Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2015/10/09/1509
Вопрос о третьем и последующих выходных улаживала уже Лена. Она позвонила моему хозяину и долго с ним перетирала эту тему. Аргументы приводила в пользу мамочки: «Наташа с утра все дела переделает, как обычно. А уедет, когда мама будет отдыхать после обеда. Приедет в 8 вечера, накормит ужином, и уже отбой. Это лучше, чем поднимать пожилую женщину в 6 утра, когда она ещё не хочет ни есть, ни бодрствовать». Побрыкавшись для вида, синьор согласился.
В Джардини Наксос мы встречались с другими нелегалками, шли купаться, в кафе или на экскурсию. Здесь возил нас дружок Лены. Он познакомился с ней на пляже, где она загорала с Серёгой, и всерьёз запал на смешливую блондинку с непростой судьбиной. Луиджи резко отличался от аборигенов. Он десять лет провёл в Европе, образован, интеллигентен и спокоен. Он историк, помешанный на археологии. Чтобы лучше общаться со своей зазнобой, начал учить русский язык. Слышать его речь было забавно. Представляю, как он потешался, слушая наш итальянский.
Но вернёмся к моим баранам.
Во-вторых, меня напрягало отношение синьора Марио ко мне. Почему-то он решил, что я должна крутить с ним роман. Но это – хоть и во-вторых, но вовсе не в главных. Отшить мужика – как нефиг делать. Он уже перестал лезть ко мне с братскими поцелуями. Однако, продолжал делать намёки на близкие отношения, да ещё и пытался руки распускать, по которым получил, и не понял, за что. Мой отпор его взбесил, он потащил меня на террасу, швырнул на диван открытую пачку сигарет: «Кури!», нервно затянулся сам и взревел: «Ты что, лесби??? Я работал в Германии, видел таких женщин. Они целуются, лижут друг друга. Это противно, фу, гадость. Признайся: ты тоже такая?» Я замотала головой: «Совсем идиот?!» Марио распалился, вскочил, расхаживал взад-вперёд, играя мышцами. Отличная фигура. Сексуальный питекантроп. Тупой и мощный. Лицо – маска, в шрамах и непонятных бороздах. Коза-ностра местного пошиба. Хорош, хорош, ничего не скажешь. Но – не мой типаж.
Неисправимый бабник допытывался: «Я – мужчина. Ты – женщина. Почему ты меня не хочешь?!»
Оспадя-а, да если бы всё было так просто… Представляете, если бы при возникновении малейшего желания все представители противоположных полов немедленно начинали бы удовлетворять друг друга? У меня слишком живое воображение. Вспомнился финал «Парфюмера». Я загадочно курила, синьор поутих и уже без проявления эмоций дымил рядом, по-хозяйски развалившись на диване и разглядывая шикарный закат над Кастильони.
Предложения своей любви он делает всем. Лена не исключение. Насчёт Рины не скажу, она про это промолчала. Ещё у хозяина есть две бывших жены (причём, одна то ли бывшая, то ли называется якобы бывшей) и любовница. За такое либидо – синьору респект от прекрасной половины, был бы спрос, найдётся и предложение. Но не от меня. Он не в моём вкусе. Кто в моём? Сама не знаю. Я давно одна. Личный покой – прежде всего.
Сначала-то он пел песни, что я для него – как сестра. Мол, у него никогда не было сестры, и он рад, что за мамой ухаживает такая симпатичная женщина. Я ухаживаю за ней, как за родной, а она ему – родная, значит – я сестра, чему он рад. И братские поцелуи в щёчку.
А, здесь все целуются. И обнимаются. Абсолютно. При встречах и расставаньях, даже на час. Для родственников и друзей поцелуи и объятья – как наше: «Привет – Бывай». Если ты не целуешь кого-то из своего круга общения, человек совершенно искренне обижается. Но одно дело чмокнуть братца, которому кисло сидеть возле мамаши, и совсем другое – недетские интересы.
