И будет новый день -1

Эльмира Ибрагимова 3
Зарифа торопилась на экзамен. Уже в коридоре ее окликнула бывшая однокурсница и подруга Майя, учительствующая теперь в Москве. Приехав на летние каникулы к родителям, она забежала в университет повидаться с любимой подругой. Зарифа, недолго думая, позвала Майю с собой на экзамен.
– Сегодня пересдача, студентов не много. После экзамена сбежим из этого сумасшедшего дома и пообщаемся. На этот раз к нам пойдем, а то все время встречаемся где-нибудь ненадолго.
– К вам в другой раз, Зарочка. Сегодня хотела только увидеть тебя, узнать, что все у вас хорошо. Я ненадолго…
– Не отпущу, даже не проси. Не хочешь к нам, в кафешке пообщаемся, тут недалеко от корпуса есть приличное заведение. А пока будешь моим ассистентом на экзамене. Только предупреждаю заранее – в обморок не падай, ты на своем веку таких «умниц», как наши студенты, не видела.
– А что скажет факультетское начальство? – спросила у подруги Майя.
– Начальству некогда, оно к нам даже не заглянет. Сегодня последний день пересдач, факультет, как разбуженный улей. Здесь и заочники, и очники, и толпы родителей-просителей. Если к нам и заглянут, то порадуются, что я сама себе ассистента нашла, все коллеги заняты. Ты человек в теме, специалист из самой столицы.
– Я всего лишь школьный учитель, Зарочка, и зарубежку сама уже не припомню. А какими списками мы ее читали – галопом по Европам, ум за разум заходил, помнишь?!
– Тебя никто экзаменовать не будет, Майка, но зря скромничаешь. Помню я, как ты основательно училась. А московского учителя вполне можно приравнять к нашему вузовскому. Посиди, послушай, как теперь молодежь учится. Мы в свое время один библиотечный затертый учебник на весь курс из рук в руки передавали. А у них и Интернет, и электронные книги, и планшеты, и в телефонах вся информация, только желания читать совсем нет. Удивляюсь: зачем эти люди с таким отвращением к чтению литературу специальностью выбрали? Зачем так себя наказывать?
– Все просто – большинству теперешних молодых диплом о высшем образовании нужен, неважно, какого факультета. А ты ворчливой стала, Зарифа Мурадовна, ругать молодое поколение – первый признак старости, – пошутила с подругой Майя.
Они вошли в пока еще пустую аудиторию и сразу же обратили внимание на стол экзаменаторов. Заочники вместо традиционных для экзамена бутылок с минералкой организовали сладкий стол. Общепитовская тарелка из студенческой столовой была наполнена горкой белой черешни. А на другой, такой же убогой, посудине были аккуратно разложены заварные пирожные.
 Посмотрев на фрукты и сладости, Майя удивленно спросила подругу:
– А что это за восточный базар на столе экзаменатора? Ты вроде не кондитерское дело преподаешь.
– Это привет от заочников, – улыбнулась Зарифа. – Фантазия у них богатая, и староста на этом курсе особо изобретательный. Если поощрить его самодеятельность, он и ковры постелет, и музыкантов пригласит, и студентов с опахалом к экзаменаторам приставит. Все, что угодно, они покажут, чтобы задобрить преподавателя и получить жалкие «уды». А как они тройкам радуются, словно не одолжение от преподавателя получают, а Нобелевскую премию. И спасибо говорят, и расцеловать готовы. Эх, Майка, давно ты отсюда уехала, характер студентов нынешних не знаешь. В наше время все было иначе, помнишь, как мы с тобой из-за тройки плакали? А как просились на пересдачу, если тройка светила? С третьего курса мы с тобой на заочное перешли, но все равно красный диплом получили.
 – Сейчас у молодых другие ценности. Чего ждать от поколения, выросшего на покемонах и Шреках? Никто детям добрые сказки не читает, «Красная Шапочка» и «Аленький цветочек» не в моде. Ладно, времена не выбирают, – ответила подруге Майя, с интересом ожидая первых экзаменуемых. Устраиваясь за столом, рядом с подругой, она спросила:
– А что ты собираешься делать с этими сладостями? Неужели будешь задавать вопросы и, глядя на несчастных студентов, со смаком уничтожать фрукты и пирожные?
