Анатолий Осадчий являлся студентом третьего курса факультета энергетики Новосибирского технического университета. Учился Толя не плохо, а очень плохо, по трем причинам. Во-первых, Осадчий был спортсменом, серебряным призером чемпионата города по боксу в первом полусреднем весе и, естественно, входил в сборную института, так что времени на какие-такие законы Ома и дурацкие химии у него не было. Во-вторых, в том же институте преподавали его родители, отец - высшую математику, мать - французский язык, так что единственный сын всегда мог рассчитывать на поддержку чадолюбивых родителей. Наконец, в-третьих, Толя по жизни был парнем нагловатым, хотя и остроумным, и за словом в карман никогда не лез. Данное обстоятельство не раз становилось причиной конфликтов между ним и преподавателями, и если бы не ректорат, горой стоявший за спортсмена, Толю давно бы вытурили из университета. В частности, во время последней сессии неосторожному проработчику, осмелившему допустить в его адрес оскорбительную реплику, Осадчий дал в буквальном смысле по шапке, а скандал удалось замять только после прямого вмешательства ректора.
- Проработчиков много, а чемпион по боксу один, - погрозив неведомым недругам многозначительно заявил ректор..
Тем не менее, внушение боксеру было сделано и Толя обещал впредь проработчиков не бить и исправно посещать лекции.
Как получали оценки советские студенты, плавно передавшие эстафету российским? Известное дело, как. В массе своей путем штурма гранитного дворца знаний в течении нескольких дней перед экзаменом, в то же время страстно мечтая о халяве. Практиковались бесчисленные методы изготовления и хранения шпаргалок, любовно называемых "шпорами", делались попытки найти подход к преподавателю путем нехитрых подношений - либо деньгами, либо выпивкой, а представители прекрасного пола запросто могли предложить нечто иное.
Печально известный каннибал доцент Остап Петрович Загривый преподавал электротехнику и слыл грозой студентов. Роста ниже среднего, с крупной головой и плешью, с пронзительными, широко расставленными темнокарими глазами и диким взглядом, вечно в засаленных брюках и нечищенных туфлях, Остап Петрович свой предмет беззаветно любил и искренне удивлялся, как же другие могут его не любить. Никакие знакомства не могли служить основанием для выставления нерадивому студенту заветной тройки, не говоря уже о более высоких оценках. Ходили смутные слухи, что Загривый срезал даже родного племянника, из-за чего навлек на себя гнев родни. Остап Петрович был ярым поборником правопорядка во всех его проявлениях и каждый раз дотошно выяснял, кто осмелился на его лекции отсутствовать. Для этого он не жалел лишней минуты и поручал старосте группы представить список студентов, a после самолично проводил перекличку. На первой же лекции, когда хмурый доцент осведомился о старосте группы, Толя встал и представился
- Я староста, тащ Загривый.
- Представьте мне список группы.
- Есть!
Разумеется, боксер желал повеселиться и потешить себя, а заодно Люську, с которой у него начинался роман. Подлинный староста группы Толю ужасно боялся, поскольку помнил, как в прошлом семестре попал тому под горячую руку и схлопотал красивый фингал, а посему деликатно промолчал. Осадчий остался верен себе и в список вписал также несуществующего студента Гугушвили Хашурика, своего приятеля по сборной города. Загривый споро провел перекличку, выявил, что грузин отсутствует и заявил, к радости Осадчего, что Гугушвили получил первое серьезное предупреждение. На следующей лекции история повторилась. Загривый разозлился и сказал, что ежели Хашурик и третий раз не придет, то может вообще не приходить. На третьей лекции, во время переклички, когда очередь дошла до Гугушвили, студенты стали смеяться, а Загривый заподозрил неладное. Простая сверка журнала и представленного списка выявила также создателя Хашурика Гугушвили, и боксер был взят на особый учет.
Во время экзамена Осадчему удалось передать листок с вопросами знакомым. Те нашли знающих ребят и таким же способом записку с ответами вернули Толику. Усевшись перед иезуитом, боксер повел мощными плечами, рыгнул и приступил к делу.
- Великий ученый Буравчик открыл закон, названный его именем.
У Загривого отпала челюсть.
- Кто, кто?
Нимало не смущаясь, Осадчий повторил.
- Великий ученый Буравчик. Бу - рав - чик.
Остап Петрович смог только промычать.
Далее Толик бодро сформулировал закон и начал по листку читать. Доцент потихоньку пришел в себя, раскрыл учебник и убедился, что текст нахально сдут. Когда Осадчий кончил читать, Загривый задал коварный вопрос.
- Что вы можете сказать о Буравчике?
Без запинки Анатолий начал с вдохновением рассказывать.
- Буравчик родился в конце девятнадцатого века в Житомире, в интеллигентной семье. Отец, Буравчик-старший, был художником-импрессионистом, а мать - провинциальной актрисой...
Далее Осадчий бойко поведал доценту о нелегкой судьбе Буравчика, о его травле реакционерами, и о его дружбе с Менделеевым и французским ученым Гей-Люссаком Жозефом Луи. Тут терпение доцента лопнуло. Остап Петрович затопал ногами, швырнул зачетку Толику и во всеуслышание объявил, что Осадчий получит тройку только через его труп.
Многочисленные делегации не помогали. Просьбу родителей Загривый проигнорировал, а когда декан попытался на доцента надавить, тот пригрозил, что напишет заявление об уходе. Перед Толиком замаячила реальная угроза отчисления. На очередной тренировке Осадчий в сердцах рассказал о происшедшем Гугушвили. Грузин, конечно, посмеялся, но, задумавшись, посоветовал Толику подобраться к Загривому с другого конца.
- Слушай, Толян, ты узнай, где он живет. Авось, найдем кого-нибудь. Не откажет же он собственной жене или родителям.
Поскольку утопающий хватается за соломинку, то в тот же день Осадчий узнал, что Остап Петрович проживает в Московском районе, на Лафарга, в многоквартирном доме, а Хашурик обрадованно сообщил Толе, что именно в этом доме проживает его хороший знакомый, криминальный авторитет Васька-Кирпич. Тем же вечером боксеры приехали к Кирпичу и обьяснили ситуацию. На следующий день с утра, приняв для поднятия тонуса на грудь, троица стояла у искомого подъезда и ждала явления доцента. Появившегося Загривого Кирпич небрежным жестом подозвал.
- Ты чё, падла, совсем оборзел? Ты чё моего кореша обижаешь, а? Слушай и запоминай, крыса подшконочная. Стойку не держи и качели не раскачивай, петух.
- Я...
- Закрой пасть, гнида и не базарь. Не поставишь трояк, я тебя сам на перо поставлю. Завалю и тебя, и твою биксу. Врубился? А теперь сваливай, козел вонючий.
На Загривого жалко было смотреть. Остап Петрович прижал портфель к животу, часто-часто моргал и мелко дрожал. Услышав команду, доцент вздрогнул и, опустив голову, с поля битвы позорно ретировался.
Через два часа Осадчий поехал в институт и пренахальным образом вместе с Люськой, также завалившей экзамен, подошел к Загривому. Доцент, не глядя на Толика, взял зачетки, дрожащей рукой поставил трояки и молча вернул обратно. На радостях парочка поехала в общежитие и славно это замечательное событие отпраздновала, с пивом, шампанским и пельменями. Тем же вечером Толя прихватил Хашурика и заехал к Кирпичу, превесело отметив удачу в ресторане.
А после этого случая Осадчий подобрел - перекличек больше не проводил, а на экзамене старался студентов не заваливать. Мало ли кто попадется...