… Трудился в Ленинградском авиаотряде Пётр Петрович Сажин – потомственный пилот и полный тёзка отца, прославленного лётчика с немалым авторитетом и заслуженно занимавшим высокие должности в Ленинградском Управлении ГА. Отца я не застал, а с сыном успел слетать не единожды. (Фамилия изменена, чтобы популярность сына не затмила славу отца, но по «фотороботу» можно опознать персону). Сын убедительно доказывал верность утверждения: на детях гениев природа отдыхает. Вряд ли папа-Сажин действительно был гением, но выдающимся лётчиком – вне всякого сомнения. Ветераны авиации врать не будут. Работал ли Сажин-сын в качестве командира хоть на одном типе самолёта, доподлинно проверить невозможно. Некому подтвердить. Если да, скорее всего, лишь на Ил-14 в Вологде, откуда начиналась послевоенная гражданская карьера Сажина-старшего.
Авторитет и продвижение по служебной лестнице отца-Сажина постоянно помогали и сыну преодолевать ступеньки переучивания на новую технику, но с правого кресла на левое пересесть не удавалось. Предпринимались ли такие попытки, сказать затрудняюсь. Так и застрял П.П. Сажин-младший в категории вечных вторых пилотов. Звёзд с неба не хватал, вполне удовольствовался таким положением и не рвался в командиры. Пилотировал старательно и вполне уверенно, но сам об этом не просил (только если командир, уставший тягать штурвал в одиночку, озвучивал перед запуском: «Пилотирование – справа»), цифры ограничений из руководства по лётной эксплуатации знал, а что ещё нужно, казалось бы?
Внешность – неброская, никаких особых примет. Плотный, темноволосый, чуть выше среднего роста, с невыразительным одутловатым лицом, практически лишённым эмоций, за исключением взгляда исподлобья, в котором можно угадать подобострастное ожидание указания. Обут почти круглогодично в непрезентабельные казённые ботиночки-гады, свойственные курсантам авиационных училищ или младшему милицейскому составу. Скромные брюки дудочкой и гражданская куртка, если не требовалось носить форму, вот и весь портрет. Обязанности второго пилота исполнялись им, но строго в рамках предписаний технологии работы. Ни шага в сторону, тем более без приказа, потому что сын-Сажин когда-то понял, наверное: инициатива хлопотна и наказуема. Помню его девиз и любимую присказку: «Сказано – хорьки... И никаких тогда ёжиков!», что было равнозначно выражению «если начальство объявило люминь, следовательно чугуния быть не может». Служака и исполнитель! Такие – не редкость, я их с ироническим сарказмом называл «военными», отнюдь не желая бросить тень на лётчиков ВВС.
Летать с ним не любили, но терпели. Приходилось. Ведь кто-то должен и это делать. В курилках, если разговор заходил о какой-то «пикантной» или сложной ситуации в полёте, язвительно интересовались: «А кто справа-то сидел? Петя? Ах, Пе-е-етя!», – получив утвердительный ответ, понимающе махали рукой, словно отгоняя назойливую муху, трясли головой и заходились в надсадном сочувствующем кашле. Правда, всегда проявляли мужество и стойкость, испуганно не крестились и не причитали: «Свят - свят - свят!», однако дальше в рассказе ничему уже не удивлялись. Так и называли меж собой Сажина-сына – Петя или Пэпэ. Этим было сказано всё.
Многое о Пэпэ я узнал от Аркадия Петровича Сысоева, замечательного Человека и прекрасного Лётчика. Низкий ему поклон и светлая память! Но узнал не сразу, а постепенно, потому что, в основном, летал в «родном» экипаже, а в других изредка, когда возникала производственная необходимость. Аркадий Петрович за годы долгой лётной жизни сменил несколько авиапредприятий и должностей, но начинал там, где работал Сажин-старший. А потом уже и с младшим пришлось летать, поэтому Сысоев все нюансы биографии обоих Сажиных знал до тонкостей. Озвученные им мелкие подробности и собственные наблюдения помаленьку уложились в законченную мозаику.
… Поздно вечером раздаётся телефонная трель. Снял трубку. Знакомый, мягкий и чуть насмешливый голос:
- Вова? Здравствуй. Сысоев. Знаешь такого? Не сомневаюсь. Ты как – живой?
