После плотного обеда в «Товариществе официантов», Александр Нилович Белоусов дошёл до Полицейской улицы, где располагалась кондитерская «Шарлау», он всегда покупал там сдобные булки к чаю. Уж сколько раз он, залезая в кармашек жилета за часами, кстати, подарком губернатора Александра Платоновича Энгельгарта, и натыкаясь на становившееся всё заметней брюшко, зарекался не принимать в пищу хотя бы сдобное, но привычка, как говорится, вторая натура. Любил Александр Нилович, грешным делом, побаловаться чайком с душистыми, словно тающими во рту булочками, посидеть за книгой, или поразмышлять о каком-нибудь запутанном деле, свалившемся на его, только едва тронутую сединой, несмотря на преклонный возраст голову. Три года назад Белоусов отметил пятидесятилетний юбилей.
После смерти жены, Марьи Тихоновны, он переехал на эту квартиру, на Соборную улицу. До этого они жили в собственном доме в начале Ваганковской, рядом с Рождественской приходской церковью. Этот дом достался ему в приданное. Маша была дочерью одного из преуспевающих купцов Архангельска. Её отец держал рыболовецкую флотилию, снаряжал артели зимовщиков на Шпицберген, торговал рыбой, пушниной. Матушку Маши Белоусов не застал, та умерла, когда Машенька ещё ребёнком была, а вот тестя помнил хорошо. Рослый, косая сажень в плечах, потомственный помор, груманлан. С простого промысловика начинал, не раз сам на Шпицбергене зимовал, потом в гору пошёл, купцом заделался, разбогател. В дочке своей он души не чаял, как жену похоронил, так с тех пор и вдовствовал. Уж как у него Александр Нилович, тогда ещё молодой чиновник для поручений, Машиной руки добивался, ни в какую старый ошкуй не соглашался. Недолюбливал Тихон Платонович полицию, сколько на памяти ночей, что по молодости, пока не остепенился, в околотке, в комнате для «отрезвления» провёл.
Помог случай. Белоусов в одиночку задержал опасного преступника, получив при этом лёгкое ранение. Тогда об этом даже в «Архангельских губернских ведомостях» прописали.
«Героический» жених, это не безвестный чиновник сыскной полиции, да и Маша отцу проходу не давала. О том, чтобы по расчёту любимую дочь замуж выдать, у Тихона Платоновича и мыслей не было. Пораскинул купец мозгами, да и согласился: «А что? Жених-то не размазня какой, будет на кого дочь оставить, хоть и небогат, а всё дворянин. За ним и Машенька дворянкой станет, а чины… чины дело наживное».
Сыграли свадьбу, зажили своим домом. Там и сын, Коленька родился. Жили ладно, хотя и не без ссор. Марья Тихоновна характером в отца пошла, на неё так запросто не цыкнешь. Дом по-своему вела, ну а Александр Нилович и не противился, на службе других дел невпроворот. Когда сын подрос, с родительского благословения поступил в Императорский морской кадетский корпус, получив офицерские погоны, служил на крейсере «Алмаз», участвовал в Цусимском сражении в русско-японскую войну. Марья Тихоновна уж так за своего первенца переживала, что у неё случилась нервная горячка, она слегла, да так больше и не поднялась.
Схоронив жену, Белоусов продал дом, тяжело ему было находиться там, где каждая вещь помнила прикосновение её рук, а половицы звук её шагов.
Тихон Платонович к тому времени уже семь лет, как сгинул, пошёл в море с рыбаками, и не вернулся. Пустой гроб хоронили.
Остался Александр Нилович один. Нанял приглянувшуюся ему квартиру на Соборной, взял приходящую домработницу из местных.
Жизнь вдовца штука невесёлая, потому он и службу не оставил, чтобы чем-то себя занять, хотя мог и в отставку попроситься, тесть немалое наследство оставил. Они с Марьей Тихоновной дело его продали, а деньги в рост положили.
Случались и радости, вот в пример, в прошлом году Николай навещал, привозил жену и внуков показать.
За воспоминаниями Александр Нилович не заметил, как за окном сгустились сумерки, на улице зажигались газовые фонари, электрическое освещение было только на лесопильном заводе Кыркалова.
Мысли Белоусова переключились на сегодняшние новости. В Кузнечихе, под отстроенным в прошлом году мостом, что соединял центр города с Соломбалой, нашли тело вавчугского купца второй гильдии Кваснова, предположили, что по пьяному делу с моста упал, да утонул. Вроде и ничего удивительного, в тот день Маргаритинская ярмарка началась, пьяных немало было. Вскрытие показало, что купец действительно в тот день пил, а гематома на его затылке вызвана ударом при падении о торчащие за перилами доски настила, которые так и не удосужились спилить после постройки.
Казалось бы, всё ясно, ан нет. Кваснов-то старовером был, зелена вина отродясь не пробовал.
«Надо завтра с утречка поразузнать, что и как… - Александр Нилович, по-стариковски кряхтя, поднялся из-за стола, прошёл на кухню, сунул нос в сковороду на плите, - чего там Агафья на ужин сготовила?».
На следующий день Белоусов посетил городской морг, лично переговорил с доктором, делавшим вскрытие.
«Что же заставило по вере непьющего купца, сподобиться нализаться так, что он с моста свалился? Не прокатиться ли ему в Вавчугу? Поговорить с семьёй», - многолетний опыт работы следователем подсказывал Александру Ниловичу, что-то не так в этом деле, но сначала надо отправить сыскных поспрашивать по городу, как прошёл последний день купца Кваснова.
Выяснилось, что из своего номера в Троицкой гостинице, Кваснов вышел ещё до открытия ярмарки, ходил по городу, отобедал в ресторане Минаева, без горячительных напитков, агенты уточняли. Обслуживавший его официант заметил, что клиент сильно нервничал, всё время по сторонам озирался. Далее, до момента нахождения его тела под мостом через реку Кузнечиху о местопребывании Кваснова ничего узнать не удалось. В общественных местах он не появлялся, извозчиков не нанимал.
«Всё же для начала в Вавчугу съезжу, - решил Белоусов, - родные поди и не ведают ещё о беде-то».
Александр Нилович узнал, когда будет ближайший пароход, дойдя до канцелярии сыскной полиции, прошёл мимо «стола привода», где уже устанавливали личности пары каких-то по виду бродяг, заглянул в кабинет начальства, и поведал о своих планах.
- Делай, как знаешь, Александр Нилович, не мне тебя учить, - трубно высморкался в большой, как скатерть, клетчатый платок начальник.
