Глава тридцать девятая
В кабинет, осторожно постучавшись, вошел секретарь наркома.
- Лаврентий Павлович, к вам генерал Сербин Леонид Кондратьевич! – сказал он.
- Кто?! – пенсне упало с мясистого носа Берии и повисло на шнурке.
- Генерал Сербин Леонид Кондратьевич! – повторил секретарь.
- Пусть войдет! – приказал Берия.
- Здравствуйте, товарищ народный комиссар! – поприветствовал Сербин хозяина огромного кабинета, отделанного дубовыми панелями.
- И вам не хворать, генерал! – буркнул Берия, настороженно разглядывая посетителя, от которого ничего, кроме неприятностей не ожидал.
- Я навел справки по поводу осужденного Раковского Христиана Георгиевича, - сказал спокойно Сербин. – Он сейчас числится за управлением лагерей, то есть, за вашим ведомством. Мне нужно поговорить с ним.
- Узнать у коллеги-контрреволюционера, почему же этот коварный Гитлер так и не начал предполагаемую вами войну с Советским Союзом? – ехидно прищурив глаза, сказал Берия.
- Лаврентий Павлович, вы, точно так же, как и я знаете, что война начнется 22 июня сего года, - сказал Сербин. – Но предпочитаете держать товарища Сталина и Политбюро в неведении, справедливо полагая, что вас в очередной раз назовут паникером. И вы тоже, желая петь в хоре, а не соло, клеймите теперь позором товарища Жукова, который продолжает настаивать на приведении частей Западных округов в боевую готовность. Но это, так сказать, пусть остается на вашей совести. А мне нужно только задать несколько вопросов осужденному Раковскому. Надеюсь, вы не откажете в моей просьбе?
- Раковский приговорен к тюремному сроку, нет смысла продолжать его допросы! – отрезал Берия.
- Я и не собираюсь его допрашивать в рамках тел дел, за которые он осужден. У меня к нему совсем другие вопросы.
Нарком наморщил лоб, обдумывая ситуацию.
- Хорошо! – сказал Берия. – Но одно условие: я буду слушать ваш разговор из соседнего кабинета.
- Воля ваша! – пожал плечами Сербин. – Но Раковский будет разговаривать на французском языке.
- А вы напрасно полагаете, что среди моих сотрудников нет образованных людей! – сказал Берия, поднимаясь с кресла. – Прошу вас следовать за мной – Раковский содержится в нашей внутренней тюрьме.
Осужденный сильно сдал, находясь в тюрьме, и уже не выглядел тем лощеным господином, которым выглядел ранее.
- Вы ведь пришли не за тем, чтобы сказать мне о скором моем освобождении? – полувопросительно произнес Раковский. – Тогда зачем?
- Я хочу задать вам несколько вопросов по той теме, о которой вы говорили во время нашей беседы в тридцать девятом году. Ответите?
- Мы же тогда обо всем поговорили, - пожал плечами Раковский. – Ничего нового я не скажу.
- И все же… Я хотел бы услышать имена тех, кто стоит во главе запущенного механизма финансового Олимпа. Имена тех, кто реально правит миром. Вы ведь наверняка знаете их.
- Их имена прекрасно известны и вам, сударь! – сказал Раковский, поморщившись. – Это два самых известных в США банкирских дома. И в подмастерьях – банкирские дома Европы. Вам назвать их?
- Спасибо, догадался. Но как они распределяют власть?
- Сударь, не знаю, как мне вас называть, вам следует прочесть одну книгу, и вам все станет ясно. Это «Протоколы Сионских мудрецов». Книга издана впервые в 1905 году, но впоследствии была изъята из обращения. Второй тираж был напечатан в типографии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры в 1911 году. Прочтите сию книгу, и вы будете поражены, что евреями за столько лет вперед был выработан план, ныне осуществившийся, и что большевизм уже за много лет вперед замышлялся евреями с целью «разрушения мира».
- Знаете, вряд ли мне удастся раздобыть книгу, о которой вы говорите. Она наверняка попала в список запрещенной литературы, и нет смысла в ее поисках. Но если на словах?..
- Ах, сударь, вы заставляете меня говорить о тех прописных истинах, о которых я вам уже говорил. Но если вы не поняли, извольте… Так вот, ваша политическая свобода, о которой вы трубите на весь мир, есть идея, а не факт. Эту идею надо уметь применять, когда нужно идейной приманкой привлечь народные массы к своей партии, если таковая задумала сломить другую, у власти находящуюся. Вы следите за моей мыслью? Задача эта облегчается, если противник сам заразится идеей свободы, так называемым либерализмом, и ради идеи поступится своей мощью. Тут-то и проявится торжество нашей теории: распущенные бразды правления тут же по закону бытия подхватываются и подбираются новой рукой, потому что слепая сила народа ни дня не может прожить без руководителя, и новая власть лишь заступает место старой, ослабевшей от либерализма. Это понятно?
