Долго не гаснет. Терский. Чаваньга

Вадим Гордеев
В кубрике тепло, душно, качает. Вверх-вниз, вверх-вниз.
Ночь черная. Вода черная. На катере кроме меня ещё трое.
 
За штурвалом стоит Максим. Два других – Олег и Сашка - оба тощие, жилистые,  задумчиво жуют хлеб и запивают чаем. Когда я утром пришел на берег,  красноносый Максим в ушанке, возился с лодочным мотором, выкручивал свечи, продувал их, пробовал подсос бензина в карбюратор.

-Глохнуть стал,- пожаловался он,- ну чё, не передумал с нами? 
По прибылой воде пойдем. Ты в Кушлахте не бывал ещё? Вот завтра и поглядишь.

В заливе култыхался на ленивой воде карбас. Двое мальчишек выбирали сетку напротив деревни.

Когда поднялся на борт, поморы играли в домино.
 
-Садись,- кивнул Максим, отодвигаясь от стола.
 
Я вытащил из рюкзака банку тушенки, палку копчёной колбасы и пачку чая со слоном.

-Вот, мужики, хочу вас угостить.

-Лучше напоить,– разъехались в улыбках рты у мужиков.

- …сруб под крышу подвели, стропила поставили, шифер с Беломорска привезли. Осталось рамы вставить. Двери навесить, ну и отделку всякую,- продолжает о своём Олег.

-А печь Агафон клал?

-Ну, а кто ж ещё. Мы только глину привезли, откуда сказал.
 
-Далеко брали?

-За Лисьим мысом, не доходя до Белых Мхов.

- Агафон мужик будь здоров,- сжимает Олег кулак, показывая мне, какой у них печник. Тут как-то по осени охотники на «москвиче» заплутали. Не туда свернули, и засели в болоте. Пришли в деревню к Ваське трактористу, а того трелёвщик с лета на ремонте стоит, так Агафон вожжами бампер обмотал и выволок на сухое место.
 
Серенький денёк, черные некрашеные избы под скисшим небом. После двух дней шторма, море улеглось. За сараями вгрызалась в тишину бензопила, по берегу понуро  щипала траву корова.

Уже часа два в железном нутре старенького катера ровно и надёжно гудел  дизель. Периодически накрапывало. За бортом раскачивался смутный пейзаж, будто в запотелом окне. Стало темнеть и холодать. Ветер сменился, и палубу всё чаще обдавало из трубы солярочным перегаром. Постояв ещё немного, потянул на себя тяжёлую железную дверь рубки и простучал ботинками вниз по лестнице.
В кубрике топили железную печку, грели чайник.

-….за неделю только две рыбины в сетку попало. Зато рыбнадзоры три раза на тоню приезжали. Чудно, ей богу, получается: жить на море и сёмги не есть. Я понимаю, когда на продажу – тут оно, конечно…

-Так-то оно так,- соглашается Сашка.

-Чё, Вадим, замёрз? Садись, чайком согрейся.
 
Зелёная эмалированная кружка с бурыми стенками и чай с каким-то кисловатым металлическим привкусом.

-Слышь, Вадим, ты когда-нибудь ром пил?- закашлялся Сашка.

-Раз или два было дело.

-Помню, дедка мой рассказывал, что его в чай добавлять хорошо - от простуды помогает. Старики его ещё «пуншиком» называли. Когда по молодости в Норвегию ходили, там пробовали, а потом домой стали привозить, "пуншик" делать.
У нас даже старые карточки есть, где он с братом Федором сфоткались в каком-то порту. На карточке ещё не по-нашему напечатано и герб какой-то есть.

-Так с ромом-то чего?– моргает  Олег.

Образование у Олега «семь классов с коридором», как он сам говорит. Потом отслужил три положенных года на Северном флоте и уже лет десять рыбачит в родной деревне.

