«Горе тем, которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения, чтобы устранить бедных от правосудия и похитить права у малосильных из народа Моего…
Горе тому, кто строит дом свой неправдою…, кто заставляет ближнего своего работать даром и не отдаёт ему платы его…
Я, Господь, люблю правосудие, ненавижу грабительство с насилием…» - эти слова пророков Ветхого завета, кажется, на все века могли бы стать основой партийных программ и лозунгом любого восстания «за справедливость».
И удивительно, что никогда в истории России ни эти, ни другие подобные им строки из книг пророков Ветхого Завета не упоминались организаторами таких значимых событий, как восстание декабристов, февральская или октябрьская революция. Церковь становилась, как минимум, объектом резкой критики.
Причём, критики, уничтожающей, а не подобной тем обличениям её фарисейства, какими наполнен Новый завет.
История России полна народных бунтов и восстаний против власти.
Часто ли непосредственными организаторами их были служители православной церкви?
Примеров пассивного созерцания зла и сознательного непротивления ему в истории так много, что может возникнуть вопрос: а можно ли вообще сказать, что церковь православная считает своим долгом борьбу с несправедливостью?
Говоря о своей роли в истории, церковь вспоминает благословение Сергия Радонежского на Куликовскую битву…
Но нельзя же сказать, что церковь возглавила борьбу России против татаро-монгольского ига…
Митрополит Филипп в 16 веке смело выступил с обличением опричнины царя Ивана Грозного и был убит.
Но народ безмолвствовал, и этим доказано, что церковь или не была организующей силой, или сила эта была слишком слабой...
Патриарха Гермогена историки считают вдохновителем народного ополчения в годы Смутного времени…
Минину и Пожарскому при создании его активно помогали Нижегородские священники…
И даже тот факт, что некоторые священники присягали самозванцу-царю, не даёт права утверждать, что церковь проявила свою несостоятельность… Пусть из последних сил, пусть в последний момент, но именно из церкви прозвучал призыв сохранить и отстоять страну.
И как-то робко и еле слышно звучит мысль о том, что Смутное время дало истории прецедент грандиозного предательства придворной элиты.
Удивляет и тот факт, что служители церкви, смиряясь перед многими беззакониями и несправедливостями власти в отношении народа, проявляли самоотверженность и героизм в борьбе «за чистоту веры».
Например, отказ принять исправленные богослужебные книги стал началом открытого неповиновения властям монахов Соловецкого монастыря в 1668 - 1676 гг.
Из 500 защитников монастыря в живых осталось только 60.
Протопоп Аввакум - ревнитель старообрядчества и противник патриарха Никона, был осуждён и казнён, как вдохновитель массовых самосожжений в знак протеста против нового церковного обряда.
В процессе своего богоискательства были казнены многие из тех, кто был уличён в «ересях».
Церковь как бы доказывала, что она не от мира сего.
Хотя и были отдельные факты социальной активности священства.
Известно предписание Николая I от 1826 года, обязывающее обер-прокурора обратить внимание на то, что во многих местах священники ободряли крестьян и руководили ими в неповиновении помещикам…
Неоднозначной, но яркой страницей в истории страны стала деятельность священника Г.Гапона в начале 20 века. Он открыто призывал рабочих не поддаваться революционерам и не лезть в политику, чем вызывал раздражение социал-демократов.
Опираясь на религиозность огромного большинства рабочих, Гапон стал вдохновителем рабочего движения, насчитывающего в своих рядах около 200 000 человек. По выражению одного государственного чиновника, Гапон «дал пощёчину» революционерам: рабочие прогоняли от себя их агитаторов, как когда-то это делали крестьяне с народниками.
В своём воззвании Гапон, в частности, призывал рабочих не увлекаться теориями К. Маркса и «иметь свой критический разум».
В письме в американскую газету он писал: «Пролетариат своим неуместным вооружённым восстанием в данное время может привести к страшно убийственной гражданской войне, которая зальёт братской кровью улицы, города и поля моей родины, разорит вконец страну и, главное, вызовет реакцию и, пожалуй, военную диктатуру. Одним словом, вооружённое восстание в России в данное время есть тактическое безумие».
«Все говорят о правах окраин, и никто не говорит о правах России, — писал Г.Гапон — Кончится тем, что Россию разорвут на части».
Всё сбылось. Но памяти народной его представляют не пророком, а провокатором царской охранки…
Членами первой и второй Государственной Думы были несколько священников.
После их участия в демонстрации, поддерживающей свержение царской власти, Синод поставил вопрос о снятии с них сана и дал разъяснение о несовместимости священства с революционной деятельностью.
