ЖАН БИДЕЛЬ БОКАССА: КАННИБАЛ С БРИЛЛИАНТОВЫМ НИМБОМ
Строго от 18
1.ПРИГЛАШЕНИЕ
В восемь часов утра в номер влюбленных тактично постучали. Борис, уже привыкший спать чутко, вздрогнул, открыл глаза. Мирно тикали часы, нити воздушных пузырьков плавно качались в аквариуме, не пугая ленивых рыбок. И тут снова этот игривый, несколько нетерпеливый выстук. Жених чертыхнулся быстрым шепотком, сунул ноги в тапочки, накинул халат, зачем-то ощупал свой подбородок. Бриться рановато. Борис брился раз в три дня.
За дверью на вытяжку стояли три чернокожих офицера императорской гвардии. Два молодых похожих статью друг на друга амбала на заднем плане. На переднем - пожилой кривоногий вельможа с малиновой орденской лентой на груди, с кривой саблей на боку.
Дурашливо ухмыляясь всем своим слюнявым мясистым ртом, кривоногий бодро козырнул и протянул Борису конверт с золотым вензелем:
- Его Императорское Величество приглашает вас в пятницу на ужин,- вытянувшись в струнку, по- военному отчеканил он. Потом расслабился и осклабился еще пуще:
- Вас и вашу невесту,- лукаво сообщил он и, поднявшись на цыпочки, нахально запустил лиловый глаз в глубины номера.
- Да, но она спит еще,- попытался заслонить грудью дверной проем журналист.
-Ну и хорошо. До пятницы успеет выспаться. А мы не смеем больше беспокоить. Машину вам подадут.
Парламентер махнул рукой своим провожатым, те устремились к выходу первыми. Кривоногий поспешил за ними, волоча по ковру конец своей непомерной сабли. Ветер, влетавший в раскрытое окно коридора, бугрил кружевную тюль , гулял в языкастой тяжелой листве высокого фикуса в кадке у подоконника.
В номере, не распечатывая, Борис с ненавистью порвал конверт на мелкие кусочки, ссыпал их в урну для бумажного мусора. Волнуясь, принял душ, запрыгнул в белые, парусиновые брюки, раскатал с груди на живот белую хлопчатую безрукавку со шнурком. Поцеловал сладко спящую Яну и выступил из отеля.
В тесном, каком-то бесформенном автомобиле, помеченном шашечками «такси», он долго не мог придти в себя, бормотал под нос проклятия, оттягивал на груди безрукавку, дул себе под мышки: окно в двери со стороны пассажира было наглухо задраено. Машина уже ехала, а он все никак не мог обозначить водителю конечный пункт своего путешествия.
Столица Центральной Африканской республики город Банги еще не отошел ото сна, хотя солнце жарило уже беспощадно. Улицы были пустынны, и лишь изредка и как-то невероятно неуклюже переползали через перекрестки поливальные машины, ничего, впрочем, не поливая, да шарахались от таксомотора редкие коровы – таксист почему-то бибикал на них с азартом и почти детским восторгом.
Справа в периметре городской площади, как бы поворачиваясь на своем постаменте, проплыл прижизненный памятник действующему императору Бокасса. Подобно нашему Ленину он выкинул правую руку в перчатке вперед, указывая подданным направление в светлое будущее. На каменной его деснице сидел общипанный, нахохлившийся голубь.
Водитель, не переставая, очень энергично бубнил что-то на местном диалекте и, визжа, как мартышка, тряс руль.
- К советскому посольству,- испугался пассажир.
К тому моменту наш дипломатический корпус уже справлял «государеву службу». На подступах к посольскому особняку был слышен торопливый стрекот печатных машинок, на парадном крыльце раннего посетителя едва не сбил с ног чернокожий курьер. Словно перепуганный вылетел он из недр парадной с увесистой сумкой на груди и, широко разбрасывая ноги, как-то очень цепко заковылял к воротам.
В посольстве журналиста Лялина знали, как облупленного. Тут они с Яной отмечали свои командировки. Отсюда Борис отсылал на Москву свои и Янины репортажи, поскольку устойчивый канал связи с родиной был только у посольства.
Затененный коридор встретил раннего гостя приятной прохладой, мягким, глушащим грохот шагов, ковром, портретами членов Политбюро на стенах и бодрящим запахом крепкого кофе.
В тесной приемной земляка встретил руководитель общего отдела Максим Вениаминович Скрынник, пожилой, благообразный мужчина, не расстающийся с пилкой для ногтей. Дымчато-терпко пахло от него дорогущим парфюмом .
- Максим Вениаминович, это черт знает что! – не дожидаясь рукопожатия, поперхнулся Борис,- вообразите, мы с Яной приглашены во дворец на банкет.
- В пятницу?!- вскричал дипломат не то иронично, не то испуганно.
- Именно!
Машинистки перестали стучать по своим клавишам. Скрынник скосил на них глаз, взял взволнованного визитера за локоть.