Возможно, когда-то и у нас все целовались. Одно слово «целоваться» чего стоит! Целовать – значит, желать человеку быть целым и невредимым. У нас обычай целоваться со всеми остался лишь на два церковных праздника.
Ещё Лена сказала, что Петрушке заказали инвалидное кресло, в котором я должна буду её возить на прогулки. Полтора центнера в гору и под гору? Да, чтобы поменять постельное, мы пересаживали старушку с койки на стоящий рядом стул вдвоём с её сыном. Синьора неповоротлива, что неудивительно при её габаритах.
Взвесив все «за» и «против», я пришла к выводу, что валить отседа надо.
Но валить аккуратненько, чтобы не создавать проблем, наипервейшим образом, себе.
Значит, начинаем косить под нездоровье. Что-что, а о здоровье здесь пекутся круглосуточно. Главные темы у всех – это «Как ты себя чувствуешь?» и «Что ты ел?»
Для начала Лена запустила слух о том, что я не могу адаптироваться к горам. У меня закладывает уши, болит голова, идёт носом кровь.
Хорошая идея. Но есть одно НО. За две недели у меня, действительно, однажды шла носом кровь. Всё остальное время я улыбалась и пела. Ну да, я всегда пою. Когда мою пол, стираю или готовлю. Не одной же Петрушке голосить, и пусть лучше она меня слушает, чем я её. А она слушала.
После ужина она каждый вечер просила спеть что-нибудь. Я пела и в силу возможности переводила текст на итальянский. Например, спела «Когда б имел златые горы». После каждого куплета, сопровождая свой небогатый итальянский лексикон жестами и мимикой, комментировала: 1. «Один мужчина говорит женщине: «Люблю тебя! Все сокровища для тебя! Будь со мной!» 2. «Женщина отвечает: «Скажи моему отцу всю правду. Тогда мы поженимся и будем счастливы» 3. «Мужчина говорит: «Я не нравлюсь твоему отцу. Я говорил с ним. Но он сказал «нет». Спроси своё сердце, верь мне. Оставь свой дом и отца, поедем в другое место» 4. «Женщина оставила дом и отца и уехала с мужчиной. Через год мужчина сказал ей: «Я тебя больше не люблю. Я люблю другую женщину». 5. «Мужчина дал женщине коня и сказал: «Уезжай!» Женщина села на коня и поскакала к своему отцу». 6. Этот мужчина говорит уже другой женщине: «Люблю тебя! Все сокровища для тебя!»
Старушка смотрела на то, как я гарцую перед её постелью, изображая «ковалло» и «фемину», скачущую верхом, и радостно смеялась.
Ещё ей понравились песни «По улице ходила большая крокодила» (По одному городу делал прогулку крокодил. Крокодил был зелёный. Во рту крокодил держал кусочек покрывала (я не знала, как сказать «одеяло»), потому что крокодил был голодный и хотел есть), «Жили у бабуси два весёлых гуся» (У одной бабушки были два гуся, белый и серый. Гуси пошли гулять. Они увидели воду, пошли мыть ноги. Бабушка думала, что потеряла гусей. Она стала плакать. Гуси услышали и прибежали к бабушке. Бабушка обрадовалась.) и «Паровоз по рельсам мчится» (По железной дороге ехал поезд. На железной дороге спал маленький кот. Поезд остановился. Водитель поезда сказал: «Маленький кот, уходи с дороги!» Маленький кот сказал: «Нет! Я буду здесь спать!» Поезд поехал и отрезал маленькому коту хвост. Маленький кот расцарапал лицо водителю поезда и расцарапал поезд. Водитель поезда лежит в госпитале. Поезд никуда не едет. Маленький кот спит на крыше. Мама маленького кота сидит на окошке и пришивает ему хвост. Мама ругает его: «Никогда нельзя гулять и спать на железной дороге!»
Песенки про гусей и котёнка я сопровождала рисунками. Петрушке очень понравилось. Весёлые картинки она убрала в ящик стола и сказала, что покажет внукам. Я не против, для неё это развлечение, а я таким манером подтягивала итальянский.