 – Разберусь, – улыбаясь, ответила Зарифа. и тут же переложила тарелки с фруктами и сладостями со стола на подоконник. А старосте, зашедшему в этот момент в аудиторию, сказала:
– Спасибо за заботу, Расул, но Вы явно переборщили. Фрукты и пирожные – лишнее, у нас пересдача, а не фуршет. Минералки было бы вполне достаточно. Но раз уж купили, надо съесть. Только я на диете, сладкого мне нельзя, нашему ассистенту тоже. А вы с ребятами после экзамена все это великолепие обязательно съешьте. Не дайте пропасть добру.
…После экзамена Зарифа, как и планировала, забежала с Майей в кафешку, они пообщались с часик и договорились встретиться в другой день. Зарифа проводила Майю и вернулась на факультет для подписания и заполнения экзаменационных документов. На бумажную волокиту ушло много времени, и домой Зарифа возвращалась уже вечером. Она валилась с ног от усталости. Утешала лишь мысль: еще один день жаркого в прямом и переносном смысле лета – позади, и она, выжатая как лимон экзаменационной суетой и бестолковыми студентами, наконец, дома.
…Возвращение домой всегда радовало Зару – за порогом оставались проблемы и усталость, суета бушующего катаклизмами и недобрыми событиями мира. А дома, в своей семье Зарифа чувствовала себя счастливой и защищенной от всех бед.
Она от души жалела своих коллег, которые часто делились с ней семейными проблемами, рассказывали о неладах с мужем, свекровью, детьми, соседями, вечной нехватке денег. Зарифу Бог во всех этих отношениях миловал. Их с Тимуром дом был полной чашей, а она всегда восхищала родных и друзей тем, что одинаково успешно состоялась и в карьере ученого, и в роли жены и матери.
Зарифа была одной из ведущих преподавателей кафедры, ее статьи издавались в солидных научных журналах, а студенты занимались по ее методическому пособию, которое вскоре должно было выйти учебником-монографией.
От заведования кафедрой Зарифа отказалась, хотя коллеги на совете почти единогласно избрали ее. Она знала, как важна эта должность для пожилой одинокой профессорши Сусанны Гургеновны, которая в свое время преподавала и ей. И потому Зарифа, не раздумывая, отказалась от должности в ее пользу.
– Ненормальная ты у нас, – не понимали ее молодые коллеги. – Сусанке давно на пенсию пора, уже и мы, бывшие ее студенты, состарились, а она все еще рулит на кафедре. Не пора ли старушке на заслуженный отдых?
– Не тот случай – Сусанне пожилой возраст, как и большой опыт работы, не мешают. Она не у станка стоит, в своем уме и полном здравии, преподаватель от Бога. Жаль только, студенты таких звездных преподавателей не достойны. Они даже не понимают счастья и везения учиться у таких, как Сусанна. Пусть она работает, пока хочет и может, сейчас для нее это единственный смысл жизни. Что ей дома делать, у человека ни семьи, ни внуков нет. У меня в жизни есть другие радости: муж, сын, подруги, мой дом.
Зарифа нисколько не лукавила, для нее вопрос о том, что важнее: работа или семья – давно и однозначно был решен в пользу семьи.
Сегодня «зарубежку» пересдавали заочники – «тяжелая артиллерия» третьего курса, не получившие оценку с первого раза.
– Зачем пытаешь несчастных, Зарочка? Люди работают, детей воспитывают. Будь снисходительнее. Радуйся, если они тебе назовут – кто, что и когда написал, – напутствовал ее сегодня перед экзаменом Аслан Юсупович, замдекана по заочному отделению. В свое время они с Зарифой учились на одном курсе университета, а совместная работа еще больше укрепила их добрую дружбу.
– Ничего себе критерии у факультетского начальства, – улыбнулась Зарифа, – Ладно, уговорил, Аслан, так и буду сегодня спрашивать – кто, когда и что написал. Только что делать, если наши студенты и этого знать не будут? Поверь, и такое часто бывает.
За двадцать лет работы в вузе Зарифа успела привыкнуть ко многому. Она не была придирчивой на экзаменах и уже не расстраивалась от незнания студентов и нежелания их учиться, как это было в первые годы работы. А в начале своей карьеры Зарифа могла и расплакаться от отчаяния, если какой-то студент не знал Шекспира или автора «Илиады». С годами стала терпимее, но даже самые нерадивые студенты знали: чтобы получить у Зарифы Мурадовны обычный зачет, книгу в руки взять все-таки придется. На этом курсе, как обычно, – всем, кто хотя бы немного готовился к экзамену, она помогла. Не повезло лишь паре-тройке студентов, которые не смогли в конечном счете ответить на любые три экзаменационных вопроса по их же выбору.