«Живой» – это пароль и неподдельный интерес, не накатил ли я перед сном рюмаху-другую тяжёлых фракций или пузырёк пивка, пользуясь такой возможностью в редкий выходной. «Куда опять? Побриться есть время?» – прошивает мысль, но тут же получаю ответ:
- В Уфу надо бы слетать. Мой Лёня то ли сам приболел, то ли отпрыск его, толком не понял. Наплодил, понимаешь, ораву. Отец-героин... Только что поставил перед фактом, – вздыхает, – а факт на лице, как говорится... Раньше не мог, паршивец... Резерв уже послали в Мурманск, нет его, теперь вся надежда на тебя. А ближе – никого, не успеют всё равно. Самолёт «под парами», погода хорошая. ПДСП начинает блажить, чтобы задержки не было... Так как, ждать тебя?
- Рубашку и брюки, – кричу жене, но она уже всё поняла. Привыкла. Кивает с сожалением: пропал вечер! Молча снимает с полки утюг. Расписание служебного автобуса знаю наизусть, сейчас в нём «дыра», если не «дырища». Большой перерыв, ночами рейсов мало. Прикидываю варианты, успев коротко пообещать: «Буду». Аркадий Петрович тоже всё понимает и многое предусмотрел:
- Не волнуйся. Придёшь на проходную, оттуда звякни в АДП. РП обещал машину сопровождения прислать. Доставят в санчасть, а потом сразу к трапу. Портфель с документами мы получили, принесём. Полчаса тебе хватит? До вылета... ещё почти час, успеешь. Успеешь?
- А куда я денусь, Аркадий Петрович? Не успеет стриженая девка косы заплести... – Слышу в трубке одобрительный смешок. – Не переживайте, готовьтесь на самолёте. Отзвонюсь с проходной.
Успел не только с бритьём, но и взбодрился чашкой кофе после душа. Не впервой ни мне, ни супруге. «Наши жёны – пушки заряжёны», опыт сборов отработан до мелочей, никакой суеты и лишних вопросов.
… «Отдал» пульс полусонной медсестре, поблагодарил водителя машины сопровождения, по-слонячьи прогромыхал по трапу, успев почти на лету поздороваться с траповщиком, и приветственно махнул рукой знакомому авиатехнику, уже разматывающему «шнурок» СПУ у передней стойки шасси. В дверях самолёта – худощавая фигура бортинженера: Пыркин. Саня для меня и Сан-Саныч для Сысоева. Саня чуть младше, а уж с Аркадием Петровичем и сравнивать смешно. Но Сысоев всегда величал именно Сан-Санычем. С кем бы Сысоеву ни приходилось летать, а Пыркина старался никому не отдавать... Здороваемся с Саней быстрым рукопожатием, прохожу в самолёт через кухню. Вслед доносится уважительное:
- Александрыч, мы девочкам сказали, чтобы кофе приготовили. Скажешь, когда кипяточек заливать. Или кнопку вызова нажми.
Приятно! Понимающе угукаю, пробираясь мимо сидящих пассажиров. Вход в пилотскую кабину преграждает внушительное препятствие – старшая бортпроводница Елена Малёванная, давняя знакомая. Её лукавый взгляд укоризненно сверлит насквозь, в уголках губ – лучики озорной улыбки, в голосе – притворное возмущение:
- Что, изменщик проклятый, бросил своего Сучкова на произвол? Когда успеваешь рейсы-то окучивать?
Подхватываю игривый тон скороговоркой работающего перфоратора:
- Не корысти ради, Лена. Привет... А токмо волею капризов злодейки... И близостью места проживания... Исключительно! Мистера Сучкова вчера сослал на дачу, нехай брёвнышками разомнётся, он сруб ставит. А я уж легонечко послесарю без него... - Подмигиваю. - Но теперь-то я спокоен, раз тебя, случись что, в глазок узрею. Ни одному террористу – ни пяди... Ну, ты в курсе, да?
Это - вариация нашей с Леной бородатой шутки, потому что она — весьма крупногабаритная, но стройная дама, однако комплекция её ни капельки не тяготит. Она даже не обижается, когда я её называю крутобёдрой ундиной или широкоформатной мечтой истинных кабальеро. А что обижаться-то на правду? Лена всегда в хорошем настроении, брызжет уверенностью и непоколебимым оптимизмом. Такая матрона не только коня на скаку смогёт, но и горящую избу снесёт, дай только волю. Куда уж тут злодею! Одной левой и сразу...
- Ладно, проникай в кабину, дяденька слесарь. Кофей уж подавать барину-с?
- Да подавай уж, петушок пропел давно...
- Ты с петушком поосторожнее, – вполголоса и серьёзно. Кивает внутрь кабины.