Когда я сюда ехала, синьор интересовался, а я говорила, что готова работать год или больше. Кто ж знал, что всё так обернётся.
И как теперь сделать, чтобы синьоры увидели моё самое наиплохейшее самочувствие? У меня есть маленький секрет.
Кровь носом идёт у меня с детства. Обычное дело после травм. Не могу сказать, где и как мне нос своротили, росла я с мальчишками и ни одной драки не пропускала. Кривизна моего любимого шнобеля мало заметна, а вот кровь начинает идти безо всяких неприятных ощущений. То есть, я вообще не чувствую, когда.
Мне дважды предлагали сделать операцию. С одной стороны – мне обещали и носовую перегородку выпрямить. С другой – оба раза находились врачи, которые объясняли, что операция чревата последствиями. Кровь носом идёт, когда скачет давление. А если зашить сосуд, то неизвестно чем это кончится. Поэтому я отказывалась от красоты в пользу здоровья.
Неудобства сиё недомогание мне доставляет, конечно, однако, я особо не расстраиваюсь. Примерно 5% населения с ним знакомы не понаслышке, а какая-то часть людей постоянно носит с собой ватки и салфетки, на всякий случай. В конце концов, я в хорошей компании. Кровь носом шла у Ильи Репина и Сальвадора Дали. Этих художников упоминаю, потому что моей творческой натуре они ближе по духу.
Так вот, секрет. В 9 случаев из 10 я могу вызвать юшку.
Самый лёгкий способ – это закапать капли или фыркнуть назальным спреем в левую ноздрю. Слабый сосуд располагается в нескольких миллиметрах от входа в носопырку, он лопается практически от любых капель. Уж не знаю, какую дрянь намешивают гении от фармацевтики в свои пузырьки, но капли вредят здоровью не меньше табака и алкоголя (на мой взгляд).
Способ менее надёжный и не такой быстрый – пить кофе. В этом случае понадобится несколько дней. И не факт, что демонстрация удастся.
Кофе я начала пить в субботу. Кровь закапала только в среду.
Мне повезло, старушка увидела и занервничала. Не более того. Я горестно поведала, что с каждым днём в горах чувствую себя всё хуже, и вот уже пятый раз кровь из носа идёт… Старушка скривили рожу и строго сказала: «Второй!» Я ответила: «Нет, это Вы видите второй, а ещё было, когда Вы спали…» Она тупо повторила: «Второй!» Вот ведь, змеюка.
Я её понимаю.
Таких спокойных товарищей, как я, искать – обыщешься. Я насмотрелась и на психов, и на тяжелобольных. Приучилась не принимать близко к сердцу то, чего не могу исправить. Или то, что меня не касается. Я знаю, что это за работа. Здесь чистота (а синьоры помешаны на чистоте) – залог собственного здоровья.
Учитывая, что я – третий вариант при выгнанной из дома престарелых Петрушки, синьорам не катит искать новую баданту. Тем паче, что я никогда не обижаюсь на дураков и больных.
Но мне надо было сваливать. Помимо хитрости с кровью, проблемы с самочувствием, действительно, имелись. Мой организм не принимал жизни в горах. У меня часто закладывало уши, не хватало воздуха, на сердце почти постоянно тяжесть. И поездки по серпантину в выходные выматывали хуже некуда. После джорнаты либера возвращалась как из парка аттракционов, где слишком много каталась на карусели. А на карусели я не катаюсь с детства – меня и тогда тошнило. Меня укачивает даже на велосипеде, на ровной дороге. Что говорить о горных трассах с крутыми поворотами через каждые сто метров. Синьоры не понимали, почему мне плохо. Дважды после выходного довелось выслушивать обвинительные речи о моём пьянстве, что совершенно невозможно.