В наши дни, в годы «перестройки» запрет на участие в политике священников был снят постановлением Собора, затем снова восстановлен и действует поныне.
Среди исследователей революционных событий в России встречается мнение, что духовенство православной церкви не проявило себя нравственным и духовным руководителем. Ни церковная власть, ни приходское духовенство не только не дали нравственных установок народу, но и обнаружили полное неустройство в своих рядах.
Даже массовые репрессии священнослужителей не вызвали сколько-нибудь организованного сопротивления ни в рядах служителей, ни в массах прихожан.
За прошедшие десятилетия перестроечных событий православная церковь, несмотря на отдельные критические выступления иерархов, не проявила своей идейной, моральной и социальной состоятельности в той мере, в какой от неё этого ожидали. Даже сам патриарх Кирилл отметил, что церковные общины слишком увлеклись внешним украшением своих храмов в ущерб социальному служению.
Трудно требовать от церкви того, чтобы она стала такой силой в обществе, которая может самостоятельно организовать и повести за собой массы или хотя бы какую-то их часть. Но она долгое время не хотела или не смогла сформулировать внятную позицию в отношении той власти и политики, которая привела страну на край гибели.
Ежегодные праздничные послания патриарха представляли собой далёкие от жизни рассуждения с обилием цитат из Библии.
Иногда у граждан создаётся впечатление, что церковь в России заискивает перед властью, покупая себе её лояльность и благорасположение, что авторитет церкви держится на административной поддержке;
что, если такая поддержка у нее будет отнята, то роль её сведётся к роли красивой декорации в спектакле уважительного почтения к старине.
Для сравнения посмотрим с той же точки зрения историю тех стран, на которых не распространяется влияние РПЦ.
Ян Гус (15 век) идеолог чешской Реформации. Вдохновитель народного движения в Чехии против немецкого засилья и католической церкви. Осуждён церковным собором в Констанце и сожжён. Национальный герой!
Мартин Лютер, доктор богословия; в 1517 открыто выступил против католицизма.
Во время Крестьянской войны под предводительством Т.Мюнцера требовал кровавой расправы с восставшими крестьянами и восстановления крепостного состояния.
Жан Кальвин с 1532 года становится протестантом. Противники Кальвина были изгнаны или казнены.
В Германии священник и богослов Цвингли выступал с проповедью против различных суеверий и церковных злоупотреблений. Борьба идей разрослась до военного столкновения.
В 1531 году между его сторонниками и отрядами католической церкви произошло сражение, в котором сам Цвингли был убит, а его соратники потерпели полное поражение.
В 1520 г. Т. Мюнцер, в качестве проповедника выступает как пламенный демагог и самый яркий выразитель народного настроения.
Его проповеди были направлены против роскоши, за истребление тех, кто выступал против раннехристианских идеалов равенства и братства.
Фактически, Мюнцер был идеологом христианского террора.
После битвы, кончившейся полным разгромом крестьян, Мюнцер скрылся; но его нашли, пытали и обезглавили.
В ГДР, где Мюнцер считался национальным героем, его портрет изображался на банкнотах в 5 марок.
Томас Кранмер, архиепископ, реформатор Английской церкви, сторонник протестантских идей, был обвинён в государственной измене. В 1553 году заключён в тюрьму вместе с двумя другими епископами. Всех троих приговорили к сожжению.
В Лондоне им поставлен памятник как трём первым англиканским епископам.
Джон Нокс, католический священник, в 1545 г. перешел в протестантство.
Реформационное движение приняло характер народной революции. Протестанты одерживали одну победу за другой и добились отмены верховенства Римского Папы над шотландской церковью.
Мигель Идальго, священник, возглавил освободительное движение в Мексике в 1810 г.,
Повстанцы смогли нанести испанской регулярной армии ряд поражений. Им удалось окружить столицу Мехико, однако взять ее они не смогли. Идальго был пленен испанцами и расстрелян.
Дитрих Бонхёффер, немецкий лютеранский пастор,
в 1933 протестовал против попыток партии Гитлера подчинить себе лютеранскую церковь посредством создания пронацистской «Евангелической церкви германской нации».
Его подвиг вполне стоит того, чтобы его знали и помнили в России, но Россия предпочитает исторической правде сказки про Штирлица в исполнении актёра Тихонова.
Д. Бонхёффер был связан с участниками антинацистского заговора — сотрудниками абвера, наиболее активным из которых был ближайший сотрудник Канариса генерал Ханс Остер.
