Литературные этюды. Поклон Витязю

Михаил Шаргородский
В Грузии одним из величайших национальных достояний   культуры, является поэма "Витязь в тигровой  шкуре," написанная Великим грузинским поэтом Шота Руставели во времена царицы Тамары.
Поэма всегда была в центре культурной жизни нации, а точнее жителей страны, вне зависимости от нации, ибо этот шедевр интернационален.
Различного рода диспуты, обсуждения, просто суждения, связанные с поэмой, и заложенными в ней непреходящими  морально-этическими принципами, продолжаются и поныне. Предлагаемый Вашему вниманию этюд, именно с этим и связан
                ====================================

Недавно, в связи с разговором с одним из моих друзей, я повторно перечитал поэму «Витязь в тигровой шкуре» гениального Шота Руставели. Последний раз я читал эту поэму лет 50 тому назад. Очевидно в силу возраста, я ее прочел совсем не так, как когда-то. Вообще у меня было такое впечатление, как будто я это читаю в первый раз.
 Во время чтения, я по нескольку раз возвращался к некоторым местам, сравнивал, как это сказано в других переводах. Читал я по переводу Заболоцкого. А сравнивал с переводами Бальмонта, Петренко и Нуцубидзе. Я разумеется не литературовед, но рискну высказать свое мнение о восприятии различных переводов.
 Слов нет, Заболоцкий хороший поэт. Его текст читается легко и свободно. Но некоторые места мне у Петренко более понравились. Мне показалось, что в какой-то степени они ближе к оригиналу. Особое место, конечно же занимает перевод Нуцубидзе.
 О его переводе много написано. Ряд  специалистов критикуют его за собственную трактовку отдельных строф,  и некоторую подгонку текста перевода к своей научной концепции, не всеми разделяемой.
Не могу сказать, что в этой научной полемике правда, а что нет. Разумеется, что я не могу вмешиваться, или как-то комментировать споры специалистов.
Но, все таки, мне представляется вполне этичным высказать свое мнение. Мне кажется, что любой русскоязычный читатель, желающий составить себе представление о таком шедевре, как  «Витязь в тигровой шкуре», должен непременно познакомиться с переводом  Нуцубидзе, вне зависимости от того, каким переводом он до этого пользовался.
Нельзя отрицать, что его текст читается труднее, язык его слегка тяжеловесен, но с чем может сравниться впечатление от того, что ты окунулся в родную стихию героев поэмы, малейшее движение души которых, глубоко понятны и органичны для переводчика.
Не могу не сказать, что долгие годы я был убежден, что переводчиком должен быть носитель того языка на который  произведение переводится. А сейчас  я сильно заколебался. Любой, даже самый талантливый поэт, переводя на свой язык с чужого для него, пользуется подстрочником. Бесспорно, что смысл им удается передать. А дух? Вот в этом-то и сила труда Ш. Нуцубидзе, что он лучше всех других смог передать дух эпохи, атмосферу взаимоотношений  между героями, и даже создать впечатление своего присутствия, подобно старым мудрецам, рассказывающим внукам что-то былое.   
Его перевод нельзя читать быстро, как обычные стихи. Не знаю почему, но беря в руки этот перевод (Кстати, отлично изданный издательством «Мерани» в 1977 году)  ты, как будто сразу погружаешься в какую-то торжественную среду, где любая суета неуместна. Читаешь медленно, вдумываясь, и ощущая, что ты  переселился  в особый мир чувств, понятий и действий. Прочтя поэму полностью, ты ощущаешь потребность перечитать  некоторые места, а твой разум вновь и вновь возвращает тебя в тот мир, который ты только познал, и который долго не позволяет тебе думать, о чем- либо другом.
Я уже говорил, что, вероятно, с возрастом, все воспринимается по-другому, чем в юности. На сей раз, чтение поэмы произвело на меня неизгладимое  впечатление. Вместе с восхищением гениальностью автора, я ощущал простую человеческую радость от того, что такие люди были, и к большому счастью для нас, оставили зримые следы своей жизни и деятельности.
Наряду с этими впечатлениями, у меня возникли некоторые вопросы, на которые я не знал, где получить ответ.