Сербин кивнул головой, внимательно слушая собеседника.
- Все случилось до банального просто, - продолжал Раковский. – Банкирам, о которых мы говорили, нужно было заместить власть либералов-правителей властью золота. Это произошло не сразу, но в наше неспокойное время сила – это власть золота! Да, было время, правила вера. Но наши правители быстро поняли, что идея свободы неосуществима, потому что никто не умеет пользоваться ею в меру. Стоит только народу на некоторое время предоставить самоуправление, как оно превращается в распущенность. С этого момента возникают междоусобицы, скоро переходящие в социальные битвы, в которых государства горят синим пламенем, и значение их превращается в пепел. Понимаете теперь, что произошло с Россией?
Сербин снова кивнул утвердительно.
- Вы до сих пор не поняли, не осознали, что политика не имеет ничего общего с моралью. Правитель, руководящийся моралью, не политичен, а потому непрочен на своем престоле. Кто хочет править должен прибегать и к хитрости, и к лицемерию. Великие народные качества - откровенность и честность - суть пороки в политике, потому что они свергают с престолов лучше и вернее
сильнейшего врага. Но вам этого, видимо, не понять…
- Вы говорите об управлении в СССР? – осторожно спросил Сербин.
- Не только, сударь, не только! Пароль мирового правительства, если хотите, - сила и лицемерие. Только сила побеждает в делах политических, особенно если она скрыта в талантах, необходимых государственным людям. Насилие должно быть принципом, а хитрость и лицемерие - правилом для правительств, которые не желают сложить свою корону к ногам агентов какой-либо новой силы. Это зло есть единственное средство добраться до цели, добра. Поэтому О н и не останавливаются перед подкупом, обманом и предательством, когда эти методы должны послужить к достижению и х цели. В политике надо уметь брать чужую собственность без колебаний, если ею можно добиться покорности и власти.
- Но в чем же ошибки СССР? – спросил Сербин. – Как мы-то могли попасть под диктат мирового правительства, если это произошло? Наше государство, шествует путем мирного строительства…
- О чем вы говорите, сударь?! – воскликнул Раковский, невежливо перебив Сербина. – Ваше государство шествует путем, пусть мирного, но завоевания! И ваш правитель решил, что он имеет право заменить ужасы войны менее заметными и более целесообразными для его управления казнями, которыми надобно поддерживать террор, располагающий к слепому послушанию. Но в этом и есть одна из главных установок мирового правительства: справедливая, но неумолимая строгость есть величайший фактор государственной силы! Не только ради выгоды, но и во имя долга, ради победы, следует строго держаться программ насилия и лицемерия. Доктрина расчета настолько же сильна, насколько средства, ею употребляемые. Поэтому не столько самими средствами, сколько доктриной строгости О н и восторжествуют и закрепостят все правительства своему сверхправительству. И тогда будет достаточно, чтобы народы знали, что о н и неумолимы, чтобы прекратить ослушания.
- Позволю себе не согласиться с вами! – сказал Сербин. – В СССР торжествуют принципы свободы, равенства, братства…
- О, Господи! – снова перебил его Раковский. - Еще в древние времена кто-то среди народа крикнул слова "свобода, равенство, братство", слова, столь много раз повторенные с тех пор бессознательными попугаями, отовсюду налетевшими на эти приманки, с которыми они унесли благосостояние мира, истинную свободу личности, прежде так огражденную от давления толпы. Но вы упорно не желаете понять это! Умные, интеллигентные революционеры не разобрались в отвлеченности произнесенных слов, не заметили противоречия их значения и соответствия их между собою, не увидели, что в природе нет равенства, не может быть свободы, что сама природа установила неравенство умов, характеров и способностей, равно и подвластность ее законам, не рассудили, что толпа - сила слепая, что выскочки, избранные из нее для управления, в отношении политики такие же слепцы, как и она сама, что посвященный, будь он даже гений, ничего не поймет в политике! Вы разрушили то, на чем зиждилось династическое правление на Руси, да и вообще, в славянских странах: отец передавал сыну знание хода политических дел, так, чтобы никто его не ведал, кроме членов династии, и не мог бы выдать его тайны управляемому народу.
- Да, мы разрушили архаический мир самодержавия…
- Чем и способствовали успеху и х дела! Когда-нибудь до вас дойдет, что во всех концах мира слова - "свобода, равенство, братство" - становили в и х ряды целые легионы, которые с восторгом несли и х знамена. Между тем эти слова были червяками, которые подтачивали народное благосостояние, уничтожая всюду мир, спокойствие, солидарность, разрушая все основы государств. Вы увидите впоследствии, что это послужило к торжеству банкиров: это дало им возможность добиться важнейшего козыря - уничтожения привилегий, иначе говоря, самой сущности российской аристократии, которая была единственной против них защитой. На развалинах природной и родовой аристократии о н и поставили аристократию денежную. И главный ценз этой новой аристократии - в богатстве!
