В кубрике тепло, душно, качает. Вверх-вниз, вверх-вниз.
Ночь черная. Вода черная. На катере кроме меня ещё трое.
За штурвалом стоит Максим. Два других – Олег и Сашка - оба тощие, жилистые, задумчиво жуют хлеб и запивают чаем. Когда я утром пришел на берег, красноносый Максим в ушанке, возился с лодочным мотором, выкручивал свечи, продувал их, пробовал подсос бензина в карбюратор.
-Глохнуть стал,- пожаловался он,- ну чё, не передумал с нами?
По прибылой воде пойдем. Ты в Кушлахте не бывал ещё? Вот завтра и поглядишь.
В заливе култыхался на ленивой воде карбас. Двое мальчишек выбирали сетку напротив деревни.
Когда поднялся на борт, поморы играли в домино.
-Садись,- кивнул Максим, отодвигаясь от стола.
Я вытащил из рюкзака банку тушенки, палку копчёной колбасы и пачку чая со слоном.
-Вот, мужики, хочу вас угостить.
-Лучше напоить,– разъехались в улыбках рты у мужиков.
- …сруб под крышу подвели, стропила поставили, шифер с Беломорска привезли. Осталось рамы вставить. Двери навесить, ну и отделку всякую,- продолжает о своём Олег.
-А печь Агафон клал?
-Ну, а кто ж ещё. Мы только глину привезли, откуда сказал.
-Далеко брали?
-За Лисьим мысом, не доходя до Белых Мхов.
- Агафон мужик будь здоров,- сжимает Олег кулак, показывая мне, какой у них печник. Тут как-то по осени охотники на «москвиче» заплутали. Не туда свернули, и засели в болоте. Пришли в деревню к Ваське трактористу, а того трелёвщик с лета на ремонте стоит, так Агафон вожжами бампер обмотал и выволок на сухое место.
Серенький денёк, черные некрашеные избы под скисшим небом. После двух дней шторма, море улеглось. За сараями вгрызалась в тишину бензопила, по берегу понуро щипала траву корова.
Уже часа два в железном нутре старенького катера ровно и надёжно гудел дизель. Периодически накрапывало. За бортом раскачивался смутный пейзаж, будто в запотелом окне. Стало темнеть и холодать. Ветер сменился, и палубу всё чаще обдавало из трубы солярочным перегаром. Постояв ещё немного, потянул на себя тяжёлую железную дверь рубки и простучал ботинками вниз по лестнице.
В кубрике топили железную печку, грели чайник.
-….за неделю только две рыбины в сетку попало. Зато рыбнадзоры три раза на тоню приезжали. Чудно, ей богу, получается: жить на море и сёмги не есть. Я понимаю, когда на продажу – тут оно, конечно…
-Так-то оно так,- соглашается Сашка.
-Чё, Вадим, замёрз? Садись, чайком согрейся.
Зелёная эмалированная кружка с бурыми стенками и чай с каким-то кисловатым металлическим привкусом.
-Слышь, Вадим, ты когда-нибудь ром пил?- закашлялся Сашка.
-Раз или два было дело.
-Помню, дедка мой рассказывал, что его в чай добавлять хорошо - от простуды помогает. Старики его ещё «пуншиком» называли. Когда по молодости в Норвегию ходили, там пробовали, а потом домой стали привозить, "пуншик" делать.
У нас даже старые карточки есть, где он с братом Федором сфоткались в каком-то порту. На карточке ещё не по-нашему напечатано и герб какой-то есть.
-Так с ромом-то чего?– моргает Олег.
Образование у Олега «семь классов с коридором», как он сам говорит. Потом отслужил три положенных года на Северном флоте и уже лет десять рыбачит в родной деревне.
-Дак я и говорю, прихватило тут по весне, в район в больницу ехать пришлось.