В частности мне было непонятно, как можно совершить убийство царевича Хваразмшаха, приглашенного  царем для сватовства с Нестан-Дареджан?  Я не мог понять, как в поэме, олицетворяющей наилучшие идеалы гуманизма, дружбы и любви, может иметь место этот неблаговидный факт.
Непонятно было и то, что Тариэл, объясняя царю мотивы убийства, мотивирует это тем, что он не может допустить воцарения на престол иноземца.  И это при том, что заказчица поэмы, его современница, царица Тамар, дважды выходила замуж, и оба раза за иностранца.
Я обратился к одному известному, знакомому мне поэту. Он кое-что пояснил, и направил мои мысли в правильном направлении. Но вопрос для меня не был закрыт.
И тут, совсем неожиданно, мне на помощь пришел мой любимый поэт Важа Пшавела. 
Я очень люблю его стихи и поэмы, поэтому его двухтомник  (1961 года выпуска), почти всегда у меня под рукой. Я вспомнил, что когда-то читал его статью «Размышления о витязе в тигровой шкуре» и его смелое оппонирование академику  Н. Марру. Статья написана в 1911 году, для газеты.
Я нашел эту статью и стал ее внимательно  перечитывать. Вскоре у меня создалось впечатление, что эту статью он писал специально для меня.
В этой статье очень большое место уделено именно тому событию, на
которое я обратил внимание, и которое вызвало у меня определенное недоумение.
В. Пшавела, приводя почти целиком этот отрывок, очень убедительно доказывает, что несмотря на то, что царица Тамар заказала  эту поэму, и она посвящена ей и ее супругу, автор  вынужден обращаться к ней с просьбой разрешить включить какие-то куски.
«Эту повесть я переложил в стихи, споря с ними».
 Важа делает вывод, что автор хотел включить в поэму, реально имевшее место, овеянное тайной, событие, а царица была против, и он дополнительно испрашивает у нее дозволения на это.
Именно это обстоятельство и побудило Ш. Руставели выдавать свою поэму за персидский сказ, что почти автоматически  избавляло его от излишних нападок и критики своих современников.
К тому же, по мнению тогдашней аристократии, то что не было персидского происхождения, было заведомо плохо.
В. Пшавела утверждает, что в результате такого подхода автор вынужден был чисто грузинскую историю, свидетелем  которой он был, выдавать за персидский сказ.
С учетом всех этих соображений, мне кажется, что автор описывает это событие не для простого повествования, а для того, чтобы общество получило  возможность  иметь суждение  о реально имевшем место недостойном факте.
Возможно это произвольный вывод, но он для меня закрывает вопрос.
Должен сказать, что, читая и думая над этими вопросами, я не мог еще раз не восторгнуться полемическим  запалом  статьи В. Пшавела. Мне доводилось читать критические статьи Белинского, и даже Пушкина, но там все же не было такого накала страстей.
В Пшавела выступает раньше всего, как патриот своей страны. Блестяще подготовленный полемист, в совершенстве владеющий материалом. Эрудит, неотразимо выстраивающий доказательную базу. Если бы это было в советскую эпоху, я бы даже добавил «марксист». Почему? А потому, что, когда Марксу и Энгельсу поручили написать Манифест коммунистической Партии, они выдвинули одно условие: Не преклонение перед авторитетами. В своей статье Поэт яростно полемизирует не только с ученными, во главе с Н. Марром, принижающими, по его мнению, подлинную  историю страны и ее литературные памятники, но готов сражаться за истину, в которую свято верит, хоть со всем светом.  Для него единственный авторитет - это истина. За нее он готов взойти хоть на эшафот.
Помимо всего прочего меня поразило его знание русской литературы. Он свободно ссылается на произведения Л. Толстого, И. Тургенева и др. Зная, какой тяжкой жизнью он жил, трудно было ожидать такую широкую эрудированность. Не знаю, есть ли в грузинской литературе еще такие блистательные разборы произведений, но мне кажется, что каждая нация имеет право гордиться таким сыном, поэтом, писателем и гражданином.
