ПРИМЕЧАНИЯ – в конце текста
СТИХОТВОРЕНИЯ ИЕГУДЫ ГАЛЕВИ И АЛЬ-МУТАНАББИ ПЕРЕВЕДЕНЫ АВТОРОМ С ИВРИТА И АРАБСКОГО ЯЗЫКА РАЗМЕРОМ ПОДЛИННИКА
Раб – египтянин - сильный, мускулистый, весь пропитанный соленым потом - помог ему взобраться на корму. Затем низко поклонился и, перескочив через борт, прыгнул в соленую грязную воду. «Земля изгнания - будь же ты проклята!». Он окинул усталым взором Фостат - морские ворота Каира. Гигантский муравейник, где день и ночь копошатся мусульмане, христиане и иудеи, и каждый из них думает, что только он велик, и каждый уверен, что только ему место под Солнцем…
Его ладонь все еще хранила печать рукопожатия - прощального рукопожатия -Соломона бен Яира - главы иудейской общины Каира. С какими людьми он познакомился в его гостеприимном, воистину хлебосольном доме! Здесь собирались все - и правоверные, и люди-зимми – те, кто чтил Христа и те, кто предпочитал ему Моисея. Всем было место в этом доме. Поэт ибн Абдаррах особенно запомнился ему; впрочем, в этом - ничего удивительного. Они оба - прежде всего поэты. Но было что-то еще, что располагало в этом седом и худом старце с окладистой бородой. Иегуда знал, что у этого человека были большие сложности с имамами, призванными следить, чтобы мусульмане сохраняли истинную веру. Как-то Иегуда разговорился с мятежным поэтом, и тот запросто ответил ему, что не обязан отчитываться перед имамами в своем правоверии, что он – поэт, мятежник, беглец, как его кумир аль Мутанабби - и прочитал по памяти:
Прощайте навсегда, огни прекрасных стран!
Прощай навеки, о мятежный океан!
Песок пустыни - мой родной приют,
И только он певцу-бродяге дан!
И хитро улыбнувшись, добавил: « А ведь и вы когда-то так думали, да, рабби Галеви».
И, наверное, впервые в жизни красноречивому Галеви не было что ответить. Да, он - верующий человек, и с годами его вера крепла и крепла - но он и бездомный бродяга, каким был когда-то в Сфараде; бродяга, строчивший бесчисленные стихи могущественным покровителям. А кто они перед лицом Всевышнего? Ничтожества, след моряка на горячем песке побережья. Пока все эти мысли мешались в его голове, ибн Абдаррах продолжил, хитро прищурив глаз:
-А знаешь ли ты, кто мои кормильцы и поильцы? Да те же имамы. Проклиная, они боятся, чтобы я не увековечил их в какой-нибудь едкой строке. Например, такой:
Имам, имам, вокруг опять имам…
Но ты – один! Тебе Аллахом дан
Прекраснейший подарок – разум!
Так и не будь ты фанатизмом пьян!
-Ты мудр, как Сулейман! ответил хитрому поэту Галеви, но вот чем я тебе отвечу!
Да жизнь - дорога, и тяжел твой путь!
Забыв о мудрости, о счастье позабудь!
Ведь только ты ковал оковы мысли
И сам себя лишь можешь обмануть!
И произошло неожиданное: ибн Абдаррах встал и, обняв Иегуду, с тоской произнес:
-Ты не вернешься из этого путешествия. Вернее, паломничества - ведь я знаю, как дорога для твоего народа эта земля. Землей Израиля зовется она в ваших священных книгах. Но что-то подсказывает мне, что видимся в последний раз.
Эта сцена, как мираж в пустыне, встала перед глазами Галеви, когда он смотрел в пустую бездну моря, в бесконечный свод ясного неба над ним.
Он вспомнил и другое - прощание с общиной Сфарада. Сколько слез, сколько горьких слез.… О, он не переоценивал свой талант. Он знал что «Кузари», написанная после обращения к вере, сильнее его мятежных стихов молодости, и что, если его Диван забудут, то «Кузари» не изгладится из памяти людей во веки веков. Он напишет еще много, когда, наконец, увидит священный город - Иерусалим. Все эти будущие произведения были готовы, подобно бурным потокам Иордана после снежной зимы в горах, вырваться из русла, и он знал, что для этого нужны только бумага, чернила и калям. Он надеялся на гостеприимство своих арабских друзей-жителей Иерусалима. Там было много его поклонников, и он знал: арабы чтут его, иудея, как своего национального поэта. Он никогда не противился этому, ибо, как полагал он, все люди-братья.
