Виктории Сониной, в общем-то, в Австрии нравилось. Плохо было только перед сном. Тогда разом наваливалась тоска, сразу вспоминался дом, неподалёку заснеженный лес и, конечно же, Альфа. Если бы не Альфа, жизнь Вики была бы совсем безоблачной и спокойной. А так каждый раз перед тем, как ложиться спать, Вика вспоминала Альфу и улыбалась себе милой улыбкой печали, отражавшейся в большом овальном зеркале, висящем над её кроватью. Но опять наступал день и опять находились какие-то дела, которые никак нельзя было отложить. Каждый раз она говорила себе: «Я позвоню и узнаю, что с Альфой, завтра!» Но на завтра оказывались новые заботы. И Вика всё откладывала и откладывала этот звонок. А когда всё же решилась и позвонила, то узнала, что Альфа, её Альфа, которую она воспитывала со щенячьего возраста, вдруг ни с того, ни с сего убежала. Вот просто так, сорвалась с поводка и убежала. Вика хотела узнать подробности бегства Альфы, но Юлька повторяла всё время одно и то же:
— Сорвалась с поводка и убежала сломя голову неизвестно куда. Поиск в окрестностях результатов не дал!
«Вот и всё, хоть ты тресни!» — ругалась про себя Вика.
Но затем успокаивала себя: может быть, всё обойдётся. Между тем время летело, и боль, связанная с Альфой, стала потихоньку затихать, а потом прошла совсем. Не последнюю роль в этом сыграло знакомство Вики с Куртом Майером, знатоком Моцарта и заядлым горнолыжником. Нельзя сказать, чтобы Вика всерьёз увлеклась Куртом. Нет, для неё это были только дружеские отношения, не больше. Что же касается Курта Майера, то он предпочитал молчать по поводу своих чувств.
Год стажировки пролетел быстро, и за три дня до вылета в Москву Курт уговорил Викторию поехать в Альпы на горнолыжную трассу:
— Я покажу тебе, что такое настоящий скоростной спуск, и напоследок ты увидишь заход солнца в горах. Уверяю тебя, это тоже весьма впечатляет!
Слушая Майера, Вика лишь согласно кивала головой и молчала. Курт видел: что-то не так с его очень хорошей подругой из России — Викторией Сониной. Он видел также и то, что в её больших серо-зелёных глазах поселилась глубокая грусть.
— Что с тобой? — спросил Курт Вику.
Она долго молчала, а потом, словно что-то вспомнила, и произнесла:
— В Американской литературе был такой писатель — Фолкнер, который однажды сказал: «Между грустью и ничем я выбираю грусть!»
— Сказано красиво и точно, но всё же, что тебя гнетёт?
— Я вспомнила свою собаку, которую оставила дома в России. Даже не оставила, а бросила и предала, а она, моя Альфа, наверное, погибла...
Сказав это, Вика чуть не расплакалась, с трудом сдержав себя.
— И ещё я хочу, чтоб ты знал — ничего у нас не получится. Через пару дней я уеду домой и со временем забуду всё.
Этот разговор так и прервался. В тот вечер они больше не произнесли ни слова, просто разошлись каждый по своим делам.
На следующий день Викторию разбудил звонок сотового телефона:
— Да, слушаю!.. Нет, что ты, это я наговорила вчера тебе кучу глупостей и прошу у тебя за это прощения... Твоё предложение остаётся в силе, но по радио вчера передали штормовое предупреждение, в горах лавиноопасно!.. Нет, я не испугалась, просто... Заезжай! — наконец, произнесла Вика и отключила телефон.
Жить почему-то не хотелось. Разом навалилась чёрная громада тоски, глаза предательски заморгали, Вика уже не сдерживала слёз. Наедине с собой женщина может и поплакать. Плача, Вика представляла рядом с собой Альфу. Вот она подходит к ней, ложится, а Вика чешет любимую собаку за ухом. Как же давно это было.
Вика идёт в ванную, долго моется под душем, потом так же долго расчёсывает свои чёрные, как смоль, волосы и смотрится в зеркало.
«Мадам, а вы ещё можете произвести впечатление, если захотите, конечно», — говорит она себе, пытаясь усмехнуться.
Но усмешка получается какая-то вымученная и от неё на душе становится ещё противнее. Виктория решает не обращать внимания на грусть и тоску. Внезапно ей хочется позвонить домой, узнать как там дела. Сказано — сделано. Набрав номер, Вика долго ждёт, пока к трубке подойдёт отец и спросит привычно: «Как дела?» Однако, на этот раз всё по-другому. Отец почему-то хватает телефонную трубку после первого же гудка и начинает обо всём подробно расспрашивать. Вика старается говорить сначала как можно спокойнее, но в конце концов дрогнувший голос выдаёт её, и всё заканчивается обрывом связи.
Вот такая картина ясно встала перед глазами Вики.
«Что за чушь мне только что привиделась? — сказала она самой себе, — Нет, надо срочно звонить домой, узнать всё ли в порядке с отцом и Ларисой!»
— Папа, у вас всё в порядке?.. У меня тоже. Собираюсь на экскурсию в Альпы, потом будет что вспомнить. Папа, а Альфа не появлялась у нас дома?
Вика, задавая этот вопрос, почувствовала, что слегка дрогнувший голос выдал её, но по счастью всё обошлось. Отец, видимо, ничего не заметил, а если и заметил, то не придал этому значения. Она поспешно попрощалась с отцом и Ларисой, не подозревая о том, что в будущем дрогнувший голос иногда тоже может спасти жизнь и привести к неожиданной встрече. Всё потому, что голос дочери встревожил Михаила Сонина, и он решил позвонить своему старому другу Борьке Ермилову, служившему в МЧС. Пока Сонин-старший излагал свои тревоги по поводу дочери, Ермилов сидел на тахте в домашних тапочках и курил.
— Миша, — басил он, — ты толком объясни, что тебя беспокоит?
— Сам, честно говоря, не знаю, Борис, просто какое-то дурное предчувствие.
— И всё?! — с недоверием спросил Ермилов, кидая окурок в пепельницу в виде морской раковины.
— Да.
— А что я-то могу сделать?
— Ну, я не знаю, пошли хоть проводника с собакой. Пусть встретит мою дочь, проследит всё ли у неё нормально, проводит до гостиницы...
— Понял, Миша, ты просто соскучился, скажи уж честно?
Михаил Сонин промолчал, а что тут скажешь, здесь и так всё понятно без слов.
Теперь, когда стало ясно, как Антон Себерецкий и Альфа попали в Австрию, можно двигаться дальше по волнам нашего повествования.