Впервые в жизни внутри не любится, и такая, мама, пустота от этого – ноющая, растревоженная и леденящая, как волчий оскал. То одинокой самкой тихонько рычит, обнажая ровные клыки, то серым волчёнком ластится, выпрашивая тепло и мисочку подогретого молока; но эта пустота неизменно коготком легонько царапает изнутри диафрагму - от этого та сжимается и съёживается, как от нехорошего предчувствия. Дурацкое такое ощущение, мам, оно зудит у меня в кончиках пальцев уже которые сутки, кровоточит и беспокоит. На кой черт мне сдались все эти театральные улыбочки-ухмылочки, картинные повороты-отвороты головы, торжественные приходы и не менее феерические уходы, – от этого даже легкая такая виноватца пробирает, мол, что же ты, Юль, как в детстком садике, ей-богу, ну. И вроде вот понимаешь, что восемнадцать лет – это не финиш, не последний твой шанс, не конечный пункт прибытия, не итоговая строка, а все равно все эти сложенные строго по сорту, масти и хронологии абсолютные разочарования типа Мой-Грандиозный-Провал-2012 в глубине личного душевного мавзолея не дают легким достаточного объема для полноценного вдоха и такого же полноценного выдоха. И сидишь вот так молча, мам, во рту перекатываешь эту терпкую обреченность, липкую, как майский мёд, и понимаешь, что никуда уже от этого не деться, это в тебе, это вшито под кожу, этим пропитаны волосы, это впаяно в сетчатку глаз. Все эти пошлости, грязности, непристойности, откровенности – правдивый показатель внутреннего надрыва, но совсем не отчаянного, а даже немного равнодушно смиренного. Это своеобразное покорное душевное изнеможение; сердечно-сосудистая изношенность, которую не спрячешь никак от посторонних глаз и языков.
Ну ладно, мам, давай с тобой помолчим немного. Помолчим о том, что твоей слишком-сложно-устроенной дочери некуда девать эти тонны нерастраченной нежности, гектары внутренней теплоты и привязанности; это всё киснет, застаивается, плесневеет в ней, как вата в затасканной тряпичной кукле. Помолчим о том, как по ночам у нее стреляет в висках и дрожат сжимающие телефон пальцы; о том, что от заезженного по сто тридцать второму кругу трека о "счастье, но не моем" у нее пухнут уши; о том, что хоть она и понимает всю глупость своего поведения, это не мешает ей совершать те же самые ошибки, что и ранее. Вот такая она у тебя дурочка. Но только ты никому не говори об этом - договорились же молчать.
июнь 2012 года