С первых дней работы в Архангельской полиции с начальством у Белоусова сложились своеобразные отношения. Работником он зарекомендовал себя толковым, исполнительным, не дерзил, но на всё имел своё мнение, которое не опасался высказать вслух, не взирая на чины. Начальство относилось к нему с осторожностью, молодец расторопен, умён, опять же, столичное образование. Ну как, решит карьеру делать? Со временем, правда, подуспокоились. Карьера молодого сыщика не привлекала, а после того, как он за невестой богатое приданное взял, так почитай за интерес только и работал, ему бы дело позаковыристей распутать, тем и доволен, к пятидесяти трем годам только до коллежского асессора и выслужился. Впрочем, уважением Белоусов пользовался не по чину, вхож в дом нынешнего губернатора Ивана Васильевича Сосновского, был на дружеской ноге с архиереем, нередко бывал на вечерах в доме купца Черепанова, что на Петербургском проспекте, где собирался цвет архангельского общества. Так что, положение в полиции Александра Ниловича, для многих сыскных было весьма завидным, на службе он вёл себя как кот, который гуляет сам по себе.
В порту в прошлом году закончили строительство облицованных гранитом причалов, в этом планировали начать создание второго землечерпательного каравана, постройку нового здания мастерских, холодильника, зернохранилища, дополнительных маяков и освещаемых створных знаков, даже собирались приобрести ледокол морского типа и 40-тонный плавучий кран.
«Ещё лет десять, и расцветёт Архангельск!», - любовался причалами Белоусов.
К берегу подошёл пароход «Преподобный Зосима». Белоусов с толпой простого люда и несколькими, приличного вида господами, поднялся на борт.
Постояв до отхода на палубе, Александр Нилович, поёжившись от холодного ветра, отправился в свою каюту. Осень уже вступала в свои права. Скоро по Двине пойдёт шуга, а там река встанет до следующей навигации.
В Вавчуге Белоусов ни разу не был, о селе знал только, что братья Баженины основали там первую в России частную корабельную верфь, строили корабли европейского образца, за что один из братьев, Осип, был пожалован царём Петром Алексеевичем в «корабельные мастера».
Часов за девять добрались до места. Было уже темно, и с борта было видно, как в селе, на фоне чёрного неба полощутся языки желто-оранжевого пламени. Кто-то нешуточно горел.
«Ох, не к добру всё это! Сердце чует…», - Александр Нилович поспешил по сходням на берег.
У горевшего дома тенями мелькали селяне, таскавшие воду из колодца, другие передавали вёдра по цепочке, полицейский урядник руководил пожарным добровольным обозом. Несмотря на неплохую организацию, было понятно, пылающий, как огромный костёр двухэтажный дом не спасти.
Белоусов подошёл к уряднику, и представился.
- Здравия желаю, вашвскоблагородь, - вытянулся по стойке смирно полицейский, не видавший на селе такого чина.
- Да брось ты, братец, расскажи ка, чего тут у вас произошло, - махнул на него рукой Александр Нилович.
- Так ить пожар…
- Да вижу, что не масленицу жжёте. Причину пожара не установили ещё? С чего так полыхнуло-то? – Белоусов оценивающе посматривал на урядника. «Толков ли?».
- Поджёг это, к бабке не ходи. С четырёх углов занялось. Кузнец детей вынес, а Иван Савватеич с невесткой в доме остались. Агрипина-то к товарке на посиделки ходила, - полицейский кивнул на сидящую, покачиваясь, на земле, и прижимавшую к себе мальчика и девочку годов десяти-двенадцати немолодую женщину.
- А чей это дом? – присмотрелся Александр Нилович к старушке.
- Так Кваснова, купца…
«Вот так на! Не верь после этого предчувствиям», - покачал головой Белоусов.
- Малая, как очухалась, рассказала, что в дом два человека приходили, про сумку какую-то у деда и маменьки спрашивали, всё верх дном перевернули, связали их, а потом дом загорелся, - показал на девочку урядник.
- Что ж ты сразу-то не сказал! Чудак человек, - прикрикнул на него Белоусов.
- Об чём спрашивали, о том и отвечал, - набычился полицейский.
- Ну, прости старика. Дело-то, похоже, серьёзное, - пойдём к тебе, там пого-ворим, - примирительно коснулся плеча урядника Александр Нилович. – Да, мужиков покрепче к погорельцам приставь на всякий случай, как те успокоятся, пусть в участок ведут.
Урядник отошёл, давая распоряжения, повернулся к Белоусову, и поманил за собой рукой.
Пройдя саженей сто, они поднялись по крыльцу неприметного дома, вошли внутрь. Александр Нилович осмотрелся.
Небольшое помещение перегораживала деревянная стойка, в левом углу потрескивала дровами печь с простыми белыми изразцами, в правом, рядом с полупустым книжным шкафом стоял облупившийся от старости сейф фирмы «Carl Ade». Дверь ведущая внутрь дома, рогатая вешалка с висевшей на ней полицейской «селёдкой». Напротив входа, со стены на посетителей смотрел портрет императора вот, пожалуй, и всё «убранство».
Урядник приподнял крышку стойки, и открыв дверцу, пропустил Белоусова вперёд, предложил присесть на один из видавших виды стульев.
- Чайку-с не желаете? Или может… - замялся полицейский.
- «Или может», - потёр ладонь об ладонь Александр Нилович.
- Вмиг организуем! – урядник исчез за дверью, ведущей в другую половину дома.
Через минуту он принёс медный поднос с графинчиком водки, стопкой и миской с клюквой.
- Чем богаты, вашвскоблагородь… Может, вы поесть хотите, так я…
- Не суетись. А сам-то чего? – Белоусов кивнул на одиноко стоящую на подносе стопку.
- Так ить я на службе…
- Так «ить» и я не на променад сюда приехал, - передразнил его Александр Нилович.
- Понял, - урядник снова юркнул за дверь.
Выпили. Белоусов отправил в рот горсточку клюквы, а урядник только мазнул пальцем по усам.
- Как звать-то, - поднял на него глаза Белоусов.
- Алексеем Даниловичем Кочневым величают, - подобрался урядник.
Полицейскому было примерно лет под сорок, на вид крепок, тёмные некогда голова и усы изрядно разбавлены сединой. Из под кустистых бровей на следователя посматривали, не иначе, тоже оценивая, умные, с лукавинкой, глаза. Белоусову он понравился: «Ну, что ж, попробуем «кашу сварить», Алексей Данилович».
- Ты присядь, Алексей Данилович, а то шея затекла на тебя снизу вверх смотреть, - тот придвину стул к столу, сел, расстегнул ворот шинели. Белоусов разлил водку по стопкам. – Давно здесь служишь?
- Да почитай два года. До этого городовым в Холмогорах служил. Туда после службы вернулся, я сам оттуда родом, а родни вот не осталось. С Архангельска бумага пришла, нет ли охотников сюда, в Вавчугу, ну я и вызвался.
- А служил где?
- В Восточно-Сибирском стрелковом полку. С японцем довелось повоевать. Сначала в Цзыньчжоу, потом в Порт-Артуре.
- Мой сын тоже воевал, только на флоте… - оживился, Александр Нилович, получив возможность поговорить о Коле, но тут снаружи, совсем рядом, послышались два выстрела.
- Мать чесная! – подхватился урядник, доставая из кобуры револьвер, - никак палят.
