Мое десятое лето проходит зачупато.
Архип делает мне классную рогатку – она бьет даже лучше, чем его. Теперь он за меня спокоен – с такой рогаткой ко мне никто не пристанет во дворе. И теперь он больше не провожает меня до дома – это печально, мне нравилось, когда он меня провожал.
Мы объявляем войну Горынычу и его компании – нам надоело, что они чувствуют себя королями Старичьей Челюсти. Они запрещают нам шататься по территории бараков, но мы все равно там ходим - сейчас нас на барже уже много человек, и сейчас, наконец, мы можем дать отпор обидчикам.
Поэтому в июле у нас первая официальная Жарня с компанией Горыныча.
Вооружившись камнями, игрушечными пистолетами на пульках, заостренными палками и рогатками, мы отправляемся в бой.
Противники сидят в наспех собранных баррикадах, состоящих из ящиков, спинок кресел и автомобильных шин.
Июль, стоит ужасающая жара – горят торфяные болота и плавятся мусорные кучи. Смесь едких запахов – горящей смолы, пота и резины – до слез щиплет нос.
Они прячутся в своих окопах и целятся на нас из рогаток.
Мне немного страшно. Архип хлопает меня по плечу и шепчет:
– Не бойся, братишка. Просто держись за моей спиной и не высовывайся. На, вот, съешь конфетку.
Я грызу лимонную карамельку – это немного успокаивает.
Братишка …Это слово приятно и тепло растекается по всему телу.
Камень, ударяющий мне в бок, выводит меня из размышлений, и я сосредотачиваюсь на битве.
В руках у меня рогатка, карманы набиты камнями.
В нас летят камни. Архип обстреливает баррикаду противников из своей мощной рогатки и вскоре враги понимают, что у нас явное преимущество.
Мы медленно продвигаемся вперед. Кто-то стреляет из пистолета с той стороны и попадает мне прямо в нос – течет кровь.
Мы кидаем за их баррикаду камни и куски кирпичей, и слышим вскрики.
Мы пробиваем оборону и расстреливаем врага.
Грязные, в крови, вытираем сопли и смотрим, как противники, хромая, убираются прочь.
Это войны за территорию.
Их у нас будет еще очень много…
***
После нашего похода в «Голубые Холмы» я начинаю замечать, что с Архипом происходят какие-то странные изменения – слишком уж много внимания он стал уделять «Холмам» и его жителям. Он часто лазает туда один, меня не зовет – что он там делает с утра до вечера – непонятно. Мы спрашиваем – но он молчит. Только потом, когда вернется, нет да и скажет что-нибудь гадкое про «Холмы». Однажды, когда мы сидим на барже и играем в карты, Архип говорит:
– Я тут лазил за забор… Видел девчонку одну. Ух и противная у нее рожа! Как вот у этой карточной дамы! Идет, нос задрала, фу-ты ну-ты. И на меня как зыркнет – как будто клопа разглядывает. Жаль, с ней родители были – так бы ей все косы ободрал…
В следующий раз он вспоминает «Холмы», когда мы лазаем по шахте и делаем привал. Архип достает съестные припасы и вспоминает:
– Пацан такой щекастый там был… Пузо – во отвисло! – Архип показывает на колени. – Жирный, аж противно! Он небось сжирает один раз в десять больше, что мы сейчас на всех взяли!
Когда мы сидим у Архипа дома и клеим самолетик из картона, он бурчит:
– А эти иножопы своим детям покупают самолеты на радиоуправлении. Я недавно видел, как один их в парке им играет. И зачем им такие дорогие и сложные игрушки? Все равно тупые и все ломают – представляешь, он свой самолет в фонтан загнал, тупица.
Я молчу. Я никогда не слышал ни от кого из наших это слово – иножоп. Оно смешное и мне нравится. Но наверняка Архип не сам его придумал, а подцепил это словечко у кого-то из взрослых – может, у своего отца – как и нелюбовь к жителям «Холмов».
А однажды поздним летним вечером Архип приходит ко мне и зовет меня пойти с ним в «Холмы».
– Зачем? – удивляюсь я. –Зачем ты все время туда ходишь? Там же скучно!
И еще я вижу, как каждый раз, когда он ходит в «Холмы» или вспоминает о них, у него портится настроение… Он потом долго ходит хмурый и злой. Зачем делать то, из-за чего расстраиваешься?
