Проходная. Гулять, так гулять!

Александр Брыксенков
     Молодые работяги хорошо освоили и пирожковые, и столовые, и пивные, а вот кафе «Белая ночь», что возле  площади Льыа Толстого, было для них загадкой. Не говоря уже о ресторанах на Невском. Те вообще воспринимались ими как притоны, как очаги разврата для спекулянтов, растратчиков, барахольщиков и прочей обеспеченной публилки.

    Поэтому Лешка очень удивился, когда Робка Кравцов предложил:

    -- Леха, у меня есть идея. Не завалиться ли нам в ресторанчик?

    -- Еще чего! С какой стати?

    -- Развлечься, вкусно поесть и вообще посмотрть, что это такое. Ты бывал когда-нибудь в ресторане?

    --Не-е-е. Это ж дорого.

    -- Леха, давй подкопим деньжат и, все-таки,  сходим в какй-нибудь ресторан.

    -- С чего копить-то? – усмехнулся Лешка. --  Я всю получку отдаю маме. А с тех денег, что она выделяет мне на карманнве расходы, на ресторан не накопишь.

     -- Слух идет, что нам премия светит. На премию-то можно и кутнуть.

     -- Ну, как говорится, будет день –будет пища.

     В те времена премиями трудящихся оделяли редко. А тут такой случай: цех занял первое место в социалистическом соревновании, досрочно и качественно выпонил военный заказ и вообще – праздник на носу.  Администрация-то и расщедрилась.

     В один из будних вечеров наши приятели помылись, побрились, почистились, оделись в выходные костюмы и поехали в город на поиски ресторанных приключений.  В шикарные Метрополи да Астории они соваться не рискнули, а выбрали скромный, по их понятиям, ресторан гостиницы «Европейская».

     Они смело вошли в фойе гостиницы, свернули в левый проход. В гардеробе сдали гардеробщику свои пальто и шапки и уже не так смело отворили ресторанную дверь.

     Ресторанный зал был обширен и слабо освещен. С потолка свисали тяжелые протьеры,  в простенках топорщилтсь пальмы. На подиуме для оркестра дядя во фраке извлекал из рояля какую-то ленивую композицию.

      Посетителей было немного. Приятели не стали угллубляться в зал, а плюхнулись в полукресла,  заняв второй от входа столик.  Тут же к ним подоошла официантка, оделив каждого объемным меню и картой вин. Лешка и Роберт  углубились в их изучение.

      Тогда еще существовала дореволюционная мода именовать ресторанные блюда на французский манер, поэтому у приятелей возникли затруднения в выборе яств. Роба предложил:

     -- Давай ткнем пальцем наугад.

     -- Ага. И принесут тебе мариновнную лягушку.

    -- И то верно.

     Наконец они добрались и до русских названий и выбрали котлету по киевски, там в скобках было написано: «котлета деволяй»  и судака, запеченного в тесте, а также два салата: крабовый и мясной. 

    И с выбором вин было  непросто. Их назыаний в карте бвло более сотни. Да все неизвестные. В те времена пролетарская молодежь вин не употребляла.  Что крепленые, что десертные, что сухие – все они считались женскими напитками. Ликеры и коньяки тоже вниманием не пользовались. Главными напитками были пива и водка.

      Ну. конечно, распивать водку и пиво в ресторане– это грубо. Водку и пиво можно и  в пивной распить. Поэтому для понта, чтобы выглядеть благородными клиентами, работяги выбрали армянский коньяк пять звздочек (он оказался наиболее дешевым), бутылку крымского портвейна и бутылку грузинского саперави.
 
    Официантка, принимавшая заказ, посмотрела на них с удивлением, но ничего не сказала.

      Уже после первой рюмки коньяка почувствовалась раскованность. Приятели с удовольствием поедали крабов и вылавливали кусочки курицы в салате.  Салата было очень много. Посетителей прибавилось. Появился оркестр. Прибыл судак в тесте.

     О! это было действительно торжественное прибытие. Два официанта на больших подносах доставили к столику  два удлинненых блюда, покрытых серебряными крышками, две тарели с замвсловатым гарниром, салатники с зеленью и два саусника. Стол был заставлен полностью.


     Когда официанты картинно сняли крышки с блюд, у  юношей  глаза расширились от удивления. На блюдах возвышалось по большому золотистому холму.

     -- Леха, нам этого не съесть.

     -- А, еще котлеты.

     -- Ладно, наливай вина. Под запивку-то справимся, наверное.

     Справились, правда, только с рыбой.  Поджареннве хлебные корочки уже не лезли в рот. Справились и потяжелели.

     -- Роба, давай выйдем на улицу, подышем свежим воздухом.

     -- Правильная мысль.

     Ребята приняли по рюмке коньяка (для ллучшего пищеварения) и выползли на удицу Бродского (быв. Лассаля). Ноябрь в Ленинграде это уже не осень, а черт знает что. Темно, сыро, холодно, срываюься снежинки и ветер. Они бвстро продрогли и втянулись в теплое фойе.

    Возле гардероба стояла их официантка. Она кивала на нашу пару и что-то говорила гардеробщику.

     -- Я знаю, что она говорит, -- заявил Роба

     -- Что?

     -- Она говорит, чтобы нам без её разрешения  не выдавали пальто. Она думает, что мы собираемся слинять, на заплатив по счету.

     -- Ну, дура. Давай, Роба, прям сейчас с ней рассчитаемся, чтобы не волновалась. Да и будем закругляться.

     -- Как закруглятся! У нас еще деволяй и кофе с пирожными. И вино не допито. Саперави вообще не начато.

     -- Робка, и чего мы так много позаказывали.

     -- А кто ж знал, что у них такие большие порции.

    -- Нет, я про вино.

     -- Ну, вино-то ерунда. Допьем.

     С официанткой расчитались, поковырялись в котлетах, саперави допивать не стали,  не понравилось: кислое и невкусное, но портвейн допили.

     Плохо ориентируясь в обстановке, вывалились из гостиницы. Чтобы не упасть, обнялись крепко и затянув:

«Хороши весной в саду цветочки
Еще лучше девуошки весной...»,

двинулись через Площадь Искусств в сторону Конюшенной площади, чтобы там сесть на трамвай.

     Было уже поздно. Из оперного театра выходила публика. Народ с удивлением взирал на загулявших молодых людей. А они. дойдя до канала, перегнулись через перила, облегчились через рот и потопли дальше, чтобы завтра рассказывать приятелям как здорово в ресторане, какая там вкусная пища и оркестр и публика и вообще. Народ будет завидовать.
.