«Попытка убрать Гитлера, даже если бы это означало убийство тирана, была бы по сути делом религиозного послушания; новые методы угнетения со стороны нацистов оправдывают новые способы неповиновения… Гитлер — это антихрист» - писал Д.Бонхёффер.
9 апреля 1945 он был казнён через повешение. Вместе с ним казнены адмирал Канарис и генерал Остер, а также некоторые другие участники заговора.
В настоящее время Дитрих Бонхёффер является символом лютеранского мученичества в XX столетии.
Камило Торрес, колумбийский римско-католический священник, один из основателей теологии освобождения, был членом колумбийской Армии национального освобождения.
Считал, что «обязанность каждого христианина - быть революционером, а обязанность каждого революционера - вершить революцию»,
что для завоевания справедливости для всего народа христиане должны использовать насилие - «Если бы Иисус жил сегодня, то Он был бы партизаном».
В 1966 году К.Торрес погибает в бою.
Оскар Ромеро, архиепископ Сан-Сальвадорский, выступил с осуждением США, написал Джимми Картеру о том, что увеличение военной помощи со стороны США «обострит несправедливость и репрессии», направленные против людей, которые зачастую борются за элементарные человеческие права.
Был застрелен правыми боевиками во время проведения службы в соборе.
Президенты Уго Чавес в Венесуэле и Рафаэль Корреа в Эквадоре неоднократно заявляли о своей близости к теологии освобождения и христианскому социализму.
Теология освобождения утверждает, что Церковь «всё своё внимание посвятила формулировке истин и между тем ничего не сделала для улучшения мира…
Богословие должно стать частью процесса, с помощью которого преобразуется мир…
Исповедовать политическую нейтральность означает поддерживать режим угнетателей»
Иногда цена политической нейтральности церкви – годы бесправия и нищеты тысяч и миллионов людей, а цена революционности – тысячи жизней, принесённых в жертву безуспешной борьбе…
Осуждая "революционное восстание" под предлогом, что оно порождает якобы лишь новые "несправедливости", папа Павел VI допускал законность революционных действий
"против явной и продолжительной тирании, грубо посягающей на основные права человеческой личности и вредящей в опасной мере общему благу страны".
Глава католической церкви, фактически, признал законность революционного свержения тиранических режимов.
В «Инструкции по некоторым аспектам теологии освобождения» Ватикана говорится:
«предпочтительный выбор дела защиты бедных побуждает христиан участвовать в борьбе за справедливость, свободу и человеческое достоинство»
Лозанский конгресс христиан-евангелистов в 1974 г постановил: «мы не должны бояться осудить зло и несправедливость, в чём бы они не проявлялись»
Как выглядит сегодня с точки зрения социальной и политической активности РПЦ?
В 2000 году Архиерейским собором РПЦ были приняты «Основы социальной концепции…» , не имеющие аналогов в истории православной Церкви. Работа над документом велась в течение шести лет.
В «Основах…» говорится о том, что Церковь может давать нравственную оценку действиям светских властей.
И самое главное:
«В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может … призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти…; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению».
Патрирх Кирилл в интервью телепрограмме «Русский дом» вскоре после завершения Архиерейского собора, в весьма резких выражениях настаивал на праве Церкви призывать к гражданскому неповиновению.
На интронизации в 2009г он сказал, что
«Наш христианский долг - заботиться о страждущих, о сиротах, о бедных, об инвалидах, о престарелых, о заключенных, о бездомных: обо всех, кому мы можем помочь обрести надежду. Голос Церкви должен стать в том числе и голосом слабых и лишенных власти, взыскующих справедливости».
Может показаться, что из этих слов следует только то, что церковь считает необходимым и достаточным «помочь обрести надежду» всем обездоленным.
В 2012 году патриарх Кирилл в телеинтервью заявил, что «мы исчерпали лимит конфронтации, исчерпали всякую возможность осуществлять революционную перестройку жизни общества. Наш путь – это спокойное революционное развитие… таким образом, чтобы не сотрясались основы государственной жизни, чтобы не останавливалась экономика, чтобы не разрушались культура… – всё то, что мы разрушили в 90-е».
Смысл призыва понятен: церковь против конфронтаций!
В 2014 году в зале Государственной Думы он уточнил социальную позицию церкви:
«Нам предлагают замкнуться в себе, якобы предостерегая от «обмирщения». Нас предупреждают, что если мы не замолчим, то нам будет хуже»…
Каким должен быть ответ? Пример Патриарха Гермогена оставляет нам единственно возможный выбор. Этот выбор — гражданское действие, которого мы не должны избегать и бояться.
