Сценарий для одной европейской страны... гл. 36

Игорь Срибный
Глава тридцать шестая

     Сталин внимательно, ни разу не перебив речь Сербина, что случалось очень редко, выслушал доклад о положении в Европе и долго ходил по кабинету, изредка попыхивая трубкой.

     - А что вы думаете о нашем северном соседе – Финляндии? – неожиданно спросил Вождь. – Маннергейм упорно не хочет отдавать нам три острова, которые не заселены финнами, а нам они необходимы для обустройства военных баз, чтобы прикрыть наши северные границы.

     - Так поэтому и не хочет, товарищ Сталин, - ответил Сербин. – Зачем ему иметь в своем подбрюшье военные базы СССР? Я читал в газетах, находясь в Германии, что Маннергейм обратился к Парижу и Лондону с требованием осуждения территориальных притязаний Советского Союза. К сожалению, другой информации у меня нет.

     - Но ведь можете добыть? – Сталин, прищурившись, посмотрел на Сербина.

     - Вряд ли, товарищ Сталин. У меня есть контакты в Берне, но они нацелены на Германию, и не обладают информацией о состоянии финской армии. Вас ведь армия интересует?

     - Нам известно, что у финнов всего пятьдесят тысяч солдат и офицеров. На случай войны они могут призвать из резерва еще триста тысяч. Ну, может быть, четыреста. Мы же можем выставить порядка миллиона солдат и офицеров.

     - Вы хотите объявить войну Финляндии? – удивился Сербин. – Но зачем? Что это дает Советскому Союзу, кроме злобного шипения ядовитых змей из Европы? Этим шагом мы окончательно похороним надежды на то, что Париж и Лондон станут нашими союзниками в войне с Гитлером!

     - Леонид, не начинайте!.. – Сталин выбил пепел из трубки и уселся в кресло, сразу став маленьким и незаметным. – С Гитлером у нас договор, который он не посмеет нарушить! А финны… Вы просто не понимаете значения этих островов. Если их превратить в военные базы, они не позволят в полной мере использовать вооруженные силы Финляндии против нас: не дадут финнам вплотную приблизиться к нашим границам; незаметно провести концентрацию войск, что предшествует нападению; затруднят использование артиллерии и авиации для бомбардировок нашей территории. В семнадцатом году финны просили нас предоставить им независимость, мы пошли навстречу желанию этого народа строить новую жизнь без России и не стали торговаться по поводу территорий. Но когда нам понадобились эти три пустующих острова, нас встретили чуть ли не в штыки!

     - Вы всерьез полагаете, что финская армия может представлять угрозу для СССР? – спросил Сербин, уже понимая, что Сталин уже все для себя решил.
 
     Напоровшись на отказ по поводу островов, он счел себя обманутым в своих ожиданиях, а значит… Значит, быть войне с Финляндией.

      – Товарищ Сталин, Финляндия может воевать на стороне Германии, не стану отрицать такой возможности. Но сама по себе эта страна никакой угрозы не представляет.
 
     - Вот видите, товарищ Сербин, - Сталин снова поднялся. – Вы и сами не исключаете участия финнов  войне против нас. Вы знаете, что Маннергейм строит мощные оборонительные сооружения на нашей границе? Спросите себя, зачем? А я вам отвечу: он хочет превратить Карельский перешеек в сплошную линию стационарных укреплений.

     - Но это ведь оборонительные укрепления?!

     - Правильно, оборонительные, - согласился Сталин. – Но от кого? Значит, он изначально выставляет нас в роли агрессоров, хотя мы еще ни шагу не сделали в направлении финской границы. Но сделаем! Маннергейм сам толкает нас к этому! Мы поднимали вопрос островов в 1938 году – отказ! На переговорах в начале тридцать девятого – отказ! При этом, мы просили полуостров Ханко не навсегда – в аренду! За остров Сурсари и финскую половину острова Рыбачий мы предлагали финнам территорию в Карелии, в два раза превышающую площадь островов, которые мы просили. Мы объясняли им, что наши требования обусловлены исключительно интересами обороны Ленинграда, который по величине и по численности населения равен всей Финляндии!

     «Обида!» - подумал Сербин. – «Господи, почти детская обида руководит сейчас Сталиным. Как это так, мы просили, а нам не дали?! Он не ведает, что творит!»

     - Товарищ Сталин, вы же понимаете, что война с Финляндией оставит нас без союзников в войне с Гитлером! – Сербин попытался вернуть тему, оборванную Сталиным.

     - Леонид, вы снова о своем! – поморщился Вождь. – Англия и Франция объявили войну Германии, вам этого мало?!

     - Да, объявили, но не сделали ни одного выстрела в сторону Германии, не сбросили ни единой бомбы на ее территорию…

     - А вот здесь вы лжете, Сербин! – Сталин грозно взглянул в глаза разведчика. – В газетах публикуются данные о потерях английской авиации в небе над Берлином.