Заглядываю в полумрак и вижу профиль Пэпэ в правом кресле. Намёк понятен. Устраиваюсь на рабочем месте, Сысоев протягивает руку:
- Быстро ты! Хорошо. Мы всё уже раскрутили, «роза» на листке висит, на тумблере. Бортжурнал с расчётом в кармашке... Петя, бумаги в порядке?
Пэпэ озирается с отсутствующим выражением. Циркуляр фактической погоды в наушниках забивает разговор, но посторонние звуки – сигнал для Пэпэ. Замечает меня и тоже здоровается вежливым кивком, однако руку подать стесняется, что ли. Не знаю. Раздумывать некогда. Окидываю взглядом переключатели, приборы и принимаюсь правой рукой накручивать НВУ. Участки маршрута после взлёта давно вызубрены. Левой настраиваю частоты приводов на АРК, заодно проверяю работоспособность систем и приборов. Привык всё делать сам. Не так уж много времени требуется, а на душе спокойнее.
Про «розу» командир мог бы и не говорить. Лучше на самолёт явиться без штанов, чем без «розы». Застращали в своё время жуткими карами и Соловками, если ненароком вылетишь без секретного кода опознавания. Въелся порядок, никаким купоросом не вытравишь! По пути из санчасти успел забежать на минутку в БАИ и поставить закорючку против своей фамилии – ознакомлен... Вот и кофе. Не отпускаю Лену вопросом:
- Газеток нема?
- Знаю уж, помню. Маша тебе пачку готовит, развлекайся, но про нас не забывай. Расчётное пассажирам пораньше приготовь, ладно? Прочитаем им, успокоим, пусть уж мирно спят.
Маша – такой же «сапог» в паре бортпроводниц, как и я с командиром Сучковым. Бригада – не разлей вода! «Надёжная, как весь гражданский флот». Не припомню, чтобы Лена Малёванная и Мария Хмара работали раздельно. И про газеты они в курсе. Грешен: люблю кроссворды. Бывало, пока пассажиры рассаживаются, два-три успешно «добивал». А пристрастие к разгадыванию Лена, скорее всего, запомнила после случая, когда с моей помощью какой-то молоденькой стюардессе удалось выиграть приз-игрушку для ребёнка от журнала «Бурда». Я и забыл начисто про тот случай, но девчушка потом при всех сильно благодарила, рассказывая о восторге дочурки.
Вообще-то газетные кроссворды почти всегда приводили в уныние от элементарщины и примитивизма. То ли дебилы составляли, то ли для таких же недалёких, но выбирать не приходилось... Вот в советские времена – другое дело. Мысля за мыслю заходила и мыслёй погоняла, особенно в журнале «Музыкальная жизнь». Правда, и в нём проскакивали лёгкие, вроде – сколько педалей у большинства концертных роялей или к какому классу музыкальных инструментов относится трембита?
Дальше – ничего особенно интересного. Взлетели, взяли курс на выход из зоны, набираем эшелон. Пилотирует командир, Петя либо ещё отдыхает, либо уже – не разберёшь. Пытаюсь убедить Сысоева:
- Давно готов взять управление.
- Ха! Шустрый какой. Готов он... Я так не привык. С моим Лёней не забалуешь, на руках тащу, пока в горизонт не выйдем... Готов он. – Но кнопку «стаб» на автопилоте нажал. Теперь курс у меня – поворотной рукояткой, а по тангажу управление у Сысоева. Положил палец на рубчатое колёсико, приговаривает:
- Я ведь, друг мой Вова, и привода знаю, и частоты на АРК накручиваю. Лёню перепроверяю. И курсы по маршрутам давно выучил, расстояния, рубежи связи... Да-а-аа... Точно не забалуешь! – Искоса смотрит на Пэпэ, но тот сидит молча, весь в себе и канцелярщине: папочку на коленях разложил, центровочный график рисует.
Самое интересное началось на эшелоне, когда поели, чай-кофе употребили, я всю рутинную обузу рассчитал, прикинул, бумажонку со временем пролёта крупных городов и прибытия стюардессам передал и с грустью понял: случилось страшное – кроссворды иссякли. Эфир почти безмолвный, скукотища! Поели-то мы поели, да не все. Пэпэ продолжал неторопливо и методично уничтожать всё, что принесли на подносе.
Перемалывал кусочек за кусочком, вымакивал корочкой касалетку, маслице тщательно размазывал по одной половинке булочки, плавленый сырок – по другой и так далее. Механически, отрешённо – глядя в сторону – продолжал процесс принятия пищи. Обзавидуешься богатырскому аппетиту... Да уж, именно процесс и именно принятия. Бортпроводницы никогда не говорили «есть», а только «принимать пищу» или «питаться». И мы давно привыкли не есть, а питаться.