Вдруг он почувствовал, что за ним наблюдают. И, правда, араб в купеческой одежде подошел к нему.
-Доброй поездки, сид Галеви. Вы, конечно, не знаете меня – вам, орлам, негоже рассматривать ужей. Но меня зовут Джамал ибн Юсуф и я – книготорговец. Меня очень радует наша встреча. В земле Израиля мое имя - среди первых, ведь там немного владельцев мастерских, где переписываются книги.
-Увы, уважаемый ибн Юсуф, ответил ему Галеви, я ничего не писал, и писать пока не собираюсь
-О, я знаю, знаю – араб рассыпался в поклонах - вы совершаете паломничество. Весь Каир - да что там Каир! - весь мир ислама знает об этом. Но, когда увидишь родник, то припадешь к нему устами. Вот и вы, увидев священные руины, конечно, снова станете творить.
-Чем ты оплатишь мои стихи? - шутливо спросил Галеви, - твои собратья из Сфарада не жалели для этого золота!
-О! - хитро прищурился ибн Юсуф, - мой подарок ценнее золота!
-Что может быть ценнее золота?
Ибн Юсуф произнес:
-Передо мной опять твои уста…
Ты так невинна, радостна, чиста…
О, что мне злато; это - только глина!
Всего дороже милой красота!
Это ваши стихи, ведь я не ошибаюсь?
-Когда я писал это, я был молод и весел, ибн Юсуф, - ответил Галеви, - теперь суетная красота меня мало волнует.
-Пройдем в мою каюту, певец веры! - насмешливо проговорил ибн Юсуф, - и я поколеблю твои устои. Не волнуйся, греха не будет - я не румиец, а верный слуга Аллаха.
Они прошли несколько кают - и остановились у пятой. Ибн Юсуф открыл замок и вошел. Вслед за ним - Галеви. В середине каюты было натянуто шелковое покрывало - как занавес.
-Зулейха, - строго приказал купец, - выведи Фатиму
Из-за занавеси появилась седая старуха, которая вела за собой что-то, завернутое с головы до пят в пышное покрывало, из-за которого ничего не было видно.
«Сними!». И араб сделал жест старухе. Та повиновалась его приказу, и перед изумленным Галеви предстала прекрасная девушка. Казалось, что она – греческая статуя; так совершенны были ее формы, так маняще юное, обрамленное облаком золотых волос лицо.
-Откуда ты? - спросил по-арабски Галеви.
-Она не понимает язык Корана! - поспешил сообщить ибн Юсуф, - но греческий ей известен.
Галеви повторил свой вопрос на языке Платона и Сапфо
-Моя родина – город Киев, - ответила девушка на ломаном греческом. И я – назарейской веры (так вы называете христианство). Брат моего отца - киевского князя - главного князя Русской Земли - захватил его престол, а меня и мою мать продали в рабство.
Что такое-Русская Земля? - спросил Галеви ибн Юсуфа.
Тот, не мешкая, ответил:
-Есть на Севере, через море от Рума, такая огромная страна - Русь. И, если бы она была едина, даже правоверные боялись бы ее воинов - нет храбрей и бесстрашней их дружин. Но на Руси много калифов, которых они зовут коназами (князьями), и эти калифы без конца воюют друг с другом. Когда ее отец был убит своим братом, и тот стал киевским коназом вместо него, он (в нарушение всех их законов) продал семью брата в рабство. Милейший Али ибн Бирра - работорговец - купил Фатиму (на самом деле ее имя Александра) и продал мне. А я собираюсь отдать это чудо тебе.
-Ты победил! - заявил Галеви купцу, - Все мои будущие стихи - твои.
Он испытывал сильное, незнакомое ему ранее волнение души. И, снова обернувшись к девушке, сказал ей:
-Александра, ты больше не рабыня! Когда мы сойдем в Яффе, ты немедленно получишь свободу. При одном условии.
-Каком? - насторожившись, спросила девушка.
-Ты станешь моим спутником, пока я не дойду до Иерусалима. Тысячу лет мой народ скитается в рабстве, и я хочу, чтобы, когда я встану на колени перед городом Освобождения, рядом со мной был обретший благодаря мне волю человек.
