Явление, когда студентов и ученый персонал советских научно-исследовательских институтов отправляли на уборку сельскохозяйственных культур, обобщенно называемых "картошкой", видимо, уникальное. Никто и ни при каких обстоятельствах не слышал, чтобы студентов Гарварда и Массачусетского технологического института вместе с их профессорами по призыву правящей партии отправляли на уборку кукурузы в фермерские хозяйства, где бы они жили в неотапливаемых конюшнях и свинарниках, питались перловкой с комбижиром, а вечером устраивали посиделки с саксофоном у костра. Не было этого и в Бразилии, чтобы докторов и профессоров вместе с учащимися взяли и отправили на уборку кофе, какао или, может, сока каучукового дерева. В Африке такое запросто было бы возможно, но к вящему неудовольствию тамошних агрономов в их странах учебные заведения отсутствовали. Правда, кое-где, при наличии разных колледжей, принудительные командировки в свое время практиковалось, однако очень скоро выяснилось, что по возвращении научный состав недосчитывает значительную часть особо упитанных студентов и студенток, а посему эта порочная практика была прекращена, когда в Мугабгване фермеры съели племянника министра образования, преподавателя философии. Между прочим, кое-кто из практикующих студентов к этому процессу из мести присоединился и впоследствии друзьям по общежитию рассказывал, что у упомянутого племянника оказалось нежнейшее мясо, и что войдя во вкус, общество на следующий год также потребовало помощь из центра и было весьма огорчено, когда министр и родной дядя съеденного туземцами студента категорически им в этом отказал. Говорят, что в тот год там прошли народные волнения под лозунгом "Каждому фермеру - студента", но чем это кончилось - никто не знает. Якобы президент сказал, что второго преподавателя философии он ни при каких обстоятельствах никуда не пошлет по той причине, что, мол, он ему самому крайне необходим и что вообще, жрать людей - не фермерское дело, а в качестве доказательства публично велел казнить двух фермеров, которые съели наибольшее количество студентов.
В стране первое сентября традиционно ассоциировалось со школой. Нарядно одетые первоклассницы в белоснежных фартуках, с бантиками в косичках; шикарно одетые мамаши с неизменными букетами в руках и сентиментальными слезинками на глазах (ах, как быстро летит время, вот как сейчас помню, какой я была красивой девочкой...) внимательно слушают напутствия взволнованного директора школы, принимающего очередное пополнение и радующего, что позавчера, наконец, удалось закончить этот проклятый ремонт, принять на работу учительницу по физике и отправить на пенсию Маргариту Васильевну, преподававшую еще его незабвенному дедушке. А в институтах студенты печально читают приказ ректора, который поздравляет их с началом учебного года и торжественно объявляет о начале сельскохозяйственных работ, для чего все кафедры обязаны в трехдневный срок представить соответствующие списки доцентов с профессорами, готовых возглавить десант и, как писал Высоцкий, "с лопатами и вилами" готовых проявить свой патриотизм. Не имело никакого значения, какой это институт - супер военный или задрипанный зооветеринарный. Раз партия велела - к ружью! - все на выход.
Об этом интересном и поучительном явлении шла речь на даче у Ромушиных, где в узком семейном кругу отмечали серебряную свадьбу владельцев дачи - Романа Николаевича и его супруги Елены Георгиевны. Гостей было немного - кроме хозяев были еще соседи по даче - Егор Николаев с супругой Верой и друзья Гарика, единственного сына юбиляров - Костя, Эдик и Леша, с помощью друга угадавшие с приходом на халяву. Впрочем, хозяева совсем даже не обиделись на нежданых гостей - очень часто пожилые люди сами ищут общество молодых, подспудно полагая, что общение дает им какие-то импульсы молодости. Так это или нет, неизвестно, хотя вполне вероятно, что внушения все-таки какую-то роль играют. Было еще одно немаловажное обстоятельство, заставившее компанию после обильных возлияний остаться за столом и внимать речам и воспоминаниям старших не только по возрасту, но и по рангу. Дело было в том, что что лидер компании Эдик Щеглов являлся аспирантом именно той кафедры, заведующим которой являлся Роман Николаевич и сам факт, так сказать, вхожести в его семью играл очень большую роль в успешном продвижении диссертации. А посему друзья с неподдельным вниманием внимали рассказам профессора, тем более, что зав. кафедрой любил и умел отлично рассказывать.