     - Товарищ Сталин, вы знаете, что войну в небе над Германией уже назвали «войной конфетти»?

     - Впервые слышу такой термин, - Сталин снова поморщился, словно от зубной боли. – Хорошо, рассказывайте!

     - За двадцать дней после объявления войны Германии, в период с 6-го по 27-е сентября тридцать девятого английской авиацией вместо бомб было сброшено восемнадцать миллионов так называемых «писем к немецкому народу». Командующий авиацией англичан маршал Харрис по этому поводу высказался так: «Я считаю, что единственное чего мы добились – это обеспечили потребности немецкого народа в туалетной бумаге. Многие из этих листовок написаны глупо, почему их и скрывали от общественности, а ведь мы теряли самолеты и экипажи, сбрасывая эти листовки…»

     - Признайтесь, что вы это выдумали! – Сталин сверлил взглядом Сербина.

     - Тогда вот вам еще одно высказывание. На сей раз, члена английского парламента от консервативной партии генерала Спирса: «Позорно сражаться «конфетти» против совершенно безжалостного противника. Мы делаем из себя посмешище!» Даже английские генералы признают цинизм действий своего правительства, приказавшего бросать на головы врага листовки в тот момент, когда отборные немецкие дивизии перемалывают остатки польской армии, а посол Польши на коленях умоляет разбомбить хотя бы немецкие аэродромы, с которых немцы совершают налеты на польскую территорию…

     - А вот это я уже слышал! – вдруг согласился Сталин. – Молотов докладывал мне, что польскому послу на его просьбы ответили примерно следующее: «Англия не имеет намерения бомбить Германию, прежде чем Германия сама не сбросит бомбы на Англию, поскольку подобные агрессивные акции могут отрицательно повлиять на настроения мировой общественности».

     - Так разве это не потакание Германии? – воскликнул Сербин. – На линии Мажино против тридцати двух дивизий вермахта стоят семьдесят две дивизии французов. К ним «на помощь» через Ла-Манш переправилось сто семьдесят тысяч англичан с техникой и вооружением, но Париж заявляет, что французская армия не готова к наступательным действиям! Где же война? Кто и кому ее объявил?!

     - И какой же вы делаете вывод, Сербин? – Сталин был зол и даже не пытался это скрывать.

     - Товарищ Сталин, я свои выводы докладывал вам неоднократно! – Сербин пошел до конца. – Пассивно-выжидательная политика Англии и Франции во время оккупации Польши, есть фактическое продолжение мюнхенской политики соглашательства с наглыми требованиями Гитлера о переделе мира по тем лекалам, которые ему навязывают те силы, о которых говорил Раковский.

     Сталин поморщился, но промолчал…

     - Париж и Лондон, - продолжал Сербин, - не собираются ссориться с Германией, надеясь на то, что те же силы направят Гитлера на Восток.

     - Но чем вы докажете это?! – Сталин медленно встал, возвышаясь над столом. – Чем?!

     - Хорошо, я начну сначала, - Сербин был на грани нервного срыва, но старался сдержаться. – Правительство Даладье отказалось дать англичанам письменное обязательство не заключать сепаратного мира с Германией. Вам это известно! Такое обязательство до сих пор не подписано, и только господин Рейно, - кандидат на пост премьера, дал слово подписать его в случае своего избрания на этот пост. Далее, после того, как наши войска вошли в Прикарпатье, французские газеты разразились гневными статьями, в которых вместо Гитлера агрессором стали вы, товарищ Сталин.

     - Мне не докладывали об этом, - угрюмо пробурчал Вождь. – Продолжайте!

     - Вам, вероятно, «забыли» доложить и о том, что французский парламент несколько раз рассматривал план захвата Кавказа и Крыма при содействии английской армии.

     Сталин помрачнел, его лицо приобрело землистый оттенок.

     - Что еще? – через силу произнес Вождь. – Добивайте уж до конца товарища Сталина!

     - Я только повторю слова Раковского: воевать с Гитлером никто не будет – ни Англия, ни Франция. Они желают столкнуть его с СССР, дождаться окончания войны между нашими странами, а затем объявить войну ослабленному и истекающему кровью победителю, уничтожив и фашизм, и большевизм…

     Сталин не стал раскуривать трубку, а закурил папиросу, расхаживая по кабинету и не глядя в сторону Сербина.

     Это хождение из угла в угол  продолжалось не менее получаса.

     - Значит, финское правительство в преддверии военного конфликта между СССР и Германией мешает Сталину укрепить обороноспособность северной столицы путем отказа в территориальных уступках! - наконец, произнес Сталин, остановившись напротив Сербина. – А это, в свою очередь, означает, что Маннергейм состоит в сговоре с Гитлером!

     Сербин понял, что Сталин твердо решил объявить войну Финляндии, и его доводы вновь не были услышаны…

Продолжение следует -