Они выбежали на улицу. У дверей дома в кучку сбились мать Кваснова с детьми и два дюжих мужика. Один из них прижимал рукой рукав поддёвки, набухающий тёмным пятном.
- Вон он, Данилыч! – закричал второй селянин, показывая рукой в темноту.
Урядник поднял револьвер, и выстрелил в метнувшегося в проулок человека. Тот, вскрикнув, повалился на землю.
Белоусов подбежал к упавшему, перевернул, вынув из слабеющей руки пистолет. Тело человека судорожно дёрнулось, и затихло, из приоткрытого рта по щеке побежала струйка крови.
- Хороший ты стрелок, Алексей Данилович, - досадливо похвалил следователь подоспевшего урядника.
- Виноват.
- Да ладно, чего уж теперь. Этого в холодную… Фельдшер-то есть на селе? – поднялся, отряхивая колени Белоусов.
- Есть.
- Этих всех в участок, сам за фельдшером, - распорядился Александр Нилович.
Женщину и раненого он усадил на стулья.
«Обычные крестьяне… впрочем, нет, женщина одета хоть и скромно, но не бедно, да и дети… Молодцом держаться. Сколько на них за один вечер навалилось, не всякий взрослый снесёт», - размышлял Белоусов, разглядывая при свете керосиновой лампы собравшихся в помещении людей.
- Меня зовут Александр Нилович Белоусов, я следователь из Архангельска, приехал с вами поговорить, - он посмотрел на женщину, к которой всё ещё жались дети.
- Что с Митенькой? – подняла женщина на Белоусова плещущие страданием глаза, вмиг наполнившиеся слезами.
«Вот чёрт! Ну как я ей ещё и о сыне скажу? Вот горе-то», - Александр Нилович отвёл взгляд, ничего не ответив.
Но женщина всё поняла. Она прижала к себе детей, и тихо заплакала.
Белоусов поманил стоящего у стойки мужика. Они вышли на улицу.
- Ты его раньше здесь видел? - Александр Нилович кивнул на всё еще лежащий у проулка труп.
- Нет, не доводилось, - мужик переступил с ноги на ногу, - а с Иванычем-то чего?
- С кем? – Белоусов достал серебряный портсигар, молча предложил собеседнику закурить.
- Ну, коли не положено, не говорите, - кое-как выцарапал тот папиросу за-скорузлыми пальцами, с траурной каймой под ногтями.
Закурили.
Вернулся Кочнев с двумя поселковыми, несшими носилки и фельдшером.
Фельдшер деловито кивнул Белоусову, и прошёл в участок. Мужики, положив тело на носилки, засеменили, удаляясь, по тёмной улице. Из-за заборов опасливо поглядывали потревоженные выстрелами соседи.
- Рассказывай, как дело было, - обратился следователь к мужику.
- Мы уже к участку подходили, как Данилыч… господин унтер приказали. Я сзади Аглаи Степановны с детишками шёл, а Игнат спереди. Тут энтот из проулка выскочил, и давай в деток палить, Игнат их собой прикрыл, а у того револьверт то ли заклинило, то ли патроны скончились. Он бежать, а тут вы… - мужик умолк.
Белоусов достал из кармана пистолет. «Парабеллум», пистолет системы Борхардт-Люгера, он такой в оружейной лавке в Архангельске видел, пятьдесят восемь целковых стоит. «Не дешёвая игрушка, - Александр Нилович вынул магазин, вытащил патрон из патронника, и протолкнул его в гнездо рукоятки, вытряхнув на ладонь. Осмотрел гильзу патрона. – Осечка. Повезло вам.
Белоусов вставил магазин на место, и убрал пистолет в карман:
- Пойдём детей поспрашиваем.
Все трое вошли в дом. Фельдшер уже перевязал раненого.
- Ничего страшного, царапина, - доложил он вошедшему в помещение Белоусову, угадав в нём начальство, - Коротов Михаил Сергеевич, местный фельдшер, - отрекомендовался эскулап.
Следователь представился, и сразу перешёл к делу:
- Михаил Сергеевич, там к вам труп отнесли. Вы его осмотрите… татуировки там, особые приметы… я к вам попозже зайду. Все свободны.
Он хотел попросить женщину с детьми задержаться, но увидев, что она словно в ступор впала, обратился к детям:
- Ну, ребятки, расскажите, как всё произошло. Кто начнёт?
- Я расскажу, - подняла на Белоусова заплаканные глаза девочка, - мы с ма-менькой, дедушкой и Санькой дома были. Потом в дом два дядьки зашли. Один страшный такой, с револьвертом, а другой, как вы, в шляпе и с усами. Затолкали нас в столовую, стали про какую-то сумку кричать. Тот, что в шляпе слова смешно выговаривал и бранился не по-нашему: «донветер, донветер!», а страшный убить грозился. Но мы ни про какую сумку не знали, тогда они нас связали, и стали по всему дому эту сумку искать. Весь дом перевернули. Не нашли ничего, тот что в шляпе опять «донветер» сказал, и они ушли, а потом дом загорелся. Вот.
- Нас дядя Силантий из дома вынес, - подал голос мальчик.
- Хорошо ребятки, - Белоусов повернулся к уряднику, - Алексей Данилович, есть куда их пристроить?
- Найдём, - Кочнев поднял со стула, словно закрывшуюся в себе женщину, направил её к выходу.
- А какая шляпа была, как у меня? – будто что-то припомнив, придержал девочку за плечо Александр Нилович.
- Нет, та смешная была, как котелок круглая.
- Ну, идите с Богом, - погладил детей по головам Белоусов, и уже уряднику, - Отведёшь, сразу сюда.
Оставшись один, Александр Нилович налил себе водки, выпил, закусил клюквой. «А ведь я его видел на пристани. Котелок, усы. Я ещё тогда подумал, что он на немца похож. Точно! Немец и был. Акцент, «donnerwetter». Видать шибко его припекло, раз он в такую глухомань в компании с мокрушником забрался. В том, что убитый был бандитом, Белоусов не сомневался, насмотрелся на этих типусов. А вот немец…
Вернулся Кочнев:
- К родне их, бедолаг, отвёл.
- Данилыч, а у тебя ещё водки нету, да и если честно, есть хочется. С утра ма-ковой росинки во рту не было, - пожаловался Александр Нилович.
- Пойдёмте в мою каморку, - Кочнев кивнул на дверь за спиной Белоусова, - я здесь живу, чего хозяев смущать. Зато, почитай, круглосуточно на службе.
Комната была значительно меньше служебной. Печь грела на два помещения, и с этой стороны к ней была пристроена плита. Через дверь, по той же стене, стоял рукомойник и никелированная кровать с «шишечками», аккуратно застеленная солдатским одеялом. Посередине комнаты стоял круглый стол, под простой белой скатертью и три стула, над столом висела керосиновая лампа с матерчатым абажуром, у дальней стены книжный шкаф, с виднеющимися за стеклянными дверками книгами в дешёвых переплётах. На свободной стене, напротив двух слеповатых окошек, один под другим, на самодельных кронштейнах, лежали казённый армейский карабин, дриллинг «Зауэр», не иначе, гордость хозяина, и одноствольная «тулка».