Пришлось принимать радикальные меры. В один прекрасный день я вытащила из чемодана назальный спрей и недрогнувшей рукой вставила колпачок в нос. (Носик, прости!) Кровь полилась через пару секунд. Я схватила салфетку, щедро повозюхала носом по белому полю и, пошатываясь, побрела в комнату старушки: «О, синьора… Как мне плохо… Я умираю в ваших горах… С каждым днём мне всё хуже…» Синьора завопила: «Уходи в свою комнату и ложись!»
Тема для разговоров с пожаловавшей к ней вечером на огонёк подругой была обеспечена.
Я валялась в койке, бродя по интернету и слушала, как синьора расписывает моё пошатнувшееся здоровье. Её подруга пару раз заглядывала ко мне в комнату и интересовалась: «Наташа, как ты себя чувствуешь?» Я отвечала: «Так себе…» и страдальчески клала ладонь на лоб.
К чему такие сложности? Можно ведь сказать: «Я ухожу», и уйти. Никто не может заставить работать там, где ты не хочешь. Однако, беспричинные для постороннего взгляда уходы (в моём чисто конкретном случае – уже второй) не понравятся Ольге. Она скажет: «Ищи-ка сама себе работу!», и что тогда делать?
Вечером поднялся сильнейший ветер. По дороге неслись листья и всевозможный мусор. Из окон дуло. Не понимаю, почему здесь никто никогда не заделывает окна.
Я выложила на подоконник свою одежду, чтобы меня не сдуло с постели, накрылась с головой и уснула. Синьора в первый раз попросила закрыть дверь на улицу.
На рассвете облака расступились, рядом с Кастельони взметнулась в небо радуга, Этну облепило снегом, ветер бесновался по-прежнему, а потом полил дождь.
В дождливую погоду в дом заползают чентапьеди (стоножки). Эти твари похожи на пиявок – такие же глянцево-чёрные. Если чентапьеди случайно раздавить, вони будет – не выветрить. Поэтому их надо осторожненько подбирать на совочек и выбрасывать за ворота. Я сказала синьорам, что в России чентапьеди называются куарантапьеди – сороконожки. Эта информация насмешила их до слёз. Петрушка с сыном полдня ходили и повторяли: «Куарантапьеди, ха-ха-ха!»
С раннего утра старушку понесло. Её не нравилось всё. Абсолютно. Когда я готовила обед, она стала кричать, что я ничего не помню. Я забыла, как называется большая пластиковая миска. А ей приспичило, чтобы я принесла именно эту миску. Каждое утро она что-то пытается найти, и я таскаю ей коробки из кладовки, ящики из шкафа, посуду и одежду. Порывшись в вещах, она сообщает: «Забыла, что хотела», и всё убирается назад. С миской было сложнее. Петрушка тыкала пальцем в сторону кучины, заводясь всё сильнее, и я включила дурку.
Унеслась на кухню, погрохотала тарелками и ложками, выбрала первое попавшееся под руку что-то, высунула это что-то в комнату старушки, а сама схоронилась за стеной, и крикнула: «Квесто? (Это?)» - «No!!!» - «Bene (хорошо)». Я затопала изо всех сил, чтобы бабуля слышала, как стараюсь, схватила другое что-то, снова высунула из-за двери в комнату: «Квесто?» - «No!!!» - «Bene». И так пять раз. На пятую утварину, высовываемую из коридора старушка уже не орала, а хохотала как ненормальная. (Впрочем, почему «как»…)
В это утро она снова начала вопить, что я ничего не могу запомнить. Я выслушала и ответила: «Это я ничего не могу запомнить? Это Вы ничего не можете запомнить! Я всё понимаю и всё делаю правильно. Я не знаю, как правильно говорить, но я учусь. А Вы не можете запомнить, что меня зовут Наташа. Вы три недели зовёте меня «Надя». Я – не Надя. Я – Наташа. Надя – это другое имя!» Синьора уставилась на меня: «Ты – Наташа?» Вот ты, мать твою. Меня все зовут Наташа. Её сыновья и ежедневные гости. Но она тупо повторяет «Надя».