Мне не хочется выходить из дома – уже поздно, я уже помылся.
– Увидишь, – загадочно говорит Архип.
Я заглядываю в комнату дедушки – оттуда раздается храп.
Тяжело вздыхаю – делать нечего с Архипом нельзя спорить. Я не понимаю, почему мы идем так поздно – но раз Архип так сказал, значит, так надо.
На этот раз мы идем через плотину – делаем небольшой крюк, зато не лезем в воду – вода на плотине почти совсем пересохла, мы даже ноги не мочим.
В поселке совсем нет людей – все сидят в своих теплых уютных домиках. Фонари освещают пустые дорожки. Архип ведет меня по улицам, высматривает что-то во дворах.
– Что мы ищем? – спрашиваю я, играясь с тенями от фонарей.
– Вот он! – Архип останавливается у одного из домов – к стене приставлен красный велосипед – я узнаю его – тот самый, на котором в парке катался щекастый мальчик в прошлый раз, когда мы здесь были.
Архип смотрит по сторонам – быстро хватает велосипед за ручки и убегает прочь. Я мчусь за ним, ничего не понимая.
Мы выходим из поселка в лес. Архип останавливается, достает из рюкзака бутылку и спички – поливает велосипед – в нос бьет запах чего-то резкого – и бросает спичку. Я с восторгом смотрю, разгорается огонь, как чернеет и вспучивается краска, как плавятся и течет резина на колесах.
– Зачем? – шепотом спрашиваю я.
– Он не заслуживает такого велика, – злобно шипит Архип. – Эта жирная ленивая свинья. Он не заслуживает. Никто из этих детей не заслуживает того, что у них есть. Это место слишком хорошо для них. Они думают, что они лучше нас. Но это не так. Мы докажем им это.
Я не до конца понимаю Архипа. Но в моей голове в своем гнезде снова зашевелилась та мысль, которая прокралась туда в предыдущий наш с Архипом поход в «Голубые Холмы».
И, кажется, она снесла там яйцо, из которого вылупляются новые мысли.
Те, кто здесь живет, обладает каким-то преимуществом. Оно позволяет им свободно перемещаться туда, куда они захотят, получать все, что захотят. Но как они его получили? За что? За хорошие оценки в школе? За то, что каждый день убираются дома и моют за собой посуду? Выкидывают мусор? За что? Почему все вокруг – солнце, вода, воздух, весь мир – строился для кого-то другого, не для нас?
***
Следующие два года проходят довольно спокойно и обычно.
Наша команда на барже растет – Архип набирает новичков. Нас становится много – и я даже в шутку говорю, что Архип набирает себе армию. Откуда я могу знать, что это окажется правдой…
Немного меняются интересы – я помню день, как кто-то первый раз притащил на баржу мужской журнал. Через время к нему прибавился еще один и пара банок пива, еще через время – пачка сигарет.
Мне не нравятся журналы – девушки в них кажутся мне слишком толстыми и большими. Мне скучно их листать. Сигареты для меня слишком едкие – я кашляю от них. Вкус пива кажется мне горьким…
Я думаю, что большинству мальчишек на барже тоже не нравятся новые интересы – но они терпеливо листают страницы с сигаретой в зубах, изредка прикладываясь к банке пива – они подражают взрослым ребятам, думают, так они кажутся солиднее. Но я смотрю на них – на всех этих прыщавых цыплят, которые еще шнурки сами не научились завязывать – и мне становится и смешно, и грустно.
Двенадцатая осень приносит мне огромный сюрприз.
Начинается учеба – перехожу в пятый класс.
Школа. Какие прекрасные и родные ароматы – запах мела, краски, потных кроссовок и гнилых рам.