- Позвольте? – Белоусов, не ровно дышащий к оружию, потянулся к трехстволке.
- Это мне после войны наш командир роты подарил.
-?
- Выручил я его под Цзыньчжоу … Обложили нас тогда япошки, со всех сторон из пушек по нам били, головы не поднять. Генерал Фок, командир дивизии, приказал отступать, а до нас приказ не дошёл. Почитай всю нашу роту положили, командира ранили. Ну, я на себе его и вытащил к нашим. Самого-то тоже в ногу осколком зацепило… Ништо, доплелись помалёху, - Кочнев снял шинель, и повесил её на гвоздик у двери, на груди серебром звякнули два «Георгия», - Я счас ушицу подогрею. Знатная уха получилась.
Урядник подбросил дров в плиту, передвинул чугунок на конфорку. Из-под кровати выдвинул ящик, выудил оттуда бутылку водки, и водрузил её на стол. Принёс поднос с пустым графином и стопками из служебного помещения:
- Ну, вашвскоблагородь, давайте для аппетиту.
- Зови меня Александром Ниловичем, - уселся за стол Белоусов.
Они выпили по стопке, ещё по одной.
- Я так понял, Александр Нилович, что вы к нам сюда из-за Димитрия Кваснова приехали. А с ним-то что стряслось?
- Утонул по пьянке ваш Кваснов, - потянулся за остатками клюквы следователь.
- Да не может такого быть! От Кваснова я, сколько здесь служу, запаха ни разу не учуял, не пил он. Они же вся семья старообрядцы. Тут другое чего-то, к бабке не ходи.
- Вот и я так думаю. Тем более в свете последних событий… - задумчиво протянул Белоусов.
- Анютка сумку какую-то поминала. Может в ней всё дело? – предположил Кочнев.
- Верно мыслишь, Алексей Данилович. Не сам Кваснов в реку упал, помогли ему. Кто помог, мы можем довольно уверенно предположить. Из-за чего – тоже. А вот что это за сумка, и что такого ценного в ней было, это вопрос.
Кочнев разлил дурманящую запахом уху по фаянсовым тарелкам, которые достал с полки над плитой, отрезал от краюхи по толстому ломтю хлеба, выдал Белоусову оловянную ложку, и мелко перекрестясь, принялся за еду.
Следователь только что не урчал, вылавливая из тарелки жирные рыбные куски, изредка отрываясь от ухи, чтобы чокнуться с урядником.
- Ты вот что, Данилыч, - сыто отвалился от стола Белоусов, - разузнай ка с утра, может этих двоих кто видел? А я к фельдшеру пойду, с убиенного тобой упыря словесный портрет спишу. И это… с матерью Кваснова поговори. Скажи, утонул раб Божий Димитрий. О чём мы тут с тобой говорили, ни с кем не распространяйся.
- Понятное дело. Всё разузнаю, и про сумку, на всякий случа;й, поспрашаю.
- Вот это правильно, - Белоусов потянулся за бутылкой.
Кочнев уступил следователю свою кровать.
- А ты как же?
- Да вы почивайте, мне есть, где переночевать, - урядник многозначительно подкрутил усы.
Ночью Белоусову приснился кошмар. Будто он убегал, прижимая к себе плоскую сумку, коричневой кожи, и прятался по каким-то подворотням от безликого человека в чёрном котелке, который безостановочно стрелял в него из парабеллума. Александр Нилович обижался во сне: «Да что ж он всё палит-то! Там магазин на восемь патронов». Человек загнал его в угол. Белоусов выбросил сумку в кучу какого-то хлама, и обернулся. Человек в котелке направил на него пистолет… Александр Нилович закричал.
Кто-то тряс его за плечо.
Белоусов открыл глаза. Над ним нависло ухмыляющееся в усы лицо урядника:
- Приснилось чего?
- Да не приведи Господь! – следователь, скрипнув пружинами, сел на кровати, - сколько времени?
- Десятый час. Я уж обегал всех. Поднимайтесь. Завтрак стынет.
За завтраком Кочнев рассказал, что удалось узнать. «Гости» пожаловали в село с утренним пароходом. Остановились у одного старика бобыля. Тот, который в котелке, из дома не выходил, а второй ушёл сразу, и вернулся через час. Они спрашивали, будет ли вечером пароход на Архангельск. Старик сказал, что пароход будет только до Вологды. Вечером они дали старику трёхрублёвку, и ушли. Больше он их не видел. Поговорил Кочнев и с матерью купца. Та немного отошла, говорила, что ждала беды. Кваснов оказывается уехал в Архангельск заранее, за три дня до Маргаритинской ярмарки. Позавчера неожиданно вернулся. Был сам не свой, расцеловался со всеми, и сказал непонятно, мол, «Если чего, то знайте, что за Отечество жизнь положил». Объяснять ничего не стал, и тем же днём вернулся в Архангельск. Бандит же спрашивал, где живёт купец Кваснов, люди видели, как он у его дома крутился.
- Ну, а дальше вы знаете. Я-то думал, залётные какие, на купеческое добро позарились по случаю, а выходит, искали они Кваснова, - закончил рассказ урядник.
- Молодец, - похвалил Александр Нилович Кочнева. А когда у нас ближайший пароход на Архангельск?
- Так часа через три, - посмотрел урядник на ходики на стене.
- А где у вас фельдшер живёт?
- Я провожу, - поднялся урядник.
Они вышли на улицу. По дороге им встречались, кланяясь, не скрывающие своего любопытства селяне, слух о следователе из самого Архангельска, приехавшего ловить банду, появившуюся в Вавчуге, обрастая нелепыми подробностями, уже расползся между жителями.
Урядник привёл Белоусова к высокому дому с подклетью:
- Вот здесь у нас фельдшер живёт, а подклеть у него, навроде морга.
- Ты вот что, Данилыч, надо гроб сладить, чтобы труп отправить в Архангельск, там его фотографии сделают, да по картотеке поищут. Гроб ты повезёшь, и при мне останешься, помощником. С начальством я договорюсь. Иди. Надо до парохода успеть.
- Так я мигом всё сорганизую! – расплылся в улыбке Кочнев, в предвкушении возможности хоть на время оторваться от унылой обыденности.
Урядник ушёл, а Белоусов, поднявшись по ступенькам крыльца, постучал в дверь.
- Иду, иду, - за дверью послышались торопкие шаги.
Фельдшер, в сюртуке, при галстуке, словно специально к визиту важной персоны приготовился, появился на пороге:
- А я уж заждался вас! Э-э…
- Александр Нилович, - напомнил Белоусов, подумав, уловив лёгкий запах спиртного: «Оно и видно. Хотя, что ещё в этой глухомани делать?».
- Александр Нилович, чайку откушать не желаете? – нервно потёр руки эскулап, - очень уж хочется с образованным человеком побеседовать! Поверите, кроме Алексея Даниловича, священника, да нескольких купцов, словом не с кем обмолвиться. Народ хоть и богобоязнен, но тёмен беспросветно.