Петрушка задумалась и начала повторять на разные лады: «Ння.. Нна… Ннашя.. Кашя… Ташя… Нна-та-шя.. Наташя… На-та-ли-на. Наталина!» Так я стала Наталиной.
Во время обеда Петрушка устроила очередной скандал, обвинив меня в том, что я ела вчера свежий хлеб, а ей давала чёрствый. Схватив оставшиеся полхлеба, она засунула его себе под задницу и заорала: «Ты поступаешь плохо, не по-христиански! Ты ешь мягкий хлеб, а меня кормишь чёрствым!» Я объяснила: «Это неправда. Свежий хлеб Ваш сын принёс вечером. Вы вечером хлеба не хотели. Вы ели лапастину с пармезаном, мороженое, фрукты. Хлеб Вы ели утром и в обед. Но утром и в обед свежего хлеба не было. Вчера вечером Вы не ели хлеб. Я вчера вечером не ела ничего. Этот хлеб я ела утром, когда Вы спали. Почему я должна есть чёрствый хлеб, когда есть мягкий?»
У неё периодически бывают подобные заскоки: она ныкает в ящик стола печеньки и конфетки, но иногда, в порыве щедрости, предлагает мне. Я отказываюсь.
А то она кричала, что я съела виноград, который ей принесла кузина. Я до такой степени спокойно отношусь к винограду, что в холодильнике две недели стояло блюдо с виноградом, который потом выбросили. Кроме этого виноград приносился ещё несколько раз, а она его ела каждый день. И всё время требовала свежий. И весь схомячила. А тут, здрасьте – это я съела.
Или, было дело, когда мы с девчонками встречались на пляже, Света принесла мне фарш. Я пожаловалась Лене, что с едой у нас в доме всё отлично, но вот именно говядина всегда какая-то страшенная. Не разварить, не разжевать. И я не знаю, как называется фарш, чтобы попросить синьора его купить. Света мне принесла фарш и две сырые мясные котлеты. На другой день я сделала себе огромный гамбургер. Предложила Петрушке. Она отказалась.
Вечером сварила макароны по-флотски. Старушка навернула свою персональную миску, великанских размеров, а потом завопила: «Ты меня всё время обманываешь! Ты не покупала в Джардини никакого мяса! Это мясо купил мой сын! Почему ты постоянно мне врёшь?!» Я стала объяснять, что это мясо привезла я, с выходного, чтобы сделать гамбургеры и макароны по-флотски, это вкусно, в России так готовят. Но синьора вошла в раж и угрожала, что вот утром придёт её сын, и выведет меня на чистую воду. Я согласилась и пошла смотреть телевизор. Когда утром пришёл её сын, она об ужине не вспоминала, при мне, во всяком случае. Через день нам принесли фарш.
Теперь после обеда она сказала: «Почитай мне!» Ладно. Я взяла одну книгу, начала читать. Синьора сморщилась: «Мне это неинтересно!». Взяла другую. Снова: «Мне это неинтересно!» Взяла третью. Синьора слушала, слушала и вдруг завопила: «Ты плохая! Ты мной брезгаешь! Ты моешь руки каждый раз, после того, как до меня дотронешься! Ты не берёшь еду из моей тарелки! Ты не пьёшь из моего стакана!» Я встала, закрыла книгу и сказала: «Я мою руки каждый раз, когда что-то делаю. Руки должны быть чистыми. Если я Вам не нравлюсь, для меня нет проблем. Возьмите другую баданту».
Я мою руки каждый раз, когда укладываю и поднимаю её, что в этом ненормального? И почему я должна есть из её тарелки? Она уже поднимала эту тему, в первый раз я думала, что её удар хватит, так она покраснела, выговариваясь о моей брезгливости. Тогда я ответила: «Убирать за Вами, мыть Вас – Вы не считаете меня брезгливой. Я делаю всю грязную работу. Чем Вам не нравится, что я мою руки?» В прошлый раз она успокоилась, но вот, ненадолго.
Валить, валить надо отсюда.
На фото: в разгар октября в Джардини Наксос
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/20/2087