- Сейчас молодежь не знает, в каких условиях мы росли. Скажу - не поверите. Вернее, поверите, просто вы об этом совсем не задумывались. Вот смотрите. Буквально на моих глазах наше поколение совершило гигантский прыжок. В селе Кривино, где я родился, не было ни света, ни интернета (Ромушин иногда плоско шутил). Правда, радио было, чтоб, значит, сельчане могли слушать достижения великой страны. Я, кстати, совсем не издеваюсь. До сих пор мне ужасно жалко, что Союз распался. Да, ладно, чего уж там. Как сейчас помню, в году пятьдесят шестом провели, наконец, к селу электричество. То-то радости было. Вот, пожалуйста! Вот тебе и достижения. Потом привезли буровую станцию, вырыли колодец и поставили насос - качай, не хочу.
Так, потихоньку и шагала страна в светлое будущее.
Присутствующие знали, что профессор, как человек обстоятельный, начинает издалека, а потому терпеливо слушали.
- Давайте-ка выпьем за светлое будущее, за то, чтобы вы жили лучше нас, одухотвореннее - ведь сейчас с голоду не умирают. А тогда было наоборот. Еды было мало, но была вера в идеалы, в общечеловеческие ценности, солидарность. А это, друзья мои, очень даже немало..
Выпив, Роман Николаевич понюхал лежащий перед ним кусочек хлеба, запил минералкой и продолжил.
- Вот вы, молодежь, знаете ли, что в наше время еще существовали "Феликсы" - этакие допотопные механические арифмометры со множеством деталек и, следовательно, ненадежные. Часто что-то внутри заедало, ломалось и приходилось сдавать их на ремонт. А вы работаете на прекрасных компьютерах, выполняющих несколько десятков миллионов операций в секунду. Смотрите телевизоры с огромным экраном, да еще с дистанционным управлением. У каждого из вас в кармане телефон, позволяющий моментально связываться с абонентом на другом конце света. А ведь этого всего тоже не было. Простой телефон был роскошью. Но, повторюсь, люди тогда были проще, наивнее, бескорыстнее и, наверное, все-таки чище, чем сейчас. Виданое ли было дело, чтоб другу или родственнику давали в долг под проценты? Да его бы просто засмеяли! Естественно, барыги и спекулянты были, но их было мало, очень мало. За тунеядство в те времена полагался срок. А нынче? Да полстраны не работает, лясы точит. Кругом бомжи, беспризорники и нищие. А тогда? Тогда рабочих рук не хватало. И нас, студентов, каждую осень посылали убирать урожай. Да, да, в колхозы, совхозы - этакие коллективные фермы. И, кстати, там же мы с Еленой Георгиевной познакомились.
Присутствующие оживились.
- Расскажите, Роман Николаевич.