Открыв дверь своим ключом, Зарифа с наслаждением сбросила туфли на высоком каблуке и в полутьме прихожей нашла на ощупь ногами мягкие тапочки. Ощущение отдыха и блаженства медленно перетекало с ее освобожденных от тисков узкой обуви ног на все тело и даже душу.
– Как все-таки хорошо дома, – Зарифа умела радоваться мелочам и потому ее не покидало ощущение счастья. Оно – счастье – складывалось для нее из обычных житейских мелких радостей, подобно картине, составленной из мозаичных фрагментов, хотя все ежедневно случающееся в ее жизни было скорее обычными приятными мелочами. Ничего особенного не случилось сейчас – она, как и многие женщины, вернулась с работы. Но возвращение домой всегда делало ее счастливой – Зарифа любила свой дом, мужа, сына и знала, что это взаимно. И потому все проблемы, усталость суета рабочих будней неизменно оставались за порогом ее дома, который был ее крепостью, радостью и даже гордостью.
Услышав голос мужа, доносившийся из комнаты, Зарифа обрадовалась: Тимур уже дома, он говорил с кем-то по телефону. А на кухне хлопотала свекровь: по всей квартире разносились вкусные запахи.
Тимур встретил жену холодно. «Уже знает», – поняла она причину его обиды. Вчера она пообещала помочь на экзамене брату его коллеги, но свое обещание не выполнила.
– Среди твоих должников завтра будет мой протеже, – сказал ей муж накануне вечером, – чемпион мира по вольной борьбе.
– Неужели? – искренне удивилась она. – И каким ветром борца-вольника на наш женский факультет занесло? Они обычно престижные факультеты выбирают: экономический, юридический. А этот на филфак поступил. Понятно: тексты читать не хочет, как и остальные парни.
– Радуйтесь и гордитесь им на факультете. Когда еще такое счастье к вам на филфак привалит? А вы, бездушные, чемпиона «хвостами» обвесили.
– Говоришь, он весь в задолженностях, значит, не я одна ему «неуд» поставила.
– С остальными преподавателями он оперативно сумел договориться. Ты одна ему оценку не поставила. К тебе подойти не посмел, ребята сразу предупредили: бесполезно – вот какая о тебе слава.
– Значит, надо взятки брать, Тимур? А я тут пару дней назад мысленно тебя благодарила за то, что у меня такой нужды нет в отличие от некоторых преподавателей. Недавно с коллегой поссорились, она деньги у студента взяла, оценку пообещала. А тот даже название предмета, по которому экзамен сдает, не знал. Я предложила ему еще раз прийти, тогда ассистент и призналась, что деньги у него за оценку взяла, а меня предупредить не успела. От возмущения у меня слова не нашлись, а ее прорвало: «Куда тебе понять таких, как я? Я всего десять тысяч получаю. Одна работаю, муж попал под сокращение. У нас двое детей, их кормить надо, одевать, за квартиру платить. Это ты у нас ради удовольствия работаешь, а мы ради копеек этих несчастных вкалываем. Легко принципиальную из себя строить, когда ни в чем не нуждаешься! Понимаю теперь, почему с тобой никто на экзамены ходить не хочет». Вот такую тираду я выслушала, и подумала о том, как хорошо, что у меня есть ты и нет нужды в этих левых деньгах. Хотя, уверена, я в любом случае не взяла бы. Как потом тем же студентам в глаза смотреть? Как у них знания требовать?
– Уже и коллеги на твою принципиальность жалуются, делай выводы, – улыбнулся словам Зарифы муж.
– Я в тот день расстроилась, Тимур, ведь и так поблажки студентам делаю, чтобы не ставить сплошные «неуды». А если объективно оценивать их знания, человек десять хорошие оценки заслуженно получит.
 – Может, это твоя вина, как преподавателя? – спросил Тимур, жалея расстроенную жену. – Может, недоступно им все рассказываешь?