А там племяш говорит, в магазин ром венгерский привезли, «Капитанский» называется. Ну-у, я про деда сразу вспомнил. Послал Славку в магазин. Принёс. Выпил я стакан без всякого чаю. Посидел-посидел, потом телевизор поглядел. Вернулся, допил бутылку, чаю пить не стал - спать лёг.
-И чёе, вылечился?- допытывается Олег.
-Да нет. Но градус есть.
-Может тебе бадяжнный подсунули? Это раньше делали, а теперь народ хуже стал…
-Да, дедка рассказывал, что раньше люди добрее были. Бывало рыбину поймают, бригадир по всем вдовым старухам пройдет, понемножку, по куску, а всех семгой оделит, угостит.
- Так-то оно так,- соглашается Олег.
-Ладно, Олег, иди Максима подмени. Пусть спускается сюда.
-Дай-ка, Санька, сигарету,- через минуту жмурится от яркого света Максим.
Сашка вытряхнул из пачки сигарету. Максим мнёт её, чиркает спичкой, закуривает. Дым медленно и душисто расплываться по кубрику.
-Смотри, все зубы уже прокурил.
-Ну чё, постучим в костяшки?– лениво щурится Максим, и они с Сашкой привычно начинают играть в домино.
Катер всё идёт и идёт по горбатому морю. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Время всё тянется и тянется….
В кубрике помещается небольшой столик, табурет и двухъярусная кровать. Постепенно я забылся усталым сном. Всю ночь где-то совсем близко пел свою монотонную песню дизель: ту-ту-ту….
Проснулся ночью от холода – печка давно прогорела и успела остыть. Набросив куртку, положил в топку три полена, щепок, и снова затопил. Кубрик быстро стал нагреваться. Утром Максим снова разжёг железную печку, потом запахло макаронами с тушенкой. Сашка зевнул, сел, с хрустом потянулся. Дизель непривычно молчал.
- Туман облепил. Не видать ничего,- улыбнулся мне Олег.
Я накинул куртку и поднялся наверх. Катер лениво переваливался на ухабах волн.
Мы сели завтракать, пить чай со слоном и ждать, когда рассеется туман. Просидели почти до полудня, пока всё не встало на свои места. И мир снова не стал реален.
-Теперь близко,- заверил Олег.
Мы стояли с ним в тесной рубке.
Скорее, скорее в деревню, где нет качки, где твёрдая земля пахнет лесом, а вода только в осенних лужах.
-Дизелёк у нас слабенький, а то давно бы пришли.
Ещё через час вошли в небольшой залив с цепочкой серых изб по берегу.
На вешалах сохла распутанная сетка. Ещё одну рыбак развешивал на ветру.
Рядом с карбасом крутилась собака.
-Теперь в море мало ходят – некому стало. Слышь, Вадим?- достаёт сигареты Олег,- вот ты с Москвы. Институт закончил, значит, всё знаешь. Помрут старики, и деревня следом помрёт. А сколько лет простояла…
-Да вон же красный домик под железной крышей. А там ещё один. Вроде там никто помирать не собирается.
-Это дачники с Москвы построились. А я тебе про деревню говорю.
-Сам-то чего в город не едешь?
-А я море люблю. У меня дед рыбаком был. Отец – рыбак. Слышь, я тут к тётке в Лежнёвку ездил. Это вверх по реке, километров тридцать будет. Картошку помогал выкопать, дров наколоть, ну там по хозяйству помочь. Тётка старая. Муж помер, сын утонул, дочка где-то на Сахалине. Неделю побыл, время домой ехать. Стали прощаться. Она крестит меня на дорожку: приезжай тем летом, я постараюсь не помереть за зиму. Я ей: переезжай к нам, у нас места в избе хватит. Нет, говорит, мы уж тут со Степанной привыкли. Надо ж кому-то деревню сторожить.
Ветер был восточный и гнал волну к берегу. Из трубы крайней избы верёвочкой завивался бледный дым. Во всех трёх окошках горел свет.
Коломенское.ноябрь 2015