- Да расскажу, не бойтесь. К тому и веду. История эта очень интересная и занимательная. Я учился тогда на четвертом курсе и нас, как всех студентов страны, послали в колхоз на уборку овощей. Колхоз носил имя Преображенского. Кто такой этот деятель - убей, не знаю, хотя подозреваю, что он - один из многочисленных партайгеноссе - друзей и сподвижников Ленина-Сталина. Места там были отличные и необычайно живописные. Недаром Александр Сергеевич Пушкин так любил осень. Багряные клены, золотые березы и желтые самых разных оттенков деревья радовали глаз. К этому бы еще и соответствующую погоду - и считай, ты на курорте. Ан нет. Осень в том году выдалась сырая, холодная и промозглая, с туманами по утрам. Распределили нас по местным дворам. Колхозники охотно брали жильцов, поскольку государство платило им по рублю с носа или начисляло какие-то трудодни. Условия были, конечно, неважные. Ни тебе горячего душа, ни телевизора. Был дом культуры, где по выходным устраивали танцы, а в будние дни кривой и вечно пьяный киномеханик Женька крутил фильмы, по большей части индийские. В качестве отступления скажу, что первый фильм, который мы там посмотрели, назывался не больше, не меньше, как "Чингачгук - большой шланг", тогда как с немецкого языка "шланг" надо было перевести, как "змея". Мылись в тазиках или договаривались с хозяевами и те топили баньку. На обед обе группы собирались в местной столовой, расположенной на первом этаже дома культуры. Вообще, попасть в повары было верхом удачи. Сидишь в тепле, ешь досыта - себя ж не обделишь. На должность эту брали старосту, комсорга или по блату. А завтрак и ужин - готовь сам, всухомятку, из продуктов местного магазина. Самое запоминающее в деревнях - это грязь. Жирная, непролазная, чавкающая. Она была везде - в поле, по дорогам и во дворе. Все - и колхозники, и колхозницы, и студенты со студентками, - все надевали кирзовые сапоги и исправно месили эту грязь. По грязи ходили в поле, из грязи рыли картошку, свеклу или морковь, по грязи шли домой и в столовую. Единственное место, где был асфальт - небольшая площадь перед сельсоветом, с одной стороны и домом культуры, с другой. Вот там-то и крутили фильмы, а за вход брали пятьдесят копеек. Женька собирал деньги, включал проектор, лакал свой самогон и тут же засыпал. Когда бобина кончалась, один из ребят поднимался к нему в будку и менял ленту. Весело было, ничего не скажешь. Это вам не 3-Д фильмы смотреть, господа.
Роман Николаевич сделал паузу и жестом попросил Эдика разлить водку.
- За удачу и дай Бог всем нам здоровья.
Выпив и закусив, профессор продолжил рассказывать.
- Каждую группу возглавлял прикрепленный преподаватель. Нам достался доцент Бунчиков Георгий Васильевич, с кафедры теории машин и механизмов. Как преподаватель, доцент был очень хорош, как экзаменатор - зверь. Никакие оправдания не могли его смягчить. Знаешь - молодец, не знаешь - иди, "неуд". Георгий Васильевич воевал, имел много медалей и орденов, а на левой руке недоставало двух пальцев, в связи с чем у него была любимая шутка.
- Сынок, как по-твоему, вот этой рукой я могу играть на скрипке? - задушевно спрашивал он нерадивого студента.
Тот, естественно, мотал головой и попадался на крючок.
- Вот и ты, дурья башка, никогда теорию машин и механизмов не выучишь. Иди, два.
Эту хохму весь курс отлично знал и время от времени находились хамоватые студенты, которые, в ответ на этот вопрос, к великому неудовлетворению Бунчикова, отвечали, что да, что при желании можно сыграть на скрипке, но только, так сказать, простые мелодии. Или еще сложнее, что, мол, на скрипке нельзя, но на балалайке можно. Доцент хмурился и грубил
- Вот когда на я скрипках и балалaйках сыграю, тогда ты и получишь оценку. Иди два, олух царя небесного.
Натурально, весь курс горел желанием доценту напакостить, но не могли придумать что-то путное. К этому надо добавить, что и в быту Георгий Васильевич был очень строг - следил за дисциплиной, каждый вечер обходил все дворы, где останавливалась его группа и проверял, не выпивают ли, не занимаются ли прочими аморальными делами. За это, между прочим, можно было одномоментно вылететь из института. Как вы знаете, в одной популярной передаче была высказана ценная мысль, что, де, "В Советском Союзе секса нет, а есть только любовь". То есть, заниматься любовью было можно, а сексом - нет.
Ответом на этот пассаж был дружный смех присутствующих. Роман Николаевич, довольный произведенным эффектом, с энтузиазмом продолжил.
- Так вот. За день до окончания практики, на танцах в клубе появилась Лена. Она, знаете, была такая беленькая, такая красивая, нежная...
Тут профессор заметил кислую мину жены и спохватился.
- И сейчас она у меня такая же. Ну, совсем-совсем не изменилась. Ну, может, чуть-чуть.
Елена Георгиевна растаяла.
- Что-что, а льстить ты, Рома, умеешь. Язык у тебя без костей.