- С превеликим удовольствием, Михаил Сергеевич, но сначала дело.
- Конечно-конечно! Прошу-с, - фельдшер театральным жестом предложил дорогу.
Они спустились в подклеть с низким потолком, на обитом цинковым листом столе лежало обнажённое тело.
Михаил Сергеевич зажёг лампу:
- Тут у меня что-то вроде лаборатории и прозекторской в единой квадратуре. Извольте обратить внимание на сей экземпляр, - фельдшер поднёс лампу к трупу, - типичный преступник! Смотрите какой у него череп: низкий покатый лоб, развитые надбровные дуги и челюсти. Настоящий homo Neanderthalensis. А эти татуировки, как у диких племён…
- Вы, Михаил Сергеевич, как я вижу, ломброзианством увлекаетесь? - сыронизировал Белоусов.
- А что? Профессор Ломброзо внёс неоспоримый вклад в криминалистику, вы читали его «Преступный человек в его соотношении с антропологией, юриспруденцией и тюрьмоведением"? Гениальное исследование, доложу я вам!
Следователь обошёл тело, сделал какие-то пометки в блокноте, убрал записи в карман пальто:
- Ну-с, дорогой Михаил Сергеевич, теперь можно и чайку.
Сидя за столом просторной, не без претензии на обустройство городской квартиры комнате, они продолжили разговор за бутылкой шустовского коньяка.
- Вот вы, батенька, всё Ломброзо нахваливаете, - рассуждал Александр Нилович, - а эта его трактовка преступности в качестве биологического, а не социального феномена, сущий бред, помилуй Бог! Да вы цивилизованного человека в клетку посадите, он у вас через два месяца форменной обезьяной станет. А ан-тропологическая теория? Да я за свою службу в криминальной полиции столько душегубов с ангельскими ликами насмотрелся, у-у… Да сам граф Толстой, к вашему сведению, теорию Ломброзо о прирождённых преступниках считал ложной. Корень преступности в основе своей лежит именно в социальной сфере. Попади в своё время наш клиент, что внизу прилёг, в хорошие руки, он может скрипачом бы стал, или учителем.
- Ну, уж! С такой-то рожей, и учителем. Экий вы, Александр Нилович, фантазёр! – фельдшер разлил коньяк по рюмкам, - а что вы думаете о его "Гениальности и помешательстве"? Профессор в своём труде доказывает, что многие признанные гении и даже государственные деятели, обнаруживали психические расстройства.
- Насчёт гениев я не осведомлён, а вот судя по тому, что пишут газеты, некоторые из наших государственных деятелей, явно не в себе. Здесь я, пожалуй с сеньором Ломброзо соглашусь, - Белоусов заметно захмелел.
В дверь постучали.
- Ну вот, с интеллигентным человеком поговорить не дадут, - фельдшер, слегка покачиваясь, направился к выходу.
В комнату вошёл раскрасневшийся от усердия Кочнев, покосился на пустую коньячную бутылку:
- Всё готово, Александр Нилович, пароход скоро, пора собираться.
- Гроб сколотили? - встряхнулся Белоусов.
- У подклети стоит.
- Хорошо. Пойдёмте, Михаил Сергеевич в вашу лабола… ла-бо-раторию.
Мужики, принесшие гроб, обернули труп простынёй, положили в гроб, туда же сунули одежду покойного, заколотили крышку.
- Несите к пристани, - распорядился урядник, - пошли собираться, Александр Нилович.
На пристани стояли немногочисленные отбывающие и любопытствующие. Белоусов расслаблено наблюдал, как к берегу подошёл пароход «Пётр Великий», прибывший из Вологды, как Кочнев говорил что-то капитану, показывая на него и на гроб. Потом мужики подхватили домовину, и занесли её по сходням на судно.
Белоусову с урядником выделили двухместную каюту. Всю дорогу до Архангельска следователь проспал.
По прибытию, Белоусов поручил Кочневу найти ломового извозчика, и доставить гроб с телом по названному им адресу, и оставаться там до дальнейших распоряжений. Сам Александр Нилович отправился в участок.
По дороге ему почему-то припомнился виденный им давеча сон.
- Ну ка, голубчик, отвези ты меня сначала к Кузнечёвскому мосту, - обратился он к извозчику.
«Не иначе, старею, вещим снам стал доверять. С другой стороны, если пред-положить, что эти двое следили за Квасновым, и именно они расправились с ним на мосту, то они были уверены, что сумка при нём. Когда же они обнаружили свой промах, то поспешили в Вавчугу, в его дом. По-видимому они навели о Кваснове справки, узнали, где он живёт, возможно даже обыскали его номер в гостинице. Надо будет проверить, обслугу опросить», - выстраивал версию сыщик.
Возница остановился. За размышлениями Белоусов не заметил, как они доехали до места.
- Подожди здесь, я скоро, - он сошёл с пролётки, и направился к мосту.
Александр Нилович прошелся по деревянному настилу, подойдя к ограждению, взглянул на серую, осеннюю воду реки: «Доски за перилами действительно торчат. Вот ведь работнички! С прошлого года никак не спилят. Удариться о них действительно можно, но вот чтобы перевалиться через ограждение… тут никакой водки не хватит. Я вон, не маленького роста, а мне перила по грудь. Сбросили купца с моста, тут и гадать нечего».
Сойдя с моста, Белоусов подошёл к небрежно сложенному штабелю ошкуренных брёвен, и стал заглядывать в щели между ними. Неожиданно раздавшийся скрипучий голос за спиной заставил его вздрогнуть:
- Потерял чего, барин?
Белоусов обернулся. Перед ним стоял заросший седой бородой и усами старик в поддевке, картузе, латанных на коленях портах и намазанных дёгтем сапогах.
- Тебе чего, дед?
- Да это, видать, тебе чего, а я что нашёл, то моё, - засмеялся дед, показав несколько сохранившихся зубов, - денежку дашь, может и поделюсь. Вещь дорогая, поди, немало стоит.
- Дам, дам! Показывай, что нашёл! – заволновался Александр Нилович.
- А не обманешь? – подозрительно прищурился на Белоусова дед.
- Вот тебе крест, не обману! – следователь размашисто перекрестился.
- Ну, пойдём со мной, - махнул рукой старик, и пошёл в сторону нескольких вытащенных на берег лодок. У одной из них он остановился, достал котомку, развязал тесёмки, и вытащил из неё плоскую кожаную сумку, только не коричневую, как во сне, а чёрную.
Белоусов замер, открыв рот: «Вот и не верь после этого в вещие сны…».
- Не это ли разыскиваешь, мил человек? Там внутри какие-то гумаги, так нам без надобности, всё одно грамоте не обучены.
Александр Нилович потянулся за сумкой.
- Э-э нет… - старик убрал сумку за спину. Сначала деньги давай, за то что вещь сохранил.
