзывалось на любое его настроение и желание. Даниэль дарила себя без остатка, не требуя ничего взамен. И он рад был ответить ей тем же. Опасаясь, что за её холодностью может скрываться неумелая или равнодушная любовница, он в первую же совместную их ночь вынужден был признать, что совершенно не знает свою любимую женщину. Ураган чувственности, поток нежности, властность и одновременно покорность были истинной натурой этой женщины. За внешним спокойствием и равнодушием бушевали вулканические страсти. И всё это вместе с постоянной заботой о его удовольствии и стремлении к безоглядному самопожертвованию поразили его до глубины его души. И тела. И он рад был отвечать ей тем же. Его радовало нескрываемое удовлетворение, написанное на её лице после их постельных сражений, её благостная усталость и истома приносили ему такое счастье, какое не мог принести никакой изощрённый секс с самыми разнообразными женщинами в его прошлом, будь то профессионалки или просто любовницы. Он открыл для себя радость не только достигать удовлетворения самому, но и дарить оргазм той, которая приводила в экстаз его. Беременность не сказалась на характере и темпераменте Даниэль. Только ночи их стали не такими неистовыми и выматывающими. Алексей поражался Даниэль всё время: она не переставала его удивлять, хотя, вроде бы, не прилагала к этому никаких усилий. А он, в свою очередь, старался окружить её тем счастьем и покоем, которого она была так долго лишена. Он ценил её так, как не ценил ни одну женщину до неё. Как не ценил любимый байк или собственное здоровье. А она была благодарна за его терпение и преданность – он её отогрел. Некоторое время она опасалась снова заводить детей: всё же, давно не девушка, даже не молодая женщина. К тому же, мог снова появиться больной ребёнок или вторая Саша. Но Алексей, который умудрился за всю свою жизнь не одарить ни одну женщину своими детьми, терпеливо и настойчиво пытался развеять её сомнения. Второй Саши не будет – ведь отец её он, а не Михаил. А что до здоровья – у них стало достаточно денег, чтобы не допустить этого. И через положенное время Даниэль родила близнецов. Жизнерадостные мальчик и девочка снова лишили покоя Даниэль. Однако на этот раз это были приятные хлопоты. Наконец она, первая половина жизни которой была безнадёжной и беспросветной, получила то, что заслужила: покой, счастье и любовь. И больше разум уже не вмешивался со своими циничными рассуждениями в её радостные мысли. Она была уверена. Гармония между сердцем и разумом наконец наступила. А для окончательного удовлетворения до Даниэль дошла весть, что, узнав о рождении у неё близнецов от другого мужчины, обычно расчётливый Михаил разругался со своими женщинами, разведясь, лишил жену и её детей наследства, выгнал любовницу и уехал куда-то в Сибирь под видом простого работяги, который ему плохо давался, искать себе порядочную жену, которая одарит-таки его сыном, которому он передаст все свои богатства и имущество. Пожелав ему удачи, Даниэль выкинула его из своей головы и жизни. Теперь у неё было даже больше, чем она рассчитывала.



Когда-то давно, ещё в невинной юности у неё была мечта: жить в настоящем средневековом замке, в климате, где нет зимы, снега, рядом с морем, в достатке и покое, в окружении любимых книг и старинной мебели. Но со временем жизнь неумолимо стала вносить свои коррективы, и Даниэль не мечтала не только о жизни в своём замке, но даже сама поездка за границу, где находились эти замки, стала для неё почти неисполнимым событием. А потом и эта мечта куда-то ушла. Одного она не знала – чтобы мечта исполнилась, её надо отпустить. Не забыть её, не изменить ей, а просто делать всё для того, чтобы она воплотилась в жизнь. Алексей помог ей осуществить её мечту. И она была ему за это благодарна. Мечты сбываются даже, если считать их неисполнимыми, несбыточными, даже, если поставить на них крест.