-Твое пожелание - закон! - одновременно проговорили и ибн Юсуф, и Александра.
Кораблю причалил в Яффе - захудалом городишке, считавшемся самым прокаженным местом в мире. Поэтому Иегуда, подписав договор об освобождении Александры, договорился с караванщиком о том, что они сопроводят его до Иерусалима. Затем он и Александра разместились на двух верблюдах.
Никогда Иегуда не чувствовал себя так хорошо. Он будто снова переселился в молодость, он засыпал Александру целым потоком разнообразных историй; он читал ей свои стихи, сочиненные восемнадцатилетним юнцом, и чувствовал, как благодарно сияют глаза девушки. «Последняя любовь - самая крепкая, но и самая горькая» - вспоминал он слова греческого трагика. Нет, любви не будет. Он расстанется с Александрой, как только войдет в Иерусалим. Он поручит ее заботам монахинь какого-нибудь иерусалимского монастыря.
-А вот и город! - прокричал караванщик.
Иегуда - сквозь пылающее солнце - увидел сияющий купол мечети Омара и понял, что он у - цели. Но он не въедет в священный город в шумном караване, а войдет. Один. Вернее, вместе с Александрой.
Иегуда распрощался с попутчиками, и они с девушкой медленно побрели по освещенной ярким солнцем дороге…
Измаил хлопнул коня по крупу, и он пошел быстрее. Ненависть, злоба и страх владели Измаилом. Он не мог даже представить, что когда-то был совсем иным – веселым, общительным, что самым лучшим другом его был проживавший в их деревушке сын иудея – торговца, а по воскресеньям из соседнего христианского поселка был слышен колокольный перезвон, и он улыбался от сладостного перелива этого звона. Лучшим другом имама (в деревне находилась мечеть) был раввин синагоги, которая тоже располагалась в деревушке – здесь молились иудеи из южного Иерусалима, поскольку неподалеку, в Вифлееме, была общая и для иудеев, и для мусульман святыня - гробница праматери Рахили.
Все изменилось, когда в их деревню пришел дервиш - бродячий философ. Он был неразговорчив, но Измаила сделал своим собеседником. Он внушал ему, что имам- друг раввина - предатель ислама, что мусульмане должны перерезать всех иудеев и христиан, а также мусульман, которые не тверды в истинной вере, и на их могилах создать свой халифат. В нем не будет места тем, кто не разделяет идей этого дервиша. А если Измаил хочет попасть в рай и наслаждаться любовью гурий – девственниц, ему надо убить имама - врага веры. Так и сделал Измаил. Он осквернил молельный зал мечети, расправившись там с имамом. Отец, мать и вся семья отреклись от Измаила, и он бежал из деревушки
Но что это? Мысли Измаила вдруг смешались. Он увидел старика - иудея и девушку- христианку – наверное, его наложницу. Все иудеи- скоты, внушал ему дервиш! Все христиане - свиньи, заклинал его наставник! Измаил не стал ждать.
….Иегуда Галеви с изумлением увидел арабского всадника, скачущего к нему. В складках его одежды виднелась сабля, и поэт вдруг отчетливо понял, что он не войдет в Иерусалим никогда. Одним взмахом сабли всадник перерезал ему горло. Последнее, что услышал Иегуда - отчаянный крик умирающей Александры.
ПРИМЕЧАНИЯ
АЛЬ-МУТАНАББИ - арабский поэт. Считается одним из наиболее выдающихся поэтов, когда-либо писавших на арабском языке
СФАРАД – на иврите ИСПАНИЯ
СУЛЕЙМАН - по-арабски СОЛОМОН - библейский царь, известный своей мудростью
СЕФЕР – ХА - КУЗАРИ (КНИГА ХАЗАРА) - религиозное сочинение Иегуды Галеви; самое известное его произведение
ДИВАН – по-арабски собрание поэтических произведений
КАЛЯМ - тростниковое перо
СИД - по-арабски господин
РУМИЕЦ - по-арабски ВИЗАНТИЕЦ. Символ распутства и ненадежности в глазах мусульман
ПЛАТОН - древнегреческий философ
САПФО - древнегреческая поэтесса
РУМ - по-арабски ВИЗАНТИЯ
ЯФФА - сегодня старая часть ТЕЛЬ-АВИВА