- Да на, на! Аспид, – Белоусов полез в портмоне, и не глядя на достоинство, вытащил кредитку, и сунул её деду в протянутую руку.
Старик быстро спрятал деньги в карман.
- Я следователь сыскной полиции. Ну ка быстро, как на духу, говори, где сумку нашёл, старый пройдоха, а не то в околоток свезу! – сердито прикрикнул на старика Александр Нилович, хотя в этот момент был готов расцеловать его в обе щёки.
- Да ить где ты… вы искали, там и нашёл. Я здесь за брёвнами, чтоб не рас-тащили, подрядился присматривать. Обход делал, гляжу, чегой-то между брёвен торчит. Вытянул – она, - опешивший старик кивнул на сумку.
- Когда это было?
- Так на следующий день, как утопленника из-под моста выловили. Приберёг вещь. Думаю, вдруг, кто спросит.
- Спасибо тебе, отец, - сменил тон Белоусов, - очень ты следствию помог. В том, что это именно то, что искали преступники, Александр Нилович не сомневался.
- А больше ты здесь никого не видел? – спросил он, больше для порядка.
- Так ить мост, народу всякого много ходит, - пожал плечами дед.
- Ну да, ну да…
Белоусов вернулся к ожидавшей его пролётке:
- На Соборную!
Александр Нилович не заметил, как из другого, подъехавшего к мосту чуть позже, экипажа с поднятым верхом, за ним наблюдает человек в чёрном котелке.
Дома, не раздеваясь, Белоусов прошёл к столу, и подрагиваюшими от нетерпения руками, расстегнул ремни сумки, вытряхнул на скатерть стопку бумаг, и стал их перебирать.
«Мать чесная! Да тут какие-то чертежи, таблицы, схемы. Э-э… тут не разбоем, а шпионажем попахивает!», - откинулся следователь на спинку стула. - Опять же немец… К кому со всем этим обращаться? Надо будет с полковником Петровским, начальником жандармского управления поговорить, кажется, его ведомство между делом шпионов ловит.
Вот что мы за люди! Коля, когда приезжал, рассказывал, что сразу после войны с японцами и в Министерство внутренних дел, и в Генеральный штаб офицеры пачками слали письма и рапорты с проектами создания специальной контрразведывательной службы. Сын сам проект морской контрразведки предлагал. И что? Да ничего. Коля тогда ещё упомянул некоего полковника Митодзиро Акаси, из разведотдела Генерального штаба Японии. Он в Петербурге с 1902 года орудовал. Сведения собирал, вербовал информаторов. После начала войны перебрался в Вену, разработал план оказания помощи деньгами и оружием нашим «революционэрам».
Подорвать страну изнутри старались и американцы. Один Якоб Шифф чего стоил! Будучи владельцем банкирского дома «Кун, Лееб и К;», который входил в финансовую империю Родшильдов, он передал смутьянам колоссальную сумму денег. Об этом ему уже сам Петровский рассказывал.
Не остались в стороне и немцы. После подавления мятежа газеты писали, что известный революционер Александр Парвус не просто агент-провокатор, а агент Вильгельма II.
И вот снова немецкие ушки вылезли. Торопиться мне не надо, но и затягивать не следует. Документы у меня, скорее всего, их ищут, а значит немец в котелке ещё в городе. Не отправится же он домой с пустыми руками? Там ему мигом холку намылят.
Надо, по возможности, во всём разобраться, чтобы быть уверенным в том, что здесь шпионаж, а не обычная уголовка. Не стоит пока никому ничего рассказывать, а то окажусь в положении чеховского следователя Чубикова, из «Шведской спички». Сраму на старости лет не оберёшься. Это здесь оставлять нельзя, - Белоусов собрал бумаги, и положил их обратно в сумку. – Совсем забыл! В морге же меня Данилыч заждался, поди! Вот с ним-то мы этим делом и займёмся, человек он, надо думать, надёжный».
Александр Нилович сунул сумку под пальто, и вышел из квартиры.
Кочнева Белоусов нашёл нервно прохаживающимся у дверей морга. Увидев его, урядник, подобрав шашку, чуть не вприпрыжку поспешил ему навстречу:
- Ну, слава Богу! А то я думал, вы про меня забыли.
- Садись, - постучал следователь по кожаному сиденью пролётки. В участок поедем, одежду тебе подберём.
- Какую одежду?
- Цивильную. Ни к чему, чтобы ты со мной при полном параде ходил.
В участке он вверил Кочнева заботе агентам «наружки»:
- Поприличней мне человека оденьте, а то знаю я вас. Чучелом каким-нибудь нарядите.
Через полчаса он, с довольным видом, быстро вышел из кабинета начальника, едва не налетев на солидного господина в котелке и добротном пальто:
- Рardon moise, - пробормотал он, и собирался пройти мимо, но человек поймал его за рукав.
- Вы куда, Александр Нилович?
Белоусов непонимающе уставился на незнакомца. Потом на лице его расплылась улыбка узнавания:
- Данилыч, ты? Ей Богу, не признал!
- Вот, униформу выдали, - смущённо потупился урядник.
- Надеюсь, тебе не только верхнюю одежду выдали? Под пальто-то не грудь в крестах?
- Не-е. Все чин чинарём. Пиджак, жилетка, сорочка. Даже галстух, - похлопал себя по груди Кочнев.
- Ну, раз «галстух», тогда поехали обедать, - потащил Белоусов урядника к выходу.
Обедать они отправились не в милое сердцу Александра Ниловича «Товарищество официантов», а в ресторан Минаева. Следователь решил соединить приятное с полезным, опросить обслугу, не видели ли они в своём заведении немца в котелке, или гориллоподобного амбала.
Официант, обслуживавший Кваснова, вспомнил, что видел людей подходящих под описание. Они вошли чуть позже купца, один заказал водки, а другой кофе.
- Всё сходится. Вели они Кваснова, - подытожил Белоусов, - сейчас ко мне на квартиру поедем, отдохнём, я тебе ещё не то поведаю, пообещал он уряднику.
Отобедав, они пешком прогулялись до Соборной улицы. Александр Нилович открыл квартиру, и жестом пропустил Кочнева вперёд.
- Боюсь и думать, о чём вы мне рассказать собирались, если такое показать решили, - ошарашено смотрел на разгромленную квартиру урядник.
Белоусов заглянул через плечо застывшего в дверях Кочнева:
- Ой, ё… - следователь обежал комнаты. - Фу, хорошо Агафьи в квартире не было. Пасли меня значит, от самого парохода пасли. Ладно, если с тобой не видели, и не проследили нас до полицейского участка, а вот ежели они всё же нас срисовали, тогда плохо дело, залягут где-нибудь, ищи свищи…
- Да кто они-то, Александр Нилович? Говорите толком! – прервал поток мыслей вслух урядник.
- Шпионы!
- Какие ещё шпионы?
- Немец-то наш, шпион! Теперь я в этом не сомневаюсь, - следователь опустился на стул, - сумку я нашёл, Данилыч.
- Да ну!