- Конечно, конечно, - угодливо подхватил Роман Николаевич - но ведь я не шучу, ты действительно выглядишь как в двадцать пять.
По-видимому, тема эта являлась нежеланной и опасной, так как профессор сей же час перешел на прежние рельсы.
- В группе девиц было мало, так что на одну среднестатистическую чахлую девицу приходилось два здоровых парня. Мне же повезло, потому что в тот день на танцах не было Артура, моего армянского друга, известного красавца и сердцееда, поскольку соблазнив очередную жертву, он занимался с ней тем, чем в Союзе заниматься было нельзя. И потому, завидев Леночку, я напыжился, как павлин и принялся ее охмурять. Надо сказать, что она была совсем даже не против, потому что училась в медицинском и у них, наоборот, была напряженка с ребятами. Одним словом, у нас с ней вспыхнула взаимная любовь-морковь. После танцев пошел я ее провожать. Идем мы к ней, а маршрут-то знакомый! И точно! Аккурат перед домом, где жил Бунчиков, стоит машина и сам он около нее маячит. Ну и раскололась Леночка, что вот, что Георгий Васильевич ее отец, а она его единственная дочь и приехала в деревню за картошкой. В те времена девушки машин не водили. Бабоньки - это да, водили - троллейбусы и трамваи, но за рулем легковой машины встретить девушку было немыслимо. Правда, колымагу ту с большой долей воображения можно было назвать машиной - так, разбитая, ржавая "копейка"...
- А вот и неправда, - подала голос Елена Георгиевна, машина была даже очень неплохая. Просто грязная была и все.
- Ладно, ладно, - улыбнулся профессор, - шучу, конечно. Но девушка за рулем, да еще отец-доцент - это, знаете, было круто. Договорились мы с ней назавтра встретиться и полетел я домой на крыльях любви. Рассказал я об этом Артуру, с которым делили угол у бабульки. Вижу, глаза у него, черта, засверкали. "Стоп, машина" - говорю ему, -"Ты на нее виды не имей, понял? Убью. В Ереване тебя найду и убью, если глаз на нее положишь." Артур меня успокоил, вытащил бутыль самогонки и мы ее успешно распили. На следующий день встретились мы с Леночкой, прогулялись по берегу речки, на заброшенную усадьбу я ее повел, все, как в сказке. А вечером снова танцы, потом разожгли костер, напекли картошки. Романтика, в общем. Взял я у нее телефон и распрощался. Как приехали в Москву, отмылся я от грязи и позвонил ей. Пришла моя милая на свидание и как влепит мне пощечину. "За что?" - спрашиваю. А она мне: "Негодяй! Не ожидала я от тебя такой подлости." Слово за словом и рассказала. Леночка, может ты нам напомнишь, как было дело?
Елена Георгиевна покраснела.
- Хам был друг твой, вот что. Приехали мы домой. Отец на своем горбу втащил три мешка картошки на третий этаж. Помылась я, выхожу, вижу - Господи! Отец весь зеленый от злости, места себе не находит. Все шепчет. "Сволочи. Нет, какие же сволочи." Я его спрашиваю, в чем дело - молчит. Вижу - мешок открыт, на полу валяются корнеплоды свеклы. Думаю, что за черт? Мы ж вроде картошку привезли. И такая эта свекла чистая, гладкая. Подобрала я одну свеклу и что вижу? На ней, на свекле вырезано нехорошое слово из трех букв. Взяла другую - такая же чистая, полированная и с такой же надписью.
Тут уж встрял профессор.
- Этот бездельник, Артур, не поленился потратить целый день на это дело, благо и свеклы, и картошки было в селе навалом. Весь день он вырезывал перочинным ножом на свеклах это слово, а потом упаковал мешки и ночью потихоньку их подменил. Едем на автобусе домой, а этот подлец непрерывно смеется. "Ты что?", спрашиваю. "Да ничего" - отвечает - "Анекдот вспомнил".
Еле-еле убедил я Леночку, что я тут ни при чем. Да и то. Георгий Васильевич, царство ему небесное, долго-долго даже встречаться со мной не желал, да любовь победила. Ну что ты, Эдик, сидишь, налил бы что ли.