Аркадий Петрович откинул спинку кресла, отодвинув его почти до упора. Роста он внушительного – под два метра, поэтому вытянуть ноги в тесном пространстве сложно, а сидеть в одном положении – сами понимаете... Даже откинувшись назад и отодвинувшись, Сысоев легко вытянутой рукой доставал до РУДов. Оценил скорость по числу М, прищурился и убрал по проценту с оборотов крайних двигателей. Через минуту обернулся к Сан-Санычу:
- Средний отрегулируй сам. Сколько показывает?
- Суммарный – четыре девятьсот, Аркадий Петрович.
- Поставь расход четыре восемьсот и выдерживай.
- Четыре восемьсот, понял. Убираю соточку.
Командир несколько осуждающе, как показалось, взглянул на Пэпэ, всецело погружённому в «процесс», и предложил:
- Ты вот что, Петя. Заканчивай. Эдак до снижения просидишь с подносом. Иди-ка лучше в салон, в бизнесе мест полно. Чай там попьёшь, задание оформишь, а Вова с Сан-Санычем пока спокойно покурят...
Не успели прозвучать последние слова, как левый подлокотник кресла второго пилота с хрустом поднялся, а сиденье поехало назад. Хорошо, что я к тому моменту был прилично натренированным и подготовленным – отодвинулся влево и успел убрать колено... Проходил уже суровую школу выживания в кабине, когда вторые пилоты забывали предупредить: «Ноги!», – нечто вроде «Берегись поезда!»
Пэпэ сноровисто выбрался мимо меня, вполголоса буркнув: «Понял». Я не удержался и добавил: «Выполняю!», после чего сзади раздался понимающий хохот. Сысоев тоже улыбнулся и подмигнул, но Петя за дверью уже не слышал, а если бы и мог, не понял бы юмора...
P.S. ПДСП – производственно-диспетчерская служба предприятия, а также Приют Для Списанных Пилотов (раньше в службе чаще всего работали лётчики, вышедшие «в тираж»).
АДП – аэродромный диспетчерский пункт.
РП – руководитель полётов.
СПУ – самолётное переговорное устройство.
НВУ – навигационное вычислительное устройство.
АРК – автоматический радиокомпас. Есть принцип, который вдалбливают в училищах: «КУР – ноль, балда на массу!» – Суть примитивна: если выдерживать полёт по стрелке радиокомпаса, всегда направленной на «ноль» шкалы, можно выйти на наземную радиостанцию, но не всегда. Почему не всегда, не выдам секрета, иначе придётся рассказать о радиодромии, активном и пассивном способах полётов по АРК. Вам это надо? Думаю, спокойная жизнь без таких знаний куда приятнее, чего искренне и желаю.
КУР – курсовой угол радиостанции, отсчитываемый от «ноля» шкалы.
БАИ – бюро аэронавигационной информации. Там хранят бортпортфели со сборниками схем аэродромов и регламентами работы радиосредств, а также выдают под роспись государственную тайну секретного кода «свой — чужой», но только своим, а не первым попавшимся шпиёнам.
СТАБ. – режим стабилизации автопилота.
РУД – рычаг управления двигателем.
Число М – число Маха.
Для «чайников» достаточно понимания, что на больших высотах и скоростях, близких к сверхзвуку, применяют не привычные км/ч, а целые или десятые доли М.
Для понимания числа Маха неспециалистами очень упрощённо можно сказать, что численное выражение числа Маха зависит, прежде всего, от высоты полёта (чем больше высота, тем ниже скорость звука и выше число Маха). Число Маха — это истинная скорость в потоке (то есть скорость, с которой воздух обтекает, например, самолёт), делённая на скорость звука в конкретной среде, поэтому зависимость является обратно пропорциональной. У земли скорость, соответствующая 1 Маху, будет равна приблизительно 340 м/с (скорость, с которой люди привычно считают расстояние приближающейся грозы, измеряя время от вспышки молнии до дошедших раскатов грома) или 1224 км/ч. На высоте 11 км из-за падения температуры скорость звука ниже — около 295 м/с или 1062 км/ч.
Сильно интересующимся разновидностями скоростей в авиации посоветую не рисковать здоровьем и не влезать в «дебри», которые по сути гораздо страшнее радиодромии...
Я бы на вашем месте точно не рискнул.
(продолжение следует)