- Как догадался где она, не спрашивай, по наитию, - Белоусов благоразумно решил не приплетать к делу вещие сны. Он и сам не верил во всю эту мистику, - а в сумке той чертежи всякие, не иначе, секретные.
- И где ж та сумка? Украли… - Кочнев посмотрел на учинённый в квартире разгром, - от ить беда-то!
- А вот это, дудки! Сумка в надёжном месте, не видать им её, как своих ушей, - Александр Нилович даже повеселел, - а мы с тобой, Алексей Данилович, покамест живцами поработаем. Может, они на нас выйдут. Ты оружие-то, часом в участке не оставил?
- Нет, конечно, - Кочнев похлопал ладонью по карману пальто.
- Ну, и ладненько. Мне тоже бы вооружиться не помешало, - перешагивая через разбросанные вещи, Белоусов прошёл в кабинет. – Вот, чёрт!
- Что там у вас, Александр Нилович! – урядник, также, стараясь ни на что не наступить, на цыпочках пробрался к следователю.
- «Кольт-браунинг» мой забрали, мерзавцы! – Белоусов в сердцах грохнул ладонью по крышке письменного стола, - глядишь, теперь из моего же пистолета по нам палить будут. А я, как назло, «парабеллум» вместе с сумкой, как вещественное доказательство оставил.
Они одновременно вздрогнули от звука громкого сварливого голоса:
- Это чтой-то здеся деется-то, а-а?!
В дверях кабинета, подперев бока руками, стояла полная невысокая женщина, лет сорока пяти, в тёмном платке, тёмной же длинной юбке и короткой кофте на ватине.
- Обокрали нас, Агафьюшка. Только не голоси! Ты в комнатах приберись, а в кабинет ни ногой, я сам, потом… Пошли мы, дела у нас, - Белоусов подтолкнул урядника к выходу, прихватив трость с тяжёлым бронзовым набалдашником.
Оказавшись на улице, они стали бесцельно кружить по городу, избегая безлюдных мест, и пытаясь выявить возможную слежку.
Получилась своеобразная экскурсия. Кочнев плохо знал город, и Александр Нилович не без удовольствия показывал ему достопримечательности, называл улицы. Они дошли до Спасо-Введенской церкви, что в 1905 году достроили на нечётной стороне Костромского проспекта, вернулись в центр, к Воскресенской, прошли мимо здания Городской Думы, губернаторского дома, свернули к набережной на Бульваре.
- Заметил кого? – спросил Белоусов урядника.
- Заморыш какой-то пару раз высветился. Навряд случайно, мы же без цели петляем, кто такой дорогой по делам ходить будет?
- Всё правильно, Данилыч, я тоже его срисовал. Ну как, готов рискнуть?
- Мне не привыкать, - просто, без намёка на браваду, сказал Кочнев.
- Темнеть начинает. Дойдём до Рыбного ряда, там торговлишка уже кончилась, может и выманим супостатов.
Они еще не дошли до места, а рыбным духом уже потянуло. Большинство магазинов и лавок действительно были закрыты. Козырьки строений пестрели вывесками: «Рыбная торговля Е. И. Трифонова», «… А. В. Ярилова», «Сергей Тимофеев»…
Кочнев осмотрелся по сторонам:
- Самое место, чтобы кого-нибудь кончить. Нарочно подбирали?
- Им нужна сумка. Полагаю, о том, что мы из полиции они не знают… Нам бы хоть одного из них заполучить. Мои «архаровцы» из него душу бы вынули, а какие никакие сведения бы получили. Ты уж прости меня, что втянул в это дело. Понимаю, что надо было сразу обо всём этом в соответствующее ведомство доложить, но опозориться на старости лет не хочу. Мне бы хоть какое-то подтверждение моим догадкам, а там…
Договорить он не успел. Из подворотни на них налетели пятеро дюжих молодчиков.
Белоусов свалил одного, использовав набалдашник трости, как дубинку, а потом замер, приоткрыв рот. Урядник, странно двигаясь, и подпрыгивая не хуже акробата в цирке, вертелся волчком, и наносил нападавшим град ударов руками, ногами, и даже головой. Через несколько секунд все четверо валялись на земле.
На немой вопрос следователя он не совсем понятно ответил:
- Это я ещё до войны научился. Там, где наш полк квартировал, неподалёку китайцы обосновались. Вот у них и перенял.
- Ладно, потом всё объяснишь. Присмотри за ними, я из наших кого-нибудь найду.
Через минуту со всех сторон послышались полицейские свистки, к месту драки прибежали околоточный с городовыми, дворники и сторожа.
Задержанных отправили в участок, там их развели по разным камерам.
Белоусов распорядился найти начальника, которого в это время на месте, как назло, не оказалось, а сам с Кочневым, и одним из полицейских надзирателей занял комнату, где обычно проводились дознания.
По одному стали приводить арестованных.
- Ба! Кто к нам пожаловал! Баян. Собственной персоной, - как родному обрадовался Александр Нилович, когда перед ним усадили на стул здорового детину, с заплывшим глазом.
- Здрасьте, Александр Нилович. Давненько не виделись, - опасливо, одним глазом, покосился задержанный на Кочнева.
- Ещё бы столько не видеться, Захар, но по всему выходит, что больше уже никогда и не свидимся. На этот раз ты не в своё дело ввязался. До конца дней своих на каторге будешь гнить, - даже с каким-то сожалением посмотрел на Баяна Белоусов.
- Да что я такого сделал?! Ну, ошибочка вышла. Попутали вас с фраерами, хотели на гоп-стоп взять, за что пожизненно-то! – зашёлся Баян праведным негодованием.
- За пособничество в шпионаже. Вот за что! – прихлопнул по столу Белоусов, - или ты мне всё, как на исповеди, сейчас рассказываешь, и я тебя и твою гопоту за обычный разбой арестую, или милости прошу к костоломам полковника Петровского. Слышал, небось, о таком? Там с вами церемониться не будут. Что скажешь?
- Всё расскажу! Я на такое не подписывался. Ко мне один фраер в котелке подвалил, наколку на вас дал, посулил деньги хорошие, если я ему папку с бумагами на пароход отнесу…
- Что за пароход, когда отходит? – Белоусов даже с места подскочил.
- Принести велено к десяти, к трапу «Фёдора Чижова».
- Сейчас половина девятого, - Александр Нилович посмотрел на брегет, - нужно узнать время отправления «Чижова»…
В допросную вошёл начальник:
- Что случилось, Александр Нилович?
- Шпион у нас! Теперь я уверен. Нужно срочно порт оцепить, связаться с пол-ковником Петровским, пусть его люди шпиона берут, это вроде как его епархия. А мне сумочку верните, задумка у меня одна есть, - посмотрел Белоусов на Баяна.
Через двадцать минут примчался Петровский с жандармами. Его сразу же ввели в курс дела.
- Что же вы сразу со мной не связались, Александр Нилович? – посетовал он Белоусову.