В своей статье он демонстрирует такое пиететное отношение к гению Ш. Руставели, такое восторженное восприятие каждой строфы, и даже, как мне кажется, готовность отдать свою жизнь в деле борьбы за честь и достоинство великого поэта.
В устах В. Пшавела не удивительна фраза: « Грузия - есть Ш.Руставели, а Ш. Руставели - есть Грузия».
Характеризуя своего кумира, В. Пшавела говорит: « Заслужить такую любовь может только великий человек, гений, который является родным сыном своего народа, представителем его духа и плоти, его характера, в котором, как в фокусе, сосредоточен весь народ, вся его культура и богатство…»
Я, будь мое право, переадресовал бы эти слова в адрес самого В Пшавела, который их вполне заслуживает.
Возвращаясь к «Витязю в тигровой шкуре», мне хочется затронуть еще один вопрос. Речь идет о любовных отношениях Фатимы и Автандила. В Тургеневскую эпоху был очень популярным лозунг «Умри, но не дай поцелуя без любви»
На таком фоне не совсем понятна история этих двух героев. Я думаю, что они не исповедовали Маккиавелевский принцип «цель оправдывает средства». В этом случае за нужную информацию, любая плата была бы оправдана.
Но это же не так. И сам поэт с явной укоризной подчеркивает:
«Ведь безумствует влюбленный, разлучась с любимой снова.
Но один в порывах тщетных ищет божьего покрова,
А иным- красоток ласки всей земной любви основа.»
Возможно, на масштабном героическом фоне поэмы небольшой альковный эпизод не имеет глобального значения. Может быть, в те времена более снисходительно относились к подобным вопросам. Может я что-то не совсем понимаю. Но,  В. Пшавела почему-то не коснулся этого эпизода, поэтому я буду ждать, пока не проявится равный ему авторитет (Наиболее вероятно, что они и сейчас есть, но я их просто не знаю) и не пояснит мне то, что меня беспокоит.
Я почти уверен, что если бы мои записи попали на глаза специалистам, они скорее всего возмутились бы, что некий дилетант пытается  разбираться в «святая святых» Но эти записи им не адресованы. Я высказываю свое мнение для членов моей семьи, и узкого круга друзей, которые простят мне, если я ошибусь.
С учетом этого есть один вопрос, больше касающийся В. Пшавела, чем Ш. Руставели, на котором мне бы хотелось остановиться. В своей статье «Космополитизм и патриотизм»(1905г) он пишет:
«Гамлетом» и «Королем Лиром» не может насладиться ни один из сынов другой страны, в той мере, особенно же в переводе, в какой наслаждаются ими англичанин, читающий эти произведения на английском языке»
И дальше:
«Разве сын какой либо  другой страны может получить то наслаждение от чтения «Витязя в тигровой шкуре», или понять его так, в каком бы хорошем переводе он не читал его, или как бы хорошо ни знал  он грузинский язык, как это доступно грузину»
Очень может быть, что в эпоху В. Пшавела, так и было. Мне даже кажется, что это высказывание носило не столько литературный характер, сколько стремление защитить самобытность своего народа, и его главные ценности, которые в то время, по убеждению поэта, грубо попиралась Н. Марром и его единомышленниками.
К тому же, вероятно, в то время не много было  не грузинов,  хорошо владеющих грузинским языком, и это дало основание поэту высказать такую точку зрения.   Я полностью исключаю вариант, что он хотел кого-то обидеть. Но из указанной предпосылки вытекает такой вывод, что «Евгения Онегина» ни один грузин не сможет понять так, как его поймет русский. Однако, мои грузинские друзья, тем более окончившие русские школы, высокообразованные люди,  хорошо знающие литературу, наизусть читающие целые главы Пастернака, Цветаевой, и Ахматовой, не хотят и не могут согласиться, что они эту литературу, ее дух и шарм, понимают хуже русских.  Более того, самым выдающимся лермонтоведом прошлого века , признанным обществом и специалистами, являлся  грузин Ираклий Андроникашвили.
Так что мы попросим любимого поэта слегка смягчить позицию в этом вопросе, и пусть мировыми шедеврами наслаждаются все, кто может их воспринять и осмыслить.