Дело в шляпе

Людмила Вятская
Как по-разному у людей устроена память: некоторые взрослые не помнят себя даже в школьные годы, а другие помнят с раннего детства...
Когда я рассказала маме о своих самых первых воспоминаниях, она не поверила.

- Ты пошла в десять месяцев. Так что ты можешь помнить?! Скажи ещё, ты помнишь себя в утробе.

- Там - не помню, а вот первые шаги – представь себе! Помню, как сначала ходила вдоль дивана, держась за край обеими руками. У него ещё были такие большие жёсткие валики по краям. За них держаться неудобно, мало, что жёсткие, ещё и высокие: рук не хватало.

- Диван этот ты на фотографиях могла видеть.

- Потом я научилась обходить этот валик, слегка придерживаясь за него одной рукой. Делала шаг в сторону бабушкиной кровати, стоящей рядом, и дальше опять - по прямой, держась за мягкий матрац. И вы заметили мой успех. «Скоро сама пойдёт», - сказала бабушка. А стол, ну, большой квадратный…

- Так он один у нас был.

- Подожди. Он стоял ведь в центре – напротив дивана. И вот однажды я пошла не вдоль дивана, а в сторону стола. И сделала несколько шагов до его ножки. Помню ещё, ударилась о неё…. Она ж здоровая, но не заплакала.

- Это я тебе говорила, что ты маленькой не плакала, когда стукалась или падала.

- Но ножку стола ты мне не описывала. Шестигранный конус с тонким концом у пола. На каждой ножке ещё такая штуковина надета, как бублик. Вот он-то мне и был нужен.
 
- Ножки стола ты запомнила позже, когда полы начала мыть.

- Но я помню всю картинку: как сначала ты гладила на том столе бельё, а потом стала складывать его в шифоньер и не видела, что я пошла. Бабушка как раз из кухни заходила в комнату. Она тебе и сказала: «Шура, смотри: она пошла!» Потом бабушка села на диван и стала меня звать. Но для этого надо было обойти ножку. Я это сделала и шагнула к ней. Отец в это время стоял на балконе и курил.

- Не знаю... Ты, наверное, просто все привычки наши собрала вместе, вот тебе и кажется, что ты помнишь тот день. Ты ведь... в десятом училась, когда мы из этой коммуналки выехали? А что у меня в десятом было, и я помню.

- Я тоже так думала... А вот серу со спичек, помнишь, как я тайком под тем же столом ела?

- Серу?... А зачем ела?

- Вкус нравился. Я его до сих пор ощущаю.

- Что, и сейчас ешь?

- Нет, но в памяти остался. Ты тогда ещё отца ругала, за то, что он оставил спички в пепельнице. А он тебя - за то, что я одна на балконе оказалась.
 
- Так с нашего балкона ребёнок бы не выпал. Там только кошка, разве что, и могла пролезть. Так у нас кошки не было.

- Вот! Вот! Именно про кошку ты и тогда сказала!

- Ой, Людка, вот что хочешь говори, а мне не верится. Я лично, что вчера было, не помню.

- Что вчера было, и я не помню. Это другое. Мы-то с тобой говорим о детской памяти... А она - новая, цепкая и крепкая... Вот, подожди, - шляпу вишнёвую помнишь?

- Ещё бы! Про неё и мамаша всегда вспоминала. И ведь как всерьёз ты тогда обиделась! Это вам не капризы: конфету там, или игрушку хочу… Серьёзные обиды барышни! И слёзы катятся, а она, молча, их глотает и всхлипывает. Мамаша тогда уж больно сильно сокрушалась: «Это в три-то года! Что дальше будет?!»

- Я даже написала о ней. Прочитать?

- Ну, читай, раз написала.

*****
- «Эта шляпа лишила меня спокойствия, как только появилась у нас в доме. Мама принесла её в необычной коробке – круглой.
- Чо это ты купила? – спросила бабушка прямо с порога.
- А вот сейчас увидите, - сказала мама, и в глазах блеснул огонёк, от которого мне всегда было хорошо.
- Никак торт принесла? – строила догадки бабушка. – Так вроде и не праздник нонче.
- Нет, нет. Это не съедобное. Но очень красивое. Людочке понравится, - сказала с улыбкой и подмигнула.

Внутри, на уровне груди, сразу что-то запело и замахало крылышками. Стало легко и весело. Я почувствовала себя поющей бабочкой. Стоять на месте было невозможно: хотелось прыгать и что-то напевать. Я так и сделала - запрыгала и замурлыкала.

Мама, сбросив шаль и старенькое зимнее пальто на стул, развязала шпагат на коробке и достала... ЧУДО - маленькую фетровую шляпку цвета спелой вишни с тремя почти живыми цветочками на боку.
Покрутив в руках, она надела её и подошла к трюмо.

- Правда, красивая? – спрашивала мама, поворачиваясь к зеркалу то одним, то другим боком, заглядывая на себя со спины, то улыбаясь, то вдруг становясь очень серьёзной.

