Офицеров в учебном отряде я мало помню. Да я их почти и не знал хорошо, кроме командира роты, его замполита и командира взвода, фамилии, которых, уже давно забыл. А вот заместителя начальника учебного отряда по строевой части полковника Фирсова запомнил хорошо. Это, вероятно от того, что его фамилия была в отряде на слуху, что называется. До того на слуху, что однажды в одной из рот, когда полковник вошёл в казарму, дневальный, вместо команды: «Рота, смирно!», подал команду: «Рота, Фирсов!»
Его все побаивались, даже офицеры. Строгий был очень, придирчивый. Но особенно его не любили те, кто был склонен к нарушениям различного рода, кто не любил военную дисциплину.
Фирсов часто ходил по казармам и по разным закоулкам двора, выискивая разгильдяев. Один раз ему на голову сбросили с пятого этажа старый ящик из – под овощей или фруктов, не знаю, но он только слегка задел полковника оторванной доской. В другой раз какой-то хулиган бросил в него пустую бутылку, когда тот стоял у подъезда учебно-административного корпуса на противоположной стороне двора. Бутылка пролетела мимо его головы буквально в пяти сантиметрах и разбилась о стену за его спиной. Он, конечно, перетряхнул всё в подозреваемых казармах, но ничего не нашёл. Зато нашёл там кучу замечаний. Дежурные офицеры и старшины, которых он проверял, до конца дежурства не могли успокоиться от его разносов.
Ещё он требовал, чтобы все роты, выходя на построение из казармы во двор, по лестничным маршам передвигались только бегом, подниматься в казармы на этажи – тоже бегом. Как на кораблях. Ну, мы и бегали с превеликим удовольствием. Молодые, здоровые парни. Что нам стоило взбежать на любой этаж. Даже соревновались, кто быстрее. Ну, а вниз – тем более, неслись, как табун молодых жеребчиков, только взбрыкивали. Лестничные марши там широкие, четыре человека в ряд могли бежать. И однажды Фирсов чуть не поплатился за это своё требование: бегать по трапам.
Мы построились в казарме для выхода на обед.
— На выход шагом марш, – скомандовал дежурный офицер. – По трапу бегом.
Мимо наших дверей уже с грохотом проносилась рота с пятого этажа, мы рванулись за ней, а потом за нами рота с третьего этажа.
Полковник Фирсов в это время поднимался по нашей лестнице и на площадке между вторым и третьим этажами повстречался с чёрной лавиной, несущейся вниз. Эта лавина смела его со своего пути и даже не заметила этого в молодом азарте гонки. Фирсова спасло то, что он, сбитый с ног, отлетел в угол площадки. Он быстро поднялся и прижался в углу. Так и стоял, пока мимо него не пронеслась вся эта масса в семьсот человек. Ребята, которые бежали первыми, говорили, что они его даже и не видели. Действительно, когда бежишь вниз, смотришь только под ноги, чтобы не споткнуться.
Узнали мы о том, что чуть не задавили Фирсова, от своих офицеров, которых он вызывал на разнос.
— Но это Ваше личное приказание бегать так,- отпарировали офицеры.
С этого дня мы больше не бегали по лестничным маршам, нам это запретили, хотя мы всё время норовили сорваться на бег. Отменили это дело. И, наверное, правильно сделали. Вовремя. Вероятно, полковник представил себе, когда стоял, зажатый в угол лавиной матросов, какая будет каша с ужасными последствиями, в том числе и для него, если, не дай Бог, споткнётся кто-то и упадёт под ноги этой несущейся массе людей.