… глухота власть имущих к требованиям народа, нежелание искать совместные решения проблем чрезмерной миграции и связанного с ней криминала…выводят ситуацию на грань критической черты. Если позиция русского большинства и дальше будет игнорироваться, в выигрыше останутся только разрушители России, провокаторы с обеих сторон, не оставляющие попыток столкнуть лбами этносы и религии».
- Это уже похоже на обличение «власть имущих», которая часто заверяет о своём почтении церкви и её традиционных ценностей.
Но ещё не дотягивает до того обращения, с которым когда-то обратился к народу патриарх Гермоген: слишком мало конкретики, слишком велико поле для манёвра на тот случай, когда понадобится сказать, что «вы меня неправильно поняли»...
Кто же тот злодей, который «предлагает» церкви «замкнуться в себе» и замолчать, чтобы не было «хуже»?
Патриарх не посчитал нужным или возможным это уточнять.
За годы, прошедшие со времени принятия «Основ социальной концепции…», во внешней политике страны произошли такие глубокие перемены, которые дают надежды на такие же решительные перемены и во внутренней политике. Невозможно отрицать, что за последнее время симпатий и доверия народа к власти прибавилось.
Патриарх Гермоген отправлял своё обращение к народу из тюремных застенков. И оно дошло до народа, было услышано им и помогло преодолеть бедствия Смутного времени.
Услышан ли сегодня патриарх Кирилл с его обращениями, услышана ли церковь с её новой социальной концепцией?
Каким должно быть «гражданское действие, которого мы не должны избегать и бояться»?
Как действовать, не выходя за пределы «лимита конфронтаций» и предела «спокойного революционного развития»?
Есть ли у церкви такой запас авторитета, без которого будут бесполезными её самые мудрые послания и обращения?
Кажется очевидным, что в деле борьбы против ненавистных Богу грабительства и насилия, РПЦ не только не святее других христианских церквей, но кажется и более других отстранённой.
Что в большей части мира церковь занимается не рассуждениями на тему филиокве, евхаристии, целибата священников и прочих тонкостей богословия, не раскопками мощей и останков, не массовым строительством церквей и производством церковных принадлежностей, а, в первую очередь, борьбой за право людей на достойную жизнь и против грабительства и насилия...
Когда-то государство провозгласило своё отделение от церкви.
Более 15 лет прошло с тех пор, как впервые о возможности отделения от государства заявила сама церковь.
Можно ли утверждать, что с тех пор и благодаря новой социальной концепции что-то изменилось в жизни страны? Можно ли утверждать, что новая концепция ничего не изменила в жизни церкви?
Очевидно и несомненно только то, что, например, о музыкально –хулиганской выходке девиц в Московском Храме во всех СМИ до сих пор вспоминают и рассуждают.
А об «Основах социальной концепции..» мало кто слышал.
Написаны они не для народа, не языком Священного писания, а языком студенческого реферата или соискателя учёной степени.
Это не манифест, не символ веры, даже не инструкция по социальной активности, а собрание многословных и неоднозначных суждений на тему взаимоотношений государства и церкви, от которого трудно ждать реальной и конкретной пользы.
Хотя, в сущности, церковь заявила о том, что при каких-то обстоятельствах она может призвать народ к неповиновению властям.
За всю историю РПЦ на подобные заявления никто не осмеливался.
Но… в январе 1918 г. без всяких объявлений о социальных концепциях Патриарх Тихон анафемствовал большевиков. Правда, несколько позже он уже увещевал терпеливо переносить "антихристианскую вражду и злобу", а потом и «слиться с нами в горячей молитве ко Всевышнему о ниспослании помощи Рабоче-Крестьянской власти в её трудах для общенародного блага".
РПЦ сочла нужным напомнить всем о своей обязанности обличать несправедливость и бороться за правду.
Но сделала это как-то невыразительно.
«Я, Господь, люблю правосудие, ненавижу грабительство с насилием…» - эти слова звучат, как колокол и напоминают Нагорную проповедь...
А «Основы социальной концепции церкви» напоминают многочисленные статьи журнала «Московской патриархии» или длинное постановление Политбюро, в котором глубокий смысл где-то обязательно должен быть, потому что не может быть никогда, чтобы его не было…
«Основы…» украшены кружевами схоластических рассуждений, главные мысли не сразу найдёшь в ворохе исторических справок и канцелярских оборотов речи.
Появление их не снимает давний и назревший вопрос о несоответствии слов РПЦ её делам.
Хотя, может быть, и не лишает надежд на то, что церковь ещё скажет своё слово и покажет дела…