- Опростоволоситься опасался. Ну как, фармазонщик какой. Вы бы первый меня на смех подняли, - не принял упрёка следователь.
Время поджимало, поэтому план разработали в общих чертах.
***
Фрайхерр Мориц фон Гелен, майор германского Генерального штаба, метался по каюте грузо-пассажирского парохода «Фёдор Чижов», как дикий зверь в клетке: «Если этот русский schl;ger его подведёт, на дальнейшей карьере в разведке можно будет поставить большой жирный крест.
Казалось бы, такое простое поручение, которое мог бы выполнить любой агент, из-за ценности полученных сведений, поручили ему.
В одном из ресторанов Архангельска, ему должны были передать сумку с документами огромной важности. Добывший их агент был раскрыт русскими, и вынужден бежать из Санкт-Петербурга. Он всё же сумел замести следы, спрятавшись здесь, в Архангельске. Агенту с великим трудом удалось связаться с известным ему лично работником норвежского консульства. Выходить на немцев он опасался, предполагая, что за ними может идти наблюдение. Русские не могли допустить вывоза секретных документов из страны. Норвежец дипломатической почтой переправил в Германию письмо с зашифрованными инструкциями от агента. Тот требовал прислать надёжного человека за документами, указал место, время и пароль для связи. Отправили его, Гелена, под видом английского коммерсанта.
Встреча с агентом состоялась в назначенное время. Часть сведений агент передал на словах. Ну, кто мог подумать, что полуграмотный русский купец за соседним столиком, владеет немецким языком? Когда он вошёл в зал, и осторожно осмотрелся, этот купец уже был в ресторане. Тот никак не мог знать о встрече. Столик, за которым он должен был ждать агента, стоял рядом со столиком купца. Пришёл агент, за обедом они говорили по-немецки. Через какое-то время купец заказал водки, и подсел за их стол, настаивая, чтобы они с ним выпили. Не желая привлекать внимания, они согласились. Купец наконец-то ушёл, и тогда он заметил, что сумка, которую он взял у агента, и положил на соседний стул исчезла. Это был провал! агент был готов убить его на месте.
Он поклялся вернуть документы. Каких трудов ему стоило найти этого купца! Ему ещё повезло, что тот оказался недотёпой, и не догадался сразу отнести сумку в полицию, а таскал её с собой по городу. Он знал, что она при нём. Ему удалось обыскать номер купца в гостинице. Он нанял какого-то местного schl;ger, и они ходили за испуганным купцом по пятам, но купцу удалось их обмануть, в последний момент тот успел сесть на отходящий от причала пароход. Казалось, всё пропало, но он не отчаивался. Он узнал, где находится дом купца. С нанятым им человеком они уже собрались плыть вслед за ним, когда тот сам сошёл на берег. Они следили за ним до позднего вечера. Купец заметил их и побежал. Они догнали его на мосту. Он ударил купца пистолетом по голове… сумки при нём не оказалось. Schl;ger достал из кармана склянку с водкой, и влил часть в рот лежащего без сознания купца, остальное допил прямо из горлышка сам, ещё ему предлагал, животное. Свои действия тот объяснил тем, что это собьёт полицию со следа, в России нередки случаи, когда пьяные утопают. Они сбросили тело с моста, и ночным пароходом уплыли в село, где жила семья купца. Там их тоже постигла неудача. Сумку они не нашли. Он приказал сжечь дом вместе с жильцами, они видели его лицо, и могли при случае опознать. Из закоулка они наблюдали за пожаром. Donnerwetter! Кто-то из селян вынес детей из горящего огня. Он оставил свой пистолет вanditen, чтобы тот убрал свидетелей, а сам покинул село, сев на пароход, который шёл вверх по реке, сошёл на ближайшей пристани и вернулся на «Петре Великом» обратно, не выходя из каюты до самого Архангельска. За время поездки он просто-таки изводил себя всевозможными предположениями и планами своих дальнейших действий. Тогда же у него родилась, казалось бы, бредовая на первый взгляд идея, осмотреть отрезок пути до моста, который пробежал купец, выпав из их поля зрения. Он мог выбросить, или спрятать сумку.
Идея оказалась не такой уж и бредовой. Когда он приехал к мосту, какой-то представительный господин осматривал штабель брёвен. Он решил пронаблюдать за ним, и остался в коляске, подняв верх, что-бы не быть замеченным. К господину подошёл старый оборванец, и поговорив, они ушли. Потом господин вернулся, и… Oh mein Gott! В руках он держал его сумку. Незнакомец сел в поджидавший его экипаж, и уехал. Он приказал вознице следовать за ним. Узнав где тот живёт, и дождавшись его ухода, он проник в его квартиру, и обыскал её. Сумки не было. Единственной его добычей стал «кольт». Ему снова пришлось искать помощников, и он нашёл их. Они стали следить за домом незнакомца. Тот вскоре появился в сопровождении солидного господина. Через некоторое время они вышли. Он был уверен, что сумка у них. Он пообещал очень хорошо заплатить, если нанятые им люди достанут сумку, и один из них принесёт её к отходу парохода «Фёдор Чижов», на который он заранее взял билет».
Не в силах оставаться в замкнутом пространстве каюты, напоминавшей ему одиночную камеру, в которую он в скором времени попадёт, если провалит задание, Мориц фон Гелен вышел на палубу. До отхода судна оставалось полчаса: «Если сумку с документами сейчас не принесут…».
К борту парохода, скорым шагом подошёл старший из нанятых им сегодня людей.
Гелен, с трудом удерживая себя от желания сбежать по трапу, спустился на причал. Человек передал ему сумку. Гелен мельком просмотрел некоторые из бумаг. Вне сомнения это было то, что нужно. Он вложил в протянутую руку пачку денег, и вернулся в свою каюту. «У него всё получилось! Он справился. Он…». В дверь каюты настойчиво постучали.
- Who is it? Кто там? – чувствуя, как холодок пробежал по спине, спросил он.
- Проверка билетов.
Гелен приоткрыл дверь, и тут же захлопнул её, увидев за спиной стюарда людей в жандармской форме. «Ну, вот и всё», - со странным в таком положении спокойствием, подумал он.
Гелен достал из кармана брюк «Кольт», снял с предохранителя, и поднёс ствол к виску…
***
Белоусов стоял на пристани, и смотрел на покрытую рябью от ветра свинцово-серую воду Двины. Полчаса назад он посадил Кочнева на пароход, обещав, что непременно добьётся его перевода под своё начало.
Казалось бы, дело сделано, недругам не удалось заполучить секретные документы в свои руки, но где-то внутри накрепко засело нехорошее предчувствие неумолимо грядущей большой беды. Александр Нилович не мог себе ответить, откуда у него вдруг появилась такая уверенность. Может немалый жизненный опыт подсказывал, а может, напоминала о себе подступающая мнительная старость…
До выстрелов Гаврилы Принципа в эрцгерцога Франца Фердинанда и графиню Софию Гогенберг, в столице аннексированных в этом году Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины Сараево, оставалось немногим меньше шести лет.