Мама собирала сумки и поучала: “Сразу всё не продавай, присмотрись к ценам, не торопись. Дешевле других не отдавай, но и сверх меры не заламывай. Они там торговаться любят, менталитет такой, так что будь начеку. И глазки поменьше строй, знаю я тебя”.
“Угу, угу”, — мрачно отвечала Светка. Очень уж ей страшно было ехать первый раз за границу. А куда деваться — большая уже, пора зарабатывать. Не всё маме одной неподъёмные баулы таскать.
Вот и поехали они в Турцию. Они — это Светка, подруга её Лариса и тётя Надя из соседнего подъезда. Тётя Надя — для присмотра и подробного отчёта Светкиной маме.
Ехать решили эконом-классом. Кто-то рассказал, что в Болгарию ездят автобусом за копейки, а оттуда можно в Турцию чуть ли не пешком дойти. Виза десять баксов прямо на месте, а там попутками — день езды и в Стамбуле. И совершенно бесплатно.
Купили билет на Болгарию, запаслись ходовым товаром — игрушечными автоматами и рашпилями. И мелочёвки всякой набрали в виде фонариков и популярных за рубежом будильников с серпом и молотом.
В автобусе Светка с Ларисой из-за мандража всю дорогу ртов не закрывали, хихикали да щебетали, а тётя Надя рядом с ними помолодела вся, расцвела и похорошела.
До Софии доехали без приключений. В дороге весело было — молодые одесситы анекдоты травили и коньяком соблазняли. Но тётя Надя не зевала: анекдоты одобряла смущённым гыканьем, а коньяк решительно запретила. Так что приехали они в братскую страну при товаре и трезвой памяти. Из столицы кое-как добрались до унылого приграничного городка. К этому времени Светка всей душой возненавидела рашпили. Руки пообрывала, спину ломило и жрать хотелось отчаянно. Тётя Надя, привычная к тяготам одинокой разведёнки, с выправкой офицера в отставке и слегка сдувшимся от голода животом, гордо тащила свои сумки. А у Ларисы рашпилей не было. Она фотоаппарат везла и три велосипедные покрышки. Можно сказать — ехала налегке.
Выгрузились на автовокзале, стали искать, как до границы добраться. Маленький, цыганистого вида мужичок за доллар обещал довезти. Сомневались, конечно, но что делать — вечереет, двигаться надо. Перекусили на лавочке пирожками с повидлом, да и пошли к мужичку. Он их за углом дожидался в жигулях, навевавших тоску по дому.
Довёз всего за полчаса, высадил на дороге и показал в сторону вереницы машин у пропускного пункта. Подхватили они сумки и пошли туда. Светка уже ног не чуяла, а тётя Надя с Лариской чуть не вприпрыжку бежали. Но тоже устали, конечно. Шли по узкой обочине — мимо, сигналя и пугая их до полусмерти, пролетали автобусы с дремлющими в полумраке салона туристами. Легковушки выстроились в длинную очередь и еле ползли — их пропускали медленнее, чем автобусы. И посреди всего этого трафика, нагруженные сумками, дефилировали три утомлённые бизнес-леди.
Увидев такое чудо, турки-пограничники сильно оживились. Страшные и усатые, они столпились вокруг туристок-пешеходок, предлагали кофе, чай и, судя по выражению лиц — руку и сердце.
Промурыжив часа полтора, содрав по пятнадцать долларов вместо десяти за визу, вдоволь насверкавшись глазами и нашевелившись усами, турки всё-таки сжалились и отпустили страдалиц на волю. Ура! Они в Турции!
В два часа ночи на пустом шоссе посреди нигде, три грустные тени стояли в полной растерянности и смятении чувств. Куда ехать, как ехать, где они вообще?
Минут через десять мимо прогромыхал здоровенный грузовик. Тени шарахнулись в кювет. А грузовик вдруг остановился и сдал назад. Из кабины высунулся носатый дядька и поманил их пальцем. Вперёд выступила Светка (единственная из всех знавшая по-английски “зис из э тэйбл”) и робко спросила: “Стамбул?” Дядька почесал нос, кивнул и сказал: “Бабаэски”.
“Наверное, это ‘да’ по-турецки”, — предположила мудрая тётя Надя, и они полезли в кабину.
Едут. Дядька рулит и косит глазом. Пассажирки молча любуются окружающей темнотой. Тишина. Мёртвых с косами вдоль дороги не было, но жутко до ломоты в зубах. Дурные предчувствия и смертный ужас. Мысленно они уже представляли, как их завозят в турецкий лес, отнимают товар повышенного спроса, зверски убивают и зарывают под ближайшим кипарисом. Или что там у них в лесу.