- Пройдемте ко мне в кабинет, тут неудобно.
В кабинете, исполненном в стиле русской избы, хозяин начал, как ни в чем не бывало, с явным удовольствием поливать цветы. Лялин не находил себе места.
- Нет, ну какая наглость! Думает, если он Император, так и все иностранцы должны плясать под его дудку. Как хотите, максим Вениаминович, а мы никуда не пойдем.
-Господи, Борис, конечно, вы туда не пойдете.
- А если будет преследовать, мы уедем. У меня вообще в Москве мама больная.
-Сядьте,- дипломат указал рукою на кресло. В хозяйском кресле разместился сам.
- И как же он вас пригласил?
- Конверт прислал, сволочь,- плюхнувшись задом в бездонную мякоть кресла, выдохнул молодой человек.
- Мне 25 лет, а я еще такого позора не видел.
- О-о, я 63-ю весну разменял, и мне тоже ничего подобного встречать не приходилось. Кстати, из наших на этом регулярном пятничном банкете еще никто не бывал. А это ведь такая честь.
- Вы это серьезно, товарищ дипломат?
- Да шучу я , Боря, анекдот ведь: чернокожий каннибал приглашает на трапезу белую юную чету. Представить это может только полоумный. Над вами подшутили.
- Если бы! Мне не до шуток. Видели бы вы этот конверт, так и прыгает в глаза эта корона,как лягушка. Я просто вне себя!
- Ты, Боря, чего-то слишком нервным стал. Впечатлительным. Чем нервишки-то шатаешь? Зверств особых не видишь, возят тебя по различным благополучным местам, угождают всяко… Надо врачу показаться.
Хозяин кабинета, не вставая, потянулся к зеркальному барчику, одной рукой ловко достал двух пузатых бокалов, выставил их перед собой на стол. Следом явилась бокастая бутылка с густой маслянистой жидкостью. Коньяк!
- Я - нет!- испуганно скрестил на груди руки Лялин. - По утрам, да еще и на голодный желудок не пью. И работы еще непочатый край. Репортаж буду делать с их фондовой биржи. А туда с пьяной головой лучше не соваться. Я там трезвый был, так чуть в обморок не упал. Вертятся, вертятся эти цифры, до одурения. Мама моя!
Не вступая в пререкания, Скрынник плеснул в бокалы, пригласил кивком головы Бориса:
- Обидеть хочешь старика.
Вздохнув, расстроенный журналист потянулся к бокалу:
- Если бы, Максим Вениаминович, вы не были другом моего отца,я ни за чтобы…
- Лимончик, лимончик,- показал в двух пальцах хозяин тонкий, узористый, прозрачный срез гостю,- с лимончиком чудо, как хорошо. Вот некоторые еще подсаливают. А я чистый предпочитаю.
У Лялина аж слюнки потекли. Вдохнув, он выдушил фужер. И сразу вошло, вошло это сладкое тепло в вены, расслабило утомленный мозг, наполнило радостью сердце.
- Я, если честно, вообще не понимаю, чего ты так раскудахтался,- вещал дипломат откуда-то издалека,- ну пригласил чудаковатый мужлан во дворец, и что? Неужели не интересно? Ты же журналист.
- Ага, а если бы вас с вашей женой в этот вертеп, шкура бы на вас не задубела? – выдохнул Борис.
- Ну, не знаю. Нас не приглашали. Давай-ка еще по одной.
- Не могу, Максим Вениаминович, право, вы коньяк, как водку глушите. Дайте хоть дух перевести, - гримасничал Лялин, подвигая бокал навстречу бутылке.
Справа от хозяина приятно и тихо запел внутренний телефон и расцвел трецветием лампочек. Дипломат изящным жестом вдавил клавишу:
-Астана, я занят. Час меня ни с кем не соединяйте… Да, даже с послом.
По улице, радостно окатив клаксоном окрестности, промчался автомобиль. Солнечный блик, отразившись от его стекла, метнулся в кабинетное зеркало, рикошетом ударил по глазам журналиста. Скрынник опустил жалюзи. Его «изба» не была лишена современных наворотов.
- А ведь это удача, а, Борис? Ну, так, если хорошенько подумать. Где еще можно увидеть этого негодяя в натуре, в его животном проявлении? Нам бы такой его «портрет» никак не помешал. И вот он сам плывет в руки.
- Понимаю, алмазы и все такое.
- Алмазы, Борюся, это дело десятое. Алмазов у нас у самих до черта. Детские бирюльки эти стекляшки.
- Погоды нынче великолепные,- словно в издевку выкрикнул Борис.
Скрынник встал, прошелся по кабинету и снова свалился в кресло. Снял со стола пилку, стал сосредоточенно «выпиливать» свои ногти:
- Алмазы, это бабкам на потеху. А вот наши ракеты в самом сердце Африки, это уже кое - что. Это, Брат, майский день и именины сердца. И еще если эта сволочь согласится их тут поставить, считай, весь Азиатско-Тихоокеанский регион у нас в кармане.