В этом году в нашей школе принимают какую-то социальную программу. Отбирают десять счастливчиков. Самых умных детей нашей школы – все из разных классов – переводят в школу в «Голубые Холмы». Последний месяц все только об этом и галдят – кто-то от души рад за избранных, задумался, что это шанс – и теперь больше времени уделяет учебе. Кто-то – такие, как Архип – считает их предателями и начинает неприкрыто их травить – заставляет и нас – всю свою компанию – делать им гадкие вещи. Мы называем их по-разному: предателями, перебежчиками, продажниками – за то, что продались за бесплатные обеды. Теперь мы подлавливаем перебежчиков по дороге к Голубым Холмам, встречаем их у ворот на границе после школы – делаем все, чтобы наказать их за их предательство. Мы всегда плетемся сзади, кричим им вслед обидные вещи, кидаем камни. Здесь, до границы, они без защиты – но стоит им пересечь пограничную черту – и им ничего не угрожает. У них есть пропуск – у нас его нет. Мы стоим до черты и смотрим, как там, за чертой, их подбирает желтый автобус – и вместе с другими детьми везет в их новую школу. В лучший мир – прочь от грязи и жестокости. А мы уходим, чтобы прийти к границе снова – когда кончатся занятия. Поджидаем жертву.
Мне не очень нравится то, что мы делаем – но я не могу сказать об этом Архипу. Я не разделяю его злости, радуюсь за счастливчиков и вовсе не считаю их предателями. Но чтобы угодит Архипу, стараюсь кидать камни сильнее всех и кричу громче всех, когда мы преследуем перебежчиков.
Они идут группкой, стыдливо опустив головы, прикрываясь руками. Молчат. Они теперь всегда здесь молчат. Ходят, как призраки и тени – не живые, не мертвые.
Когда мы идем за ними, я всегда думаю о том – что сейчас происходят у них в головах? Ненавидят ли они нас? Считают ли себя виноватыми?
Холмы меняются. Там уже все достроили – народу теперь там живет целый улей.
Там построили стадион. И спортивный комплекс. И торговый центр. Там теперь даже есть роллер-парк.
Постепенно размываются границы двух поселков – кого-то из Чертоги берут в Холмы на работу – те, кто хотя бы чуть-чуть знает иностранные языки, могут рассчитывать на должности уборщиков или заправщиков. Хотя бы что-то. Власти постоянно пытаются ввести какие-то программы, чтобы сгладить конфликты. Но, наверное, только время сможет совсем сгладить напряженность.
Некоторые из чертожцев, кто раньше недолюбливал экспатов, теперь относится к ним довольно дружелюбно – особенно те, кого туда взяли на работу.
Но многие до сих пор не любят их – такие, как семья Архипа. Я много раз бывал у них дома – если вдруг речь в их доме и заходит о «Голубых Холмах», то говорят они об этом с таким презрением и холодностью, что мне становится неуютно. С тех пор, как я первый раз побывал у Архипа дома, я понял, откуда Архип понабрал все свои словечки и манеры.
Так что Чертога теперь делится на два лагеря…
***
– Хей! – кричит Архип вслед перебежчикам во время нашего очередного преследования. – Игорек! Перебежчик! Я знаю, что твой батя – взрывник на шахтах! Уважаемый человек здесь! Как ему в глаза соседям теперь смотреть? Небось теперь стыдится своего сына, который готов за бесплатные завтраки языком американские дороги лизать! И французские ботинки! И немецкие задницы! Ха-ха!
Шутка Архипу очень нравится. Он повторяет ее два раза, и добавляет что-то про шведские унитазы, итальянские канавы и английские горшки.
Я смотрю, как Игорек – мелкий худой парнишка – быстро-быстро перебирает ногами-спичками и закрывает голову портфелем. Он очень умный, Игорек – младше меня на год, ему сейчас одиннадцать. Он учился в одном классе со мной… Мы не дружили – Архип зорко следил за тем, чтобы члены его команды дружили только между собой. Но он мне нравился. Мне всегда нравилось, какие он зачупатые фокусы с петардами за школьным двором вытворяет.
– Ты чего прохлаждаешься? – Архип грубо пихает меня локтем. – Ты еще ни одного камня не кинул! На вот, держи, – и он протягивает мне самый большой и острый камень.
Мне не хочется кидать, но все равно кидаю – и попадаю Игорьку прямо по портфелю. Архипу очень нравится мой бросок, и он просит меня кинуть еще. И еще.
Вечером я делаю домашнее задание. Решаю задачу по математике.
Из тарелки мама взяла шесть слив, но потом положила туда одиннадцать. Папа взял восемь слив, положил туда девять. Сколько слив осталось Кате, если всего в тарелке было двадцать четыре сливы?
