На нашей карте этой избушки не было и я направил снегоход к её входу. Никакой протоптанной тропинки, даже следов возле входа не было, не было и вокруг. Дверь была плотно прикрыта, но открылась без особенных усилий. Несмотря на холод, запах в избушке был затхлый и мы не стали закрывать дверь.
На пристроенном к стенке топчане лежал человек лицом к стене, точнее его тело, учитывая морозец, который стоял уже больше месяца. Шуба была не надета, видимо, когда он лег, топилась печь, а в поленнице возле печки были неизрасходованные дрова.
- Ну что, будем звонить, - спросил я?
- Надо идти наверх, туда на снегоходе не проедешь, а здесь не возьмет точно. Да и не факт, что там возьмет. А продираться туда не меньше двух часов, - ответил Егор, подумав.
- Давай, хоть документы поищем, - предложил я и начал осматривать избушку изнутри.
Документы нашлись быстро – они были замотаны в пакет и лежали наверху на полке. Хозяину было 62 года и он был коренной житель с русским именем Николай Владимирович. Следов борьбы не было, голова лежала на подвернутой ватной телогрейке и если бы не холод, мы бы подумали, что он спит.
- Может, похороним? - спросил я Егора, - зачем ему эти милиции и скорые? Да и как они сюда доберутся? У них же нет снегоходов.
- Да это не наши проблемы, но нам придется с ними еще раз сюда приехать. Возьмут тело, поволокут на экспертизу, начнут тыкать, резать, мусолить, оно ему надо? Да и нас теперь затаскают, чё, ментов наших не знаешь?
- Знаю, имел дела. Хотя, пару раз нормальные мужики попадались. Вот тетки бывают еще ничего. А так – надо бы от них подальше, да еще с этими дурацкими законами. Неа, не хочу.
В избушке стало достаточно свежо, мы закрыли дверь и решили затопить печь.
- Давай, вынесем его на улицу, что ли? – предложил Егор, - а то сейчас оттает и станет невозможно дышать. Мы подошли к телу, я взял его закоченевшую руку, с усилием отвел её немного назад и увидел у самой стены белый металлический цилиндр размером с поллитровую бутылку. Цилиндр был из двух половинок и я попробовал их раскрутить. Внутри лежала свернутая рулоном фольга, в которую заворачивают продукты для выпечки в духовке. Свернута она была аккуратно, на ней были часто нацарапаны значки. Приглядевшись, мы увидели, что это были печатные русские буквы. Осторожно развернув, мы стали читать с самого верха. Текст послания, немного необычный для нашего повседневного языка, был, примерно, таким:
- Оохтитойменаа! Я пишу эти строки железным пером на алюминиевой фольге. Я пришел умирать в тайгу. Алюминий долго сохранит мои надписи. Я расскажу всю правду о том, что сейчас делается. Больше нет сил жить среди людей. Разве это люди? У меня есть продукты и до осени еще есть время, можно что-нибудь добыть на пропитание. Думаю, что мне хватит времени, чтобы все написать. Когда-нибудь люди найдут это и прочтут. И узнают правду. Я спрячу рулон исписанной фольги под крышей избушки, чтобы ее смогли найти. Избушка простоит еще долго. А если развалится – то не помнет фольгу. У нее прочный футляр тоже из алюминия. Я за эту трубу три беличьих шкурки отдал.
Оо-хти-той-ме-наа! Читайте слова последнего из нашего племени. Я дождусь мороза и уйду далеко от избушки в лес. Буду идти, пока хватит сил, сильно устану. А потом лягу в снег отдохнуть и усну. Пусть зверям будет радость от пищи! Мое тело гнить не будет. Никто меня не будет хоронить. Некому будет горевать. Мой дух улетит к моим предкам.
О-о-о-хти-той-ме-на-а!
И дальше шел простой незатейливый рассказ про его злоключения, читать который весь было утомительно. Рассказ не был закончен, на столе лежал штырь, похожий на остро заточенный гвоздь, только без шляпки.
- Да, хлебнул мужик при жизни, - протяжно проговорил Егор, задумчиво глядя сквозь изморозь в окно. Жаль, чуток не дотянул до намеченного. Интересно, это что, имя такое? Тоймен... - он посмотрел на фольгу, - охтитойменаа? Какое-то финское?
- Они же угрофинны, но, я думаю, что это что-то вроде слогана, заклинания. Только, почему он решил, что откроет кому-то глаза? Что у нас творится, ведь, и так видно, невооруженным глазом.
- Зато теперь свободен, да и смерть себе придумал достойную. Осталось только воплотить его мечту – отдать тело на съедение зверям. Только, станут ли они теперь есть это тело?
Мы вышли из избушки через пятнадцать минут – решение пришло довольно быстро и его правота не вызывала сомнений. Оставив все, как есть, мы только переложили все дрова под его топчан, добавили туда табуретку и разломанный стол. Посмотрев, сколько метров до ближайших деревьев, мы решили побыть пока здесь и подожгли положенные под дрова ветки. Егор громко сказал:
- Прощай, Николай Владимирович! Жил ты часто в несправедливости, зато ушел достойно. Разложение не коснется твоего тела, и оно закончит свое существование по завету предков.
- А тубу мы переложили снаружи, под дом, слегка присыпав землей, чтобы не покоробился алюминий от огня. Ее обязательно найдут и прочитают! - Здесь я перешел с торжественной интонации на бормотание:
-только это всё и так все видят. Просто всем - до…
Я залез на снегоход и еще раз посмотрел на догорающую избушку.
- Ну вот, в другой мир вместе со своим домом. Наверное, это здорово! Он, думаю, сейчас доволен и посылает нам с тобой привет! Чувствуешь?
-Ощущаю, - сказал саркастически Егор и сел сзади.
- Поехали!
И мы тронулись домой, позабыв про охоту, расхотев стрелять в зверей и птиц. Сердце слегка саднило, но душа радовалась – в кои-то веки нам удалось сделать хорошее дело, да ещё совсем неизвестному человеку. После того, как он покинул эту Землю.