Через час езды дядька остановил машину. Широко улыбнулся и сказал: “Бабаэски!” Активно жестикулируя, бормоча себе что-то под нос, он вынес из машины их баулы, и стало ясно — приехали.
Вылезли они, огляделись. На Стамбул не похоже. Их выгрузили у скромной чайханы посреди деревеньки с аккуратными саклями. Или что там у них в деревеньках.
В чайхане горел свет, на улице стоял столик, за столиком сидели три дряхлых аксакала. Нормальное чаепитие в три утра.
В духан путешественницы идти постеснялись. Мало ли какие тут обычаи — вдруг в такое время суток женщин в чайхане воспримут как поругание устоев и оскорбление мужской чести.
Светка, побродив в темноте пару минут, нашла уютный фисташковый сад с узенькой скамейкой, где они и просидели до рассвета.
Рассвело через пару часов. Возле чайханы обнаружился симпатичный рынок с древними каменными прилавками. Туда уже подтягивались энергичные торговцы зеленью и овощами.
Светка подумала и предложила: “А идём там поторгуем?”
И они пошли. Как ни в чём ни бывало разложили на каменных прилавках автоматы, рашпили и остальную экзотику.
Турки офигели. Во-первых, они никогда раньше не видели иностранок. Во-вторых — какой товар!
Через пять минут можно было наблюдать картину: три русские красавицы в окружении дюжины орущих, размахивающих рашпилями и игрушечными автоматами, зловещих с виду (но, вероятно, добрых внутри) турков. Торговля пошла, разноцветные лиры потекли рекой.
Пару рашпилей обменяли на вкусные лаваши с мясом и острым, как ятаган, перцем. Жизнь удалась. Через час весь товар был продан. Потихоньку освоились на местности: живописная деревенька с чайханой в центре и рынком из трех прилавков у шоссе. Это точно был не Стамбул.
Светка стояла у шоссе и задумчиво жевала лаваш с мясом, когда возле неё притормозил роскошный мерседес. Светка моргнула, спрятала лаваш в карман и поправила прическу. Из автомобиля высунулась нога в остроносом лакированном туфле, и перед Светкой предстал ослепительный Омар Шариф. Может, это был и не он, но очень похож.
Шариф посмотрел Светке в глаза и что-то сказал, вроде как по-английски.
Светка сказала: “Стамбул”. Турок кивнул, полез в мерседес, порылся в бардачке и достал журнал. Протянул Светке — на обложке красовалась его фотография в умопомрачительном белом костюме. Что он этим хотел сказать — непонятно, наверное: “Не бойся, детка, я крутой пацан и селебрити”. Хотя тогда таких слов еще не знали, конечно.
Шариф распахнул дверь мерседеса и выразительно посмотрел на Светку. Лариса и тётя Надя двумя молчаливыми сфинксами таращились на происходящее.
Наконец, тётя Надя очнулась: “Алё! Никуда она не поедет! Приехало тут, ишь, принц в лимузине”. Лариса продолжала выразительно молчать. Светка застенчиво улыбалась и щупала лаваш в кармане. Турок ждал.
Тут Лариса обрела дар речи: “А поехали все втроём, а? Когда ещё на такой машине покатаемся, тёть Надь?”
Шариф как будто понял и покачал головой. Ткнул пальцем в Светку и снова пригласил в автомобиль. И стало вдруг Светке тоскливо. Подумала о маме, о рашпилях, о том, что лиры, конечно, красивые, но ушлые турки наверняка их нагрели.
Посмотрела она на возмущённую тётю Надю и восхищённую Ларису и пошла в авто. Очень грациозно всунула в салон свой круглый зад и одну за другой втянула ноги, забыв, что на ней не туфельки на шпильках, а замызганные грязью старенькие кроссовки. Получилось очень красиво — как будто она садилась в мерседесы всю жизнь. Тётя Надя и Лариса открыли рты. Турок, ухмыляясь в ухоженные усы, сел за руль, завёл мерседес, и они уехали.
Лариса и тётя Надя побоялись гнева Светкиной мамы и остались в Бабаэсках. Так деревенька называлась — это впоследствии выяснилось. Лариса вышла замуж за помощника пастуха, а тётя Надя охмурила ещё не старого вдовца, владельца чайханы.
А Светку взял в гарем любимой четвёртой женой сам султан. Или кто там у них. Она потом маме посылки присылала с пахлавой и модными турецкими свитерами.
Это было ещё до нашествия Наташ в Турцию, а потому — святая правда.