Хм. Я определенно учусь в классе дебилов. Какие сливы? Дристать Катя будет, дальше, чем видит, вот мой ответ. Ведь ей же тридцать слив останется!
Мне не нравится учеба – мне все, что мы проходим, кажется слишком легким – и лень тратить свое время на то, что можно решить за секунду.
Я откладываю ручку и задумываюсь… Думаю о том, что сегодня произошло… И о задачке по математике. Да. Учеба дается мне легко. А что, если… Если я попаду на следующий год в десятку счастливчиков? И меня переведут в школу в Холмах? Ведь было бы круто?
Они берут тех, кто хорошо знает математику, у кого хорошая грамотность, и кто хорошо знает английский.
Я подхожу по этим пунктам. У меня есть шанс.
Взрослые в Чертоге любят мечтать. Мой сын станет адвокатом… Моя дочь станет врачом… Мои дети вытащат нас из бедности и нам не придется больше работать… Это все пустые слова. Наша школа не дает хорошего образования, и многие не видят смысла хорошо учиться. Зачем? Ведь все равно все после школы попадут на шахту... Мало кто переходит в девятый класс – все бросают школу после восьмого. Ведь надо помогать родителям. Но теперь… Теперь у нас действительно появился шанс.
Поймет ли меня Архип? Думаю, да. Все эти преследования – они кажутся мне детским ребячеством. Пора взрослеть и просто принять – что если кто-то стремится к лучшему, он этого достигнет. Кто топчется на месте – тот и дальше будет стоять на месте.
Я не такой. Я не хочу топтаться на месте.
После математики я сажусь за учебник английского и делаю несколько дополнительных упражнений, которых нам не задавали.
Архип поймет. Я уже представляю, как все будет. Он будет встречать меня у ворот после школы. Мы будем идти вместе домой, я буду рассказывать о том, как интересно прошел мой день в новой школе. Архип протянет мне мятный леденец, а я дам ему какую-нибудь вкусняшку, купленную в Холмах.
А потом… Я смогу подтянуть его по учебе, и он попадет в третий десяток счастливчиков. Мы будем хорошо учиться, и потом нас возьмут на хорошую работу. Мы купим два стоящих рядом одинаковых домика в Холмах – и станем соседями. По утрам будем вместе ездить на завод.
Архип поймет. Он – мой друг. Он порадуется за меня.
И, как всегда, мы будем вместе.
Архип Бойко и Кирилл Бобров.
Архип и Кирилл.
Кирилл и Архип.
Это никогда не изменится.
***
Архип прививает нам какие-то странные идеи. Мы пока что не сталкивались с таким и не знаем, какое дать этому название.
На барже ужесточились правила. Теперь те, кто только пришел в компанию, должен проходить посвящение. Наша компания постепенно превращается в расистскую банду, и мне это не нравится. Архип берет в команду самых злющих и голодных мальчишек и промывает им мозги. Убеждает их, что во всех их бедах виноваты те, кто живет по ту сторону забора. Все проходят посвящение – оно обычно у всех одинаковое. Новичок должен слазить за забор в Холмы и сделать там какую-нибудь гадость – сломать качели, взорвать почтовый ящик, наложить кучу в цветочный горшок.
Сопровождать новичка должен кто-то из старожил – чтобы мог убедиться, что задание выполнено.
Возникла заминка с теми новенькими, чьи родители работают в Холмах. Один такой новенький приходит весной, когда подходит к концу мой пятый класс.
Архип сидит в трюме баржи на стуле, закинув ноги на стол, стучит ручкой по столу и сердито глядит на новичка. Новичок мнется у лестницы, изучает свои ноги.
– Твоя мамка работает уборщицей в Холмах, – говорит Архип как утверждение. – Ты живешь в семье предателей. Чтобы доказать, что ты не предатель, должен выполнить задание. Ты готов?
– Да, я готов! – бодро выкрикивает мальчишка, которому Архип в будущем даст кличку Локо – на его футболке нарисован пыхтящий локомотив. – Я много слышал про вашу команду и очень хочу к вам!
– Хм… Какая любимая вещь у твоей мамки?
– Любимая вещь… – мальчонка напряженно думает. Я вижу, как на его лбу появляются морщинки. – Наверное, скатерть… Белая такая, кружевная, ее еще моя покойная бабушка сама вязала… Это у нас типа семейной реликвии.
