Надо сказать, что мне, как и другим студентам нашей выпускающей кафедры,
пришлось в разное время учиться на двух факультетах пока она (кафедра) не нашла своё настоящее место и не стала базой создания нового факультета «Прикладной математики и кибернетики». Но, к сожалению, это случилось уже после нашего выпуска. Поэтому, своим родным факультетом мы всегда считали радиофизический. Даже те, с которыми мы вместе учились и которые уже работали на новом месте заведующими кафедрами или факультетом и там уже успели получить степени кандидатов или докторов.
Поэтому и начну я с легендарного и интересного для нас профессора радиофизического факультета Сапожникова. Говорили, что в первые годы основания этого факультета был он одновременно и студентом и преподавателем, так как преподавателей явно не хватало.
А ещё он был крайне высок ростом. Когда он начинал свой курс «Теоретические основы радиофизики», то первым делом рисовал на доске общую схему радиоконтура. Условный знак антенны оказывался на самом верху доски и находился там до конца сезона, так как никто кроме него достать его не мог, а профессору на следующих лекциях хватало места на доске и пониже.
Но более интересно было наблюдать затем, как он принимал экзамены или зачёты у студентов. Происходило это обычно в одной лаборатории, которая состояла из двух сдвоенных комнат. Стеллажи этих комнат были заставлены радиоэлектронными приборами, но в первой находился его, наверное, дополнительный рабочий стол, а во второй - целый ряд столов, на которых рассаживались студенты.
Обычно профессор раздавал всем студентам бумажки с заранее написанными на них вопросами и уходил работать в свою комнату. В это время оставленные одни студенты вовсю переписывали из конспектов и книг ответы на свои вопросы или консультировались друг с другом. Но иногда, когда отсутствовал лаборант (а он отсутствовал почти всегда), профессору был необходим для работы какой либо прибор и ему приходилось заходить во вторую комнату.
- Извините… извините, - смущённо приговаривал он и, несмотря ни на кого, проходил к нужному прибору и быстро ретировался.
Тогда мы ещё не понимали, что выданные им билеты служили лишь для формы, и он всегда мог определить уровень знания студентов по другим дополнительным вопросам.
Но однажды мне довелось присутствовать на действительно уникальной картине: Сапожников принимал какой-то зачёт у одной студентки.
Девчушка явно не знала предмет и сильно «плавала».
- Ну что же. Я Вам не могу поставить зачёт. Подучите и придите завтра, - сказал ей Сапожников.
Но здесь начались девичьи слёзы и всхлипывания. Она ему говорила, что сделать этого не может, так как сессия заканчивается и она не сможет вложиться в неё и не получит стипендию.
Видя такую ситуацию, профессор начал её уговаривать, поглаживая по красивой девичьей головке:
- Что же Вы так расстраиваетесь? Позанимайтесь ещё немного, придите завтра, и я Вам поставлю зачёт.
Но это только усугубляло ситуацию, и всхлипы вот-вот могли перейти в рыдания. Тогда профессор вытащил откуда-то из своего широкого кармана конфетку и протянул ей.
- Ну не плачьте. Вот скушайте лучше конфетку.
Девчушка, всхлипывая, взяла эту размякшую в кармане конфетку, разворачивая её вымазала себе руки, а руками и всё лицо, вытирая его от слёз. Вместе с расплывшимся от слёз макияжем, это было что-то невообразимое. Замечу, что, несмотря на это, её красивоё от природы лицо не потеряло привлекательности. А профессор, не обращая на нас никакого внимания, проговорил:
- Ну, тогда, с вашего разрешения, я Вам поставлю зачёт. – И он протянул ей зачётку.
Девчушка, всхлипывая и даже позабыв от волнения поблагодарить профессора, удалилась из аудитории.
Жаль только, что кроме главных героев, эту картинку могли наблюдать только я и мой приятель, с которым мы пришли к профессору договориться о сроках сдачи ему какого-то экзамена.
Однажды увидел я в главном корпусе Университета уверенно шагающего по коридору пожилого мужчину, одетого как-то по-крестьянски.
- Что это за мужичёк, - удивился я. Но знающие люди объяснили мне, что это ни какой либо мужичёк, а известный профессор гляциолог с геолого-географического факультета. Забежал по неотложному делу.
- Он каждый год возглавляет самодеятельную экспедицию на какой либо ледник из преподавателей и студентов, – говорили они. И добавляли: - Ему уже седьмой десяток. Какую либо специальную или спортивную одежду он в походах не носит. Говорит, что его одежда для этих целей самая лучшая. А в экспедиции он всех заражает своим оптимизмом и отношением к здоровью. Встаёт очень рано и, бурча: «зарядочка… зарядочка», отправляется на ближайшую небольшую вершинку. Только после этого начинается утренний туалет, общий завтрак и плановые работы на леднике.
Профессор никого не уговаривал делать также. Но постепенно к нему присоединялись все. Кто по собственному почину, а кто-то просто не хотел выглядеть белой вороной. Зато все приходили с гор весёлыми и здоровенькими и мечтали снова попасть в экспедицию на следующий год.
Однажды к нам на первый курс поступил один паренёк из какого-то малочисленного народа, проживающего на Крайнем Севере. Говорили, что его, как самого умного, направили в университет грызть гранит науки. Парень быстро приспособился к новым для него условиям, сносно говорил по-русски и неплохо учился. Но вот беда – ему никак не давалась математика, хотя он много времени прилагал к её изучению.
Но подходила пора сдавать экзамены по матанализу, лекции по которому читал профессор Чистяков. Тот сам проводил практические занятия по этому предмету и никак не хотел поставить пареньку зачёт, который и отодвигал возможность сдачи экзамена по этому проклятому матанализу.
И дело приобретало политический оборот. Паренька прислали учиться по особому направлению как самого умного из какого-то малочисленного народа. Исключить его за неспособность было не по советским правилам.
И с профессором беседовали и в горкоме партии и даже в органах.
- Его послали как самого умного из народа. И не считаться с этим нельзя, - говорили ему.
- Но он на самом деле умный. Просто математика не его стезя. Ведь дальше пойдут другие математические дисциплины, а он их освоить не сможет. Есть в мире много профессий, которые не требуют знания математики. Пусть он сейчас поедет домой, хорошо подумает и выберет себе другую специальность.
Но ни в органах, ни в горкоме заботило не это. Их заботило лишь то, что придётся исключать из университета самого умного из малочисленного народа студента, которого прислали специально учиться. Что будут говорить по этому поводу зарубежные радиоголоса?
- А что будут говорить те же радиоголоса о наших специалистах с фиктивными дипломами? И что будет со страной в таком случае? – Парировал Чистяков. – Да мне и престижа Университета жалко.
Сломать профессора так и не смогли. В результате паренёк уехал к себе домой, а профессор остался работать на своём месте, во всяком случае, до моего окончания и отъезда.
Говорить о профессорах Университета можно было бы много, но, во-первых, я не мог знать обо всех, так как факультетов в Университете было много, да и памяти моей есть предел.