Как тебе такая конфета к Рождеству?
- Мы - то здесь причем?
- Как раз вы –то и причем!
- Ну, зачем я ему нужен?
- Борис, не будь идиотом. Ты прекрасно понимаешь, он положил глаз на твою Яну. А ты ему, как пятое колесо в телеге. Подыграйте ему слегка. Рассиропится сибарит, тут мы ему документ о строительстве базы и в зубы.
По нашим сведениям ничего непристойного на этих банкетах не бывает.
- Ну, да. Голая девушка в компании с голыми неграми. Это, конечно, полнейшее комильфо.
- Там и другие девушки будут. Да и ты рядом будешь околачиваться, все под контролем. Посидите, покушаете и все дела. Кстати, у него великолепная кухня.
Борис многозначительно усмехнулся:
- Наслышан я об этой кухне. Право, Максим Вениаминович, я вам представляюсь шутом гороховым.
- А если я попрошу вас лично от имени родины (Скрынник называл Лялина то на «ты», то на «вы»)? Опять же, если он запал, он будет добиваться своего любыми средствами. Откажете в ужине – кровная обида. И вся дипломатия, которую мы тут выстраивали годами, летит ко всем чертям. Мы ему всяких подпихивали белых, черных, рыжих, серобуромалиновых, не клюет подлец. А тут повелся. Тут-то мы и можем снять его, как влюбленного тетерева.
Борис мученически залепил уши ладонями:
- Нет сил слушать этот изощренный цинизм. Когда ближайший самолет на Москву?
- По коньячку?
- Давайте.
- Выполните задание, тебе сразу место главреда в ведущей союзной газете, это в 25-то лет! Премия. Дальнейшая карьера. Кстати, он спонтанно может преподнести какой-нибудь подарок. Недавно французской актрисе положил на грудь во-о-от такую штукенцию,- дипломат очертил пальцем в воздухе большой круг, и зачем-то точку тюкнул в центр- и что ты думаешь? Оказалось - личный орден Наполеона. 3 миллиона долларов! Если с вами отколет такую штуку, даю слово, сувенир останется у вас с возможностью легальной реализации.
- НЕ-МО-ГУ!
- Не можешь, тогда лети, друг, лети. Но за твою дальнейшую карьеру я не ручаюсь. Нет, прессовать тебя никто не станет. Будешь до пенсии корпеть корреспондентом на периферии, если не сопьешься, конечно… Подумай, Борис. Редакторство, богатство, карьера, почести, слава. И все –за один лишь мимолетный ужин во дворце.
- Тогда давайте я уж сразу подложу Янку под этого людоеда. А вы мне-местечко в Политбюро и бюст героя на Родине в Ростове.
- Повторяю, к твоей невесте никто не прикоснется. Скромненько поприсутствуете и все. Ты, Борис, ломаешься, как целка. А ты ведь не только жених, еще и коммунист. Надоело в партии состоять? Так я похлопочу…
- За жабры берете? Эх, слышал бы мой отец- танкист, ваш друг? эти ваши речи!
- За тебя же, дурака, хлопочу. Как за сына. Когда еще судьба выкинет тебе такой козырь. Раз в жизни такое бывает.
-Хорошо, если допустим, но только допустим, в каком-то кошмарном сне я бы принял ваши условия, как бы это все я преподнес Яне?
- Не надо недооценивать женщин. Скажи правду. О долге, о карьере, о почестях, о деньгах, наконец. Если она тебя действительно любит, поймет. И никакая скверна ТАМ к ней не пристанет.
-Это что же и человечину нам придется жрать во благо Родины?
- Вряд ли он ее предложит гостям. Это все ж таки деликатес. Но на всякий случай кушайте морепродукты, сыры, фрукты и овощи.
- Спасибо за ценный совет. Только сомневаюсь, что за его столом меня будет одолевать аппетит.
- Ну, как знать. Впрочем, сидеть насупившись и ничего не брать с царского стола, тоже глупо.
- А укол этот знаменитый, который делают гостям перед банкетом, это ж наверняка тяжелая наркота? Потом фиг соскочешь. У него, я слышал, весь дворец под дурью ходит.
- По нашим данным – что-то расслабляющее. Препарат из корней южноафриканских бобовых. Почему внутримышечно вводят пока не ясно. Но никому он вреда не принес. И зависимость не вызывает. Тем более с одного раза.
- Ладно, я подумаю.
- А вот думать некогда. Давай сейчас примем какое-то решение. И поверь, с этой тварью лучше дружить. Иностранцы тут частенько пропадают без вести. Некоторых находят потом в заброшенных алмазных шахтах. Кого без головы, кого без конечностей. А у иного из ляжек куски мяса выхвачены. И мы не сможем обеспечить вам круглосуточную охрану. У нас в штате нет силового ведомства.
Продолжение следует