– Отлично! Подойдет! – Архип радостно ударяет кулаком по столу. – Тащи ее сюда – сожжешь при нас – тогда и пустим тебя в команду.
– Что? Сжечь? – мальчишка таращит глаза.
– Да, ты из семьи предателей, должен доказать нам, что ты не такой. Все, свободен. Ждем тебя со скатертью, без нее можешь сюда даже не соваться.
Мальчишка уходит, чуть не плача. Мы даже делаем ставки – я ставлю свой фонарик на то, что он не придет. Фонарика я лишаюсь – на следующий день этот чертов пацан припирается сюда с кружевной тряпкой и сжигает ее на палубе. Архип торжественно объявляет всем о новеньком в команде. И дает ему кличку. Локо.
Однажды майским вечером Архип тайком приходит ко мне, зовет меня на плотину.
Мы подходим с ним к забору у плотины и прячемся в кустах.
– Чего мы ждем? – спрашиваю я.
– Тсс… Тихо! Скоро узнаешь.
Через некоторое время я слышу топот – в темноте мелькают человеческие силуэты. Они друг за другом подходят к забору. Слышу тихие разговоры – судя по голосу, идут взрослые ребята. В руках у них что-то типа дубинок. Один за другим они перепрыгивают через забор и уходят вглубь Холмов.
–Зачем они идут в Холмы? Кто они? Что они собираются делать?
Архип лишь загадочно улыбается.
– Они крутые. Когда-нибудь мы станем такими же, как они.
***
Наступает мое тринадцатое лето. Мы с Архипом открываем сезон полазов в шахты в этом году.
Я полюбил шахты всей душой. Житель Чертоги не может без шахт – это у нас в крови.
Скатываюсь вниз по рудоспуску. Это – мой первый полаз на глубину более трехсот метров. Южные шахты – самые длинные и глубокие.
Рудоспуск представляет собой наклонную полость, выдолбленную в скале, укрепленную деревянными балками, по которым вниз, на транспортный горизонт, скатывается добытая руда.
Втягиваю носом душный воздух. Чем ниже мы спускаемся, тем тяжелее дышать. Пахнет плесенью и продуктами горения. Налобный фонарик освещает низкий свод. Страшновато – этот рудоспуск больше похож на кротовую нору. А вдруг мы застрянем? А вдруг случится обвал?
Каменные стены покрыты паутинкой плесневых грибов. Белые тонкие нити мицелия переплетаются причудливыми узорами.
Впереди, чуть ниже, лезет Архип. Здесь очень низко, мы ползем на корточках, задом наперед. Мои ноги все время соскальзывают, из-за чего на Архипа сыпятся камни и пыль. Он ругается.
Наконец, мы оказываемся в самом низу – в штреке. Длинный тоннель, стены и потолок которого скреплены балками. На полу проходят рельсы. Этот штрек очень старый, здесь часто случались обвалы – половина балок обрушена, на путях навалены огромные каменные глыбы.
В этом месте пока сухо – но мы знаем, что дальше будет все затоплено. Ведь туда мы и направляемся – в долину подземных водопадов.
Мы садимся на железные пути, делаем привал. Архип достает из кармана карту – мы ее сами рисовали. А еще нам помогал один из соседей Архипа – он работал на этой шахте.
Почему-то мне становится очень жарко, расстегиваю куртку.
Я сбился со счета, считая все мои полазы в шахты. Их было очень много за все то время, что мы с Архипом дружим.
Я достаю сухари и воду. Хрустим сухариками и изучаем карту – она сложная даже для Архипа. Он хмуро смотрит на нее, вертя так и эдак – что-то мне подсказывает, что мы заблудились.
– Мы заблудились? – со страхом спрашиваю я. Мы спустились так глубоко… Шли так долго… Нас тут никто не найдет.
– Не бери в голову, сейчас я нас выведу. Не трусь и на, вот, съешь леденец.
Я грызу леденец со вкусом барбариса. Как всегда, это успокаивает. Архип нас выведет. Он взрослый и мудрый. Архип всегда найдет выход.
– Все, я разобрался! – радостно кричит друг. – Перепутал маленько два спуска… Но уже нашелся. Все в порядке – нам нужно спуститься на еще один уровень.