- Когда хоть тока ты носить-то её будешь? – неодобрительно пробурчала бабушка, наблюдая за снохой. - Летом в ей сопрешь, а в холод так ознобишься. Ни уши, ни лоб не прикрыват.
 
- Так она же весенняя. Как раз на первомайскую демонстрацию и надену. С габардиновым пальто!
 
С этими словами мама подбежала к шифоньеру и достала с вешалки своё новое серое пальто. Накинув на шею газовый светло-сиреневый платочек, а на плечи – недавно купленное китайское пальто, она ещё раз улыбнулась своему отражению, а потом, опять подмигнув, убрала вещи на место.

Весь разговор между бабушкой и мамой я слушала вполуха и не вникала в смысл. Мне было так хорошо, как бывало только в праздники, когда мы все вместе шли в гости к моим двоюродным братьям.

Прыгая на месте, я глаз не отрывала от шляпки.

- Понравилась? Красивая? – спросила мама.

- Красивая! Самая красивая! – согласилась я. – Ну дай мне!

 Миниатюрный размер шляпки и слова: «Людочке понравится» - ввели в заблуждение. Я была абсолютно уверенна, что мама купила её мне.
 
Глядя на меня в шляпе, они с бабушкой улыбались. Мама сказала, что великовата пока. Немножко надо подрасти. Уложила обратно в коробку, которую поставила в шифоньер.

С этого времени я каждый день туда заглядывала, открывая дверь снизу.
 
Там, где висели платья и пальто мамы и выходной костюм отца, пахло праздником. Я легко устраивалась среди двух одинаковых коробок с туфлями и пододвигала поближе ту, заветную, круглую, содержимому которой суждено было уносить меня в мир наслаждений. Как только крышка убиралась, начинала звучать волшебная музыка, слышимая только трёхлетней девочкой.

Я осторожно вынимала шляпку, и бабочки, до этого дремавшие где-то внутри, опять, замахав крылышками, поднимались вверх, увлекая меня за собой. Музыка начинала звучать громче. Это был загадочный сеанс самообмана. Цветочки (по виду – фиалки) выглядели очень натурально. В первый раз я даже пыталась попробовать их на зуб, а потом просто гладила и гладила.
И так я могла сидеть долго...
 
Потом шляпа переворачивалась, и я начинала разглядывать перламутровую шёлковую подкладку, в середине которой стоял овал золотистого цвета - знак фабрики головных уборов. Касаясь этого золота, я испытывала восторг. Закрыв глаза,  делала вдох, и аромат этой шляпы уносил меня в красоту, где всё сверкало, пело и кружилось.
 Мне совсем не обязательно было надевать её и смотреться в трюмо. Хватало простого разглядывания. А чувство гордости от обладания красотой, которое ребёнок не мог объяснить такими мудрёными словами, но в память запало навсегда, отрывало от действительности и уносило так высоко, что кружилась голова.

Разгадка случилась первого мая.
 
Нарядная мама в своём крепдешиновом платье, тёмно бордовых туфлях с бантиком и упомянутом пальто, - достала круглую коробку. Как только она надела шляпу, я сразу заявила:
- Эта моя шляпа!
 
Сейчас я думаю, что если бы взрослые согласились, что она моя, а мама её только наденет на демонстрацию, я бы и не почувствовала той обиды. Но отец решил сразу внести ясность.
 
- Нет, Людочка, это мамина шляпа. Посмотри, как она ей идёт.
 
Обида стала душить ту самую бабочку. А я принялась эту драму оплакивать.
Не громко, но до всхлипов.
Бабушка подлила масла в огонь:
- Это с этих-то лет мать раздевать будет?! А чо дальше-то ждать?!

Бабушка зря расстраивалась. Я не претендовала ни на какие другие мамины вещи.
Всё дело было в шляпе».

***
- Ну, как, мам?

- Ты, Людка, не обижайся, но трёхлетний ребёнок и слов - то таких не знает. Сама же сказала «мудрёные».

- Ребёнок слов не знает, но ощущения были те, которые описала. Они ведь были мои. Так что лучше меня их передать или объяснить никто не может. Я чувствовала так.

- Ну, раз так, то нечего и спрашивать.

- Та шляпа была чуточку волшебной. Я всё время слышала флейту и видела какую-то девушку, кружащуюся на зелёной лужайке.

- Слушай, не морочь мне голову.
 
- А куда она, кстати, подевалась?

- Так в театре ж украли… Сдала в гардероб, а обратно не вернули. Гардеробщица говорила: не брала. А номерок только на пальто дала. Так ничего и не доказала. А знаешь что?... Я ведь её с рук купила. Новая была, но цена на бирке зачёркнута. Женщина на работу принесла. Мерили все в нашем отделе, а только мне и подошла. Пятьдесят пятый – размер-то не ходовой. И называли их чудно – менингитки.
 
- Ну и названьице!

- Потому что только макушку и закрывали. И держались на резиночке под подбородком.

- А мне она напоминала лодочку...
 
- Вот и уплыла лодочкой… И что это ты её вспомнить заставила?

- Да, решили тут написать какой-никакой рассказик с названием «Дело в шляпе».

- Так это ж не про то.

- А я вот про шляпу.