– Есть такое выражение: лошадь можно подвести к воде, но заставить пить эту воду никак нельзя. Как мне заставить их читать, если читателя в человеке начинают воспитывать в детстве, а у них нет такой привычки и такого навыка.
– Ладно, принципиальная моя, вернусь к своей просьбе. Фамилия того парня – Мусаев, зовут Арсен, он брат моего коллеги. Парень все время на сборах, соревнованиях, не успевает учиться. Помоги ему завтра на пересдаче, – попросил Тимур.
 – Хорошо, Тимка, помогу, – пообещала она и не забыла. Старалась помочь, но не получилось. Зарифа подробно вспомнила сегодняшнюю встречу со студентом, из-за которого на нее дулся муж.
Экзамен подходил к концу, и в аудитории оставалось три человека. Уверенная в том, что чемпион понятия не имеет о вопросах билетов, Зарифа решила оставить его напоследок. Ладно, нарисует она ему «тройку», парень республику прославляет, сам Бог велел ему помочь, уговаривала она себя: «Можно хоть раз исключение из правил сделать – просто так оценку поставить. Тимур меня никогда ни за кого не просил».
Зарифа вызвала для ответа очередную студентку, и та, собрав со стола листочки и зачетку, поднялась с места. Но в тот же миг с места встал чемпион и уверенной походкой направился к столу экзаменаторов. На ходу он знаком указал однокурснице, чтобы пока присела.
– Что это значит? – возмущенно подумала Зарифа, наблюдая за действиями парня. – Почему он позволяет себе такое поведение?
– Я Мусаев, – сказал парень, подсев к ней для ответа.
Зарифа продолжала молчать, сдерживая в себе желание просто выгнать его из аудитории.
– Хорошо, берите билет, если уж так торопитесь, – стараясь оставаться спокойной, сказала она чемпиону.
– Вы не поняли, я Арсен Мусаев, – растерянно и недовольно отреагировал тот. – Зачем мне билет? Я ничего не учил, мне обещали, что Вы и так поставите, поможете. А я в долгу не останусь…
– Не беспокойтесь, Арсен, у меня хорошая память, – еле скрывая раздражение, сказала Зарифа. – Готовьтесь и приходите через неделю на последнюю пересдачу. Это и будет ваш долг.
Парень взял зачетку, несколько секунд постоял у стола и резко вышел из аудитории, громко хлопнув дверью.
За ужином Зарифа попыталась объясниться с мужем, но Тимур ел молча, словно и не слышал ее слов. Зато на них отреагировала свекровь:
– Чего тебе стоило эту несчастную «тройку» поставить? Муж тебя просил, не кто-нибудь. Разве можно так, Зарочка?
– Я его напоследок оставила, спрашивать не собиралась. Вдруг он вылез вне очереди и при всех заявил: я ничего не учил, поставьте так, в долгу не останусь, – ответила Зарифа. – Что я должна была при этом делать?
Но свекровь смотрела на это по-своему:
– Придумала бы что-нибудь, просьбу мужа должна была по-любому уважить.
Двадцатидвухлетний Муса, молчавший до сих пор, сказал бабушке:
– Мама у нас принципиальная, не «толкается».
– Замолчи, – сорвалась Зарифа на сына. Но Муса примирительно чмокнул ее в щеку и, расцеловав бабушку за «экзотику» – так он называл сельскую колбасу и сушеное мясо, ушел в комнату. Свекровь последовала за ним. И они с Тимуром остались одни на кухне.
Зарифа подошла к мужу, коснулась рукой его плеча, хотела объяснить, что через неделю обязательно поставит эту злосчастную оценку. Тимур мягко отстранился и вышел из кухни. Через некоторое время хлопнула входная дверь, и Зарифа спросила сына:
– Кто это, Муса?
– Отец ушел к Вадиму, сказал, что будет поздно, – ответил сын.
Вадим был лучшим другом их семьи и первым из родственников и друзей, с которым познакомил ее Тимур двадцать с лишним лет назад.
В комнату вернулась свекровь, весь ее вид выражал недовольство невесткой, она никак не могла успокоиться:
– Хорошо, что я с вами не живу, за все бы переживала. Вот сейчас Тимур обиженный ушел, а у меня сердце болит.
…Маржанат жила в селе, но раз в два месяца обязательно приезжала в город к сыну. Она фанатично любила Тимура, но при этом, как ни странно, жить с семьей единственного сына не захотела даже после их переезда в просторную пятикомнатную квартиру.