- Вы ушли от прямого ответа на мой вопрос, - Сербина раздражала манера Раковского изъясняться в снисходительной манере, но нужно было довести разговор до конца. – В чем ошибка СССР?
- Что ж, отвечу! – сказал Раковский. - Абстракция свободы дала Ленину, а затем Сталину возможность убедить толпу, что Советское правительство – есть ни что иное, как управляющий орган собственника страны – народа, и что его можно сменять, как изношенные перчатки. Но вы так и не поняли, что сменяемость представителей народа отдавала их в распоряжение надправительства!
- Это каким же образом?!
- Путем закабаления! – спокойно ответил Раковский. – Во время Гражданской войны и одна и другая сторона сражались на деньги банкиров. Вы не понимали того, что воюете в кредит, и это перенесло войну на экономическую почву, в которой вы нуждались в помощи банковского капитала, щедро предоставляемого вам из США. А вы были слепцами и не усмотрели силу и х преобладания. Вы брали в долг трактора, автомобили, паровозы, оборудование для строительства железных дорог, из банкирских денег оплачивали услуги зарубежных специалистов, совершенно не задумываясь о том, что такое положение вещей отдает вас в распоряжение интернациональной банковской агентуры, обладающей миллионами глаз, взоров, не прегражденных никакими границами. А вот когда придет время расплачиваться по накопленным вами долгам, тогда и х международные права сотрут ваши «народные» права в порошок и будут править народами также, как гражданское право вашего государства правит отношениями своих подданных между собою.
Сербин задумался, опустив голову. Невзирая на возникшую в его душе неприязнь к Раковскому, он прекрасно понимал, насколько глубоко тот видит действительность, и как полезен мог бы быть на свободе. Но Сталин никогда не пойдет на это только лишь из острой неприязни к Троцкому, хотя сам Сербин не смог бы себе ответить, Троцкий шел за Раковским, или Раковский шел за Троцким.
- Не ломайте себе мозг этим вопросом! – вдруг сказал Раковский, будто прочитав его мысли. – Троцкий был поставлен на Россию одним из ведущих мировых банков. В его руках были финансовые нити. Я же был только идейным вдохновителем и, так сказать, мозговым центром нашего движения. Именно поэтому, Сталин не даст мне свободу. Более того, как только Гитлер начнет войну с СССР, я буду расстрелян, поскольку все, о чем я говорил, и что отринул Сталин, будет тяжким грузом давить на его совесть…
- Что бы вы порекомендовали нам на ближайшее время? В преддверии войны?
- Я открою вам глаза на один момент, который Сталин полностью проигнорировал, но взяли на вооружение банкиры. Речь идет о прессе. Это великая сила, создающая движение мысли в народе, но только не в СССР! Роль прессы - передавать чаяния народного голоса, выражать и создавать неудовольствия. В прессе выражается торжество свободоговорения. Но вы не сумели воспользоваться этой силой, превратив ее в рупор государства, почивающего на лаврах социализма. А вот банкиры прекрасно поняли силу прессы, и она очутилась в их руках. Через нее о н и добились влияния, сами оставаясь в тени, благодаря ей о н и собрали в свои руки золото, невзирая на то, что его приходилось брать из потоков крови и слез... Благодаря этому оружию, о н и создают то общественное мнение, которое им нужно. У вас же оно стреляет вхолостую. Задумайтесь над этим… А теперь позвольте мне идти в камеру. Я устал от наших разговоров.
Сербин чувствовал себя измотанным так, как будто сутки провел без сна…
В темном коридоре он нос к носу столкнулся с Берией, вышедшим из соседнего кабинета.
- Сербин, позвольте поинтересоваться, что вам дала эта беседа? – спросил нарком.
- Понимание! – ответил Сербин.
- Понимание? Раковский нес откровенную чушь! Я доложу товарищу Сталину о вашем разговоре, пусть он сам решает, как поступить с вами.
- Да? А я вот иду писать ему подробнейшую докладную записку по поводу состоявшейся беседы. И вы правы, товарищ нарком, пусть он сам думает, как поступить со мной. Но голову прятать в песок, подобно страусу, не собираюсь!
- Это не в мой ли огород камушек? – спросил Берия, и даже в полусумраке тюремного коридора видно было, как зловеще блеснули стекла его пенсне.
- В ваш, Лаврентий Павлович! В ваш!
Продолжение следует -