Архип берет сухарик, запивает водой. С тоской смотрит на наши припасы. Ненадолго умолкает, а потом говорит так тихо-тихо:
– Наверное, всем этим детям с Холмов наши увлечения показались бы дикими.
Архип опять за свое… Снова портит себе настроение любимой темой!
– Почему ты так думаешь?
– Пещеры, грязь, сырость… Вода и сухари. Мы для них как крысята с помойки.
– Но, Архип… Твоя семья живет гораздо лучше, чем другие семьи с Чертоги. Ты живешь лучше, чем любой человек со Старичьей Челюсти.
Он кивает.
– Знаю, но… Но это ничто по сравнению с тем как живут эти дети. У меня никогда не будет таких качелей, как в их дворах. И такого велосипеда. Они по выходным идут в парки. Расстилают гребаное покрывало – оно стоит дороже, чем кровать, на которой я сплю. Достают корзинку с едой. Свежий хлеб, мясо, овощи, вино… Будто находишься в чертовом рекламном ролике, где так любят показывать идеальную жизнь. Будто сейчас из кустов вылезет какой-нибудь дядька с безумной улыбкой и начнет впаривать нам витамины. Или стиральный порошок. Но это не так. Это не долбанный рекламный ролик. Это их жизнь. И сейчас я не понимаю, почему так. Что с нами не так? Мы что-то сделали плохое? Нет. Мы такие же, как они. Просто… Как будто мир сделан и заточен под них. Все для них. А мы, мы отбросы. Ты видел их магазины? И тележки, полные еды? Ты живешь так? Ты хотя бы раз в жизни ел ту еду, которая в их тележках? Мы едим консервы и фарш из субпродуктов. Покупаем продукты, на которых закончился срок годности. Мы редко едим фрукты и овощи… Но все время добавляем в еду чеснок – ведь в нем много витаминов. Ты знаешь, я все чаще ловлю себя на мысли, что я ненавижу всех их. Людей, которые живут, как в рекламных роликах. Меня пугает это, но я ничего не могу с собой поделать. И, да, я ненавижу чеснок.
Архип засовывает в рот последний сухарик. А я молча обдумываю все, что он сказал. Он раньше так не откровенничал… И я не знаю, как к этому относится. Но некоторые его мысли похожи на мои. Мы думаем одинаково… Но это – плохие мысли. Так нельзя.
Архип вырывает меня из моих размышлений.
– Пошли, – он встает на ноги. – Идти еще долго.
Но мы так и не находим долину водопадов – при очередном спуске моя нога соскальзывает, и я кубарем лечу вниз, слышу хруст костей – во мне что-то сломалось. Ударяюсь головой о камень и вырубаюсь.
Прихожу в себя и щурюсь от яркого света – я лежу на земле – Архип вытащил меня наверх. Как – не представляю. Мы уже спустились почти в самый низ – Архип тащил меня вверх через все уровни, по скользкому рудоспуску и шатким лестницам.
Я поднимаю голову.
– Не шевелись, – Архип поддерживает меня, не дает приподняться. Но я все равно поднимаю голову – и вижу свою ногу, которая лежит как-то странно, как будто отдельно от меня.
Я открываю рот, чтобы закричать – но Архип с силой запихивает мне в рот леденец.
– Не ори. Грызи конфету и успокойся. Я побегу за помощью.
Я откидываюсь назад. Смотрю на облака. Грызу леденец со вкусом смотродины. Стараюсь дышать медленно и не думать о плохом.
Архип прибегает быстро – он нашел помощь на действующих шахтах – и пришел сюда вместе с работниками, которые притащили что-то наподобие носилок.
Меня уносят с шахт и доставляют в больницу.
Архип каждый день навещает меня в больнице. Приносит оладушки – хвастается, что сам испек.
Также меня навещает дедушка. Он приносит суп с фрикадельками и ругается, что я сожрал ему всю плешь на голове, прогрызаю черепушку и уже добираюсь до мозга.
К первому сентября я полностью выздоравливаю – уже хожу без гипса.
Новый учебный год несет крупные перемены. В самый первый учебный день меня вызывают к директору. Меня и девять других учеников нашей школы. Нас вызывают, чтобы сказать, что мы прошли отбор по программе.
Нас переводят в школу в Голубых Холмах.