-Дак  я и говорю, прихватило тут по весне, в район в больницу ехать пришлось.
А там племяш говорит, в магазин ром венгерский привезли, «Капитанский» называется. Ну-у, я про деда сразу вспомнил. Послал Славку в магазин. Принёс. Выпил я стакан без всякого чаю. Посидел-посидел, потом телевизор поглядел. Вернулся, допил бутылку, чаю пить не стал - спать лёг.
 
-И чёе, вылечился?- допытывается Олег.

-Да нет. Но градус есть.

-Может тебе бадяжнный подсунули? Это раньше  делали, а теперь народ  хуже стал…

-Да, дедка рассказывал, что раньше люди добрее были. Бывало рыбину поймают,  бригадир по всем вдовым старухам пройдет, понемножку, по куску, а всех семгой оделит, угостит.
 
- Так-то оно так,- соглашается Олег.

-Ладно, Олег, иди Максима подмени. Пусть спускается сюда.

-Дай-ка, Санька, сигарету,- через минуту жмурится от яркого света  Максим.

Сашка вытряхнул из пачки сигарету. Максим  мнёт её, чиркает спичкой, закуривает. Дым  медленно и душисто расплываться по кубрику.

-Смотри, все зубы уже прокурил.

-Ну чё, постучим  в костяшки?– лениво щурится Максим, и они с Сашкой привычно начинают играть в домино.

Катер всё идёт и идёт по горбатому морю. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Время всё тянется и тянется….
 
В кубрике помещается небольшой столик, табурет и двухъярусная  кровать.  Постепенно я забылся усталым сном. Всю ночь где-то совсем близко пел свою монотонную песню дизель: ту-ту-ту….

Проснулся ночью от холода – печка давно прогорела и успела остыть. Набросив куртку,  положил в топку три полена, щепок, и снова затопил. Кубрик быстро стал нагреваться.  Утром Максим снова  разжёг железную печку, потом запахло макаронами с тушенкой. Сашка зевнул, сел, с хрустом потянулся. Дизель непривычно молчал.
 
- Туман облепил. Не видать ничего,- улыбнулся мне Олег.

Я накинул куртку и поднялся наверх. Катер лениво переваливался на ухабах волн.
Мы сели завтракать, пить чай со слоном и ждать, когда рассеется туман.  Просидели почти до полудня, пока всё не встало на свои места. И мир снова не стал реален.

-Теперь близко,- заверил Олег.
 
Мы стояли с ним в тесной рубке.

Скорее, скорее в деревню, где нет качки, где твёрдая земля пахнет лесом, а вода только в осенних лужах.

-Дизелёк у нас слабенький, а то давно бы пришли.

Ещё через час вошли в небольшой залив с цепочкой серых изб по берегу.
На вешалах сохла распутанная сетка. Ещё одну рыбак развешивал на ветру.
Рядом с карбасом крутилась собака.

-Теперь в море мало ходят – некому стало. Слышь, Вадим?- достаёт сигареты Олег,- вот ты с Москвы. Институт закончил, значит, всё знаешь. Помрут старики, и деревня следом помрёт. А сколько лет простояла…

-Да вон же красный домик под железной крышей. А там ещё один. Вроде там никто помирать не собирается.

-Это дачники с Москвы построились. А я тебе про деревню говорю.

-Сам-то чего в город не едешь?

-А я море люблю. У меня дед рыбаком был. Отец – рыбак. Слышь, я тут к тётке в Лежнёвку ездил. Это вверх по реке, километров тридцать будет. Картошку помогал выкопать, дров наколоть, ну там по хозяйству помочь. Тётка старая. Муж помер, сын  утонул, дочка где-то на Сахалине. Неделю побыл, время домой ехать. Стали прощаться. Она крестит меня на дорожку: приезжай  тем летом, я постараюсь не помереть за зиму. Я ей: переезжай к нам, у нас места в избе хватит. Нет, говорит, мы  уж тут со Степанной привыкли. Надо ж кому-то деревню сторожить.
 
Ветер был восточный и гнал волну к берегу. Из трубы крайней избы верёвочкой  завивался бледный дым. Во всех трёх окошках горел свет.

Коломенское.ноябрь 2015