– Не смогу с ними жить, слишком я Тимура люблю, – честно признавалась пожилая Маржанат родственникам, которые не понимали: зачем ей жить одной в сельском доме без особых условий, когда сын зовет ее в город? Но у Маржанат была своя логика:
– Когда слишком детей любишь, не получается справедливой быть к их половинкам. Не все, что вокруг них творится, правильно видишь и оцениваешь, иногда вмешиваешься в их жизнь, когда они не просят. Вот я и подумала: а вдруг невестка не так на моего Тимку посмотрит, нагрубит ему, в чем-то не уважит. Зарифа у нас хорошая, но всякое в семье бывает. Умом я это понимаю, а сдержать себя вряд ли смогу, если к сыну не то отношение увижу. Тогда и с невесткой отношения испорчу, и между ними проблемы из-за меня появятся, сама буду страдать. Да и не люблю я город. Пока на ногах держусь, не болею, буду жить у себя. А там посмотрим…
И в то же время Маржанат любила невестку как родную дочь и не имела претензий к ней. При всей своей придирчивости пожилая женщина не могла не заметить: Зарифа умело вела дом, трепетно заботилась о муже и сыне, была милой и уважительной ко всем их родным и близким.
Только одна причина не позволяла Маржанат считать сына счастливым. Какое же тут счастье, когда Тимур обделен в главном. После рождения сына Мусы Зарифа не могла больше иметь детей. Через три года после рождения первенца она забеременела вторым ребенком, но на большом сроке случились преждевременные осложненные роды. Зарифа не только потеряла ребенка, но и сама чудом осталась жива. Роженицу срочно оперировали, после чего врачи никак не могли остановить кровотечение. А после операции они сказали Тимуру: детей у них с Зарифой больше не будет.
Тимур тяжело переживал эту неприятность, хотя старался не показывать свое настроение и без того убитой приговором врачей жене. Какое-то время он еще пытался узнать причины, найти виновных в случившемся. Но выяснил одно: происшедшее с Зарифой не было врачебной ошибкой и никто не виноват.
Молодая женщина, потерявшая ребенка и надежду на материнство в будущем, долгое время была в депрессии, ей не хотелось верить в печальные перспективы. Операция во время родов спасла ее от неминуемой смерти и навсегда лишила надежды на будущее материнство. Тимур, расстроенный ситуацией не менее жены, взял себя в руки и, как мог, утешал свою Зарифу:
– Не переживай так, родная, мы с тобой не бездетные, у нас прекрасный сын, наследник. В той же Москве большинство семей довольствуются одним ребенком. А за рубежом вполне здоровые родители вместо детей собак себе заводят.
– Что ты такое говоришь. Тимур?! Мы не за рубежом живем и не в Москве, – плакала на плече мужа Зарифа, – зачем ты меня успокаиваешь, я же знаю: ты всегда хотел иметь большую семью и не менее трех детей. Сам не раз говорил об этом. Я думать боюсь о том, что скажет твоя мама – это будет для нее ударом. Может, нам развестись, Тимур? Так было бы справедливо. Я не могу родить, и это только моя проблема. А ты молодой мужчина, женишься, другая женщина нарожает тебе полный дом детишек.
– Не говори глупостей, Зара. Почему ты считаешь случившееся своей проблемой? В чем ты виновата? Судьба у нас такая, она у жены и мужа одна на двоих. Мне и в голову не пришла мысль о разводе, зачем мне дети от чужих женщин? Разве не знаешь: мужчины любят детей только от любимых женщин. Вот и я Мусика безумно люблю, потому что он – плод нашей любви. Не переживай, мы не успеем оглянуться, как сын осчастливит нас кучей внуков. А пока поживем для себя, займемся работой и карьерой. Ты у меня умница, будешь заниматься своей наукой.
– А твоя мама? Она же не позволит тебе жить со мной! Никогда не смирится с тем, что ты останешься с единственным сыном.
– Я сам с ней разберусь, Зарочка. Не такой она монстр, как ты думаешь. Мама тебя любит, она женщина, все сама поймет.
Тимур знал: с матерью и в самом деле будет нелегко, но утешал жену, как мог.

Продолжение по ссылке  http://www.proza.ru/2015/11/18/2313